Чёрная сирень

В комнате была кровать — не очень широкая, не очень мягкая, но всё-таки лучше, чем то жесткое и скрипучее импровизированное ложе на чердаке. На столбиках тускло поблёскивали полированные медные шарики. А еще тут был жестяной выщербленный умывальник с мутным зеркалом над ним, и пара позеленевших подсвечников, аж на шесть свечей каждый. Сэм, лизнув пальцы, потушил все, кроме одной. Слишком яркий свет стеснял его. Нет, его смущала не нагота как таковая, не опасения, что он увидит что-то неприличное — живя в Тенях, ты быстро принимал, что всё в человеческом теле вполне себе естественно — а скорее интимность ситуации. Это было совсем другое дело. Когда Хэвлок в предыдущую их встречу, прежде чем исчезнуть в предрассветных сумерках, спросил, не встретит ли его Сэм на углу Щеботанской и Виксона, скажем, дня через три в десять вечера, потому что у него «кое-какие планы», Сэм и подумать не смел, что Хэвлок решит внести разнообразие в их свидания и приведет его в эту мансарду. Лишь небу ведомо, как он раздобыл ключ и уговорил пустить его, да еще и с компанией. Смятение Сэма позабавило Хэвлока и он, снимая свой неизменный неопределенно-серый плащ, коротко пояснил, что его знакомые проявили понимание и разрешили ему провести ночь в комнате с условием ничего не разбить и не курить в постели. — С белошвейками приятно иметь дело — они столь тактичны. И лишних вопросов не задают. С нижнего этажа доносилось дребезжащее треньканье расстроенного пианино и громкие голоса. Сэм мыл руки и лицо с совершенно излишним тщанием. Конечно, он предполагал, что однажды их близость зайдёт настолько далеко, но был не очень-то уверен, что справится. Хэвлок, впрочем, терялся не меньше. Всё было так неловко и ново, пусть они и не раз видели друг друга без одежды и уже занимались всяким, что в приличном обществе классифицируют как исключительно неприличное. На этот раз и прикосновения были несмелыми, как будто даже боязливыми, и раздевался каждый самостоятельно, потому что сейчас снимать одежду не с себя казалось уже слишком. Куда проще было, отвернувшись, быстро раздеться и скользнуть под покрывало, стараясь не показывать своей растерянности. Одной свечи решительно не хватало, но это было и хорошо. Смотря на низкие потолочные балки, Сэм и Хэвлок лежали под покрывалом, даже не касаясь друг друга, и оба не знали, с чего начать. В предыдущие разы всё шло проще, всё было упоительно легко — и целовать, и гладить, и прижиматься, и стискивать в объятиях. А сейчас как будто они замахнулись на что-то этакое, что-то по-настоящему серьезное, в чём никак нельзя допустить ошибки. Считать так было откровенно глупо. Диск плывет по космосу уже неизвестно сколько лет и испокон веков люди занимаются этим, и нет в этом ничего такого особенного и волнительно-запретного. И всё же неуклюжесть от неловкости опутывала по рукам и ногам. Стараясь дышать мерно и не выдавать своего волнения, Сэм вспоминал, что же он делал в прошлые разы, что бы помогло ему сейчас справиться с переживаниями и наконец начать. Например, Хэвлоку определенно нравилось, когда Сэм гладил его бёдра. Поэтому рука Сэма скользнула наконец под покрывалом и мягко коснулась бедра Хэвлока. Тот слегка вздрогнул — от чего Сэм на мгновение задержал дыхание — а потом мягко вздохнул, потому что ему действительно нравилось это. Сэм приободрился и уже не испытал особой растерянности, когда ладонь Хэвлока бережно огладила его собственное бедро, слегка коснувшись при этом подвздошных косточек. Это казалось удивительно правильным. С Сэмом Хэвлок не пытался изображать из себя рокового соблазнителя. К чему вообще стараться впечатлять такого же (а сущности — даже более) неопытного юнца? Это же не харизматичный