Чёрная сирень

Отныне их встречи стали куда более интересными. И волнующими. Эта близость стала слишком ярким опытом, чтобы легко справиться с трепетом предвкушения, лихорадочным беспокойством в ожидании новой встречи и неимоверно сладостным напряжением, которым было наполнено каждое мгновение наедине. В сущности, каждый из них был по-своему одинок и скован постоянной необходимостью быть настороже, держать при себе все слабости и эмоции. Они и друг с другом порой робели, не смея сказать что-то слишком постыдно-личное. Поначалу Хэвлок боялся — а ну как Сэм оттолкнёт его, рассмеется или чего доброго и вовсе по-настоящему оскорбится. С Килем было проще — с ним Хэвлок чувствовал себя странным образом защищенным, несмотря на все волнение, что охватывало его, когда он осмелился впервые выпалить сержанту свое предложение. Всё свое детство и юность Хэвлок находился под гнётом необходимости всегда оставаться спокойным и сдержанным. Говорить напрямую в его семье было не принято, а каждое слово могло быть использовано против говорившего, потому следовало догадываться, интуитивно впитывать правила поведения и вести игру сообразно им. Оттого Хэвлок был предельно осторожен с тем, что говорит и что делает, опасаясь совершить ошибку, которую Сэм не простит — ведь его родные не прощали ему его собственных ошибок, наказывая за них ледяным отчуждением. Мать Сэма была куда более сердечна и добра, чем выращенные в овцепикской холодности поколения семьи Хэвлока, и у Сэма не возникало нужды тренировать навык чтения мыслей. Однако Сэм всё равно чувствовал, что должен держать себя в руках, — как-никак, он же мужчина, единственный мужчина в их маленькой семье, ему негоже раскисать. А ещё оставалась улица, мир, в котором выживал хитрейший, и в котором ты дорого мог поплатиться, если не почувствовал, что прохожий, попросивший у тебя огонька, на самом деле так и ищет предлог выместить на ком-то злость. Так что Сэм в совершенстве овладел умением угадывать по ничтожным движениям, изменениям мимики, интонаций, и сейчас это превращалось в чуткость. Хэвлоку не нужно было всё озвучивать — Сэм жадно ловил каждый его взгляд, каждый вздох. Хотя отсутствие опыта сказывалось — порой Сэм решительно не понимал, чего именно хочет от него Хэвлок, и тогда приходилось говорить. Но, боги, как же тяжело оказалось облечь желания в слова! Уже не раз и не два, когда они сжимали друг друга в объятиях, Хэвлок ловил себя на том, что хочет ощутить нечто большее, но он не знал, с чего начать. Как такое вообще предлагают? Он не мог похвастать особым навыком ведения постельных разговоров и озвучивания подобных просьб, поэтому решил идти напролом. Набравшись смелости он посреди очередных беспорядочных, но пылких ласк, выдохнул, не прекращая при этом обнимать Сэма: — А не хочешь ли немного по-другому? — и почти пожалел об этом, потому что лицо Сэма отразило на мгновение абсолютную растерянность на грани ужаса. — Это… как?.. — сглотнув, уточнил Сэм, ошеломленный мыслью, что он должно быть что-то делает неправильно, раз Хэвлок задал подобный вопрос. — Я был бы не против, если бы ты сделал кое-что… — и Сэм сразу же с готовностью положил ладонь на его пах, почти сгребая в горсть член. Хэвлок, мысленно благодаря небеса за то, что кровь не прилила к щекам, с лихвой выдавая его смущение, пояснил: — не так, а… — он на мгновение смолк, решаясь на последующие негромкие слова, — пальцами… внутри… мне было бы очень приятно… — сказал и стрельнул глазами, оценивая реакцию Сэма. Говорил он негромко и как будто спокойно, почти небрежно бросая слова о том, что бы он хотел попробовать, но за напускной безмятежностью скрывалась боязнь быть отвергнутым, словно Сэм мог вдруг возмутиться непристойностью предложения и, оттолкнув его, приняться брезгливо вытирать руки. Однако Сэм не сделал ничего из того, что так страшило Хэвлока. Он не возмутился и не насупился. Отведя взгляд, он пробормотал, что, наверное, хотел бы, очень хотел, но совершенно не представляет, как надо, и попросил пояснить