Чёрная сирень

Конечно, такая идиллия не могла продлиться вечно. На очередном дежурстве Сэм шёл, кое-как волоча ноги, и, размахивая фонарём точно маятником, с невесёлой усмешкой думал о том, что всё это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Хэвлок оставил его. Вот так просто: сказал, что заканчивает гильдию и уезжает из города, причём сказал как будто между делом, когда, запыхавшийся, лежал рядом с Сэмом и, положив голову ему на грудь, мягко поглаживал его по щеке. И сказал так спокойно, словно это был какой-то пустяк, не стоящий внимания. А Сэма настолько ошеломили эти слова, что он не посмел и переспросить. Он ведь искренне полагал, что у них всё хорошо. Почему Хэвлок не сказал, не намекнул хотя бы, что ему что-то не по нраву? Первые пару недель после отъезда Хэвлока Сэм ходил как в воду опущенный, замкнувшийся в своей печали и безучастный ко всему. Разумеется его мать не могла не заметить такой резкой перемены, однако в их семье никто и никогда не умел говорить по душам. Мать лишь участливо и беспомощно погладила Сэма по голове и сказала, что не надо отчаиваться — будут в его жизни ещё новые вёсны. Вскоре она придумала средство от хандры, — единственное, какое исповедовали добропорядочные и честные бедняки, и к которому они прибегали в любых случаях: от дурного настроения до больных кишок, — она решила, что Сэма пора женить. Невеста нашлась быстро — старшая дочь соседей из дома напротив, с которой в детстве Сэм кидался комками грязи в прохожих и от которой резко отстранился, стоило им ступить в пору юношества. Фанни работала в пекарне, носила чепец, повязанный синей лентой, постоянно жевала смолу и была весьма разговорчива. Пока не оказывалась в обществе Сэма — тогда её словоохотливость точно ветром сдувало и она вела себя так, будто они уже с пару десятков лет провели вместе и тем для бесед уже не осталось. Но уговор есть уговор: теперь Сэм регулярно встречал наречённую у работы и провожал до дома, а на танцевальных вечерах он был обречён на то, чтобы хотя бы изредка топтаться в неловком подобии вальса. Однако куда чаще Сэм стоял в излюбленном дальнем углу, полностью соответствуя образу мужлана, который чхать хотел на все эти глупые юношеские увеселения, что в сущности смотрелось нелепо — ведь Сэм по-прежнему оставался костлявым молодым парнем с тощей шеей и порезами от плохо заточенной бритвы на щеках и возле острого кадыка. Свадьбу назначили на середину лета. Но состояться ей было не суждено. В конце зимы мать Сэма слегла и за неделю сгорела как свечка от той жестокой инфлюэнцы, которая в холодные месяцы собирала в Тенях обильную жатву, унося сотни жизней. Тогда-то Сэм и подумал, что новая весна в его жизни никогда уже наступит. Без настойчивости миссис Ваймс помолвка сошла на нет тихо и мирно точно растаявший по весне снег. Какое-то время Сэм ещё поддерживал ставший привычным порядок вещей — ведь он человек приличный, он не может так просто отказаться от уговора, — он по-прежнему чинно провожал Фанни до дома. Шли молча, и всё чаще Сэма посещали мысли о том, что сватовство превращается в цирк, а Фанни в сущности не сделала ничего дурного, чтобы обрекать её на прозябание с таким человеком как Сэм Ваймс. А сам Сэм… возможно он просто и не был создан для радостей. То, что в его жизни было хоть что-то хорошее — уже немыслимая роскошь. (Возможно, по той же причине Хэвлок и оставил его — какое вообще у него могло быть будущее с констеблем родом из Теней? — но Сэму было слишком больно об этом думать) Наконец Сэм решил, что надо прекратить этот балаган. — Как-то всё это неправильно, — нарушая приевшееся молчание, сказал он, когда парочка шла по Новому мосту, — тебе ж со мной скучно. — Ага, — флегматично согласилась Фанни, — ты скучный, — сказано это было так искренне и беззлобно, что Сэм даже не обиделся, ведь и в самом деле единственным, что они смогли принести в жизни друг друга, были скука и неловкое молчание. — Тогда почему мы всё ещё устраиваем эти глупости? О чём мы потом говорить будем, если нам