Наше общество совершенно несправедливо и бесстыже. В нем нет морали или норм. Всех людей делят на классы по степени обеспеченности семьи. Бедняки живут в одном районе, богачи в другом. Средний класс, коего осталось мало, живут словно между двух огней. Как наблюдатели смотрят за войной двух миров. Да-да, именно миров. Они, как разные народы, имеют разные правила и законы, нормы и правила, что чаще всего идут на перекор установок другого народа.
Я стал одним из наблюдателей, переехав в этот городишко. Принял его правила и законы. Смотрел на войну миров достаточно долго. Она так мучает мою душу. Вся эта людская глупость и предвзятость. Она губит, и человеческое сердце, вне зависимости от класса, гниёт, но, признаю, гниёт по-своему.
***
Заставка: вид на жёлтое закатное небо, ярко отливающее рыжим и красным, речушка невеликих размеров и далёкие дома, окна которых отблескивают солнечный свет, слепя прохожих.***
Ах, за рай земной мы поднимаем вновь бокалы Вспомнить бы, когда же притворяться стала, Что все радостные возгласы ещё мне не надоели, Но я на пределе. Манящий запах словно проникает в кожу, Вновь моё сознание тревожит И пробуждает все инстинкты. Так чей же черёд сегодня? В реальности своей что сделать ещё я могу, Кто объяснит, что сделать ещё я могу, Чтоб из чернильных глаз опять не текли Вниз по щекам бессильно слёзы твои? Ах, снова я за грядущий день цепляюсь В мире, что из чужих ошибок словно сотворён. Проста моя мечта — с улыбкой пусть по жизни идёшь всегда Не позволю другим я страдать, Потому, потому нужно сильной стать, Лишь тогда собою я остаться смогу — Kaibutsu — Sati Akura***
Заставка: два парня идут вверх на холм, закинув портфели на плечи. Они о чём-то бурно спорят, иногда блондин переходит на шутливый крик, а выкрашенный в фиолетовый лишь хихикает, прикрывая рот рукой.***
— Каждый раз, когда прохожу тут, словно попадаю в ад на земле, — утверждает парень с выбритыми висками, смотря в сторону двухэтажный домов, то и дело украшенных в стиле барокко. — «Ваш искусственный рай раньше адом называли»… — меланхолично добавляет Мичи, вспоминая строчки песни. — Но разве они так плохи? Мне всегда казалось, что ребята из «золотого» района круты. — Если у них есть достаточно денег, чтобы оплатить любой желаемый грех, это не значит, что они внезапно стали крутыми, — Мицуя выдыхает и смотрит вверх, на школу, что находится на самой высокой точке холма. Наш городишко совершенно асоциален, власти не лезут сюда. Они не получают ни налогов, ни прибыли от большей части населения. Разбираться со всем этим они, по словам большинства ребят из стального района, не стали. Власти перекрыли воду и электричество у медного и стального районов, поэтому большинство семей имеют генераторы, работающие на бензине или другом топливе. Воду же набирают в реке, проходящей вдоль всего города, словно пытаясь окружить его. Несмотря на то, что люди разделены по «проценту обеспеченности» на группы, дети из семей всех классов учатся в одной школе. Новое поколение более лояльно к этой проблеме, и любой класс может общаться с другим. Есть куча примеров общения и дружбы межклассовых детей, например Такаши и Майки. Хотя сложно поверить, что есть человек, который не знает Мицую или относится к нему плохо. Не могу отрицать: есть ребята, которые стали собой благодаря своей жизни, семье и прочим аспектам. Казутора Ханемия — яркий пример ребёнка из неблагополучной семьи. Насилие и скандалы являются частью его жизни и сейчас, но, пожалуй, он способен позаботиться о себе сам. — Мальчики! — громко звучит сзади, и между парнями появляется симпатичная рыжуля с довольной улыбкой. — О, доброе утро, Хина! — выдает Мичи, улыбаясь в ответ. — Доброе утро, — как всегда сдержанно говорит Такаши, смотря куда-то вперёд. — Лучше на это посмотрите, — фиолетовоголовый кивает, указывая на место. Рядом со входом столпилась куча парней, совершенно разных во всех смыслах. — Наверное, Эмма пришла, — утверждает Ханагаки, пожимая плечами. — А разве она не ходит вместе с Кеном и Майки? — спрашивает Тачибана, наклоняя голову в сторону своего парня. — У Майки сегодня утренние курсы, он не может проводить ее как обычно, — констатирует Такаши, сдержанно улыбнувшись рыжей. По мере приближения к школе начали слышаться громкие переговоры, а вскоре и ссора. Это был Рюгуджи, не готовый делить свою Эмму с другими. — Расходитесь, вы ее пугаете! — грозно кричал блондин, что и впрямь парни стали расходиться, давая лучше рассмотреть дрожащую блондинку позади высокого главы дисциплинарного комитета. Девушка прижалась к нему со спины, словно боясь, что Кен уйдет. Их взаимоотношения были странными, но, пожалуй, все видели, как они друг друга любят, как дорожат их «мы». — Доброе утро, Кен, — зевая, говорит Такаши, подходя ближе к блондину. — Ага, тоже мне доброе, — парень через плечо смотрит на дрожащую девушку и вздыхает. — Мне бы Майки увидеть, знаешь, где он? — Мицуя — реалист, потому привык, несмотря на ситуацию, добиваться