***
Везде темнота. Ничего не видно. Нет чувств, боли или эмоций. Нет даже собственного тела. Это пустота. Это смерть. Его больше нет ни в этом мире, ни в каком другом. Его больше нет… Ещё в восемнадцатилетие Рагнвиндра Альберих был готов к этому. Ранить близкого человека было намного страшнее. Но сейчас… он оказался совершенно не готов. Не рассчитывал, что неизбежный этап жизни, ее конец, произойдет так скоро… Да, было много сложных и морально трудных моментов, а когда-то он сам желал умереть, но… не сейчас. Потом. Спустя много лет. Когда уже парень будет уверен, что жил не зря. Ведь на сегодняшний день он принес лишь разочарование другим и боль. Но жить ведь надо ради себя, не так ли? Только теперь он это понял. В мире нет людей, которые будут с тобой постоянно. Одни уходят, другие приходят. Незаменимого человека нет. Но раны, принесенные кем-либо, как физические, так и психологические остаются навсегда. Альберих лично проверил на себе. Так есть ли смысл стараться для кого-то? Зачем? Оно того не стоит. Кэйе хочется жить… Очень. Но на этот раз уже только ради себя. Эгоистично? Возможно. Но его это уже не волнует. Покой… Судорожный, резкий вдох. Медленный выдох. Парень ощущает слишком колющий и режущий воздух. Концентрированный. Появляется боль. Она снова здесь. Она… повсюду… Это ад? Кэйа не верит в это. Но его никто и не спрашивает. Раздаются ритмичные, тихие звуки. Сердце. Он слышит появившийся стук. Он жив? Но почему?.. Везде жуткий холод, до костей пробирает лед. Или… Тепло. Приятно. Хочется ещё. Еле движущийся правой рукой Альберих дотрагивается до источника, только чтобы он не исчез. Не оставлял его одного… Один Кэйа не справится. Но он моментально пропадает. Капитан разлепляет глаза. Все мутное и расплывчатое постепенно обретает очертания. Дилюк… — Что ты здесь делаешь? — голос ужасно хрипит. Альберих не знает, слышно ли его вообще. Ответа не следует, только рассеянный взгляд, который обладатель Крио Глаза Бога не понимает. Похоже на страх, но это полнейший бред. Думать об этом не хочется. Сосредоточиться на чем-то одном сложно, мысли разбредаются, не собираясь в одну кучу. Очень… трудно дышать. В горле саднит, будто растерзая все на куски. Даже чуть шевелиться вызывает большой дискомфорт. Сколько он здесь уже находится? Судя по темноте на улице за окном, сейчас поздний вечер или ночь. Каждое сглатывание слюны доставляет пронзающую боль. Почему? Почему он жив? Кэйа должен был умереть, но… он по-прежнему еще здесь. Он все-таки смог выжить или это его последние секунды жизни? Грудь вместе с легкими разрывает изнутри. Это и есть цена, которую нужно заплатить за продолжение существования? Кажется… она слишком высока… Несмотря на еле возможное совершение любых движений, Альберих неожиданно садится, сгибаясь пополам, и заходится сильным приступом кашля. Грудную клетку и горло обжигает горячее ощущение, которое не сравнится с простым питьем огненного напитка. Это совсем другое. Во рту появляется мерзкое, противное чувство, по вкусу в десятки раз хуже рвоты. Белая простынка, накрывающая его тело, вмиг окрашивается бордовыми цветами. Кровь. Чужой силуэт покидает комнату, возвращаясь со стаканом теплой воды, протягивая Кэйе, когда более менее вернулась возможность дышать. Жидкость в руках капитана мгновенно снижает температуру, становясь холодной, но он все равно выпивает залпом. Контраст льда и огня в горле лучше не делает — наоборот. Спустя уже несколько секунд вся выпитая вода, смешиваясь с новой кровью, выходит обратно. Слезы рефлекторно стекают по щекам, а глаза краснеют. Боль, боль, боль. Она везде… Сердце, легкие, голова, конечности, грудь… Это невыносимые ощущения… Помогите… Он больше не может… Лучше было умереть… Кажется, последнее, что Альберих видит — это человека рядом с собой, трясущего его за плечо и зовущего его по имени, прежде чем все вновь темнеет. Он теряет сознание. Как раз в это время заходят две девушки, ужасаясь виду капитана. — Что произошло?***
