***
На удивление собрание прошло достаточно быстро и без происшествий. Пропуская все слова мимо ушей, Рейх нервно переводил взгляд на СССР. Он сохранился намного лучше немца: в форме, рост за 190… Да и в целом он выглядел прилично, за исключением повязки на левом глазе. Пару раз они встречались взглядами, и даже тогда Третий не отводил глаз, пытаясь понять, что с ним. От русского веяло чем-то приятным? Тёплым? Неизбежным? Собрание закончилось. У действующих стран было ещё 2 часа нудных лекций об экономике, о евро и долларе, о глобальных проблемах. Рейх не стал дожидаться сына, уже зная, его ответ, и решил прогуляться по парку. Он находился в двух кварталах от здания.***
Пахло сыростью, солнечным светом и гнилыми листьями. Жёлтыми вихрями те падали на землю при первом дуновении ветра. Немец сел на лавочку, сильнее кутаясь в свой чёрный мундир — начало осени выдалось весьма холодным. Таблетки дали свой эффект. Немцу стало как-то слишком хорошо; ничего его не тревожило, не задевало. Всё стало просто мигом, секундой, что скоро закончится. Тем самым он погрузился в свои воспоминания. Это не были какие-то кошмары о второй мировой, это были воспоминания детства. События с участием Пруссии являлись словно лучиком света в кромешной тьме абьюзивных отношению родственников. Немца действительно часто отправляли пожить у Прусса, они весьма хорошо ладили. Он учил юного нациста играть на пианино, выигрывать шахматные турниры, правильно делать выпады в фехтовании. По большому счёту Пруссия — единственный кто любит Рейха. В голове всплыли картинки теплых вечеров в компании старшего. И от них хотелось спать. Заснуть и никогда больше не просыпаться.***
Домой Третий вернулся поздно. — Ну и где тебя носило? — потребовал ответа ГИ, сидя в тёмно-зелёном кожанном кресле. По левую руку камин, по правую — такой же диван. Довольно милая гостиная. — Завались, не порть день. — Рейх старался не упускать момент сладкой эйфории, пытаясь быстрее проникнуть в комнату на втором этаже. — Ты уже его испортил своим появлением — буркнул старший, переводя взгляд на огонь. Германия, по видимости, гуляет с кем-то из стран, дома его нет. Нацист вошёл в комнату, и на лице появилась улыбка. Было так хорошо. Так спокойно. Будто единственный раз за всё нудное существование ты смог ощутить себя по настоящему живым. Обычные таблетки такого не дадут, но если с передозировкой… Вообще, он пьёт их каждый день, по одной, просто сегодня решил наплевать на рекомендации. Пугало только одно — это хороший эффект, и чем он лучше, тем сильнее от него побочки. И начаться они должны очень скоро.***
Утро следующего дня началось примерно так же, за исключением глотания уймы таблеток. Светило солнце. Холодный воздух раздражающе морозил почти только что вставшее лицо и заставлял проснуться. Немец не завтракал, даже воду не пил. Сегодня собрания не было. Он сам это осознал только на середине пути и, решив не возвращаться домой, направился к набережной. Море было холодное, купаться можно было только в самый разгар лета. Немцы жили относительно недалеко; всего в двух часах ходьбы. Там жила ЯИ. И именно к ней направлялся нацист. По его расчётам — сегодня ночью должны быть побочки. (Он так долго сидит на этих препаратах, что может с точностью до часов вымерить наступление пика счастья и боли.) Ну а сейчас — приятная часть. И её он хочет провести именно с Японией. Рейх добрался до дома к тому моменту, когда солнце было в зените и светило ярче всего. Двухэтажное здание, выполненное в светлых тонах и с личным высоким мостиком. Дверь открыл КИ. — Проваливай отсюда. — холодно произнёс итальянец, оценивая внешний вид немца. Италия стоял перед Третим ещё в пижаме, и по лицу было видно, что тот только встал. — Я не к тебе пришёл. — Рейх надеялся поговорить с парнем, но, видимо, этот ублюдок решил всё за него. Нацист хотел просто увидеть Японию, может быть трахнуть, но в приоритете было удовлетворить свои душевные потребности. К своему психотерапевту он ходить не то чтобы ненавидел, а терпеть не мог. Тот сразу же всё докладывает Германии. — Он не выйдет, сколько не проси. Немного подождав, Третий развернулся и пошел вперёд по набережной. Море было спокойное. Синие волны аккуратно били песок, становясь сначала голубыми, а в конце.белыми. И обратно. Немец редко здесь бывал. Да ещё и один. На пляже ни души. Рейх аккуратно сел на холодный песок в нескольких метрах от моря и закрыл глаза.***
— Псиночка, собирайся. Сейчас кое-куда поедем. — голос СССР звучал с первого этажа, и нацист не сразу понял, что от него требуется. Он медленно встал с кровати, морщась от летнего солнца, лучи которого били в лицо из окна напротив. Подошел к шкафу и начал одеваться; сначала трусы, шорты, пара белоснежных носков, серая футболка. Рейх спит голый. Июльские ночи слишком жаркие, чтобы спать в одежде. Подошёл к столу и взял серенький блокнот, подаренный Союзом, несколько простых карандашей. На полке одиноко лежали несколько новых книг. И все на русском. Немец взял одну из них и подошёл к зеркалу. Глаза резал черный ошейник на шее. Чуть выше него виднелись красные ссадины и только начинали появляться голубые синяки. Немец нервно потёр их, вспоминая с какой силой коммунист держал его, как собаку. — Куда мы