like looking in a mirror

Кацуки направился домой и терпеливо ждал, чтобы услышать характерный звук всякий раз, когда Уравити возвращалась. Она всегда была очень веселой, всегда напевала и звонила в колокольчик возле своей двери, чтобы сообщить двум другим членам ее этажа, что она прибыла. Он также знал, что все, что она делала, было рождено паранойей. Люди часто пытались вломиться в дома Про Героев, поэтому у Уравити был установленный распорядок, который она отказывалась нарушать. Это было то, о чем знали только Кацуки и пожилая миссис Хусоки. У звона колоколов или сколько именно раз Уравити звонила в них был смысл. Кацуки ожидал услышать четыре удара. - У меня был большой день! Когда он оставил свою дверь приоткрытой и занялся сменой одеял, накинутых на диван, он знал, что услышит шум лифта громко и отчетливо. В конце концов, когда Уравити была одна, она поднималась на лифте, а когда была с друзьями, поднималась по лестнице. Кацуки терпеливо ждал. Он разложил все подушки на полу и уже собирался снять верхний слой одеял, когда звякнул лифт. Он оживился от звука и повернулся, чтобы пойти к двери, но... Сегодня гула не было. Вместо этого раздался прерывистый всхлип. Кацуки вышел из своей квартиры менее чем за секунду. Он нашел Уравити, цепляющуюся за стену рядом с лифтом, слезы и кровь покрывали ее лицо. Хотя она смогла переодеться из своего костюма, она все еще была покрыта сажей. - Миссис Хусоки! - закричал Кацуки, уже бежа, чтобы поймать Уравити, когда та соскальзывала со стены. Кровь испачкала обои там, где была рука Уравити, и в этот момент Кацуки понял, что его друг больше не «Уравити, милый герой гравитации Японии!» Вот кто остался, когда Уравити была повержена. Это была Очако Урарака. Катсуки снова закричал, оглядываясь на дверь в поисках их единственного другого соседа. Влажная рука сжала его бицепс, и он посмотрел вниз и увидел, что Очако пытается подняться на ноги. - Эй, все в порядке. Давай я тебя понесу. Очако покачала головой. - Я-я могу сама стоять, я- - Позволь мне понести, - снова попытался Кацуки. - Ты дома, Очако, теперь все в порядке. Ее всхлипывание было громким, но то, как миссис Хусоки распахнула дверь, было еще громче. Ей было восемьдесят с лишним лет, и она размахивала битой из колючей проволоки. - Где они?! - спросила старая женщина. - Я разобью им тазы одними ногами! - Она оглядела комнату, пока ее взгляд не упал на Очако, ее плечи опустились. Ее бдительность все еще была наготове, но она кивнула. - Охх, я возьму аптечку. Кацуки подарил ей благодарную улыбку. - Позвольте мне отвести тебя в твою квартиру, - он согнул колени и поднял Очако в свадебном стиле. Она покачала головой. - Нет, нет, не туда. Ах, тогда действительно плохой день. Часто, когда те случались, Очако не чувствовала себя в безопасности в одиночестве. Кацуки решил, что это были из-за похищения. Ее класс прошел через настоящий ад еще в старшей школе, но Кацуки знал только те отрывки, которые Очако рассказывала ему в самые сонные моменты, когда она находилась под действием наркотиков. Он легко отнес ее обратно в свою квартиру, молча оплакивая одеяло на своем диване, и усадил на него Очако. Она зашипела, слегка выгнувшись, и Кацуки принялся стягивать с нее зимнее пальто. Ее рубашку тоже пришлось снять, видя то, как она пропиталась кровью, и как только она осталась в одних лифчике и штанах, он начал обследование. На ее внутренней и внешней стороне предплечья была рана, обе раны были плохо зашиты, и кто-то использовал причуду, чтобы попытаться соединить внутренности, но это было сделано наспех. Ранение было слишком идеальным, так что что-то, вероятно, осколки, прошло прямо через ее руку. Это то, что осталось после того, как к ней приехала скорая помощь. У нее также были десятки синяков и глубокий порез на ребрах. Эти швы просто разошлись, и из раны сочилась густая, почти черная кровь. - Господи, Очако, - прошипел Катсуки, нажимая уголком одеяла на рану. - Ты хотя бы выиграла? Ее смех был одновременно истеричным и болезненным, но она кивнула сквозь слезы. - Хорошая девочка, я чертовски горжусь тобой. Давай позаботимся об этом сейчас, серьезно. Ты сделала достаточно. - Он наклонился и прижался губами к ее лбу. Очако снова кивнула. Кацуки переложил ее раненую руку так, чтобы она лежала на груди, придавая ей чуть больше скромности, прежде чем он услышал, как миссис Хусоки вбежала в комнату. Она села на пол, рядом с ней распахнулась огромная коробка с инструментами, затем она закатала рукава. Обе ее руки были покрыты татуировками. - Я почти готова пойти туда и научить этих тупых докторов тому, что значит подштопать кого-то! - Миссис Хусоки заворчала, вытаскивая флакон с коричневой, дурно пахнущей жидкостью и упакованную изогнутую иглу. - Я пойду принесу горячей воды, - сказал Кацуки. Очако зашипела, когда Кацуки