ID работы: 13491555

СНЕГОПАД ВЕСЕННЕГО ЦВЕТА

Слэш
NC-17
В процессе
115
автор
Размер:
планируется Макси, написано 687 страниц, 31 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
115 Нравится 197 Отзывы 48 В сборник Скачать

Часть 30. RØKT МЕKRАL

Настройки текста
Примечания:
«Норвегия… Когда мы приехали, погода испортилась, как мне показалось, но все местные сказали, что распогодилось, и, что мы солнце с собой привезли. Мы жили в деревушке Нусфьорд, такой, как из книг Кинга про маленькие деревушки, в которых скрывается великое зло. Но зла тут не было. Тут было уютно. А виды, как на картинках по первым запросам в гугле. Леса, мох, озера, в которых отражались разноцветные деревянные домики, стоявшие вдоль берега. В одном из таких домиков мы и остановились. Внутри, как и снаружи, было мокро, влажно, холодно. В нем не было батарей, в Норвегии, в принципе, нет центрального отопления, поэтому дома обогревались камином на первом этаже, а на втором теплопушками. Но даже при этом, каждый раз ложась в кровать, я ощущал сырость одеяла, подушки и матраса, и приходилось выжидать, пока тело нагреет пространство возле. А поутру, когда еще все спали, я выбегал из дома, бежал в леса, карабкался по крутому склону, стирая кроссовки и ногти, забираясь на самый верх, туда, где ветер с ног сносил, туда, где стояла одинокая красная скамейка, с которой открывался чудесный вид на нашу деревушку. Так мирно и спокойно. Просто санаторий для души с ароматом рыбы.» — Да кури уж, что ж, взрослый человек как-никак. — Стопорит тетя Лена Антона, который по обычаю чуть со скалы не сбрасывается, лишь бы его не спалили. Хоть тетя Лена и дала согласие на перекур, но Антон все же тушит сигарету и прячет окурок в пачку. — Никак не привыкну. — Сметает она ладонью со скамейки влажные капли. Тут все было влажным, будто дома, скамейки, камни, стволы деревьев умели потеть. «Серость. Холод. Туман. Тишина. Что еще нужно для отдыха? Я раньше думал, что эти маленькие домики так размалёвывают по приколу, а нет, ведь эти домики тут единственное напоминание о том, что в палитре куда больше трех монохромных цветов. Но несмотря на внешнюю депрессивную картинку, у меня в душе было тепло, как никогда.» — Не замерз тут сидеть? — Вглядывается тетя Лена в горизонт, пересчитывая лодки рыбаков в море. «Я часто тут сидел. Всегда сидел. С утра, пока лодки к причалу не пристанут. И вечером, пока ночь не съест последние различия камня и дерева. Иногда я смотрел. Смотрел на бесконечную водную гладь, когда она спокойна, когда она буйна, когда озаряется солнцем, когда гаснет во тьме, превращаясь во второе небо. Смотрел на обрыв. Смотрел под ноги. Смотрел на скалы. Я много смотрел. А иногда думал, и тогда я уже никуда не смотрел, хоть Йотнар мимо бы прошел, я бы и его не заметил. Ведь я путешествовал по бескрайним просторам мысли. На удивление я не думал об Арсении. Видать «переболит и заживет» универсальный закон. Теперь я вижу, что навряд ли его любил, да и уж тем более он любил меня. Это было красиво, желанно, так остро, и я рад, что все закончилось на этом, а не скатилось в бытовуху, скуку и взаимную усталость. Этого бы я точно не пережил. В основном, сидя тут, я думал о своем будущем. Мне понравилось проходить практику, и, возможно, я попробую следующим летом найти что-то похожее, а пока просто буду хорошо учиться, может исследовательскую напишу. Нет, я точно напишу исследовательскую.» — Нееет… — Выдыхает Антон пар. — Тут хорошо. — Ты как? — Забирает она из его рук пачку сигарет, достает одну и выжидающе смотрит на Антона, который, как в замедленной съемке, доставал зажигалку. — Джентльмен. — Откидывает она голову и выдыхает дым. — Честно? — Хотелось бы, врать ты и так уже заврался. Антон кивает и тяжело выдыхает, отворачиваясь в сторону