Части тела

— Это невозможно, — уверенно заявила Регина Миллс. — Из отделения не выбраться, сестру Флоренс я знаю лично — она никогда бы не дала никому из пациентов ничего из того, что запрещено правилами. Мэр сидела на диване с бокалом красного вина и очень укоризненно смотрела на Эмму, мол, что вы несёте чушь, лучше ищите настоящего преступника. Правая нога её была закинута на левую и чуть покачивалась. Какое-то время шериф, словно загипнотизированная, следила за этими покачиваниями, затем встряхнулась вдруг и проговорила: — В этом мире возможно всё, Регина, уж поверьте мне. Ей показалось, что по губам темноволосой женщины скользнуло нечто, напоминающее усмешку. Решив, что это потому, что Регине не нравится, когда её называют по имени, Эмма смешалась и сделала торопливый глоток из своего бокала: там было пиво, и не самое дурное. Грэм, стоящий возле камина и задумчиво смотрящий на огонь, пошевелился, наконец, и протянул, не оборачиваясь: — Возможно многое, но, тем не менее, чтобы сбежать из полностью запертого помещения, надо либо прокопать ход наружу, либо заручиться чьей-то поддержкой. — Чемберс! — мгновенно вскинулась Миллс, едва не выплеснув вино на судорожно отдёрнувшуюся Эмму. — Свон сказала, что он приходил к Френч! — Ключи только у Флоренс, а вы сами говорили, что она человек надёжный, — не без удовольствия напомнила шериф. Мэр раздражённо взглянула на неё. — С замка можно было сделать слепок. Или достать дубликат — ключи ведь делали вне больницы. Грэм покачал головой, но ничего не сказал. Они втроём были у Миллс дома, как и договаривались. Поначалу Эмма, у которой с этим местом были связаны не самые лучшие воспоминания, чувствовала себя неуютно, но Грэм и Регина вели себя абсолютно естественно и, похоже, не собирались разговаривать ни о чём, кроме дела. Это — а ещё пара бокалов пива — помогло Эмме расслабиться и рассказать всё, что она узнала за прошедший день: про Чемберса, про куклу и даже про Арчи Хоппера, к которому она едва не забыла заглянуть. Психолог встретил её приветливо. Уже предупреждённый Вейлом, он сразу отдал Эмме дело Белль Френч, а сам отправился готовить мятный чай. Пока шериф листала страницы, радуясь тому, что хотя бы здесь нет страшных фотографий, Хоппер неспешно обрисовал ей психопортрет девушки. — Она страдала от жестокости своего отца, — Арчи протянул чашку чая Эмме и сел на маленький пуфик, поправляя очки. — Страдала так сильно, что однажды просто не выдержала. — И попала сюда, — пробормотала Эмма, отвлекаясь на мятный вкус и запах. Хоппер кивнул, снова поправив очки. — Белль была очень зла на свою мать, — спокойно заметил он. — Постоянно говорила, что если бы та не умерла, всё было бы иначе. Была одержима мыслью вернуть её, и тогда они снова стали бы нормальной семьёй. Эмма дрогнула, вспоминая куклу и Джейн. Неужели… Заметив её невысказанный вопрос, Хоппер лишь смущённо пожал плечами. — Мы не знаем, чья это голова, мисс Свон. Будь мы уверены, что она принадлежит матери Белль, тогда, конечно… — он помолчал немного. — Да и работа по сшиванию должна была бы длиться не один день: всё же пациентка — не хирург с опытом работы. Шериф выпрямилась. — Никто не видел миссис Френч? — недоумённо поинтересовалась она. Хоппер сделал глоток своего чая. — Никто, — подтвердил он. — Мистер Френч всем говорил, что она тяжело болеет, а потом она умерла, и он похоронил её где-то, не на местном кладбище, вроде как она хотела быть вдали от всех. Белль осталась жить с ним, частенько ходила в синяках, объясняла это тем, что постоянно падает. Никто не верил, конечно, но что мы могли сделать? Она уже была совершеннолетней. Эмма потрясла головой. Всё услышанное… проклятые маленькие городки, вечно они хранят кучу тайн и секретов, которые всплывают потом, как дерьмо в проруби! — Если отбросить в сторону физический аспект и тот факт, что Белль просто не могла уйти из своей кам… палаты, можно ли утверждать, что она