С каждым днем тебе всё холодней Ушедший взглядом в себя, Ты прячешься от людей А память твоя — на сердце якорь…
Элли на маковом поле — «Рядом»
Ледяная вода не спасала. Обрызгав лицо и добрую половину капель оставив мутными пятнами на зеркале, Лея Шепард захлопнула кран. Вгляделась в стекло, замусоленное, всё в разводах, и мрачное, какое-то чужое лицо с кругами под глазами, казавшимися чёрными на фоне серовато-бледной кожи, взлохмаченными волосами, в ответ безразлично поглядело на неё в упор. В лиловых глазах сверкнуло сияние ледовых пейзажей Алкеры. Лея Шепард вздрогнула и отшатнулась. На секунду почудилось, что из зеркала на неё смотрит кто-то другой: вернувшийся из-за той стороны и занявший её место. Лея неверной рукой скользнула по горячему лбу и осторожно покачала тяжёлой, как свинцом налитой, головой, чтобы избавиться от этих дурных мыслей. «Это всё от ужасного света. И бессонницы», — решила она, мелкими шаркающими шагами переползая из душевой в каюту. Очередная попытка перераспределить силы коллекционного флота оборвалась на середине: теперь корабли поменьше защищали «Путь предназначения» спереди, оставив тылы открытыми. «Ну и фиг с ним», — скривилась Лея (вялое сознание ужалило чёрное сожаление, что она не сумела сказать так два года назад) и ничком рухнула на кровать, вслепую подтягивая к себе подушку. Её мутило и лихорадило. Лея Шепард теперь даже представить себе не могла, как у неё получилось с полчаса (или час? или сутки?) назад подняться до рубки пилота и в тщетных попытках не встречаться с взглядом Джокера по передатчику заявить о передаче «Нормандии» со всем имеющимся на ней экипажем (в количестве трёх штук: пилота, капитана, и запрещённого к разработке ИИ террористической организации, являющегося «Нормандией» — о чём она благоразумно умолчала) патрульным кораблям. Фрегат «Кувейт» немедленно занял позицию сзади и слева, чтобы удобнее было стрелять, очевидно, а крейсер «Константинополь» пристроился чуть спереди и справа, периодически маневрируя так, чтобы «Нормандия» не могла предугадать следующее движение и дёрнуться. И это несмотря на все заверения Шепард в абсолютном благоразумии экипажа. Хотя Джокер, конечно, не мог не предложить вдарить по навороченным «Дротикам», а потом по газам (или наоборот), не отключив при этом связь с конвоирами. Лея тогда вспыхнула — и улыбнулась: уголки губ дёрнулись совсем невесомо. Это было в стиле Джокера. И как только она собиралась отправляться на Землю совсем одна? Лея перевернулась на спину. Иллюминатор в потолке облизывали иссиня-лиловые потоки разогнанного до сверхсветовой скорости нулевого элемента, попеременно вспыхивала космическая чернота, усеянная белыми точками-звёздами. Скоро этого не будет. Ничего. Ни этого крохотного чердака с окном в бесконечность. Ни сверхсветовой скорости. Ни вереницы кораблей над рабочим столом. Ни стереосистемы, всегда пульсирующей неправильной, неуместной музыкой… Ничего из того, что она знала. Что будет, не хотела и предполагать. Вдруг захотелось стать маленькой, крохотной, незаметной — песчинкой на планете пустынь. Прижав подушку к животу, Лея перевернулась на бок и подтянула колени к груди. Протеанский шар, как упругая капля ртути, нефтяно таращило цветами радуги в ответ на пучки света, проецируемые стереосистемой. Яркие блики ложились пятнами на пол, на металлические стены, очерчивали острые носы кораблей. Музыка выбивала все мысли из головы однотипными битами. Раствориться бы в пустоте и молчании — слушая мир, сбежать от него. От неизвестности, вполне предсказуемой, от сомнения, до тошноты вгрызающегося под рёбра, от лихорадкой бьющегося под кожей страха. Только Лее сбегать было совсем-совсем некуда. — Капитан, — затрещав, вязко зазвучал из задремавшего терминала бодрящийся голос Джокера, — прошли орбиту Сатурна. Системы работают стабильно. Пункт назначения: космодром Кадьяк. Расчётное время прибытия: пять часов утра сорок три минуты по земному времени. Старый островной космодром, построенный