поедем? — Спросил Третий, спускаясь с лестницы. У входной двери его уже ждал русский с какой-то сумкой. Лестница заканчивалась возле выхода, под ней располагался подвал. Окна гостиной с камином и книжными полками были открыты. — Секрет, но тебе понравиться. Ты хорошо себя ведёшь пока что. — Совок потрепал немца за волосы, и они вышли из дома. Сосновый лес простирался на несколько километров, этот дом был почти оторван от цивилизации, и, видимо, русскому это нравилось. Прошло больше года как нацист в рабстве у Союза. За это время Рейх сильно исхудал, получил клеймо на груди с серпом и молотом и ещё некоторые шрамы, которые не заживают. Лето 46го выдалось жарким. — Какую книгу сегодня будем читать? — Спросил русский, заводя машину. Немец ему читает в дороге. Это стало особым процессом, когда один и второй получают удовольствие. Он сел на переднее сиденье, кинув блокнот с карандашами в бардачок. — Я не знаю, как долго мы будем ехать, так что взял сборник рассказов. Там было около 40 рассказов разных авторов, от Достоевского и Толстого до де Мопассана и Диккенса. Где-то один час они ехали достаточно быстро по лесной трассе. Потом, объезжая город, по полям и вскоре через холмистую местность. Третий никогда не видел этих мест и часто отвлекался от чтения. Через приличный промежуток времени они приехали в пункт назначения. — Это море? У тебя есть выход к тёплому морю? — Спросил Рейх, убирая книгу. — У «вас», — русский слабо пихнул нациста локтём в живот, — А ты думал, что я только в холодных купаюсь? СССР припарковался в нескольких метрах от дикого пляжа. Это всё его собственность. Третий изумленно смотрел на бьющуюся о гальку воду. Никого нет. Солнце в зените. — Пойдём, там дальше песочный пляж. — произнёс русский, указывая на место. Там было жарче, намного. Коммунист кинул сумку на песок и начал наблюдать за поведением немца. — Можно я по плаваю, хозяин? — Как можно спокойнее и вежлевие спросил нацист. Он посмотрел на Союза, а потом отвёл взгляд в сторону, изучая ландшафт. — Можно, только смотри чтоб тебя акула не схавала, ты мне живым нужен. Рейх моментально отложил книжку с блокнотом. Начал снимать шорты, трусы, обувь и носки покидал на горячий песок. Совок снял с него ошейник, моментально подняв пленному настроение. С ухмылкой смотря в глаз СССР, немец снял футболку и побежал в море. Оно сначало било холодом, но Рейх сразу привык. Он зашёл по колено в воду, и его ударила небольшая волна. Третий посмотрел на Союза и увидел улыбку на его лице. Русский сидит на покрывале и рассматривает горизонт. — Знаешь, я как-то бывал тут в детстве… — он задумался, стоит ли рассказывать такое своему врагу, но всё-таки решился, — Отец как-то раз привёз меня сюда. Хотел чтобы я проникся любовью к строительству кораблей. СССР задумался вообще о том времени. Что тогда он значил для отца? — Союз, посмотри. — пленный протянул ему блокнот. В нем было нарисовано море, несколько ракушек крупным планом и профиль СССР. — Красиво, но если ещё раз назовёшь меня по имени, — он приблизился к лицу нациста, — выебу тебя прям здесь. Рейх отвернулся и продолжил рисовать с натуры, изредка посматривая на Совка. — Хочешь, я тебе новых книг привезу? Возможно даже на немецком. — С ноткой веселья в голосе сказал русский. Рейх нехотя оторвал взгляд от набросков и посмотрел на него. — Интересно представить, что у тебя есть из немецкого. — С ехидной улыбкой пробубнил пленный. А Союзу в голову пришла идея немного подшутить над нацистом: — Ну не знаю даже… Может Фрейда? Настроение сразу упало, и Рейх буркнул что-то в ответ. — Не хочешь Фрейда, могу тебе Ремарка привезти. Третий грозно посмотрел на Совка, а потом и вовсе отвернулся. Внезапно подул сильный ветер. У немца по коже побежали мурашки. Это место больше не казалось таким теплым и солнечным. — Союз, мне холодно. — Медленно проговорил Третий, смотря на СССР. Он надеялся, что тот даст ему тёплую одежду или хотя бы полотенце. Но русский опрокинул его на спину, нависая над ним. — Что я тебе говорил по поводу моего имени? — СССР, пожалуйста, не надо! — По какой-то причине немец никак не может назвать его хозяином. Или называет, но очень редко. — И вот опять. Я тебе обещал. — Совок стянул с него шорты, а вместе с ними и трусы. Третий пытался сопротивляться, но ничего не получалось. Союз стал только грубее и быстрее. Без растяжек, он подставил свой член к жопе Рейха и резко вошёл, заставляя того ёрзать и плакать. Не дав привыкнуть, начал грубо двигаться. Из-за худобы пленного было видно как ходит член русского в нём. — П. пожалуйста… — жалобно скулил нацист, сжимая руки в кулаки. Но коммунист не останавливался.***
На этой части нацист проснулся. Он огляделся по сторонам: никого. Встал и медленно побрёл домой, трезвея с каждым шагом. На ум сразу полезли строчки стихотворений какого-то неизвестного автора под ником Anylord:***
Сидя на мосту Думаю, что когда нибудь умру. Конечно, не сейчас, Но возможно, дышу в последний раз. Ты не придёшь, не навестишь. Ты меня навсегда отпустишь? Надеюсь, что нет Ведь живу, не видя свет. Тебе хорошо и ты не один. А я? Я был с тобой един. Почему ты так просто Уходишь без лишних вопросов? Я думаю, что умру, Но не сейчас и не сегодня. Мы встретимся после полудня, И я не умру.