была морально готова совершить преступление? — сердито спросила шериф. Взгляд невольно потянулся в сторону куклы, лежащей на документах. Арчи немного помолчал, мелкими глотками попивая свой чай. — Да, — сказал он наконец. — Определённо. — Что за чушь! — воскликнула Регина, когда услышала всё это в пересказе Эммы. — Это слабая девушка! Вы вообще представляете себе, сколько всего нужно проделать, чтобы совершить такое?! Как минимум, нужно быть на свободе! Эмма прищурилась. — Сестра Флоренс заявляет, что Френч сбежала около трёх недель назад, — вкрадчиво сообщила она. Регина подавилась очередным вдохом и покраснела. — Что? — Да-да, — донельзя довольная Эмма допила пиво. — Три недели, мадам мэр. И никто об этом не знал. Стоит ли удивляться тому, что и морг мог оказаться открытым и доступным для всех? — Она не могла просто взять, зайти, отрезать нужные куски и утащить их, — зло буркнула Миллс, порывисто вставая. Свон отодвинулась, думая, что мэр хочет уйти, но та всего лишь открыла очередную бутылку пива и наполнила стакан шерифа. — Э… спасибо, — немного растерянно поблагодарила Эмма, понятия не имея, что нашло на Регину. — Где Генри, кстати? — спросил вдруг Грэм. — У Бабушки в кафе, — спокойно отозвалась Миллс. — Я попросила её занять его до утра. — Зачем? — удивилась и расстроилась Эмма, которая надеялась, что ей удастся пообщаться с сыном, пусть даже под присмотром Регины. Она даже не стала с порога спрашивать о нём, чтобы никого не злить, и вот… — Затем, — туманно отозвалась Миллс, отворачиваясь от ищущего взгляда шерифа. Грэм отвлёкся, наконец, от пламени в камине, сел рядом с Эммой и пояснил: — Мы обсуждаем тут не самые приятные вещи. Не нужно, чтобы ребенок такое слышал. Эмма нахмурилась. Современные дети и не такое слышат и видят, что за странная отговорка? — Это не может быть Белль, — продолжил тем временем Грэм, вертя в руках свой бокал с пивом. — Эмма, она всё же женщина. Эмма вздохнула. Большинство до сих пор предпочитало считать, что женщина не может быть маньяком-убийцей или насильницей. Но факты остаются фактами: уж если женщина берётся за нож или какое-то другое оружие, жертвы её страдают и мучаются не меньше, чем от мужских рук. А может быть, даже и больше. — Кто посоветовал вам обратиться к Арчи? — с подозрением вдруг осведомилась Регина. Кажется, она не осознавала, что, желая быть в курсе всех событий, подалась вдруг ближе к шерифу и уже чуть ли не задевала плечо Эммы грудью. Свон хотела отодвинуться… но не сделала этого. — Дон Чемберс, — честно ответила она. Уши пылали. Грэм живо обернулся. — Это ещё кто? — поднял он брови. Эмма улыбнулась, сначала мужчине, потом замершей на месте Регине. — Санитар в морге. Он направил меня в психиатрическое отделение, а затем напомнил про Хоппера. Миллс закатила глаза. — И вы всё ещё сомневаетесь в том, кто маньяк, — с нескрываемым презрением проговорила она. — Если бы я не сомневалась, — огрызнулась Эмма, — то давно бы уже посадила за решётку вас: уж больно подозрительно вы себя ведёте! — Брейк, брейк! — поспешно вмешался Грэм. — Хотите узнать мое мнение? — Нет! — рявкнула Регина, залпом допивая вино. Эмма только фыркнула. Мужчина засмеялся и развёл руками. — И кто же преступник, по-вашему? — добродушно поинтересовался он. — Белль Френч. — Дон Чемберс, — одновременно выпалили женщины. Грэм только улыбнулся. — А я думаю, что доктор Вейл, — развёл он руками вновь. Регина, явно не услышав его, набросилась на Эмму: — Да что вы зациклились на этой Френч! — зашипела она, склоняясь к шерифу. — А почему вы подозреваете Дона? — немедленно парировала Свон. — Потому что он слишком умный! И это советует, и то, и третье, и десятое! И в курсе всех дел! И работает в морге! — А у Белль в кровати — кукла, которая сшита точно так же, как жертва! — Но она не могла выйти из палаты, как вы не понимаете! — Однако вышла как-то! — Кто-то специально вывел! И куклу тоже подложили! Что… — Регина