ему, как именно следует всё проделать, чтобы Хэвлоку действительно было приятно. В отличие от Хэвлока, к щекам Сэма кровь прилила незамедлительно и не в последнюю очередь от вспыхнувших фантазий. Конечно, ему было интересно, но он не думал о том, чтобы предложить что-то такое, — обычно его мысли о чём-то таком обрывались на чреде смутных образов, предполагающих, что они с Хэвлоком будут вместе… в постели… голые… очень близко… и этого было достаточно. Но, столкнувшись с реальностью, Сэм напрочь растерялся, одновременно скованный оторопью восхищения (Хэвлок желал большего с ним!) и страхом ошибиться (вдруг он что-то сделает не так и Хэвлок не захочет иметь с ним дела?). Тонкие пальцы коснулись его руки робко и почти невесомо. Хэвлок провёл несколько раз по ребру ладони Сэма, прежде чем мягко взять её в свою и потянуть немного вниз. — Просто прикоснись ко мне тут, — тихо прошептал он, чуть отводя ногу и направляя руку Сэма меж ягодиц. На боку это было не вполне удобно — повернись он на спину, было бы куда проще, но менять положение Хэвлок сейчас не хотел. Он был смущён не меньше Сэма и так хотя бы имел возможность прятать лицо в изгибе его плеча. Со стороны казалось, что слова давались ему легко, но внутри бушевала самая настоящая буря чувств, начиная от невинного смятения и заканчивая постыдным желанием, и она переросла в самый настоящий ураган, стоило Сэму внять и, наконец, коснуться. В этом не было ничего такого, ничего по-настоящему особенного — просто прикосновение пальцев, но Хэвлок на мгновение забыл как дышать, ощутив сухую и чуть шероховатую кожу подушечек Сэма на своей, нежной и тонкой. Они двигались неспешно и слегка неловко, совсем не так как крепкая ладонь на члене в иные разы, будто сейчас Сэм опасался навредить, и это распаляло ещё больше, вливая в буйство эмоций новые краски. Хэвлок практически чувствовал себя любимым, хоть тешить себя подобными догадками было бы попросту глупо — однажды он уже попался на эту уловку и не собирался повторять свою ошибку. — Мне… — Сэм смолк, одновременно прекращая движения пальцами. Он помнил, что Хэвлок сам его попросил, и одновременно поражался, как настолько откровенные и постыдные слова дались тому с такой лёгкостью. Его собственный язык совершенно не слушался и обычное слово казалось невыговариваевым гномьим проклятьем. Сэм сглотнул прежде, чем слово таки вырвалось из глотки сдавленным хрипом, — вставить? Хэвлок не отвечал. В этом положении не было видно его лица и Сэма мгновенно охватила паника от того, что он совершенно точно понял что-то не так и наверняка ляпнул непроходимую глупость, за которую сейчас же и поплатится. И как только можно было предположить, что Хэвлок попросил его о таком? Наверняка он имел в виду что-то другое, а Ваймс как всегда облажался с тем единственным, чем действительно дорожил. Подобные вещи происходили с ним всегда — он терял практически всё из-за своей патологической неспособности сделать всё правильно: вначале это была любимая палица, которой он слишком хвалился и которую отобрали и сломали мальчишки постарше с Линейной, потом дворняжка, с которой он время от времени делился ломтиком хлеба, а после стал свидетелем того как выряженные в пёстрое тряпьё выродки застрелили её из арбалета из-за краюхи сыра, потом Киль, спину которого он так и не смог прикрыть, пропустив удар в челюсть, и наконец Хэвлок… Сэм был практически готов услышать, что сплоховал. — Нет, — голос Хэвлока был тихим, на грани выдоха, но для Сэма он прозвучал раскатом грома над головой. Что же, эти… встречи и так затянулись неприлично долго. Рано или поздно Хэвлок должен был его отвергнуть. Не ровня ему Сэм, да и не был никогда. Ваймс упустил момент, когда ему в руку вложили что-то холодное, вырывая из прострации самоуничижения. Хэвлок выглядел смущённым. Его взгляд был устремлён куда-то в сторону, а на скулах алел лёгкий румянец, — вначале смажь этим пальцы, а после… Хэвлок смолк, не закончив предложение, и снова лёг — на этот раз на спину, согнув ноги в