На следующий день, приблизительно в обед, Кэйа снова очнулся, но он никак ни на что не реагировал. Так прошла вся неделя. Только ночью в воскресенье он нормально пришел в себя. — Я не хотел! — крик, превращающийся в кашель. Все болит. Где он? Вокруг никого. В темноте Альберих поднимается и, сидя на кровати, судорожно держит колени руками, обнимая себя. Из глаз одна за другой скатываются слезы. Тихо, слышно лишь его тяжелое быстрое дыхание. Проходят десятки минут перед тем, как он успокаивается, понимая, что все относительно неплохо. Он в лазарете. Оглядываясь, капитан кавалерии заметил, что окно приоткрыто, из-за чего в комнату проникает прохладный ветерок, легко обдавая тело приятной свежестью. Наконец можно вдохнуть полной грудью. Безумно хочется есть, но какие-либо силы на вставание отсутствуют. Приходится смириться, ложась спать. Скорее всего, завтра придет пастор, тогда будет лучше.***
На утро, проснувшись, рядом уже стояла Барбара. Вид у нее был не очень. Это из-за него? Неожиданно в голову ударили обрывки воспоминаний. Кашель с кровью, Дилюк, боль. Также стали всплывать дни, проведенные в лечении; Пегг практически постоянно появлялась перед глазами, то и дело выполняя какие-то разные действия, и люди, приходившие сюда, но их личности он уже не запомнил. — Извини, — разрушил тишину Кэйа. — Ничего. Главное, что ты жив. Как ты себя чувствуешь? — с улыбкой спрашивает блондинка. — В порядке. Сколько я здесь нахожусь? — Две недели, — нанося на его левую руку что-то склизко холодное, произносит девушка. Альберих замечает внушительное количество белесых шрамов на предплечье. Пара штук на бедре тоже должны были остаться. — Когда я смогу уйти домой? — Как только полностью восстановишься. — Как много времени нужно? — Дней пять. — Все нормально. Я могу сам справиться и уйти уже сегодня. А ты сможешь наконец-то отдохнуть, — предложил Кэйа, надеясь, что она согласится. — Обо мне не беспокойся. А пастором я стала, не чтобы люди лечились сами. И… тебе сложно теперь доверять… — на это Альберих решил промолчать, опустив взгляд. — Откуда шрам на глазу? — Неважно, — слишком резко обрезал тему парень. — Ладно. Вот, держи, — девушка протянула кружку с коричневой жидкостью, напоминающей чай, и чарующим запахом. — Это пряный напиток. Он поможет восстановить силы. — Спасибо, — взяв стакан из рук Барбары, сказал обладатель Крио Глаза Бога. Приятный вкус заполнил горло. — Скоро принесу яичницу. Есть что-то тяжелое тебе сейчас нельзя. Желудок может не принять пищу, поэтому с каждым днем буду потихоньку повышать размер порции и ее калорийность. — Можешь никого не впускать сюда? — он не хочет, чтобы кто-то снова видел его в таком слабом состоянии. — Хорошо, но… Джинн волнуется.***
Шли дни. Рацион питания с яичницы переходил на салаты, с салатов на супы, с супов на мучное, а дальше уже и на мясные блюда. По два раза в сутки он пил пряный напиток, от которого силы и правда восстанавливались, а состояние улучшалось. Боль ушла. Парень был очень благодарен пастору за все. Видел он ее уже далеко не так часто. На первом выходном девушка разрешила покинуть лазарет с условием не перегружать сильно организм. На улице его встретили, сильно похолодавшая за все время, погода и много знакомых, которые то и дело подходили поздороваться и узнать о самочувствии. Рыцарям по поводу капитана кавалерии сказали, что тот отправлялся на сложную миссию, в которой получил серьезную рану, а по приходу домой уже не смог дойти до лазарета из-за большой потери крови. Теперь по всему Мондштадту нередко можно было услышать о величайшем подвиге сэра Кэйи. Узнав это, парень поморщился и отмахивался от любых расспросов. Он наконец вернулся домой, где за это время, кроме слоя пыли, напоминающего какие-то старые дряхлые шторы, в которых и мышь повеситься захочет, ничего не изменилось. Еще день он провел отдыхая, занимаясь домашними делами, в основном именно уборкой, и походом в магазин за продуктами.***