уже сейчас скучно? — Фанни ответила не сразу. Она удивленно глянула на Сэма, а потом вдруг с неожиданной резвостью запрыгнула на широкий поручень моста и уселась как птица на жёрдочке. Болтая ногами, Фанни долго смотрела на Сэма, прежде чем пожать плечами: — Не знаю, все так живут. — Так может не надо?.. — Знаешь, я бы и не против. Но кто ж на меня глянет теперь. — Глупости какие. Всё у тебя при себе. — Так я ж порченная, — снова пожала плечами Фанни. У Сэма аж запершило в горле от возмущения как и таким самообвинением, так и этим понурым смирением. Он смог только прохрипеть: — Но я тебя и пальцем не тронул! — А ты остальным это расскажи. Сосредоточенно нахмурившись, Сэм перевёл взгляд на вязкие и медленные воды Анка. — Давай договоримся так: ты найдешь того, с кем тебе будет интересно, а если кто заикнется про что дурное — где стража ты знаешь, скажешь мне. Ублюдок вдруг может обнаружить, что нарушил с десяток параграфов городского уложения. Пара недель в околотке много кого отрезвляют. Ну или я просто его побью. На свадьбу Фанни Сэм не смог прийти, потому что был единственным в участке в ту смену, но присланный лично ему кусок пирога неплохо скрасил вечер. Приятно было знать, что кто-то городе ещё помнит о его существовании. В остальное же время Сэм ощущал себя покинутым, несмотря на сослуживцев и беспрестанные будничные разговоры. Это чувство поселилось в нем однажды, и уже не уходило. Сначала он лишился кумира — Киль появился и сгинул точно комета, всего за несколько дней перевернув взгляд Сэма на жизнь. Затем казалось бы Сэм обрел спокойствие и, пожалуй даже, счастье в Хэвлоке — но Хэвлок его оставил. А всего через несколько месяцев Сэм похоронил последнего человека, который смотрел на него с теплом и искренней приязнью. Чтобы справиться с этим недостаточно было какого-то пирога. Однако даже алкоголь, который ему советовали как средство заглушить боль, не помог. Опьянение как увеличительное стекло сделало его одиночество лишь тяжелее. Невыносимый груз сдавливал грудь, мешая дышать, и в горле вставал ком. Конечно, Сэм не опустился до малодушной жалости к себе и позорных слез. Он просто проспался и пошёл на дежурство, такой же подавленный, как и был накануне. *** Сэм думал, что и первую годовщину неудавшейся Славной Революции он встретит один. Но на кладбище были люди. Были понимающие взгляды, веточки сирени на могилах и яйцо вкрутую на надгробье Киля. Сэм замер в тени, окруженный благоухающей сиренью, и смолил сигарету за сигаретой — где-то той весной он и начал курить — пока люди по одному, по двое подходили к семи могилам и недолго стояли там, потупив взгляды, а потом, заметив Сэма, кивали ему, и так же молча уходили. Что ж, кажется, такова и будет его участь — человек, который остается в тени. Который звенит в колокольчик и рассказывает о том, что всё в порядке, когда всё совсем не в порядке, незначительный и бесполезный. Да, видимо, такой и должна стать его жизнь. *** Смотрясь в осколок зеркала, Сэм в последний раз кое-как пригладил вихры, уже влажные от непрестанного расчёсывания мокрым гребнем, и одернул рубашку, которая почти что просохла после стирки. Как-никак, его же позвали на Ужин, там попросту нельзя было показаться в неприличном виде. Когда накануне дежурство Сэма уже приближалось к концу и над городом начинал брезжить жиденький рассвет, молодого констебля остановил чопорно выглядящий одутловатый мужчина в черном камзоле. Искоса посматривая на Сэма с высоты своего социального положения, он со словами «милорд просил передать лично в руки» вручил ему запечатанный сургучом конверт. Плотная бумага и печать с витиеватыми узорами вокруг литеры «V» явственно говорили, что пишет человек из высших слоев общества. Сначала уже засыпающий от усталости Сэм не понял, почему кто-то вообще решил обратиться в Ночную Стражу хоть с каким-то прошением, потом — никак не мог взять в толк, зачем передавать письмо Сэму, тогда как можно подать обращение на имя капитана стражи. Однако на конверте значилось «Констеблю Сэму