коленях. Нательная рубашка собралась в гармошку на животе и снова мешалась, потому Хэвлок потянул её наверх, задирая до груди чтобы случайно не испачкать. Это невинное, но вместе с тем возбуждающее движение, заставило Сэма отмереть и осознать, что Хэвлок вовсе не собирался его прогонять, даже напротив — жаждал его внимания. Тупо взглянув на склянку у себя в руках, он сжал её в кулаке и, облокотившись на свободную руку, склонился к Хэвлоку, оставляя несколько осторожных поцелуев на впалом животе. Это было одновременно и утолением собственного желания (мягкая кожа так и манила к ней прикоснуться), и попыткой немного отодвинуть ответственный момент. Вопреки убеждению сослуживцев, Сэм был весьма смышлён и одного взгляда на флакончик было достаточно, чтобы сложить все свои скудные познания о мире сексуальных утех со словами Хэвлока и чётко осознать, чего именно от него хотели сейчас. Пробка вышла из склянки с тихим хлопком, который показался Сэму едва не самым пошлым звуком на свете. Он снова густо покраснел и постарался как можно скорее смазать пальцы, чтобы пристально наблюдающий за ним из-под ресниц Хэвлок не успел заметить, как сильно на самом деле дрожали его руки. Пальцы снова коснулись нежной кожи на промежности, соскальзывая меж ягодиц и размазывая субстанцию, но не проникая внутрь. Теперь это ощущалось совсем иначе: ещё мягче, но вместе с тем как-то менее осязаемо, будто подушечки утратили остатки присущей им чувствительности. Это было странно. Ваймсу нравилось ощущать Хэвлока — руками, губами, кожей — и дарить ответные ощущения, но сейчас, скользя пальцами по влажной от смазки коже, он не вполне осознавал, что именно чувствует Хэвлок. — Так… нормально? — неуверенно спросил он, чуть хмурясь в попытке свыкнуться с новыми ощущениями. — Да, — по лицу Хэвлока было совсем не понять: чувствовал он то же, что и Сэм, или его ощущения не изменились, или же стали ярче. Тонкие пальцы легли на свободную руку Ваймса, чуть сжимая, — продолжай. Прикосновение, привычное и понятное, придало немного уверенности. Сэм снова поелозил пальцами по нежной коже, прежде чем снова остановиться, вдыхая чуть глубже, затаивая дыхание, решаясь надавить на сжатые мышцы — в конце концов, Хэвлок именно этого от него и ждал. Палец скользнул внутрь так плавно и легко, что Сэм не удержался и удивлённо ахнул, распахнув глаза (он и сам не понял, что невольно зажмурился из-за страха сделать что-то неправильно). Внутри Хэвлок был восхитительно горячим, мягким и вместе с тем узким — жаркое тело обхватывало его палец настолько плотно, что Сэм и вовсе не понимал как он мог войти в эту узость так легко. Ваймс бросил обеспокоенный взгляд на Хэвлока — тот не смотрел на него, прикрыв глаза и отвернувшись. Тёмные локоны лежали на щеке (похоже Хэвлок откинул голову слишком резко, отчего они чуть разметались) и у Сэма в груди тут же защемило от желания отвести их в сторону и погладить острую скулу, но обе руки были заняты: левую по-прежнему крепко сжимали тонкие пальцы юноши, а правая… ох! Выдох получился слишком громким, даже свистящим. Хэвлок чуть повернулся, волосы снова упали на импровизированную подушку из старого тряпья. — Ты… — его голос, обычно звонкий и мелодичный, показался сиплым, будто он заболел или кричал так долго, что сорвал его. Хэвлок на мгновение смолк, немного приводя чувства в порядок и усилием воли возвращая себе крупицы самообладания, — ты не должен. Если не хочешь… — Нет! — Сэм оборвал его слишком резко и тут же пожалел об этом. Неопытность и нервозность смешивались со стыдом, заставляя его лицо краснеть ещё сильнее, хотя казалось, что более насыщенного оттенка красного просто не существует. — Нет, я… я хочу, но… — Сэм снова замолчал, подбирая правильные слова. Красноречие никогда не было его талантом, а теперь, будучи с Хэвлоком, делая с ним такие вещи, он и вовсе кое-как связывал слова между собой лишь чудом. — Тебе… не больно? Глаза Хэвлока распахнулись чуть шире, а тело вздрогнуло, сжимая палец Сэма ещё теснее. Сэм не отдёрнул