***
Он до конца не знал, кому именно адресованы эти строки, то ли японцу, то ли… СССР. — Ну и где тебя носило?! — Грубым тоном спросил ГИ. — К ЯИ ходил. — сухо ответил немец поднимаясь в комнату. Он ждал тошноты, рвоты, сонливости, чего угодно — сейчас время для страданий. Но к счастью или сожалению ничего из этого не произошло. «Это начнётся в любой момент» С этой мыслью Рейх провел всю ночь, монотонно смотря в потолок, а вскоре и заснув.***
Он встал раньше обычного, надеясь застать момент дома, но нет. Отправляясь на собрание Третий не на шутку испугался. «Где же побочный эффект? Буду надеяться, что в этот раз его вообще не будет» Но в середине собрания началось то чего он так боялся… Всё поплыло перед глазами, стол переговоров начал двоиться, да и в принципе состояние тело было хреновое. Единственное чего сейчас хотел Третий — выйти из этого здания и уйти в место, которое он давно не может назвать домом. Лечь в свою кровать и утонуть в грёзах боли и печали. Навсегда. Собрание закончилось. Осенний холодный дождь срывал первые пожелтевшие листья с крон. Нацист чуть ли не выбежал из здания, пытаясь совладать с собой. Малейшие лучи света жгли глаза. Раздался леденящий душу голос: — Эй, Рейх, подожди. Союз шёл в паре метров от Третьего. — С тобой всё хорошо? Ты себя странно ведёшь, да и… Зрачки у тебя расширены… — он не знал что и думать. Наркотики? — Пойдём в парк, на лавочке посидим. — не дождавшись ответа, предложил русский. Он буквально тащил немца за плечо до этого парка, у бедного заплетались ноги. Полил сильный дождь. Холод усугубил ситуацию. Они сели на лавочку, но даже деревья не смогли удержать воду. Почти сразу он отрубился, не смог совладать со своим телом и рухнул коммунисту на плечо. Через некоторое время подъехал на машине Россия. Он ожидал увидеть отца, но сначала смутился, когда открылась задняя дверь. Видели бы вы его лицо, когда туда упал Третий Рейх без сознания. Союз сел на переднее сиденье, и они поехали домой. По дороге младший так завалил вопросами отца, что тот даже несколько раз послал того.***
— Где мы? — судорожно спросил нацист, заходя в дом русских. Здесь много чего изменилось, но комнаты располагались там же. — У меня дома, ты весь промок, переночуешь здесь сегодня. — Он сохранял равнодушие, хоть и испытывал грусть. Грустно было видеть немца таким потрёпанным. Грустнее — то, что это сделал не ты. Они поднялись в комнату старшего. Бархатные занавески не пропускали свет, из-за чего в комнате было мрачно и до ужаса страшно. — Снимаю всю одежду. Ты мокрый весь. — Приказал Союз, ища в шкафу подходящие вещи. Рейх беспрекословно всё выполнил, наверное, его мозг думал, что сейчас 45ый. Всё было как в тумане. — На, ничего другого у меня нет. — он протянул немцу большую темную футболку. Тот сразу же её надел, она закрывала член, но оставляла открытыми исхудалые ключицы. В любом случае — это намного лучше мокрых нацистских тряпок. — Теперь, ложись и спи. Кровать была такой мягкой. Рейх сразу же укутался в большом одеяле и мгновенно заснул. Его никак не смутило то, что он был почти голый, что он в доме своего врага, того, кто организовал посттравматический синдром, и того, кого он когда-то любил.***
Утром комната больше не казалась такой тёмной и зловещей. Она была скорее замком, укрытием. — Доброе утро.***