Ваймсу, Ночная Стража». Такое было попросту немыслимо. Может из богатого дома свистнули сто двадцать девятый золотой подсвечник, перешедший по наследству ажно от тетушки Вильхельмины, и какой-нибудь завалящий маркиз решил развлечься, впутав в расследование Ночную Стражу? Однако всё оказалось одновременно и проще, и неожиданнее. «Сэм, — писал автор, — не далее как на прошлой неделе вернувшись из поездки, я был бы очень рад, если бы ты оказал мне любезность и поужинал со мной. Я дал прислуге выходной, так что никто не помешает нам обменяться новостями за минувший год. с уважением и надеждой на положительный ответ, Хэвлок Ветинари» Ниже значились дата, время и адрес. Сэм сухо сглотнул. Это был очень дорогой район. В такие кварталы Сэм даже не совался — кошки там и то были более благородного происхождения, чем он сам, и проще простого было схлопотать палкой по спине от дворецкого или сторожа, возомнившего, что Сэм своим присутствием оскверняет окрестности дома лорда Ржава или графа Канифоли. Но чтобы Хэвлок жил там… тот самый, его Хэвлок, с которым было так славно молчать (и не только)… нет, конечно, Сэм знал, что в гильдии убийц куда ни плюнь — очередной вшивый аристократишка, но он искренне считал, что Хэвлок стипендиат, а вовсе не из этих… — Мне передать ответ? — поинтересовался «почтальон», устав ждать, пока Сэм разберется со всеми своими треволнениями и умозаключениями. — Я приду, — выпалил Сэм, надеясь, что не слишком краснеет. — Спасибо?.. Да уж, кто бы мог подумать, что такое может быть: оказывается всё это время он встречался не с каким-то там парнем, его ровесником, а с лордом. Прямо Лордом. Из тех самых сливок общества, которые не снисходят до того, чтобы ходить ногами по мостовым и предпочитают нестись по своим лордским делам в каретах. Что ж, и в самом деле следовало ожидать, что Хэвлок не назовет своей фамилии (хотя Сэм, справедливости ради, и не интересовался: мало ли у людей причин не представляться полным именем), Сэм должно быть обомлел бы от осознания, с кем его угораздило спутаться, так же, как обомлел он сейчас. Впрочем, удивительным было не только то, что Хэвлок оказался из семьи Ветинари — тех самых Ветинари, которые вроде как почти все перемерли, но всё равно оставались неприлично высокородными и возмутительно богатыми — но и сам факт его возвращения. Когда Хэвлок сообщил, что после окончания гильдии отправится в долгую поездку, Сэм решил, что больше они не увидятся, однако оставил свои мысли при себе. Он явно не был вправе диктовать человеку, с которым, ну, э, всего лишь спит регулярно, чтобы тот не смел уезжать, оставляя его и их уже облюбованный чердак. Хэвлок в свою очередь ничем не объяснил свой отъезд, просто поставив Сэма перед фактом, что лишь укрепило последнего как в том, что их встречи не являются чем-либо серьёзным — просто приятное времяпрепровождение, бывает — так и в том, что Хэвлок уезжает навсегда, позабыв своё убеждение никогда не покидать город. Уже после отъезда Хэвлока, Колон, слывший за Человека, Который Познал Жизнь, объяснил Сэму, что выпускники гильдий после окончания учебы имеют обыкновение отправляться в путешествие, называя это Гран Глумёж. Правда затем он начал рассказывать о Гран Глумёже и вовсе несусветные пошлости — о том, как все эти гильдейские парни развлекаются в далёких краях — но Сэм подумал, что в этом-то Колон точно брешет: откуда ему-то знать, он же в гильдиях не учился. А сейчас Хэвлок мало того, что вернулся в Анк-Морпорк, так ещё и хочет увидеть Сэма. Последнее было практически немыслимо, и никогда Сэм не мылся с таким тщанием — и лицо, и уши, и за ушами, и руки, и ногти, — как в день накануне Ужина, докрасна растирая кожу жесткой мочалкой. Какую бы неприязнь он ни питал к зажравшимся аристократам, вариант изменить своё решение и отказать он даже не рассматривал. Всё это вообще выглядело почти как свидание (даже с ужином!). А значит может Хэвлок всё-таки не то, чтобы и оставлял его. Может ведь такое быть?.. Сэм особо не думал об этом за прошедший год, свои