сержант Киль, от которого Хэвлок совершенно потерял голову и перед которым отчаянно рисовался, мечтая заинтересовать и привлечь. Перед Сэмом совсем не нужно было изображать из себя того, кем он не являлся — Сэм просто поглаживал его бедро, весь пунцовый от смущения, и им обоим это казалось правильным Когда первое сковывающее тело смущение немного развеялось и разгладилось мягкими, аккуратными движениями пальцев по тонкой коже, Хэвлок повернулся на бок, подкладывая руку под подушку, и коснулся пальцами груди Сэма через покрывало. А Сэм повторил за ним, потому что чувствовать на себе чужой изучающий взгляд и смотреть в потолок конечно неплохо, но любопытство куда сильнее. Он тоже повернулся и принялся вглядываться в очертания чужого лица, хотя в темноте почти ничего не было видно. Покрывало чуть съехало вниз и Хэвлок коснулся его обнаженного плеча, совсем невесомо, самыми кончиками пальцев, но Сэм на несколько секунд задержал дыхание Пальцы Хэвлока медленно перекочевали выше, на угловатое плечо и изогнутую шею, едва-едва касаясь ещё по-юношески мягкой линии челюсти. А рука Сэма, немного осмелевшего и ободренного этими прикосновениями, переместилась на тонкую талию Хэвлока, тоже поглаживая, но пока не решаясь спускаться ниже, ибо скулы Сэма все ещё пылали пунцом смущения, а не страсти. Хэвлок коснулся его лица, но не успел довести пальцами до губ — Сэм сам подался навстречу в отчаянном желании найти губы Хэвлока своими. Но, поспешив, он глупо промазал и ткнулся куда-то мимо, едва мазнув губами по щеке Хэвлока, и тут же отпрянул и сел на кровати, пристыженный своей собственной неловкостью. Хэвлок тихо вздохнул и мягко улыбнулся, а после тоже сел, все ещё прикрываясь покрывалом, как и Сэм, и мягко коснулся его плеча: — Попробуем ещё раз?.. — он взял Сэма за руку и положил на свою щеку, как бы намекая, что так Сэм точно не промажет. Закрывая глаза, Сэм подался навстречу, ощущая под ладонью мягкую кожу Хэвлока и его горящие скулы. А потом они целовались. Точнее, просто касались друг друга губами. Сэм совсем неловко и целомудренно перехватывал своими губами то верхнюю, то нижнюю губу Хэвлока, и Хэвлок отвечал ему тем же, не пуская в ход язык, хотя он успел прекрасно усвоить принцип поцелуя. Но так — просто касаясь — было хорошо. И так же хорошо было ощущать, как Сэм обхватил его лицо ладонями, а он сам положил руки Сэму на плечи, не вцепляясь и не царапаясь, а только слегка поглаживая. Какое-то время они просто сидели так, друг напротив друга на постели, целомудренно целуясь и несмело ласкаясь. А с этажей ниже доносились звуки разудалой пирушки — всё то же плохо настроенное пианино, шаги, смех. Наконец, оторвавшись от губ Сэма в очередной раз, Хэвлок предложил тихо и немного неловко: — Может снова ляжем?.. — они вернулись в кровать, ложась друг напротив друга, но уже ближе, потому что так целоваться было удобнее, и рука Сэма снова легла на талию Хэвлока, а Хэвлок обнял его, прижимая ближе, и просунул свое бедро меж ног Ваймса, слегка о него потираясь. Хорошо, что на Сэме уже не было штанов, а то бы и они пошли по швам — как-никак, ему многого не нужно было, чтобы основательно возбудиться. Тем более в таких обстоятельствах. И тут уже не было сомнения, что Хэвлок прекрасно заметил, что у Сэма стоит, и сам он завелся ничуть не меньше. Конечно, изрядная толика нерешительности оставалась, и когда они сжимали друг друга в объятиях, их члены случайно соприкасались, оба парня на мгновение замирали, однако постепенно смущение отступало, сменяясь желанием. В голове Сэма уже начинало мутиться от возбуждения. Он аккуратно сжал зубами губу Хэвлока, тут же зализывая это место. А Хэвлок слегка приоткрыл рот, подаваясь навстречу, касаясь нежно