нужной ему информации. — Ушёл куда-то. Хотя, думаю, он будет здесь совсем скоро. Ты ведь знаешь, слухи и сарафанное радио расскажут ему всё в ярких красках, — устало говорит Рюгуджи. Каждый раз, видя его, возникало ощущение, что он попросту устал жить, хотя это можно понять. Как и предсказал высокий блондин, Манджиро показался почти сразу после инцидента. Он озабоченно крутился вокруг сестры, то и дело успокаивая её и говоря, что разберётся со всем. Это совсем не было так. Он говорил так всегда, но, конечно, не собирался и впрямь разбираться с этим. Он уже напряг Кена тем, что парень везде ходит вслед за младшей Сано. Так сказать, являлся ее телохранителем. Нет, Майки не был слаб. Наоборот, если бы ему было нужно, он бы уже давно сделал это, но вот незадача: Эмма категорически против. Потому Манджиро смирился и просто «случайно» познакомил Кена и сестру. Блондинка наконец успокоилась и, забрав с собой Хину, ушла в направлении своего класса. — Что-то случилось? Ты как на иголках, Такаши, — прямо спросил Сано, поворачивая голову в сторону друга. — Кейске давно не появлялся, — спокойно утверждает Мицуя, поднимая взгляд вверх, на небо. Манджиро откровенно презирал Баджи, потому отвечать на столь глупую, сказанную, по его мнению, в воздух фразу, он не собирался. Игнорируя Такаши, блондин прошёл в холл школы, в очередной раз натягивая переобувку. Остальные последовали примеру Сано и зашли внутрь. — Дождь скоро будет, — утвердил Кен, в последний раз осматривая небо. — С чего такие мысли? — поднимаясь из положения корточки, сказал Майки. — Птицы низко летают, — послышалось в коридоре. Казутора. Как всегда вовремя. Говорить с ним желания не было, но последнюю неделю парень весь как на иголках. Его лучший друг пропал, это мешало его нервной системе нормально функционировать. Он стал нервным, грубил куда чаще обычного и не прогулял еще ни одного урока. — Тоже ищешь Кейске, помойный кот, — поднимая взгляд на одноклассника, говорит Сано. Ханемия не отличался особенно красивой внешностью, самый обычный брюнет с волосами по плечи, передние пряди высветлены. На этом его «необычность» заканчивалась. Школьную форму он не носил, на нем только временами появлялась рубашка, в остальное время брюнет ходил в толстовке, надпись на которой гласит «кусается». Когда-то Баджи подарил ему её в шутку. — Помойный? — в недоумении спросил Ханемия, опираясь о шкафчики с обувью. — Именно, — подтвердил Рюгуджи, обходя брюнета. — Собираешься прогуливать? — с надеждой спросил Такаши (всякий раз, когда Ханемия прогуливал, он ходил к Кейске) — Нет, он все еще не появлялся, — отрицательно покачал головой Казу. Между подростками повисла звенящая тишина. В следующую минуту телефон брюнета зазвонил, вибрируя в кармане брюк. (Ханемия когда-то получил его от Мицуи, тот купил новый и отдал старый знакомому. По крайней мере, так говорил сам Такаши). Казутора взял в руки простенькую чёрную раскладушку и посмотрел на крохотный экран. Там высветилось имя звонящего – «Кошак Кейске». Когда он нажал на «принять», в трубке прозвучало громкое «Хэй, Казу!». От этого брюнет ошарашенно дернулся, убирая телефон от ушной раковины. — Чего? — более тихо и неуверенно выдал Ханемия, не зная, что сказать. — Чего «чего»? Ты сегодня учиться собрался что ли? — возмущённо проговорил Кейске, словно маленький ребенок, показывая обиду интонацией. — На улице начинается дождь, — проговорил Казутора, недовольный ситуацией. — Мне тебя не ждать? — спокойно проговорил брюнет, скорее понимающе, чем обижено. Пару десятков секунд Ханемия думал над ответом, но после невозмутимо сказал: — Я буду через минут 15, у моста в стальном районе. — Окей, я найду для тебя зонтик, — довольно выдал Кейске. — А? Нет, это не обязательно! — возразил Ханемия, но его собеседник уже положил трубку. Казутора тяжело вздыхает и направляется к выходу. Переобувки парень не имел, обычно ходил по школе в единственных белых, ставших серыми, кедах с красными шнурками. Честно, уже никто не может сказать, сколько шнурков (преимущественно ярких цветов, иногда совершенно разных) было на этих кедах.***
Заставка: Кейске Баджи лежит на сырой земле под мостом, он закрыл глаза и наслаждается тишиной. Наверху стоит, оперевшись локтями о перила, Казутора.***
На улице моросило и было, несмотря на весну и апрель, холодно. Кофта ярко-фиолетового цвета быстро промокала и позволяла ветру проникать за её ткань, а может, и в самую душу. Брюнет замёрз, но по-прежнему упорно шёл в стальной район, к назначенному месту. В руке крепко улеглась ручка-крючок черного зонтика. Подойдя к лестнице, по которой брюнет смог бы спуститься прямо вниз, на холм, взгляд парня зацепился за до боли знакомую фигуру с тёмными волосами. Казутора сидел на траве около реки, рассматривая что-то на глубине. — Хей, Казу! — громко крикнул Кейске, нарушая тишину. Ханемия обернулся на звук, оставаясь в позе йоги. — Кейске! — лицо парня засияло радостью, он улыбнулся и приветливо помахал рукой другу.