убрал руку с ее бока. - Были... гражданские похуже. Требовали больше внимания, чем я, - сказала она сквозь зубы. - Я съем их левое яичко, - Хусоки отбросила одеяло в сторону и начала щупать рану в поисках грязи или мусора. Кацуки встал и подбежал к своему чайнику, включив его нажатием кнопки. На боку остался кровавый отпечаток, но это была цена, которую он охотно заплатил. Для работы ЕМТ нужно было зарегистрировать больше исцеляющих причуд. Боже. Он выдвинул ящик и вытащил несколько тряпок, затем принес самую чистую, какую смог найти, вытерев руки. Очако укусила тряпку, даже не спрашивая. - Если бы я могла достать тебе хорошее дерьмо, я бы это сделала, - сказала Хусоки, прежде чем вытащить свою медицинскую нить и ножницы. - Я бы тебя сразу обезболила. Очако издала звук, который звучал как понимание, но она по понятным причинам отвлеклась. Забавная мысль заключалась в том, что Хусоки, вероятно, могла бы получить хорошее дерьмо. У нее все еще было много связей с мафией, даже в восемьдесят лет ее уважали и боялись. Но она вышла на пенсию. Это была длинная история, которую она рассказывала им обоим каждый раз, когда они хотели слушать. Что всегда было потому, что черт возьми, кто бы не хотел об этом услышать? И да, многое из того, что делал Хусоки, было и является незаконным, но ни один из них не собирался сдавать восьмидесятилетнюю женщину. - Хорошо, я начну доставать старые швы, пока вода закипает. - Хусоки взяла ножницы и начала срезать плохие швы. Она была ловкой, с твердыми руками, несмотря на свои годы, и Кацуки снова восхитился ею. Когда она начала делать первый стежок, Кацуки наливал кипяток в миску. Он поспешил принести его, пытаясь не обращать внимания на приглушенные крики боли Очако, прежде чем закрыть входную дверь. В коридоре была кровь... Он передумал и схватил перчатки. Чистка крови с годами стала второй натурой, и Кацуки тихонько окунул губку в ведро с чистящим средством, которое оставил в гардеробе только для этого случая. Запах лимона наполнил коридор, пока он вытирал следы плохого дня и тер ковер. Очако не нужно было видеть это, когда ей стало лучше. Ей не нужно было напоминание, эта боль. И Катсуки не мог вынести затравленного, беспомощного взгляда в ее глазах, если бы она его увидела. Он вспомнил историю, которую она рассказала ему об одной из своих самых первых миссий. Там был мужчина, еще один Герой, и ей пришлось держать руки над его животом, пока его кишки вываливались наружу. Она плакала, плакала и пыталась заставить его говорить, пыталась сохранить ему жизнь. Несмотря на все, что она сделала, все, что сделали врачи, он не выжил. Ей было может быть пятнадцать, шестнадцать лет? Это оставило ее с серьезной травмой и комплексом спасителя, настолько сильным, что она почти утонула. Очако слишком тяжело восприняла эту смерть, слишком лично. Для этого у нее были ее друзья и ее психотерапевт. Кацуки нужно было убедиться, что она позвонила ему. Когда он перенес свое чистящее средство внутрь, Хусоки говорила пока делала швы. Она решила рассказать Очако историю о том, как в подростковом возрасте ее чуть не арестовали за кражу рыбы. Атмосфера из напряженной и испуганной превратилась в расплывчатую и туманную. Кацуки вымыл все, кроме дивана и пола, затем вымыл руки. Хусоки только что закончила руку Очако, переделав и там швы, и когда он подошел, она снимала бинты. Очако посмотрела на него в легком бреду и улыбнулась. - Привет, Тенка, - сказала она с невнятной речью. - У меня бу-бу. Кацуки сглотнул, зная, что она не видит его. У него не хватило духу разрушить иллюзию. Вместо этого он опустился на колени рядом с ней и улыбнулся, убирая влажные волосы с ее лба. Очако повернула голову к его прикосновение, закрыв глаза. Она тихо вздохнула, когда Хусоки перевязала ей бинты, а затем взяла таблетки, прижатые к ее губам. Она проглотила их всухую, прежде чем кто-либо из них смог принести ей стакан воды. - Поспи немного, Очако, - сказала Хусоки, прежде чем натянуть на нее одеяло, а затем начала собирать свою коробку с инструментами. Кацуки улыбнулся, проводя большим пальцем по щеке Очако, пока не понял, что она спит. Он отстранился и посмотрел на Хусоки, низко кланяясь. - Я твой должник, - прошептал он. - Принеси мне пиздецки огромного тунца с рынка. - Что-нибудь еще? - спросил он, стараясь не улыбаться. - Да, но я попрошу тебя сделать это позже. - Хусоки поднялась на ноги и застонала. - Боже, я старая, скоро принесу обед. Он не пытался спорить, просто проводил ее с улыбкой. Когда она ушла, он оглянулся на Очако. Она все еще была в крови, бледнее, чем прежде, но она крепко спала на его кушетке и больше не выглядела так, будто несет мир на своих плечах. Кацуки подошел к своей стойке и уставился на фотографию Уравити и Динамайта на бумаге. Очако и Тенка. Черт... может быть, новости были правдой.