руку лишь потому, что боялся причинить еще больше боли. — Нет, ты… твой… — Хэвлок запнулся. Его тело расслабилось спустя мгновение, и Сэму резко стало недоставать этой упоительной жаркой узости, но вместе с тем появился шанс убрать руку. Однако он не торопился, терпеливо ожидая пока Хэвлок подберёт слова. Прежде у юноши едва ли возникали с этим проблемы и осознавать, что это он, Сэм Ваймс, довёл Хэвлока до такого состояния было в некотором роде приятно. Во всяком случае, Сэму хотелось верить, что эти затруднения были вызваны не болезненными ощущениями. Но Хэвлок не был похож на человека, которому больно — он не морщился и не кривился, только смущался и чуть прикусывал губы — легонько так, совсем незаметно, но Сэм замечал, как замечал и множество других деталей наблюдая за Хэвлоком, изучая его, как изучают красивую вещь, запоминая мелочи, которых наверняка не замечал и сам юноша. Слова наконец нашлись. — Мне приятно, но… — сердце сделало кульбит, вначале скакнув к самому горлу, а затем провалившись в пятки. Ваймс затаил дыхание, снова готовясь к тому, что его отвергнут, — можешь подвигать им… глубже? Последнее слово прозвучало не громче шелеста, но Сэм уловил его, ошеломлённый и не до конца верящий своим ушам. Сердце вновь подскочило и застучало точно ненормальное, отдаваясь в ушах пульсирующим шумом крови. Отчаянно краснея и дыша как будто он только что обежал квартал, Сэм чуть повёл кистью, нажимая совсем немного, всё ещё не уверенный, что у него вообще получится протиснуться дальше в обнимающий его палец жар и узость, но тело Хэвлока приняло его так же мягко и безропотно практически до упора, вновь заставляя замереть в опасливом восторге и бросить взгляд на лицо юноши. Его глаза были снова прикрыты, а губа чуть закушена — так, как он делал всегда, сосредотачиваясь на своих ощущениях. Не отрывая взгляд от лица Хэвлока, Сэм двинул пальцем на пробу, вынимая его всего на одну фалангу и мягко вводя назад. Пушистые ресницы чуть дрогнули, но глаз он не открыл, а с его губ слетел тихий вздох. Поощрённый реакцией, Сэм повторил действие, двигая кистью чуть раскованнее, погружая палец в жаркое тесное нутро и сжимая челюсти, чтобы самому не застонать от того насколько хорошо это ощущалось. Сосредоточенный и чуткий (возможно даже слишком ввиду своей неопытности), он не отрывал взгляда от лица Хэвлока, улавливая малейшие жесты, угадывая по вздрогнувшим ресницам или прикушенным губам, правильно ли он всё делает, хорошо ли с ним, и тем самым смущая их обоих ещё больше. Однако, опусти он взгляд чуть ниже, минуя задранную рубашку, на нежную молочно-белую кожу живота, запятнанную первыми каплями сочащейся с возбуждённого члена смазкой, или ещё ниже, меж стыдливо разведённых в стороны бёдер, туда, где его собственная рука… Сэм не удержался и сдавленно замычал сквозь стиснутые зубы, злой на собственные мысли. Он ведь должен доставить удовольствие Хэвлоку, а не тешиться фантазиями, от которых собственный член стоял так, что даже мягкие достаточно свободные подштанники казались невообразимо тесными. Размеренный темп сбился и в попытке вернуться к нему Сэм неожиданно обнаружил, что рука затекла из-за неудобного положения. — Прости, — виновато шепнул он, торопливо ёрзая и пытаясь устроиться так, чтобы кисть не пришлось выворачивать, — я сейчас. — Сэм, — пальцы Хэвлока нежно прошлись по шершавой ладони Ваймса в успокаивающей ласке прежде, чем сплестись с его пальцами в замок, — давай так. — Он аккуратно отвёл одну ногу, закидывая её на Сэма, предоставляя пространство для манёвра и одновременно открываясь ещё больше. — Ты такой… — Сэм не сдержал восхищение, — красивый. Единственное слово, которое Сэм смог выдавить из себя, и на сотую долю не описывало того, что он на самом деле хотел сказать. Одновременно раскованный и смущённый, Хэвлок был невероятным. Его чёрные локоны совсем разметались, обрамляя лицо ореолом, скулы покрылись румянцем от возбуждения, искусанные губы раскраснелись, а ясная лазурь глаз затуманилась желанием. Повинуясь