не для фрегатов и крейсеров — для запуска спутников и безжизненных станций. Холодная северная пустошь, омытая мутными водами Тихого океана. Лее Шепард ещё никогда не доводилось приземляться там (как и на многих старых земных космодромах), однако приходилось знать их расположение, как и любому ребёнку флотских. Кадьяк был далеко, но при этом слишком близко к Ванкуверу. К резиденции совета адмиралов Альянса. В одном из писем адмирал Хакетт заверил её, что совет адмиралов ещё не давал никаких комментариев ни по поводу всей ситуации, ни по поводу следствия, курируемого СПЕКТРом, ни по поводу судьбы Шепард — якобы ожидал возможности пообщаться с Шепард лицом к лицу. Только совету адмиралов и не было нужды что-либо говорить. Всё и так было понятно. Их всё-таки считали террористами. Лея закрыла глаза и придушила в подушке вымученный смех. — Капитан! Вы что ли онемели от радости? Капитан! Капитан, вы слышите меня? Джокер тоже нервничал: привычная насмешливость превращалась в звенящую дрожь. Его голос звучал уже отовсюду: из терминалов, из колонок в платформе СУЗИ, и пробивался будто бы даже сквозь вязкие электропереборы стереосистемы. — Твою мать, Шепард! Не пугай меня. А у Леи сил не хватало, чтобы просто перевернуться, протянуть руку с тумбочки гарнитуру стянуть и выдохнуть в микрофон «принято» на грани слышимости. Тем более — вставать и кричать в микрофон интеркома. — Шепард! Я считаю до трёх. Не отзываешься — иду к тебе. Три! Всё. Иду. Эфир затрескотал и смолк. Возражать Лея не стала. Шевелиться — тоже. Только, уткнувшись носом в уголок подушки, подумала вдруг, что надо бы дать команду СУЗИ задраить её каюту так, чтобы не то что Джокеру — Альянсу пришлось её отсюда выкуривать дымовыми бомбами и перцовыми газами. В самый раз для террористки. Датчик двери мигнул зелёным: с тех пор, как распрощалась на Цитадели с экипажем, Лея упаковала все нелегальные пистолеты в контейнеры в грузовом трюме и не запирала дверь. Теперь никому бы и не вздумалось подниматься к ней: СУЗИ всегда была везде и нигде сразу; а к Джокеру проще было спуститься самой. — Шепард! Джокер с порога окликнул её самым разъярённым, самым яростным тоном, очевидно, намереваясь устроить расклеившемуся капитану выволочку, достойную сержанта академии, но не пройдя и шага споткнулся. Не физически — иначе Лея бы подпрыгнула на месте, а не медленно оторвала голову от подушки— на словах. И замер на первой ступеньке. Выбранная им тактика нападения с треском провалилась. Джокер растерянно потеребил козырёк кепки вверх-вниз, а его взгляд лихорадочно заметался по каюте, задерживаясь где угодно, только бы не на Леиных глазах. — Шепард! Я… Ты долго не отзывалась! — Думал, я опять тут с ума схожу? Не переживай, больше такого не повторится… Лея ткнулась лбом в подушку. Воспоминания об истерике, устроенной ему в медотсеке, до сих пор обжигали сознание и совесть, как пощёчины наотмашь — и всё ещё было ужасно стыдно смотреть Джокеру в глаза. Можно подумать, у него без её истерики после Бахака всё было хорошо! — Да нормально всё. Было. То есть… — отмахнулся было небрежно Джокер, но осёкся и, растерянно кашлянув в кулак, уставился на неизменно нежилой аквариум, как в первый раз. Он выглядел смущённым настолько, будто только что увидел своего капитана голой. Хотя, пожалуй, лучше бы она и вправду лежала перед ним абсолютно голая, но уверенная в своём решении, чем такая: растерянная. С обнажённой душой. — Я могу уйти, — тихо пробормотал Джокер. — Ты уже пришёл, — прохрипела Лея и откашлялась. — Зря, что ли? Она медленно приняла вертикальное положение. Озноб из солнечного сплетения расползся по всему телу. Лея поёжилась. И пока Джокер несмело и неловко, боком, спускался к ней, хлопнула ладонью по кровати и глупо улыбнулась: — Она несколько жёстче, чем кажется на первый взгляд. Джокер усмехнулся краем губ да так и замер с этой усмешкой в паре шагов от кровати. Такая нелепость! Лея неловко поёрзала, по привычке устраиваясь на краю кровати по-турецки. Ещё