Ночь. На часах близится цифра два. В темной комнате очень жарко и душно. Альберих просыпался уже много раз, но на шестой так и не смог заснуть, сон никак не шел. Парень поднялся с кровати, на распашку раскрыл окно и вернулся в постель, сомкнув глаза.***
Не сработало. Дышится до сих пор ужасно. Кэйа поправил одеяло, почти упавшее на пол, и сел на подоконник. Морозный, осенний воздух с улицы быстро проник внутрь здания, освежая все тело, проникая под тонкую ткань черной пижамы и развивая ее на ветру. Мыслей никаких не было. Пробыв в таком положении около получаса лучше не стало, хотя уже по всей квартире температура опустилась на несколько градусов. Он должен был замерзнуть, но по-прежнему изнемогал от жары. Хотелось больше прохлады. Переодевшись в привычную одежду, но с длинной рубашкой, чтобы не было видно шрамы и не пришлось потом заходить домой перед работой, вышел на улицу. Но повязку на глаз надевать не стал, только положил ее в карман.***
Утес Звездолова. По пути сюда Альбериху не встретился ни один человек, даже хиличурлов заметно не было. Он сидел на самом краю, свесив ноги с обрыва и смотря вниз. Синие волосы легко развевались на ветру. Взгляд был обращен вглубь воды. В голове мелькали флэшбэки из детства, но Кэйа не обращал на них внимания, посчитав ненужным мусором. Он хочет забыть. Забыть все, что с ним случилось до этого. Сейчас уже нет смысла в прошлом. Он будет жить в настоящем. Ему ни к чему воспоминания о младшем возрасте, где он был счастлив вместе с семьей… Кажется, у него никогда и не было-то настоящей семьи. Родная бросила еще в юности, а сводная… А можно ли вообще назвать ее семьей? Альберих желает сжечь все бывшие года дотла. Чтобы никогда не знать никого из этих людей, чтобы прошлое не занимало иногда его голову по вечерам, чтобы не помнить ни Каэнри’ах, ни Мондштадт. Но… другая часть не хочет забывать ни секунды всего этого, потому что… ему до сих пор дорого все это. Неожиданно сзади слышится голос. — Что ты здесь делаешь? Кэйа замирает. «Точно. Полуночный герой вышел на смену.» Но вслух ничего не отвечает. Рагнвиндр продолжает: — Почему ты был в лазарете? Магистр говорила причину, но это неправда, так ведь? В ответ снова тишина. Парень подходит к Альбериху, тот закрывает глаза. Хоть Дилюк и видел его без повязки много раз, а в детстве, на слова Кэйи не смотреть на это, ласково держа лицо в ладонях, шептал, что его глаз прекрасен, сейчас капитан все равно не решился смотреть ярко-желтой радужкой, что отдавалась легким свечением, особенно в темноте, на названного брата. В данный момент он меньше всего хотел бередить раны прошлого, как свои, так и Рагнвиндра. — Не делай вид, что меня не существует. Вздохнув, обладатель Крио Глаза Бога сказал: — Серьезно? Это говоришь мне ты? Ты занимался этим на протяжении нескольких лет, а теперь чем-то недоволен? Забавно. Раньше тебя все устраивало, так что же изменилось сейчас? Внутри у Дилюка что-то сжалось, сердце больно укололо. Он не ожидал от Кэйи таких слов. Не получив ответа уже на свои вопросы, Альберих, хмыкнув, все же кинул секундный, безэмоциональный взгляд из-под ресниц на Рагнвиндра, встал, прошел мимо парня и отправился восвояси, больше не проронив ни слова. Винодел лишь наблюдал за удаляющейся фигурой капитана, что становилась все меньше и меньше, постепенно растворяясь в темноте.