моря. — Мне первый раз разбили сердце. Это неприятно. Я думал, будет по-другому, красиво, как в фильмах или книгах, а по итогу все так убого и бессмысленно. — Есть такое. — Кивает она, и уголок ее губ дергается. — Арсений? — Арсений. — Сжимаются губы в тугую полоску. — Так заметно? — Заметно, очень даже заметно, по нему больше заметно было в те редкие разы, когда я видела его рядом с тобой, чем по тебе рядом с ним. В какой-то момент я даже хотела с ним поговорить, а в какой-то даже поговорила. — Что сказал? — Складывает Антон локти на колени и упирает в ладони подбородок. — Да так, ничего особенного, чтобы мы не волновались, что ценит мое мнение, но твое ценит больше. Антон усмехается, встает, подходит к обрыву, застегивая куртку, чтобы она с него не слетела от порывистого ветра, поднимает камень и со всей дури бросает его в небо, в Бога, но тот под силой тяжести падает вниз. — А почему со мной не поговорила? — Берет он еще один камень. — Да тебя выцепить большое дело. — Улыбается она. — И что? И все? А где слова поддержки, непонимание, выселение из семьи, ты мне родитель или кто? — Вышвыривает он камень за камнем. Елена молча тушит сигарету, подходит к краю, взирая на маленькие точки, которые вблизи называют домами, берет камень и вышвыривает его вслед за камнем Антона. — Грусти, грусти пока можешь, наслаждайся этой тоской и грустью. — Утыкает она опаленное холодным ветром лицо в болоньевую горловину жилетки. — Потом будешь жалеть о лишних килограммах, вовремя неоплаченных счетах, занятом месте на парковке. А сейчас всецело отдайся этой тоске по любимому человеку. Антон усмехается, подкидывает пару раз камень вверх и передает тете Лене. — Да нагрустился уже как-то. А твои чувства имеют отклик? Елена замирает и камень, который был уже готов лететь за горизонт, падает на землю. — Ты и моя мама… Вы… — Поднимает Антон этот камень и кидает вдаль. — Встречаетесь? Елена улыбается, достает пачку и закуривает. — Нет. — Почему? Вы… Ты ведь ее любишь. Елена кивает и делает еще пару шагов к обрыву, и Антону так и хочется ее одёрнуть. — И она тебя, так почему? — Мы испытываем к друг другу немного разные чувства. — А если нет. А если одни. Спроси. Вы вместе больше чем мне лет, я думал, вы это уже обсуждали. Елена отрицательно качает головой. — Ты то сам на это как отреагируешь? — Я то что? Я взрослый человек, вы взрослые люди. Все четко. — Нет, Антон, все не четко. Мал ты еще, чтобы взрослых тетенек уламывать на авантюры. — Я не мал! — Оживляется парнишка. — Просто, я вижу, наверное, я не знаю, но мама, я уверен, она не отвергнет твои чувства. — Бросает он еще один камень, который чуть не пробивает крышу желтому домику. — Ой. — Ты не понимаешь… — Тяжело вздыхает тетя Лена и смотрит вверх, где из-за туч и облаков не было видно и намека на солнце. — А что тут понимать?! — Делает он шаг, становясь лицом к лицу с тетей Леной. — Если ты человека любишь, ты всегда рядом. Исходя из этого, вы очень сильно любите друг друга. — Если бы в этом мире было все так просто, то не было бы так сложно. Вы моя семья, я не хочу терять тебя, терять Майю, терять хоть что-то, что имею сейчас из-за своих желаний. — Улыбается она, всматриваясь в эти зеленые глаза, готовые свернуть горы. Они еще минут пять простояли, дождавшись рыбаков с утренней добычей. — Как знаешь, но меня ты не потеряешь в любом случае. — Спрыгивает Антон по склону вниз. Елена улыбается и идет следом. — И когда ты только успел повзрослеть… «Так странно, я почему-то думал, что мы вскроемся немного иначе. Больше драматизма, криков, оров, непонимания, как в фильмах, я даже представлял себе эту сцену с заломанными руками тети, которая смотрит в небо с криками: «За что мне продолжатель рода педик?! Где мои внуки?!» А оно вон оно как. Ну, так даже лучше.»