раз похлопала рядом с собой. Джокер, поправив кепку, мотнул головой. — Ты хоть что-нибудь ела? — Да. О таких вещах — спала ли, ела ли, принимала ли таблетки — Лея лгала не задумываясь, на автомате. Джокер скептически приподнял бровь: — И что же ты ела? Вопрос прозвучал так непринуждённо и между прочим, как будто бы они были если не семьёй, то лечащим врачом и пациентом и вести такие разговоры — то же самое, что доложить о состоянии «Нормандии». Лея даже не сразу нашлась, что ответить (отчасти потому что старательно вспоминала, два или три дня назад в последний раз прикасалась к чему-то действительно сытному, белковому и что это было), а когда вспомнила, что вообще-то вчера перекусила какой-то соевой сосиской, Джокер, покопошившись во всех четырёх карманах штанов, протянул ей батончик. Совершенно добил. Лея несмело, двумя пальцами, вытянула батончик из его руки, и Джокер поспешил усесться на пол в изножье кровати, задрав козырёк кепки повыше. Лея повертела батончик в руках, всмотрелась в упаковку: матовая белая шелестящая, из церберовской пайки, пропечатан какой-то сморщенный фрукт, похожий на чернослив. — Что это? — Еда. Чтоб ты в обморок не грохнулась. Ну, вдруг. Я вообще подумал, что уже. Раз не отвечаешь. Лея ляпнула: — Неохота было тянуться до гарнитуры. Голова Джокера ехидненько качнулась вперёд и в сторону. Не поверил. И Лея бы удивилась, если бы после стольких испытаний, заменивших десятки лет службы плечом к плечу, он не сумел бы различить её неуклюжее лукавство. — С чего ты вообще взял, что я ничего не ела? — СУЗИ сказала. А ты ж биотик. Вам… Тебе вроде как надо. — Вот стерва, — нахмурилась Лея, разрывая упаковку: может, если услышит шелест, отстанет. — А кто доказывал мне, что СУЗИ — это часть «Нормандии»? — Не знаю, — Лея взмахнула рукой с батончиком, — может, ты сам? Джокер, почти запрокинув голову, расхохотался. Лея скрипнула зубами. Лишённый ограничений искусственный интеллект, встроенный в корабль и шпионящий за капитаном — что ж, теперь Лея Шепард хотя бы могла больше не считать себя параноиком и не отмахиваться от невесомого взгляда между шестым и седьмым позвонком. Одной проблемой меньше. Жаль, что это никак не влияло на тонну оставшихся. — Она искусственный интеллект, — отсмеявшись, поучительно выдал Джокер. — Она не может быть стервой. — Все могут, — философски подметила Лея. — Просто с ними нужно уметь находить общий язык. — А, это ты хвастаешься, что нашла общий язык с Мирандой? Но это другое. СУЗИ… Она корабль. — Поэтому ты называешь СУЗИ «она»? Джокер положил голову на кровать и, задорно сощурившись, примирительно рассмеялся. Кепка свалилась на кровать. Лея щёлкнула по козырьку кончиком ногтя и озадаченно поглядела на половинку батончика, оставшуюся в руке. Кажется, она и вправду была голодна. Даже ком тошноты сжался, толкнулся было в горло, но упал, потерялся в тянущем тёплом чувстве, разворачивавшемся где-то между животом и грудью. Чудом не ткнув Джокеру в нос остатком батончика, Лея спросила: — Откуда такое сокровище? На упаковке темнела фиолетовая полоска: отметка о повышенной калорийности, специально для биотиков с их ускоренным обменом веществ. Джокер замялся и, очевидно, неспроста: либо он таскал из пайки биотиков (что вряд ли — Гарднер бы взвыл), либо взял батончик на кубрике специально подкормить её. Он снова уселся затылком к Лее и выпалил на выдохе: — Личная заначка. — Вау! Капитан объедает пилота. Со смешком Лея переползла на пол и запрокинула голову на край кровати. Далёкие холодные звёзды всё так же то стирались иссиня-лиловым полем, то проступали на тёмном небе— как перламутровые ракушки на песчаном побережье Вермайра. Должно быть, там встретились в каком-нибудь ином мире Кайден и Мордин. Батончик встал поперёк горла. Туго сглотнув, Лея выдала не то ик, не то всхлип, сунула фантик в карман и придвинулась к Джокеру. Плечом коснулась плеча, чтобы озноб не колотил так отчаянно и, сложив руки в замок на коленях, заговорщицки шепнула: — Спасибо, правда. Что бы я без тебя делала… — Хороший вопрос, — нервно хохотнул Джокер, старательно уводя её от благодарности. — Хотел бы я посмотреть на их лица, когда они увидели бы одну тебя на корабле. Кстати, что бы ты им сказала? — Один за всех? Горло вдруг до мурашек пощекотал нервный смех, и Лея поспешно спрятала покрасневшее лицо в ладонях, прежде чем дать ему волю. Сквозь плотно сжатые пальцы он звучал до ужаса похоже на плач. Джокер нарочито громко хохотнул: — Да и сейчас только представь их лица! Они поднимаются на борт «Нормандии», а тут только мы. — Они будут счастливы, — саркастично выдавила она и замолчала. Смех оборвался так же беспричинно и резко, как и забился в горле. Скользнув ладонями по лицу, Лея прижала их губам и опять уставилась на протеанский шар. Он по-прежнему мерно сжимался и раздавался — как будто дышал. — Вот уж точно. Самые злостные преступники во всей галактике, непобедимая команда: пилот-инвалид и капитан… — Ходячий труп, — мрачно закончила Лея. Она начинала находить очарование в желчном подшучивании над своим воскрешением — и это пугало. Джокера тоже: он нервно поёрзал, поудобнее приваливаясь к кровати. — Слушай, — качнув головой, он поспешил нарушить молчание потоком поддельной весёлости: — А давай всё-таки вдарим по «Таниксу» и рванём под крыло Омеги! Кажется, вы с Гаррусом прониклись ею. Он, наверное, недалеко ушёл от Цитадели. СУЗИ найдёт, где спрятаться. Будем благородными разбойниками. Я ради такого согласен даже нашу птичку переименовать в какой-нибудь «Шервуд». — Ух ты, — усмехнулась Лея, — да у тебя никак среди выпусков всяких «Горячих созвездий» затесался комикс про Робин Гуда? — Обижаешь. С тобой даже кроган начал классику почитывать. Как я мог ему уступить? Лея тепло рассмеялась, а Джокер осторожно положил пальцы на её плечо и замер: прощупывал границы дозволенного. Пальцы были шершавыми, горячими — приятными, Лея затаилась. Джокер легонько встряхнул её за плечо: — Соглашайся, Шепард. Пока ещё не поздно. Они ещё не знают всех мощностей «Нормандии». — Не могу. Мы уже это обсуждали. Иначе батарианцы войной хлынут на Землю. Как на Мендуар. Они не знают жалости. — Это проблемы дипломатов. И вообще, разве их не должны куда больше волновать Жнецы? Ты же сама говорила… — А если Жнецов не будет? Если это их… Внушение? Джокер ошалело замер. Лея покосилась на пульсирующую протеанскую сферу и вымученно потёрла лоб. Ничего страшного, если он сочтёт её сумасшедшей: она и сама уже сомневалась в собственной адекватности. А эта мысль так и вовсе назойливо кружила в сознании с самого посещения Хакетта, с неприкрыто скептического вопроса о приближении прибытия Жнецов… Воспоминания о голограмме огромного Жнеца, полупрозрачной, желтоватой, казались такими же пыльными, мутными, как дурные сны — неправдоподобными. Лея мотнула головой. Никогда больше она не подойдёт к непонятным приборам и артефактам, будет обходить их за километр. Лучше уж подставлять голову под пули, чем под протеанские — и тем более жнецовские — маяки. — Мне кажется, ты загоняешься, Шепард. Джокер опасливо передвинул руку на второе плечо. Когда протеста не последовало, пальцы утешительно сжались. Понуро опустив голову, Лея помассировала кончик указательного пальца. — Прости меня. Джокер красноречиво задрал кепку повыше и моргнул. Дважды. — Я затащила тебя в такую задницу, Джокер. И… Я… — она развела руками. — Я понятия не имею, как из неё выбираться. Я не знаю, что нас ждёт на Земле. Кто нас ждёт. Чего они от нас потребуют. И ты не должен был отправляться со мной, просто потому что я твой капитан. СУЗИ бы не дала мне угробить корабль — ты же знаешь. — Шепард… Лея поморщилась. — В том, что случилось, нет твоей вины. Мой косяк — мне было и отвечать. А я... Струхнула. Хреновый из меня капитан. И офицер Альянса — не лучше. Прости. — Да иди ты. — Что? Губы шевельнулись в немом вопросе. Джокер отдёрнул руку и, сжав её в кулак, процедил, каждым словом припечатывая Лею к месту. — Да иди ты нахрен со