и почти изучающе. Несмотря все те пылкие поцелуи, которые были между ними до этого, Хэвлок всё еще не привык целовать Сэма вот так, с языком, но, боги, как же хорошо этого было! По мере того как все более раскрепощенными становились их поцелуи, они прижимались друг к другу все ближе, юные и пылкие. Ладонь Сэма уже беззастенчиво скользила от талии до середины бедра Хэвлока, иногда поглаживая и ягодицу, Хэвлок же обвил шею Ваймса руками в твердом намерении не отпускать никогда и терся бедром совсем-совсем рядом с поджавшейся мошонкой, дразня ещё больше. А потом пальцы Сэма невзначай соскользнули меж ягодиц, почти непреднамеренно — просто так получилось — он замер, слегка отстранился и шепнул, едва приоткрывая губы: — Можно?.. — Да, — так же тихо, на грани слышимости выдохнул Хэвлок и тихо застонал, когда Сэм уже намеренно погладил нежную кожу меж ягодиц. Сэм помнил, как надо, помнил, что пальцы должны быть внутри, но не решался ввести их так сразу. Даже один, хотя Хэвлок так упоенно дышал ему в губы, когда Сэм проникал в него едва на одну фалангу. А ещё Сэм помнил, что должно быть влажно и скользко, так что когда Хэвлок попытался податься и насадиться глубже, Сэм аккуратно отвёл руку. — Подожди, надо что-то… ну, для… этого. Сэм вкрай растерялся. Облечь в слова необходимость наличия чего-то скользкого меж ягодиц Хэвлока было так сложно, хотя казалось бы что такого неприличного в слове «смазка». Если уж на то пошло, почему именно это вызывало сейчас такую растерянность? Не то, что они лежали, голые, на кровати в комнате, что им милостиво уступили белошвейки (и у Сэма не было никаких сомнений относительно того, для чего люди обычно встречались в таких вот мансардах), — но именно необходимость сказать, что сейчас пригодилась бы смазка. Хэвлок однако понял его, несмотря на все косноязычие и выудил откуда-то со свой стороны кровати небольшой флакон. — Я подготовился, — тихо сказал он, и новая волна смущения накрыла его с головой, заставляя зардеться румянцем. А ведь, назначая Сэму встречу, он воображал себя таким распущенным и готовым на всё — таким же раскрепощенным, как когда они обжимались на чердаке или когда он самым наглым образом полез лапать Сэма в подворотне посреди дежурства. Но сейчас ему стало немного страшно, однако Сэм, — славный, славный Сэм — просто неловко ткнулся губами в уголок его губ, в горячности спешки снова промазав, и взял флакон из его рук Когда Сэм открывал флакон и выливал на пальцы масло, руки у него чуть подрагивали от нетерпеливости и страха. Что-то наверняка пролилось мимо и запятнало простыни, но оба не обратили на это ровно никакого внимания. А потом Хэвлок лег на спину и, подложив под бёдра подушку, развел ноги, так, как делал раньше, и Сэм немного осмелел, устраиваясь рядом на боку, положив руку под шею Хэвлока, и вновь касаясь его меж ягодиц, елозя и размазывая скользкую субстанцию по нежной коже. Сэм начал с одного пальца, медленно, аккуратно вводя внутрь и едва не задыхаясь от того каким узким и жарким был Хэвлок. А тот лишь жмурился, сжимал плечо Сэма и дышал восхитительно сбивчиво, поощряя медленные поступательные движения и ласки. По совести Сэма устроило бы и просто обниматься и тереться до победного, как и в предыдущие их встречи, но если Хэвлок хотел… — как бы Сэм отказал ему. Да и, справедливости ради, и сам он хотел еще как — до искр, до тянущей сладостной боли! Закрывая глаза и глубоко дыша, Хэвлок всецело погрузился в собственные ощущения. Даже несмотря на лёгкое смущение, ему это нравилось. Всё вместе. И ощущения, и чувства. И он подавался навстречу уже более плавным и быстрым движениям пальцев. Сэм конечно был не так хорош в ласках как Киль. Киль словно знал его много лет, знал