***

«Быт в Норвегии складывался размеренно. С утра мы вставали от звонов лодок, прибывших из моря, дальше все туристические домики собирались в одном большом на завтрак, потом такой же дружной компанией мы ехали на экскурсии, обедали в каком-нибудь местном ресторане, приезжали обратно, ужинали и расползались по домикам, а иногда даже шли к кому-нибудь в гости. Вино, камин и сидящие вместе люди, которые даже на одном языке не говорили, но в такой атмосфере все понятно и без слов.» — Gutt! Jeg forstår ikke! Hva vil du? Åpne oversetteren! — Теряет терпение бородатый мужчина за прилавком. — Меkrаl. — Как заезженная пластинка, повторяет одно и тоже Антон. — Noen! Fortell ham at jeg ikke forstår ham! Hva slags «mеkrаl»? — Взмахивает он руками, привлекая внимание собравшихся в лавке, а затем сует Антону ручку и жирный лист бумаги. — Skriv til meg! — Røkt Меkrаl. — Даже не ведет бровью Антон, требуя свой товар, будто Терминатор требует одежду. — Guder! Hjelp meg! Jeg har det ikke! Nei! Permisjon! La meg være i fred! — Røkt Меkrаl. — Заклинает Антон, и тут ему на плечи падают руки и встряхивают его так по-свойски, что Антон тут же забывает слова, которые учил на протяжении часа. — Hei, hvordan har du det? — Протягивается рука из-за спины парнишки и пропадает в крепкой ладони лавочника. И стоило этим двум рукам расцепиться, как этот Hei начал такую эмоциональную тираду, что у Антона от стыда уши покраснели, хоть он и не понял ничего, но сейчас он чувствовал себя собакой, которая понимает все по интонации. И когда Антон уже был готов скинуть эту ниоткуда взявшуюся руку с плеча, эти два приятеля громко расхохотались на всю лавку, вовлекая и посетителей. — Что ты хотел? Я бы мог наблюдать за твоим Норвежским еще дольше, но мне пора ехать. — Наклоняется к нему парень и улыбается, разглядывая удивленные глаза напротив. — Рыбу хотел. Это же рыбная лавка. Скумбрию, копчёную, мама купить сказала. — Ну раз мама сказала. — Улыбается он и выпрямляется, вновь возвращаясь к лавочнику. — Venn! Pakk meg alt som vanlig og to stykker røkt MAKRELL. — Показательно артикулирует он последнее слово, косясь на парнишку. Антон краснеет еще больше, пусть он и сказал почти также, но вся эта ситуация просто кошмар туриста. Его тянут за плечи, и они с новым знакомым выходят на улицу, где рыбой воняло уже чуть меньше. — Держи. — Суют ему пакет. — Спасибо. — Суматошно начинает Антон рыться в кармане, доставая деньги. — Знакомая речь лучшая плата. — Наклоняется он, вновь разглядывая эти удивительные изумрудные глаза. — Меkrаl. — Усмехается он и убегает вниз по косогору к дороге, где была припаркована желтая машина неизвестной марки, в которой его уже ждали. — А ты откуда будешь? — Кричит он ему, уже открыв дверь. — ПИ-ТЕР! — Также громко отвечает Антон. Парень загадочно улыбается, машет напоследок и пропадает, уезжая вдаль. «Вот, пожалуй, и все яркие впечатления. Ну, еще мы чуть не замерзли в горах насмерть из-за того, что с мамой потерялись. А и чуть не утонули, потому что попали в шторм на лодке рыбака, которая по виду ровесница трилобитов. А так это была просто идеальная поездка, а неееееееет. Хотите ржаку? Сейчас умрете! Тетя Лена траванулась, белковое отравление. Приехали местные врачи и накачали ее всем, чем только можно. Она уснула, и мы с мамой спустились вниз. Я разлили по бокалам вино, мы устроились у камина и начали обсуждать отдаленные темы: поездку, местные лавочки, вино, еду… И тут…» — Так и что, тебе прям парни нравятся? «Видели бы вы мое лицо. Пиздец. Вот такого разговора я как раз таки ожидал от тети Лены, а не от мамы!» — Не нравятся. Мне не нравятся парни. Я не считаю себя геем, если ты об этом. Мне не нравятся парни, мне понравился конкретно Арсений и больше никто. — А как же Ира? — Делает она глоток, разминая шею. — Никак. Больше никак. Мы хорошие друзья. — А где сейчас Арсений? Антон пожимает плечами и делает глоток вина. Камин. Он. Разбитое сердце. Не хватает только титров, и тогда будет точная картина закрывающей сцены из фильма «Назови меня своим именем». — Такая жизнь, ничего не поделаешь. — Хватает Майя Олеговна Антона за шкирку и отдергивает к себе, заключая в объятия. — Не грусти, когда-нибудь и на нашей улице перевернется грузовичок с печеньками. — Целует она его в