спонтанному желанию, Сэм склонился, касаясь губ Хэвлока и прижимаясь к нему ближе. Тонкое ладное тело показалось обжигающе горячим и не сгорай сам Сэм от страсти, он бы наверняка решил, что у Хэвлока разыгралась лихорадка. Начавшийся как просто прикосновение, поцелуй получился долгим и тягучим. Хэвлок льнул к губам Сэма так, будто всё это время именно их ему и не хватало, крепче сплетал пальцы с пальцами и обнимал его за шею свободной рукой, точно боялся потерять. Увлечённый мягкими податливыми губами и юрким языком, Сэм не сразу сообразил, что ему вовсе не нужно выбирать между тем, чтобы целовать Хэвлока и доставлять ему удовольствие. Влажная от смазки кожа меж ягодиц показалась неправильно прохладной и Ваймс погладил её пальцами в нелепом желании согреть. Хэвлок отозвался тихим вздохом в поцелуй и подался навстречу, когда Сэм снова ввёл в него палец, но после неожиданно замер, чуть отстраняясь. — Подожди, Сэм, — шёпот, нежный и горячий, был таким же обжигающим, как и его нутро. В груди Ваймса снова зародилось волнение. Их губы снова соприкоснулись, но в этот раз поцелуй остался без ответа. Впрочем, Хэвлоку он и не был нужен — это было скорее попыткой отсрочить очередную постыдную фразу. Предлагать доставить удовольствие кому-то или даже делать это было куда легче, чем попросить сделать что-то для себя. Голос Хэвлока дрогнул, опускаясь до едва различимого шёпота, — я хочу, чтобы ты делал это двумя пальцами. — Ты… уверен? — Сэм поражённо распахнул глаза. Внутри Хэвлока было настолько узко, что он с трудом представлял как в нём умещался даже один палец, не говоря уже о чём-то большем. Хэвлок обнял его за шею крепче, чуть приподнимаясь и прижимаясь ближе. Его опущенные ресницы мелко дрожали, а губы едва-едва касались губ Сэма. — Пожалуйста, — просьба утонула в поцелуе, едва услышанная, но Сэм не мог ей не внять. Как бы ему ни было страшно навредить, он просто не мог сказать «нет». Сэм не знал как надо, не знал как правильно, но оторваться от губ Хэвлока для уточнений было равносильно смерти. Да и едва ли он смог бы выдавить хоть слово сквозь стену оглушающего смущения, что навалилась на него неподъёмным грузом. Плотно зажмурившись, точно в ожидании удара, он мягко надавил на нежную кожу уже двумя подушечками, тут же с удивлением понимая, что плотные мышцы поддаются, впуская его внутрь. Хэвлок подался навстречу сам, насаживаясь сразу практически до упора и вжимаясь в губы Ваймса так отчаянно, что у того попросту не осталось выбора. Жаркое тело и не менее жаркий рот Хэвлока, казалось, заражали Сэма этой безрассудной страстью. Это чувство действительно было сродни лихорадке, так же неизбежно и так же губительно, и последние осколки рассудительности и опасений обращались пеплом в этом отчаянном огне желания, охватившем их обоих. Методично вталкивая пальцы в Хэвлока, Сэм не думал уже ни о чём — он будто разом утратил способность думать как таковую, обратившись в чистое неподдельное чувство. Наверное, это чувство стоило называть страстью. Яркой, сильной, горячей и отдающейся острым щемящим чувством глубоко под грудиной. Сэм прежде не испытывал ничего подобного, но даже ему, неотёсанному неопытному юнцу, последнее казалось чем-то неправильным. Разве правильно называть страстью трепет, зарождающийся в самых недрах души и напоминающий о себе каждый раз, когда Сэм тонул в безбрежной лазури глаз Хэвлока, когда чувствовал мягкость его тонких губ или даже когда просто вспоминал о нём? Нет, это было неправильно, но назвать поселившееся в груди чувство любовью у Сэма просто не хватило бы смелости. Поначалу плотно объятые теснотой и жаром, теперь пальцы двигались совсем легко, практически полностью выходя, а затем вталкиваясь внутрь в трепещущее от ласк тело. Сэм даже не думал о том, что именно он делал, уделяя куда больше внимания поцелуям, что осыпали не только губы Хэвлока, но и щёки, челюсть, шею, и уголки ключиц, что виднелись в вырезе небрежно задранной рубашки. Хэвлок чутко отзывался на каждое прикосновение, елозил