своими извинениями, Шепард! Поняла? Лея смотрела на него, широко распахнув глаза, и даже не знала, что и сказать. А Джокеру и не нужны были слова: его несло, и каждое его слово подбрасывало топлива в поглощающий Лею жар. — Ты серьёзно? Ты правда думаешь, что я остался с тобой, только потому что ты капитан? Лея затравленно кивнула. У неё, конечно, были мысли — другие. Но она не позволяла, придушивала их, как в Академии Альянса придушивала накатывавшие взрывы биотики в зародыше. Нельзя — слишком опасно — было думать, что их с Джокером действительно связывает нечто большее, чем долг: это невидимое, необъяснимое чувство, которое за этот год стало только больше. Лея не знала, как это называть: не влюблённость, едва ли любовь — тесная полупрозрачная связь, как будто бы кто-то сплетал их днк-нити воедино, переписывал коды, заставляя сближаться, которая ощущалась в воздухе нежным электрическим покалыванием. Которую было очень страшно ощущать. — Шепард. Я остался не потому что в этом грёбанном Бахаке мы были вдвоём, не потому что я пилот, а ты капитан. И не потому что я боялся за «Нормандию»… Хотя, конечно, ты взрываешь всю технику, к которой приближаешься ближе чем на полшага, — Джокер неровно хмыкнул и опасливо покосился на неё: Лея дёрнула уголком губ. — Просто я так решил. Они решили уйти, я решил остаться. — Никому нельзя было оставаться… — Да мне насрать! — перебил он её. Лея умолкла. Джокер растерянно сжал кепку на затылке, потом скользнул ладонями по лицу и прицокнул языком, не в силах подобрать подходящие слова. Глядя прямо перед собой, на закрытую дверь, он снова приобнял Лею за плечо и пробормотал: — Не знаю. Я должен был остаться. Джефф протянул ей раскрытую ладонь, безмолвно прося позволения быть рядом. И Лея позволила. Когда Джефф бережно обнял горячей ладонью её холодные, непослушные, мягкие пальцы, Лея снова выдохнула: — Спасибо. — Шепард… Джефф резко умолк, как будто случайно, но на самом деле многозначительно, и в этом молчании Лея Шепард услышала всё, что он когда-либо ей говорил: и что она капитан, и что его работа — спасать её задницу, и что он пойдёт с ней в пекло, и что вместе они хоть до самого дна ада спустятся и вернутся обратно. И когда Лея с осторожностью благодарно сжала его ладонь, он хохотнул: — Как ты это вывозишь? Этот звездец ни один нормальный человек не вывез бы, про ненормальных вообще молчу. Как всегда, шутка за шуткой, смешок за смешком, Джокер как какой-то чёртов хирург с кучей лазерных манипуляторов — наверное, из тех, кто остался на «Лазаре» — слой за слоем подбирался к самой сути проблемы, от которой Лея по старой привычке сбегала. Зарывалась в миллионы дел, как в песок, прыгала в пекло, как за щит, кидалась заботиться о других, чтобы не думать, чем помочь себе… А теперь пришлось столкнуться лицом к лицу. Лея несмело взглянула в глаза Джеффу и прошептала: — Никак. Я не вывожу, Джефф. Слова с трудом пробились через перекрывший горло болезненный ком. Лея привычным движением помассировала шею и огляделась: не хватало ещё, чтобы СУЗИ это услышала или — хуже — записала. Офицер Альянса должен быть невозмутим, капитан не должен жаловаться пилоту, герой галактики должен оставаться героем всегда… Только она никогда не рвалась в герои. Она просто хотела спасать. Да и она ли… Джефф болезненно шикнул: Лея не заметила, что сжала его руку чуть сильнее. — Я не вывезу этого, понимаешь? — исступлённо зашептала на грани беззвучия она, глядя только на свой маленький флот. Глаза стекленели от застывавших в них слёз — и откуда только опять взялись! — Я не хочу в тюрьму. Мне… Мне очень страшно. Очень. Она не готова — теперь, за пару часов до конца, Лея Шепард, убеждавшая всех в обратном без малого две недели, это поняла. И уже ничего не могла сделать. Только кусать губу, перебивая этой покалывающей болью зудящие под веками слёзы, перекрывая жгучую безнадёгу в сознании. — СУЗИ! — резкий, отрывистый приказ Джокера заставил Лею вздрогнуть. — Отключи камеры и микрофон. На