висок. Антон улыбается и кивает. — А у тебя что? Почему ты одна? После отца у тебя никого не было. — Смотрит он на маму, которая улыбается так мягко, что непонятно то ли вино начало действовать, то ли она пытается увильнуть от ответа. — Спрошу по-другому. — Щурит Антон глаза и делает глоток. — Тебе нравится Лена, как мне Арсений? Майя Олеговна давится и сталкивает с себя сына. — Я спать. И ты ложись. — Маааам! — Распластывается Антон по всему полу, ухватывает маму за ногу, отчего та падает. — Ты так мать в гроб загонишь! — Потирает она ушибленный лоб. — Ну скажиииииии! Не уходи от вопроса! — Тянет Антон Майю Олеговну обратно к дивану, но та успевает схватиться за ручку лестницы, ведущей вверх. — Антон! Не балуйся! — Ну скажи! — Что вы делаете? Майя Олеговна и Антон смотрят вверх, где на ступеньках стояла полузелёная тетя Лена. — Растяжку. — Улыбается Антон и отдергивает руки. — Майя, а где у нас теплые кофты, а то меня знобит. — Сейчас достану. — Подрывается женщина, шикает на сына и убегает вверх. «Вот как-то так, теперь я понимаю, что тормознутость в семье в вопросах чувств у нас передается на генетическом уровне.»

***

— Мммм… — Кайф… — Я готов целовать песок, по которому ходил создатель этого блюда. Три студента облюбовали столовую во время предпоследней пары. Они сидели, склонившись над дошираком, и медленно потягивали это лекарство от похмелья, разнося аромат на весь универ. Антон вернулся, и они не могли не отметить это событие, тем более что он привез им еду и приколюхи. Четыре пары прошли для них одинаково никак. И вот сейчас они ожили, что было весьма кстати, ведь дальше у них лабораторная с какой-то каргой по описанию старшекурсников. Они за минуту до звонка сворачивают свой ланч, допивая водичку и выкидывая мусор, идут на перекур, затем тащатся по лестнице, ведь быстрее постареешь, чем выстоишь очередь в лифт, и тут Антон смотрит вверх, в маленькую щелку между пролетами, забывая о важной лабораторной, друзьях и как дышать. Он даже не понял, что увидел, но вот уже бежал вверх, будто там на крыше стоит суицидник, и его срочно нужно спасти. Антон пролетает все этажи — ничего, сбегает обратно — пусто, останавливается на площадке — сошел с ума, мечется из угла в угол словно в агонии, бежит снова вверх, сворачивает в коридор, замирает и бежит, чуть ли не запинаясь об собственные ноги, вперед к самой заветной за последние три месяца цели. Все смотрели на него, как на придурошного, да и не только на него. — Стой! Собака! Стой! — Вбегает он по лестнице, снося зевающих студентов, сворачивает в очередной коридор, вытягивает руку вперед, чтобы словить фирменный пиджак… Дверь открывается, удар, грохот, скулеж! — Ты что тут бегаешь? — Выходит Паша из кабинета, который вроде занимали активисты. Он смотрит в ошарашенные зеленые глаза, на скрученный губы и палец, который указывал за дверь. Паша заглядывает, и его лицо становится копией лица парнишки. За дверью на полу с кровяным подтеком из носа валялся Твист в отключке, которого со всего размаха уебало дверью. — Пиздец. — Опускается Паша к Твисту и слегка встряхивает его. — Если что, это ты сделал. — Растерянно хлопает Антон глазками. — А что за кошки-мышки вы тут устроили?! — Рычит тот в ответ, поднимая Твиста на руках. — Да там… В общем, мне надо с ним поговорить. — Открывает Антон дверь перед Пашей. Они проходят в кабинет, в котором за огромным столом сидело человека три, и не то, чтобы им было дело до всяких мимо проходящих. Ребята заходят на кухню, Паша опускает Твиста на диван, осматриваясь по сторонам. — Нужна аптечка. — Делает он вывод и выходит. — А есть влажные салфетки или вата, а то у него кровь сейчас все зальет?! — Осматривает Антон бледного парня на черном диване и бежит вслед за Пашей. — Какая кровь? — Отрывается от бумажек Настя, сидящая за столом. — Да там парня дверью уебали. — Поясняет Паша, роясь в ящиках. — Аптечка в секретарской, и зовите лучше медиков, раз дело до аптечки дошло. Антон кивает девушке, оглядывается и бежит за Пашей в секретарскую. — Может лучше его к медикам? — Они до четырех, вполне возможно, что уже ушли. Паша открывает аптечку, осматривает содержимое, кивает, довольный наполнением, они возвращаются на кухню, и Антон вновь переходит на мат, ведь диван был пуст. Твист ушел.