вдруг замолчала и повернулась к терпеливо ждущему Грэму. — Что ты сказал? Эмма, совершенно упустившая из виду, что мужчина что-то говорил, недоумённо посмотрела на Миллс. — Вейл, — повторил Грэм. — Я думаю, что он однозначно как-то причастен ко всему этому. Женщины переглянулись. — С чего бы это? — пожала плечами Эмма. Она выпила уже столько пива, что в голове стало слишком легко. Откуда-то явилась мысль, что на сегодня достаточно версий и споров. Регина молчала, но весь вид её говорил о том, что она солидарна с шерифом. Наверное, всё же по поводу сомнений, а не мыслей. Грэм вздохнул, отставляя в сторону свою выпивку. — Он так и не отдал мне записи с камер наблюдения. Сказал, что всё удалено, сделал вид, что сам этому очень удивлен. А я сделал вид, что поверил — что мне ещё оставалось? Эмма молча покивала, разглядывая пену на пиве. Отчего-то это занятие вдруг показалось ей очень важным. — Плюс ко всему, он хирург, — продолжил Грэм, — для него несложно провернуть такое в собственной больнице. — Зачем ему это? — поморщилась Эмма. — Он что, доктор Франкенштейн? И собирает свое ручное чудовище? Она засмеялась, и смеялась до тех пор, пока не поняла, что никто не смеётся вместе с ней. — Совсем не смешно? — шериф пожала плечами. — Ну и ладно. И вообще… — женщина встала, — мне, наверное, пора. Генри всё равно нет, а обсудить версии, кто в Сторибруке любит шить, мы и завтра сможем, на трезвую голову. Злость внезапно завладела сердцем. Эмма уверилась вдруг, что лишняя здесь, что Грэм и Регина только и ждут, когда она уйдёт, чтобы остаться наедине, вспомнить всё то, от чего отказались. Было обидно. Могли бы и не звать её! Кажется, пиво выигрывало. Эмма понимала, насколько несвоевременны и нелепы сейчас эти мысли про ревность и измены, но ничего не могла поделать. В любом случае, было лучше думать об этом, чем… — Это сводит с ума, — слова вырвались сами, захотелось зажать рот. — Вы не представляете себе… я на неё смотрела! Эмма тряхнула головой, но паззл с Джейн Доу, возникший было перед глазами, рассыпался лишь для того, чтобы собраться вновь. Мгновенно вернулись все чувства, все ощущения, запах… Запах по-прежнему был хуже всего. Даже в воспоминаниях он давил на затылок, пробирался внутрь, под кожу, сливался с кровью и тёк по венам к сердцу, а уж оно билось неровно, подкатывая к горлу. Эмме стало плохо. И выпитое только подогрело, а не отвлекло. Пошатнувшись, она инстинктивно выставила руки вперёд, чтобы ухватиться за что-нибудь, а мгновением позже обнаружила, что Регина поддерживает её. Было невозможно думать о том, что столь далёкая мадам мэр вдруг коснулась её, и шериф сделала попытку вырваться. Не получилось: невзирая на хрупкий вид, Миллс оказалась сильнее. Она всё обнимала и обнимала, а Эмме казалось, что ещё чуть-чуть — и они упадут вместе. Прямо на ковёр. И покатятся к камину, чтобы в нём сгореть. — Это Дон Чемберс, мисс Свон, — как-то мягко сказала Регина, её карие глаза оказались точно напротив глаз Эммы. И против своей воли Эмма ответила: — Это Белль Френч, мадам мэр. А потом зачем-то потянулась вперёд, абсолютно не представляя, что делает и для чего. Регина приоткрыла губы, впуская в свой рот её язык. Пиво с запахом морга плескалось в жилах Эммы, подстегивая к тому, что в обычной ситуации она никогда бы не сделала. Поцелуй внезапно стал слишком интимным, Регина очутилась слишком близко. Свон отпрянула, скидывая со своих плеч руки женщины. — Хватит, — хрипло сказала она, отступая. — Прекратите это. Она не знала, зачем это Регине, но была уверена, что ни для чего хорошего. Лицо Миллс было очень удивлённым. А Грэм, молча стоящий сзади, внезапно поймал Эмму в свои объятия, и вот уж из них выбраться было гораздо сложнее. — Скажи ей, Регина, — тихо попросил он, касаясь сухими губами уха шерифа. — Скажи. Пора. Слова его смутным ветром прошлись по коже. — Что сказать? — прошептала Эмма. Ей хотелось бы увидеть глаза Грэма, но