языком по губам Сэма в ответ, льнул навстречу, выгибался под ним и дышал так упоительно жарко, но вместе с тем практически неслышно, что неожиданно сорвавшийся с влажных зацелованных губ хриплый стон скорее испугал Сэма, чем поощрил его. Тонкие пальцы впились в волосы, оттягивая их до боли, а нутро судорожно сжалось, заставляя Сэма мгновенно замереть. — Больно? — Ваймс с волнением заглядывал в широко распахнутые глаза Хэвлока, неосознанно сжимая лежащую в его руке кисть чуть крепче. — Сделай так снова, — хрипло выдохнул Хэвлок, дёргано, почти спазматически насаживаясь на пальцы Сэма в отчаянной попытке вновь ощутить резкое удовольствие, пробегающее колючей волной от низа живота до самых кончиков пальцев. — Так? — затуманенный желанием рассудок не вполне осознавал, что от него хотели, и Сэм двинул пальцами наугад, слегка проезжаясь подушечками по небольшому плотному комочку на мягкой стенке. Хэвлок отозвался очередным сиплым стоном, а всё его тело снова пробрала крупная дрожь. — Да, — звонкий голос снова охрип, но на сей раз он не придал этому ровно никакого значения, снова притягивая Сэма к себе за шею и утыкаясь лбом в его лоб, — ещё. Сделай это ещё раз. Сэм повторил движение с прилежностью и тщанием, которые, справедливо говоря, никогда не были его сильной стороной, но ради хриплых сбивчивых стонов Хэвлока, ради его вздрагивающего от удовольствия тела и беспорядочных едва различимых просьб, он был готов стать самым усердным учеником на свете. Он не задумывался над тем, сколько раз ему пришлось повторить это незамысловатое движение, прежде, чем Хэвлок напряжённо замер, вцепившись в Сэма и сжав его пальцы внутри так сильно, что даже если бы он захотел, он не смог бы убрать их сейчас. Жаркое влажное нутро пульсировало напряжением, а плечо слегка саднило (мысль о том, что Хэвлок наверняка оставил на нём царапины пролетела в голове Сэма почти незаметно, но оставила после себя приятное удовлетворение). Хэвлок позволил себе выдохнуть лишь когда оргазм полностью схлынул, отпуская скованные оторопью конечности. Он устало опустился назад на простыню и уронил короткий вздох, одновременно походивший и на стон, и на всхлип. Семя расплескалось по животу, наполовину обнажённая грудь тяжело вздымалась, а под пушистыми ресницами собрались невольно выступившие слёзы. — Ты как? — Ваймс едва ощутимо потёрся носом о покрытую густым румянцем скулу Хэвлока, одновременно взволнованный и встревоженный. — В порядке? Всё ещё ошеломлённый ярким оргазмом, Хэвлок отозвался слабым кивком, лишь спустя несколько мгновений позволяя с губ слететь бездумным словам: — Лучше, чем когда-либо. Формально, это не было ложью. Этот опыт действительно был лучшим, что случалось между ним и Сэмом, но слова, громкие и откровенные в своей сущности, напугали его. Хэвлок не привык быть настолько откровенен с кем-то, не привык говорить то, о чём мог пожалеть потом. Им было просто хорошо вместе и… спонтанное осознание того, что хорошо было ему одному накрыло Хэвлока волной. — А ты…? — он нелепо дёрнул непослушной рукой, опуская взгляд и обрывая вопрос на полуслове. Ответ был очевиден: напряжённый член Сэма топорщился под влажной от выступившей смазки тканью подштанников. Хэвлок вновь потянулся к паху Ваймса, но тот остановил его, чуть отстранившись. — Я сам. Сэм снова уткнулся губами в шею Хэвлока, но это нельзя было назвать поцелуем. Он просто касался его приоткрытыми губами, оставляя на нежной, покрытой мурашками коже влажный след, и дышал шумно и сбивчиво в такт резким движениям ладони по собственному члену. Всё ещё влажные и скользкие, пальцы двигались по стволу упоительно легко и правильно, толкая Сэма за грань удовольствия. Он кончил быстро и тихо, уткнувшись во вкусно пахнущие чёрные локоны Хэвлока и пробормотав что-то настолько невнятно, что Хэвлок не смог разобрать и слова. Наверное, к лучшему, ведь слова, брошенные в пылу страсти нередко были слишком далеки от правды. Однажды он уже поверил обещаниям, данным на ложе страсти, и жестоко