ближайший час. — Запись в каюте капитана не ведётся, мистер Моро, — подчёркнуто официально, как будто никогда в жизни не называла его «Джокером», выдала СУЗИ, материализовавшаяся на платформе. — СУЗИ, — Джокер склонил голову к плечу, — я ведь и ограничить могу. — Попробуйте, — СУЗИ мигнула, переливаясь голубоватыми полосами, а потом вдруг нарочито механизированным голосом процитировала что-то смутно знакомое: — Я тебя породил, я тебя и убью. Поняла. И отключилась. Ладонь Джеффа успокаивающе скользнула по плечу, он сел теснее, хотя, казалось бы, ближе уже нельзя, прижался кожа к коже, и горячим дыханием колыхнул прядь на виске: — Я тебя не брошу, Лея… Помедлив, Джефф невесомо коснулся суховатыми губами виска. Лея Шепард замерла на вдохе — и впервые почувствовала себя в безопасности. Действительно в безопасности. Без чужого взгляда, ввинчивающегося в спину, без тревожного холодка вдоль спины от чужой биотической силы, сворачивающей пространство в сгустки материи, без солоновато-кровавого ощущения бесконечного кошмара. Впервые за целый год, наполненный беспрестанным беспокойством за каждого (и из-за каждого) члена экипажа «Нормандии», кто-то побеспокоился о ней. И Лея Шепард вдруг подумала, что всё это как-то нелепо: она должна спасать Джокера, держать его за руку — не наоборот. И совершенно невовремя: за полтора часа до того, как их арестуют. Да и Жнецы уже совсем близко. Однако когда Джефф попытался отодвинуться, до бесстыдства умоляюще сжала его ладонь. Джефф прислонился щекой к её виску. СУЗИ выждала ровно час, прежде чем, моргнув беловатыми пикселями, возникнуть на платформе с сообщением о том, что они приближаются к орбите Марса и до Земли осталось двадцать три минуты сорок семь секунд, и раствориться. Лея, почти задремавшая на плече Джокера, вздрогнула и тяжело заморгала. Он осторожно повёл затёкшим плечом, пальцами прощупывая кости — целы. — Пора, — вздохнула Лея, поднимаясь, и протянула руку Джокеру. — Да уж, — крепко ухватившись за её руку, он кряхтя встал напротив и сказал с ужасающим знанием дела: — Обещай, что не дашь им себя сожрать. Они ведь с большим удовольствием проедутся по тебе катком. — Обещаю, — кивнула Лея, хотела сжать его плечо, но вместо этого положила ладонь на грудь. Гулкое биение его сердца она ощутила даже в вене на запястье — словно вошла в резонанс. Волна жара захлестнула её с головой, перекрывая дыхание. Захотелось скользнуть ладонью чуть выше, огладить нарочито небрежную бороду, большим пальцем очертить скулу — коснуться губами губ до сухости в горле, до помешательства, до короткого замыкания в мозгу. Лея отдёрнула руку и тонко нахмурилась, одёргивая себя: «Бред!» Джефф, мотнув головой, словно тоже сбрасывал с себя какое-то оцепенение, обошёл её и захромал к лестнице. Лея одеревенело плюхнулась на край кровати и вцепилась в простыни. Теперь постель казалась обжигающе ледяной. А Джокер, поднявшись на вторую ступеньку, вдруг обернулся с лукавой усмешкой: — Хэй, Шепард, обещай вести себя хорошо, если тебя посадят. Соблюдать режим и всё такое. А то иначе у меня не получится устроить тебе побег. — Вот как! — Лея хохотнула, украдкой смаргивая навернувшиеся всё-таки в уголках глаз слёзы. — То есть за себя ты вообще не боишься? — Я инвалид, Шепард. Безобидный и ни на что не способный. Это, знаешь ли, иногда удобно. — Он подмигнул ей и козырнул двумя пальцами: — Увидимся на мостике, капитан. И не забудьте про парадную форму или что там этот старый… Кхм, адмирал Пятого Флота Альянса советовал напялить. Когда за Джокером закрылась дверь, Лея вдавила ладони в колени и обреченно поднялась. Ей советовали надеть парадный мундир, но мундира давно уже нет. Остались только жетоны, измятые и поломанные судьбой так же изрядно, как и сама Лея Шепард. Коммандер Альянса. Помедлив с мгновение, Лея рывком сняла их с подставки, на которой они украшали каюту добрых полгода. Металлические шарики цепочки пощекотали кожу. Плаксиво бряцнув, жетоны легли на грудь забытой тяжестью.