она не могла обернуться. Зато она видела, какие глаза у Регины Миллс. Тёмные, с янтарными прожилками. И отчего-то — пустые. — Вы — любовь, шериф Свон. Слова Регины прозвучали громом. Нелепым и немного страшным. Далёким. Эмма засмеялась и резко оборвала свой смех. — Я — что? — она дёрнулась, пытаясь выбраться, и Грэм отпустил её так, что в своем рывке Свон снова очутилась рядом с Региной. Та вытянула руки, ловя шерифа. — Любовь, — повторила мэр, и какая-то дрожь тронула её голос. Эмма не понимала. Она смотрела на Регину, стоящую слишком близко, и всё силилась увидеть в ней ту женщину, с которой они смертельно спорили каждый день. Но обнимала её та, что встретила своего сына на пороге, когда шериф вернула его домой. И взгляд у неё был точно таким. — Это магия, Эмма, — подошедший сзади Грэм обнял Эмму за плечи, прижал к своей груди, и она услышала вдруг, как чётко и громко стучит его сердце. — Что за магия? Надо было расхохотаться, рассердиться или обозвать всех в этом городе безумцами, но шериф не смогла этого сделать. Как минимум потому, что Регина раскрыла перед ней ладонь, на которой цвела удивительной красоты роза. — Что за фокусы? — прошептала Эмма и потрясённо замолчала, едва огонь, сорвавшийся с кончиков пальцев Миллс, захватил цветок в объятия и за считанные секунды превратил его в серую золу. Регина дунула, и пепел слетел с ладони, растворяясь в воздухе. — Магия, Эмма, — она едва ли не впервые назвала Эмму по имени, и отчего-то это было слишком сладко. — Вы оживили этот город. Вы — любовь. Шериф стояла, как пришибленная, не зная, хочется ли ей засмеяться или расплакаться. А Регина всё создавала что-то из ничего — то цветы, то ленты, то конфетти. И в какой-то момент глаза её перестали быть пустыми. Эмма каким-то шестым чувством поняла: из-за неё. Она сделала то, что позволило Регине зажечься. Изумления почти не осталось. Может быть, сказалось выпитое пиво, может быть, из-за Генри она успела свыкнуться с мыслями о волшебстве, а может быть, всё это было как нельзя кстати, чтобы забыть морг и спокойную женщину в нём. Так или иначе, но, едва Регина вновь с улыбкой посмотрела на Эмму, та уже не раздумывала перед тем, как поцеловать её. А потом и Грэма. И снова Регину. А когда вокруг заискрило и задрожало, когда не стало земли под ногами, а вместо воздуха в лёгкие проникла эйфория, разошедшаяся по телу — вот тогда Эмма позволила себе всё. И даже немного больше. Эмма Свон никогда не представляла себе магию. Во-первых, она в неё не верила, а во-вторых — как можно её себе представить? Есть результат, а вот процесс… Но в тот вечер было возможно и не такое. Когда Грэм целовал Эмму, стягивая с её плеч футболку — магия распускалась вокруг диким лесом, и пахло грибами. Когда Регина утягивала Эмму на себя, раздвигая ноги и прижимаясь горячо и влажно — магия вспыхивала буйством красного цвета, окроплённого ароматом дождя. Когда Грэм шёл поцелуями по телу, царапая бородой поясницу — магия ослепляла белыми вспышками, на фоне которых распускались ярко-синие шары. Когда Регина впускала Эмму в себя, цепляясь за запястье — магия становилась мягкой и шёлковой, обволакивала тело и душила запахом роз. Секс втроём оказался совсем не таким, каким представляла его себе Эмма. Не было неудобств, не было лишних людей, не было мыслей о том, как всё неправильно. Поцелуи горячили кровь, объятия заставляли нежиться, а когда Регина или Грэм оказывались внутри, Эмма хотела, чтобы всё это никогда не кончалось. Магия пришлась ей по нраву, она заворожила, закружила и стала родной. Необходимой. Будто была предназначена ей с детства. А Грэм с Региной, доводя Эмму до самых вершин, шептали ей на ухо что-то о любви, которую она вернула в Сторибрук. И о том, что теперь всё может быть по-другому, стоит лишь захотеть. Засыпая между двумя тёплыми живыми людьми, шериф Свон ни разу не вспомнила о той ледяной безымянной женщине, что терпеливо ждала её возвращения.