поплатился за эту слепую веру позже, когда в груди осталась одна кровоточащая рана, а сердце зарыли в могиле вместе с тем, кто обещал всегда быть рядом. Сейчас она затягивалась, неспешно и болезненно, но затягивалась, но Хэвлок всё ещё не был готов слушать новые бездумные обещания. — Нужно всё убрать, — уже яснее пробормотал Ваймс, укладываясь рядом с Хэвлоком и тщательно отирая руку краем простыни. Хэвлок бросил взгляд на заляпанный подсыхающей спермой живот и отстранённо отметил, что несмотря на то, что посторгазменная нега уже практически полностью испарилась, внутри по-прежнему было до омерзительного пусто. — Потом, — глухо отозвался он, обращаясь скорее к собственным мыслям, чем к лежащему рядом Сэму, — потом. У нас ещё есть время. Сэм улыбнулся и, наплевав на всё, накрыл низ его живота ладонью. Губы ткнулись в висок Хэвлока коротким поцелуем. Пустота постепенно отступала под теплотой чужой руки. *** Солнце уже скатилось за горизонт и на город опустились густые сумерки, когда младший констебль Ваймс наконец добрался до участка, чтобы заступить на дежурство. Стражники ещё не успели разбрестись по улочкам, а просто собрались перед участком, обмениваясь новостями и обсуждая последние события. Сэм прибился к ним скорее по привычке, всё ещё потерянный и погружённый в свои мысли после сегодняшней встречи с Хэвлоком. Справедливости ради, на службу ему сегодня идти совсем не хотелось, но проигнорированное дежурство грозило выговором, а то и вовсе увольнением. После Революции желающих присоединиться к Ночной Страже значительно прибавилось, хоть Сэм и не мог взять в толк почему, ведь в сущности они так ничего и не добились. Сменилось лишь лицо, а порядки остались всё те же, если не хуже. Он очнулся от увесистого шлепка по спине. — Опаздываешь, Ваймси? Что, вовсю развлекаешься уже с кралями на заднем дворе, аж про службу забываешь, м? — загоготал капрал Сливли, слывший за ловеласа, крутившего шашни с самой леди Ржав. Остальные стражники лишь гаденько усмехались, ожидая ответа. Сэм неожиданно стал центром внимания и совсем не был этому рад. И зачем пристал к этим недоумкам? Следовало сразу пойти в участок да глаза не мозолить. — А то! — не краснея, соврал он, напустив на себя такой вид, будто раз по десять на неделе уединялся не с одной, так с другой. — Молодец, мужиком растешь, — похвалил капрал, снова наградив его одобрительным похлопыванием по спине (если отбитые почки или лёгкие можно было считать одобрением), и напустил на себя важный вид. — Главное, про сонки не забывай. А то маменька, небось, всю задницу ремнем исполосует, если невесту брюхатую приведёшь. Сэм кивнул и поспешил убраться куда подальше. В горле стоял ком от стыда, но не за собственное враньё, а за это глупое бахвальство взрослого, казалось бы, человека. Тоже мне, нашёл повод для гордости! В понимании Сэма настоящего мужчину определяло далеко не количество оприходованных за неделю девиц, однако спорить с капралом было попросту бесполезно, особенно если не хотелось провести дежурство в компании его неполживых баек о любовных похождениях. Город постепенно утопал в холодной предгрозовой ночи, но младший констебль Ваймс этого вовсе не замечал, бодро вышагивая по пустынным улицам, согретый теплящимся глубоко в груди чувством, которое ему всё ещё не хватало смелости назвать. *** Тяжёлые облака нависали над городом, почти касаясь самых высоких крыш, когда Хэвлок возвращался в гильдию. В груди ещё теплился отголосок нежности и сердце заходилось от всей трогательной осторожности Сэма, от его сбивчивого шёпота. Хэвлок поймал себя на том, что мечтательно улыбается, снова вспоминая все ласки, как будто проживая их заново, — и вдруг его окатило холодом: а может быть он просто заменяет Сэмом то, что потерял? Боги… Наверное, чтобы разобраться с этим вопросом Хэвлок должен был препарировать свои чувства, отстраниться и посмотреть на ситуацию непредвзято, но никогда это ещё не было так сложно. Для него, годами жившего под стеклянным колпаком и гнётом родительской