дела и тревоги не оставляли особо времени на размышления, но он не раз вспоминал своего… любовника? друга? случайного приятеля? друга-говоря-о-котором-хихикают-и-поводят-бровями-ведь-мы-всё-понимаем-правда? в общем, Хэвлока. И всё же, когда Сэм подходил к высоким кованым воротам особняка Ветинари, то чувствовал себя неподобающим, неподходящим. С новой силой воспряло всё юношеское смущение, которое когда-то душило его и которое, как думал Сэм, он давно оставил позади (те, кто рос в Тенях, взрослели быстро). Первым порывом, доставшимся в наследство от предков, было подойти к чёрному ходу, однако Сэм пересилил себя и, взяв тяжёлый дверной молоток, постучал пару раз. Хэвлок изменился за прошедший год. Теперь он уже не был студентом, — скованным по рукам и ногам правилам школы юнцом, над которым вечно витала тень преподавательского гнева. Он стал совсем немного выше и волосы отросли. Раньше черные локоны падали на плечи, а теперь — спускались до лопаток, и Хэвлок собирал их в низкий хвост, перетягивая лентой (последнее время аристократы и вовсе взяли моду носить напудренные парики и Сэм был рад, что Хэвлок этой моде следовать отказался). А ещё он стал разбавлять привычный для гильдии убийц чёрный цвет одежд незначительными вкраплениями золотого. В их первую встречу после долгого расставания это была просто тонкая нить окантовки на камзоле и булавка в шейном платке. Возможно так было принято у всех выпускников гильдии (не то, чтобы Сэм знал многих из них), но Хэвлоку это шло. Добавляло элегантности и делало его более… взрослым. Сэм и сам изменился, хоть он и не обращал на это внимания. Ему казалось, что он был таким всегда: нескладный пацан с торчащими из-за чрезмерной худобы костями. На самом же деле он похудел ещё больше после смерти матери, пусть и не замечал этого, как не замечал и того, что вместе с тем он был уже не семнадцатилетний мальчишка, стал более складным и чуть шире в плечах. А ещё практически перестал улыбаться, ожесточившись и растеряв за этот год остатки юношеского максимализма. Не зная, как следует им здороваться и кем они друг другу приходятся сейчас, Сэм ограничился тем, что просто кивнул и протянул руку. — Я отпустил прислугу на пару дней, — повторил Хэвлок, сжимая ладонь Сэма своими длинными и неожиданно холодными пальцами. Как будто он сам испытывал сильное смятение и пока не понимал, как следует начать разговор после столь долгой разлуки. — Нас никто не отвлечёт. — Хорошо, — кивнул Сэм. Он всё еще был чрезмерно напряжен, ожидая подвоха от новоявленного лорда. Однако Хэвлок по-прежнему не смотрел на Сэма будто тот был не более чем грязью, прилипшей к подошвам его лакированных туфель. Он смотрел на него как… как на Сэма. Словно они снова на том чердаке, только на этот раз куда более просторном и хорошо освещенном. Сэма в дома с такой обстановкой раньше даже на порог не пускали. Должно быть одна только тарелка на столе перед ним стоила больше, чем всё, что было в тот момент надето на нем. Однако Хэвлок вёл себя совершенно спокойно, и это помогало Сэму справиться с растерянностью. Куда сложнее оказалось разобраться с обилием приборов, — и после недолгого замешательства Сэм решил, что если его выставят за дверь за то, что он пользуется неправильным ножиком, значит ему и в самом деле не место рядом с Хэвлоком, хотя бы потому что ему не нужны в друзьях такие снобы. Сэм старался есть медленно, ничем не выдавая того, что у него аж желудок сводило от того, сколько блюд стояло перед ним на столе (там даже было мясо!), и надеялся, что Хэвлок не услышит, как у Сэма урчит в животе. Тот и в самом деле либо не слышал, либо подчеркнуто не замечал. — Ну как там, в заграницах? — спросил Сэм, потому что надо же было с чего-то начать разговор. — Нашел друзей или чего поинтереснее? — он не планировал, что вопрос прозвучит столь зло и резко, однако Хэвлок ответил очень спокойно, с легкой улыбкой даже. — Что бы ни говорили всякие невежды — цель Гран Глумёжа отнюдь не в романтических эскападах, а в расширении кругозора и