каждый уголок его тела лучше него самого, знал как согнуть пальцы, как надавить и как заставить Хэвлока задохнуться от удовольствия. Движения пальцев Киля всегда были уверенные и точные, Сэм же касался его осторожно и без нажима, и когда он наконец коснулся того, чего должен был, Хэвлока перетряхнуло и он выдохнул тихое «ещё!». И Сэм коснулся ещё и ещё, прилежно повторяя движение, но каждый раз как будто по-новому, пока Хэвлок не впился пальцами крепко-крепко в его плечо и не прошептал: — Нет, хватит, иначе я сейчас.! — немедленно остановившись, Сэм осторожно убрал руку, давая Хэвлоку возможность перевести дух и смириться с неизбежным невольным разочарованием от того, что желанный оргазм так и не пришел. Выжидая, пока Хэвлок слегка придет в себя, Сэм просто поглаживал его по голени, нежно и неторопливо, вместе с тем успокаивая и себя, ведь он сам едва не кончил просто от того, как Хэвлок насаживался на его пальцы и как сжимался, почти готовый кончить только от ласк. А после Хэвлок чуть коснулся его щиколотки голой ступней и, неловко поглаживая ладонью бедро, сказал так же тихо, сбивчивым шепотом: — Давай. Сэм кивнул скорее сам себе, чем Хэвлоку, настраиваясь на то, что прямо сейчас ему предстоит, ну, это. На самом деле он сам себе стеснялся признаться, что он собирается заняться с Хэвлоком любовью. На память непроизвольно приходила сцена, невольным свидетелем, которой он стал — то, что он увидел тогда, безусловно выглядело горячо и возбуждающе и в самых смелых своих фантазиях Сэм хотел побывать на месте сержанта хотя бы ненадолго, но вместе с тем он слишком уж смутно представлял, что ему предстоит делать, и от это было немного страшно, и, толком не устроившись меж разведенных ног, Сэм аккуратно уточнил: — Нам не нужно лечь как-то иначе? — Нет, — хрипловато отозвался Хэвлок, его звонкий красивый голос слегка сел от возбуждения, — только если ты хочешь. — Сэм промолчал. Он не знал, чего хочет. — Но я бы хотел так, — снова тихо произнес Хэвлок, отводя глаза, как будто ему было неловко говорить об этом, — я бы хотел быть ближе. Сэм снова кивнул, снова больше самому себе, чем Хэвлоку, и наконец устроился над Хэвлоком, опираясь на руки так, чтобы его не придавить. Сообразить, что в таком положении у него ничего не получится и его член не окажется магическим образом, ну, там, где ему следует оказаться, Сэм смог не сразу. Пришлось отстраниться. Хэвлок под ним тоже немного завозился и поправил подушку под бедрами, чтобы было сподручнее. Ваймс тихо выдохнул, надеясь, что ничего не испортит. Он бы даже помолился, если бы знал к какому богу следует обращаться в таких ситуациях. Если бы верил достаточно хоть в какого-то из богов. С членом он был ещё осторожнее, чем с пальцами. Его щёки снова горели, когда он взял член и аккуратно, наощупь, направил его внутрь Хэвлока. Он почти не толкался, а просто слегка вёл бедрами навстречу облегающему его член жару и тесноте. Хэвлок тихо ахнул, почувствовав, наконец, Сэма в себе. Точнее, самую головку его члена, ведь Сэм остановился едва-едва погрузив ее внутрь. Это было одновременно хорошо и слишком мало, и Хэвлок слабо двинулся навстречу, призывая Ваймса быть более решительным. Сэм внял, хотя входил он все равно постепенно, давая им обоим передышку и через раз уточняя, дальше ли ему двигаться или этого достаточно. Первые несколько движений были сложными — Сэм попросту не ожидал, что даже после столь обстоятельной подготовки Хэвлок окажется таким узким. И жарким. Сэму было удивительно, что у Киля хватило сил не только на то, чтобы удерживать Хэвлока на весу, но и брать его в таком положении, сам он — он чувствовал это слишком явственно — долго не продержится. Хэвлок немного приподнялся и