муштры, оценивать и анализировать свои эмоции стало привычкой. Только так он мог выжить в мире невозмутимого спокойствия, от которого веяло холодом. Но бессознательно он тянулся к яркому, буйному, мечтал о буре чувств, которые не надо будет скрывать, и в смутных мечтаниях ему рисовался образ сильного человека, которого он мог бы уважать, кем он мог бы восхищаться. Этот человек не смотрел на него свысока и не советовал взять себя в руки, успокоиться, каждый раз как его тон хоть в какой-то ничтожной степени отклонялся от стандарта. Порой во время какого-то нудного занятия, не требовавшего концентрации, Хэвлок позволял себе забыться, мечтая о том, что однажды он встретит такого человека — и тогда-то начнется настоящая жизнь. Он не уловил, в какой момент этот образ приобрел эротические черты, однако это явно случилось до того, как Хэвлок узнал значение слова «эротический». А потом уже не представлялось возможным остановить буйство фантазии, распалённой горячностью растущего, обуреваемого противоречивыми эмоциями организма. Впрочем, Хэвлок не был бы собой, если бы не смог обуздать и этот порыв, позволяя себе разве что самоудовлетворение перед сном. В нём парадоксально уживались вера в то, что он обязательно встретит такого человека — ведь иначе просто не может быть — и смирение с тем, что этого никогда не случится. Увидев Киля, воочию пронаблюдав за этим воплощением контроля, что скрывал за собой безбрежный гнев и пыл, Хэвлок понял, что пропал. Но Киля больше не было с ним и Хэвлок, кажется, всё-таки смог с этим свыкнуться. Найдя ещё одного человека, которому двадцать пятое мая душу вырвало из груди, Хэвлок испытал облегчение. Вдвоём молчать о случившемся было по-настоящему славно. Оставленная потерей рана болела всё меньше, и Хэвлок опасался лишь того, а не будет ли его поведение бесчестным по отношению к самому Сэму. Тот, будучи человеком порядочным и честным, явно не заслуживал того, чтобы его использовали как замену, способ заполнить душевную пустоту. Нет, разумеется, Сэм не был Килем в полной мере и никоим образом не мог бы его заменить. И ростом пониже, по-юношески нескладный и худой, и в жилистых тощих руках пока нет ещё столько силы. А главное — Сэму не удалось бы утихомирить разъярённую толпу одними лишь словами и люди не пошли бы за ним на смерть… однако в нём было что-то… характер, упрямство, переходящее порой в наглость, готовность пожертвовать собой и горячность. И Сэм тоже знал, каково это — вечно прятаться за ширмой напускного спокойствия. Хэвлок видел огонь в его глазах, и, зачарованный, не мог уже отвести взгляда. Как и в случае с образом человека из его грёз Хэвлок и сам не заметил, когда его отношение к Сэму приобрело новые обертоны. Сэм не был искушён во флирте и намеки не то игнорировал, не то не замечал — впрочем, Хэвлок тоже не был мастером изящного соблазнения, и поэтому он решил действовать напролом. Если Сэм гневно оттолкнет его сейчас, говоря, что он «не такой»… это будет безусловно больно, но Хэвлок сможет смириться с очередной потерей того, что даже не стало его. Однако Сэм не оттолкнул, а наоборот прижал к себе крепче, осыпая неуклюжими короткими поцелуями. Конечно, он не был Килем. Но сравнивать их было откровенно глупо. Главное, что с Сэмом ему было хорошо. И, кажется, это было взаимным. Уже позже, ложась в свою постель в тёмной гильдейской спальне, Хэвлок подумал о том, что в последние их встречи с Сэмом он почти не вспоминал о Киле, и на мгновение испугался, что начнет забывать сержанта, его взгляд, прикосновения, взъерошенные с проседью волосы… сама мысль отозвалась в сердце тупой болью. Хэвлок тяжело вздохнул, растирая грудь чуть ниже ключиц. Но ведь вряд ли он может предать память Киля, память о своей первой, такой искренней влюблённости, полюбив снова, правда? Эти чувства не противоречат друг другу, и Хэвлок не обязан положить всю свою едва начавшуюся жизнь на алтарь потери и боли. Он будет жить и помнить и позволит себе быть счастливым, — а иначе зачем вообще существовать.