***

— Почему ты мне сразу не сказал, что он тут?! — Встречает разгневанный Антон председателя у турникетов общежития. — Пропустите его, он активист, у нас собрание. — Учтиво наклоняется Паша к охраннику, который на автомате пропускает парнишку. Антон шурует за Пашей, который в припрыжку успел уйти на этажи выше. — Эй! Почему ты мне ничего не сказал?! — Устало повисает Антон на перилах и кричит в пролет вверх. — А ты не спрашивал. Я что телепат? Не телепат, так что в следующий раз пиши, звони, заходи. — Прикладывает он два пальца к уху и улыбается. — Фу! И чем у вас так воняет?! — Возмущается запыхавшийся Антон, пройдя семь этажей. А воняло какими-то специями, которые оседали в носоглотке и в легких, раздражая слизистую и застилая желтым туманом глаза. — Нам сюда. — Приоткрывает Паша дверь в коридор, где воняло еще сильнее. — Тараканов травим. — Ага и всех студентов заодно. — Заходит Антон и тут же шарахается к Паше от полудохлого таракана, который падает со стены чуть ли не ему на плечо. — Пиздец. — Морщится он и наступает кроссовкой в что-то напоминающее баклажанную икру. — Фу! — Чуть не тошнит его. — И кстати. — Резко останавливается председатель и разворачивается на парнишку, который уже успел в него врезаться. — Антон, умерь на всякий случай свой пыл. Твист в последнее время очень нестабилен в сторону ему не характерную. Так что сейчас не самое удачное время для выяснения отношений. — Смотрит он на застывшие даже не зеленые, а черные глаза, которые усердно анализировали полученную информацию, отодвинув гнев на второй план. — Нам туда. — Резко разворачивается Паша и скрывается за поворотом. — Чего?! — Приходит в себя Антон. — Ой, бедный мальчик! Тогда конечно! Свяжу ему теплые носки, а на ужин испеку пирог с АБРИКОСОВЫМ ВАРЕНЬЕМ!!! — Разрывается парнишка в саркастичной тираде на весь этаж, но в ответ лишь тельца мертвых тараканчиков дождем бились об кафельный пол. Он нагоняет Пашу, они заворачивают, минуют пожарную лестницу, и вот Антон видит около двери тумбочку, компьютер, какие-то вещи и парня, который сидел в позе эмбриона, уткнувшись лицом в колени. — Ты какого хрена тут делаешь?! Я тебе где сказал сидеть?! Надышаться хочешь?! — Вмиг подлетает к парнишке Паша, но его резко отталкивают трясущееся в гневе руки, занимая его место. — Я увидел, каким именно способом вы травите, и не был готов прощаться со своими вещами. — Бубнит Твист в колени и тут его резко поднимают и впечатывают в стену, вглядываясь в покрасневшее от химии лицо. — Ты мне все расскажешь! — Рычит Антон, захлебываясь собственным волнением. — Пуф… — Наводит Твист на Пашу два пальца и стреляет. Антон тянет его на выход, но Твист выворачивает его руки, скидывая хват. — Я не оставлю тут свои вещи. И я не буду с тобой разговаривать. — Как-то уж больно безучастно ко всему происходящему шепчет Твист и вновь занимает прежнюю позу эмбриона у стенки. Антона троит от такого поведения, это не Твист, а какая-то блеклая тень блеклой тени Твиста. — Если вам не принципиально, где не разговаривать, то пойдемте отсюда. — Трет Паша покрасневшие глаза. — Хорошо, у меня не получится тебя отсюда увести, но тут стоять мне никто не может запретить. Так что говори! Все выкладывай! — Требует Антон, сам нагоняя на себя гнев, ведь вся былая злость волна за волной гаснет, разбиваясь об этот пустой взгляд молочных глаз. — Говори! Твист отрицательно качает головой и упирается в колени, слегка