обнял его за плечи, притягивая ближе для поцелуя. Они снова целовались целомудренно, просто касаясь друг друга губами, но этого было более, чем достаточно вместе с неторопливыми движениями бёдер. Хотя, по-совести целоваться в таком положении было не очень удобно, и в какой-то момент Сэм соскользнул губами на подбородок Хэвлока, а после ниже и ниже, целуя выгнутую шею и её изгиб у плеча. И чем ближе был оргазм, тем более сбивчивыми становились движения, тем глубже остатки внятных мыслей тонули в волнах удовольствия. Ваймс сам не понял, что на него нашло, когда он впился в доверительно подставленную шею укусом, оставляя небольшой засос, который потом обязательно побагровеет. Хэвлок ахнул особенно выразительно и Сэм поспешил закрыть укус ласковым поцелуем, вместе с тем прижимаясь ещё ближе, толкая Хэвлока за грань удовольствия и падая за ним следом в жар и небытие, закономерно следующее за пиком наслаждения. Этажом ниже всё еще играла музыка, к пианино присоединялись нестройные голоса — пирушка очевидно переходила в стадию чрезмерного подпития, когда все преисполнялись уверенности в собственных необычайных певческих талантах. До мансарды доносились отголоски буйного веселья, от которого даже чуть подрагивало висящее над умывальником зеркало. Впрочем, Сэму и Хэвлоку было не до этого. Сэм обнимал лежащего рядом Хэвлока и, всё ещё млея от не до конца отступившей истомы, то и дело мягко целовал его в лоб. За окном было по-прежнему темно, до утра оставалось ещё несколько часов, и он намеревался насладиться ими в полной мере. *** Сэм хмуро смотрел на огоньки огрызков свечей. Он раздобыл целых две дюжины, которые предусмотрительно расставил по полу чердака в ожидании встречи. Сегодня он хотел показать себя особенно предупредительным и попытаться сделать этот мрачный угол хоть сколько-то уютнее, и теперь негодовал на себя за неуместное позерство. Получилось-то весьма неплохо, однако Хэвлок очевидно не торопился к нему, — а значит для чего были все эти глупости? Сидя на топчане и обнимая колени, Сэм смотрел на подрагивающие язычки пламени и становился всё мрачнее. Не надо было ожидать хоть чего-то — думалось ему — тогда не было бы такого разочарования. А ведь он уже представил, что Хэвлок увидит всю эту «люминацию» и оценит старания Сэма. Представил, как заключит Хэвлока в объятия и поцелует — представил настолько тщательно, что почти ощутил прикосновения. Которых не могло быть, потому что Хэвлок не пришел. Тряхнув головой, Сэм наконец затушил все свечи, кроме одной. Чего уж переводить зря, с тем же успехом он может поспать, ведь ради этого, собственно, он и отыскал это убежище: прятаться от мира, от всех, и отдыхать. Закутавшись в плащ, он собрался засыпать, но сон не шел — Сэм то кипел от возмущения, не зная, может быть и в самом деле ему предпочли что-то иное, то холодел от мысли, что может быть что-то стряслось, а он-то и не знает и не может ничем помочь… непоминаемых, конечно, нельзя поминать всуе, но ведь и забывать о них тоже не следует… Обхватив себя за плечи, Сэм смотрел в стену, не видя при этом ничего, и напряженно вслушивался в доносящиеся до чердака отзвуки городской жизни, когда сухо стукнули черепицы над головой, чуть скрипнула доска — и тень, осторожно обойдя расставленные по полу огарки, скользнула к Сэму. Тот даже не вздрогнул: никто не мог здесь находиться кроме Хэвлока и никто, кроме Хэвлока не перемещался столь бесшумно. Казалось даже, что если его шаги и бывают слышны, то это исключительно потому что Хэвлок хочет быть замеченным. Да, он был настоящим самородком, его Хэвлок. — У меня совсем мало времени, — шепнул Хэвлок, забираясь под плащ, которым укрылся Сэм, — никак было не вырваться, но я не мог не