вздрагивая. — Так! Говори! — Выходит из себя Антон, вздергивает парня и пихает в тумбочку, с которой тот падает на пол. — Так, ребята, брейк, нам надо всем сваливать отсюда, а то у вас уже крыша едет. — Разряжает Паша обстановку и помогает Твисту подняться. — Хорошо, давай поговорим. — Доносится до ушей Антона тихий голос. — Заходи, не хочу, чтобы этот слышал. Антон смотрит на любезно открытую дверь, проходит в комнату и тут же попадает в ловушку. — Открой! Слышишь! Открой! Ты совсем! — Пытается выбраться он из комнаты, закашливаясь. — Я тут сдохну! — Это негуманно. — Подмечает Паша, глядя, как Твист пытается удержать дверь и достать ключи. — В жизни, в принципе гуманного мало. — Отлетает он от двери в стену, его хватают за грудки и затягивают в комнату. Паша смотрит на закрытую дверь, из-за которой вылетали далеко не самые приличные слова, смотрит в конец коридора, кивает, проходит и падает на подоконник, открывая окно нараспашку. — Ах ты сволочь малолетняя!!! Хочешь, чтобы я тут подох?! — Верещит Антон, придавливая к полу безжизненного парнишку, выцарапывает из его руки ключ, вскакивает, закрывает дверь, подходит к окну и выкидывает их. — Так подохнем вместе! — Сказочный долбоеб. — Медленно соскребает себя с пола Твист, залезает на тумбочку, открывает окно нараспашку и высовывается в него по пояс, хватая кислород. — Ума, как у котенка. — Смотрит он на Антона, который занял ту же позу, высунувшись из левой створки. — Рассказывай… — Смачно собирает Антон слюну со всей гортани с характерным кряхтением и выплевывает ее. — Фу, какой ты мерзкий. — Отстраняется Твист. — Лучше выплюнуть отраву, чем проглотить. — Лучше выплюнуть отраву, чем проглотить. — Смотрит Твист, как Антон закуривает. — Потерпишь. Рассказывай. — С чего вдруг я должен тебе что-то рассказывать? Антон приподнимает бровь, оборачивается на Твиста и выжидающе смотрит, выдыхая дым в сторону. — Ну, чтобы хотя бы знать, что он не подох, я, конечно, романтизировал его уход песнями Bahh Tee, но сомневаюсь, что мне так повезет. — Усмехается Антон, а затем замечает, что напарник по высовыванию из окон его не слушает, уткнув нос в плечо, спрятавшись от всех. — Ало! Прием! Я тебя отсюда не выпущу, пока ты все не расскажешь!!! Твист восстанавливает прерывистое дыхание и смотрит вверх, пытаясь кадыком раздавить этот режущий ком в горле. — Долго со мной в молчанку играть будешь? — Откидывает Антон сигарету. — Что ты от меня хочешь? — Спрашивает он больше у неба, чем у парнишки. — Хм, дай-ка подумать... Может узнать, какой у тебя знак зодиака? — Дева. — Твист! Где Арсений?! Твист молчал, он не думал, что сказать, он думал, как сказать. А Антон наконец-то откинул окурок и, разогнав дым, смог разглядеть слезящиеся глаза брошенного ребенка в этом незнакомом ему сломленном парнишке. — Твист, ты меня пугаешь. — Чувствует он в душе липкий холод. — Его больше нет, Антон. — Оборачивается он на парнишку, и соленые капли градом бьют по железному подоконнику. — Прости, я должен был сразу сказать, но не смог. Антону хватает ощущения почвы под ногами только, чтобы дойти до двери и увидеть Пашу. А после желтая пелена ядовитого дыма отравы от тараканов забирает его сознание. «Кто-то в жизни горит свечей, освещая путь другим, а кто-то медленно тлеет, как сигарета, доставляя удовольствие кому-то. А есть люди, как солнце. Солнце заходит, и для тебя наступает вечная ночь.»
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.