прийти, — чуточку смущенно признался он, прежде чем слегка коснуться кончиком носа затылка Сэма. Он не стал добавлять, что всё его существо изнывало от жажды прикосновений и мысль о том, что сегодняшнюю ночь ему придется провести в одиночестве из-за особенно бдительного привратника, никак не желавшего заняться своими делами, была попросту невыносимой. Но Сэм и не дал ему ничего сказать — в следующее мгновение Хэвлок охнул, придавленный к топчану Сэмом, который ринулся его целовать. Они то лежали на боку, обнимаясь и беззастенчиво лапая друг друга, то один перекатывался на спину, прижимая к себе второго, и всё это время они жадно, мокро и глубоко целовались, едва смыкая губы, потому что они открыли для себя эту плотскую сторону жизни, и им нравилось, очень нравилось. Оба получали недюжинное удовольствие от самой этой яркой юношеской влюблённости, от бури чувств, близости, которая так восхитительно кружила голову, что было решительно невозможно даже подумать о том, чтобы отказаться от этого. Сэм позволил себе прерваться лишь для того, чтобы заново зажечь все свечи — а то что, неужели он зря старался? Чёрные тяжёлые локоны Хэвлока казались отлитыми из латуни, а кожа отсвечивала бледным золотом, и Сэм самозабвенно покрывал поцелуями шею, плечи и грудь, чувствуя легкий солоноватый запах пота, который он сейчас находил невероятно возбуждающим. Да, должно быть Хэвлок и в самом деле торопился, раз успел взмокнуть, и Сэму это странным образом льстило. Наслаждаясь теплом и тем, как пальцы Хэвлока перебирали его короткие, неаккуратно остриженные волосы, Сэм потерся щекой о его впалый бледный живот и, прежде чем расстегнуть мягкие тёмно-серые штаны, которые Хэвлок неизменно надевал для своих прогулок, хрипло спросил: — Хочешь я?.. — голос сорвался, и Сэм сухо сглотнул. Он слишком робел, чтобы напрямую предложить то, что задумал, и молился богам, чтобы Хэвлок понял его без слов. И он понял! Не сводя беспомощно-восхищённого взгляда с лица вконец смущённого Сэма, он выдохнул: — Да, о да!.. Не то, чтобы Сэм совсем утратил понятие границ допустимого, но с Хэвлоком всё, что казалось ему странным и порой даже неприятным, если речь шла о других людях, стало вдруг прекрасным — например, целовать с языком и касаться всюду, куда только дотянется. Так и сейчас он не нашел ничего такого неприличного в том, чтобы стянуть с Хэвлока штаны и легко прижаться сухими от волнения губами к головке его члена. Когда он видел порнографические открытки с таким сюжетом то ощущал разве что недоумение: прямо ртом и прямо там? какая нелепица! Однако сейчас эта самая нелепица заводила его настолько, что в паху тяжело ныло. Плохо понимая, что же следует делать (все увиденные открытки вместе взятые нисколько не помогали разобраться в тонкостях!), Сэм сначала просто целовал, как целовал бы торс или руки или шею. Ответом на каждое его движение был не то вздох, не то стон. Хэвлок изгибался, двумя руками вцепляясь в изношенные простыни, но по-прежнему точно не смел просить большего, и именно это подстегнуло Сэма наконец провести языком по уздечке его возбуждённого члена. Все познания Сэма относительно таких ласк были почерпнуты из книжки о Молли, и сейчас приставучие стишки назойливо крутились в голове. «Его устами побалуй и уд с любовью поцелуй, — напутствовала Молли своего приятеля Бобби, который вознамерился оказать кузнецу любезность особого рода и обратился к подруге за советом. — Когда же разъярится он, ласкай его болт языком». За этим следовало множество не менее безыскусных строк, сопровождаемых такими же ужасающими иллюстрациями, на которых Бобби овладевал искусством, оттачивая навык сначала на мойщике полов в трактире, потом на секретаре гильдии счетоводов, затем — на конюшем графа, и наконец добирался до кузнеца, у которого член был толщиной с предплечье. По совести это всё выглядело и звучало просто кошмарно! Когда Сэм читал эти строки, украдкой при свете единственного огарка (и с крепким стояком в штанах), они казались ему ну невозможно глупыми и неприятными. Кто, скажите на милость, вообще захочет подобным заниматься? А, ну да, он сам и захотел. И ничуть не пожалел. Пусть руководствоваться ему оставалось лишь сомнительными сведениями от Молли, — реакция Хэвлока помогала куда лучше. Он чуть приподнялся, опираясь на локоть, бережно гладил Сэма по волосам, и, судя по тому, как он стонал, то напрягаясь, то с блаженным вздохом подаваясь навстречу, у Сэма пока что всё получалось отлично. Чего Сэм боялся — так это что устанет, прежде чем доведет Хэвлока до пика, но оба они и в самом деле не были взыскательны, они были молоды и не особенно искушены в ласках, им не нужно было много — лишь бы почаще. Поэтому Хэвлоку хватало самого факта, что Сэм сделал это, и ласк, столь усердных и одновременно нежных, в сочетании с невозможно вульгарными звуками. Один из стишков советовал куда старательнее работать языком, и Сэм, вспомнив об этом, открыл рот как можно шире, усердно лаская то уздечку, то саму головку члена, старательно слизывая выступившую смазку. Этот маневр явно пришелся Хэвлоку по вкусу, и приободренный Сэм продолжил то спускаться к основанию его члена, то снова возвращаться к головке. Что ж, возможно не все советы Молли следовало считать брехней. Когда же наконец Сэм набрался смелости обхватить член губами (по-прежнему заставляя себя думать не о стихах, а о том, как бы не задеть зубами то, что задевать не стоит), Хэвлок напряжённо замер, не сводя с Сэма затуманенного удовольствием взгляда, безмолвно, но жадно прося ещё немного, совсем немного — и Сэм с готовностью дал ему это: несколько раз заглотнув ствол как мог глубоко, он припал чуть онемевшими губами к головке, принимая не так много, но возмещая старательностью. Шалея от возбуждения, он слышал лишь своё же тяжелое дыхание и тишайшие, запыхавшиеся вздохи — «да, да, ещё чуть-чуть», «я почти» и наконец тихое «сейчас» за мгновение до того как излившееся семя наполнило рот Ваймса. Память, точно выжидая именно этого момента, услужливо подкинула Сэму ещё одну строчку напоследок: «Ты не робей теперь, дружок, прими в свой рот млечной поток» — игриво хихикая, сообщила Молли, и Сэм, поперхнувшись, закашлялся, но Хэвлок и не подумал высказывать недовольство «робостью». Дождавшись, пока Сэм переведёт дух, Хэвлок погладил его по щеке: — Это было прекрасно, — улыбнулся он, бережно обводя пальцем контуры раскрасневшихся губ. Разомлев от удовольствия, он выглядел совершенно беспомощным. Сэм нашел это очаровательным и решил, что при случае не только повторит то, что сделал только что, но и придумает что-то новое. — И это мне тоже нравится, — взглядом Хэвлок указал на свечи, и Сэм просиял. Не зря старался! Как бы ни дурманила его сладостная истома, лишая любых сил, Хэвлок тем не менее немедленно потянулся к промежности Сэма, но тот его остановил — собственное возбуждение стало уже невыносимым и он хотел лишь побыстрее с ним расправиться. Позволить Хэвлоку «ответить на любезность» можно и позже, когда предоставится более удобный случай. Крепко обнимая Хэвлока одной рукой и даже не целуя, а прижимаясь губами к его рту, Сэм быстро довел себя до разрядки. К сожалению, вдоволь полежать, отдыхая и попросту наслаждаясь обществом друг друга и благостным утоленным томлением, в этот раз у них не получилось. Однако когда Хэвлок с неподдельным огорчением извинился, сказав, что ему уже пора, Сэм даже не особенно расстроился. Ведь у них ещё столько времени!