обзаведении новыми полезными знакомствами. Сэм незамедлительно истолковал эти слова как-то, что компанию Хэвлоку составляла разве что рука, и в глубине души остался этим очень доволен. *** Свечи в подсвечниках оплавились уже наполовину, когда, отставляя опустевший бокал, Хэвлок аккуратно спросил у Сэма: — Не хочешь задержаться?.. И Сэм хотел. Хотел, конечно же, несмотря на то, что за этот год Хэвлок изменился и казался немного чужим и отстранённым. Спальня у Хэвлока была куда больше того пыльного чердака, на котором они встречались раньше, а постель даже немного пугала своими размерами и постеленным поверх одеяла тяжёлым покрывалом с узорной вышивкой. Стены были обиты темно-пурпурной тканью, маленькие золотые гвоздики поблескивали точно звезды. Роскошь вызвала у Сэма новый прилив смутной тревоги, ощущения, что он не должен быть здесь. Ведь он просто парень из трущоб и не имеет права тут находиться. От еды и тепла его разморило и неумолимо клонило в сон. Сэм неловко топтался почти в самом центре комнаты, не зная куда себя деть и что делать. За тот небольшой период когда они встречались, он привык к Хэвлоку, привык целовать его едва не с порога, привык к мелким, почти незаметным застёжкам на его одежде. А сейчас всё снова было по-другому и оттого удушающая неловкость снова брала бразды правления. Раньше они встречались на условно-нейтральной территории, а сейчас Сэм не понимал чего Хэвлок от него ожидает и как ему стоит себя вести. Хэвлок почти всё время стоял к Сэму спиной: вначале он зажёг свечи на дальнем столике, после снял камзол и жилетку, распустил волосы и убрал булавку, снимая платок. Сэм снял свою поношенную куртку, но так и не придумал куда ее убрать, потому так и стоял с курткой в руках. Хэвлок подошёл к нему сам, положил одну руку на неожиданно колючую щеку (за этот год Сэм тоже успел повзрослеть), а вторую положил поверх руки Сэма, которой тот отчаянно цеплялся за куртку. Сэм замер, когда Хэвлок мягко коснулся его губ своими, коротко, целомудренно целуя. — Я соскучился, — тихо произнес Хэвлок, почти не отстраняясь, снова близко-близко к губам Сэма. И это наконец сняло с Сэма заклятие. Куртка упала на пол к ногам, но Сэму было уже плевать — он обнял голову Хэвлока обеими руками, зарываясь в мягкие локоны и притягивая его к себе ещё ближе, чтобы поцеловать — крепко и глубоко, вылизывая его губы и рот. Он отпрянул только чтобы выдохнуть хриплое «я тоже» и вновь впился в тонкие губы поцелуем. И всё встало на свои места. Откуда-то появились и силы, и пыл. Руки сами спустились вниз, огладили узкие плечи и принялись расстёгивать и стягивать вначале рубашку, а после брюки. И Хэвлок не отставал, раздевая Сэма с не менее горячечной торопливостью. Смещаясь к постели, они путались в штанинах и неловко наступали друг другу на ноги, пытаясь избавиться от обуви. Но отстраниться и раздеться нормально было просто невозможно. Они и правда соскучились, хоть то, что было между ними раньше, нельзя было назвать настоящей любовью. Настоящая любовь придет позже, глубокая и сильная, и они больше никогда и ни за что не отпустят друг друга, ровно как они не отпускали друг друга сейчас, целуясь и цепляясь друг за друга как за единственное, что по-настоящему имело смысл. Сэм вжал Хэвлока в мягкую постель и, не прекращая целовать, раздвинул его ноги, вклинивая меж них свое бедро, чтобы потираться своим возбуждённым членом о него. Ему было бы этого достаточно: просто тереться о Хэвлока, целуя его мягкие губы и касаясь его гибкого тела всюду, куда дотянутся руки. Но Хэвлок не хотел, чтобы всё закончилось так быстро. Сэм сам не понял когда и как Хэвлок уложил его на лопатки, оказываясь сверху. Они уже пробовали так, когда Хэвлок был сверху, принимая в себя член Сэма и двигаясь в удобном для себя темпе, однако этому неизменно предшествовала подготовка и ласки пальцами. Сэм хотел об этом напомнить, но Хэвлок грациозно подался назад, слегка потираясь о его стоящий член так, чтобы он проехался аккурат меж ягодиц, где уже было немного влажно и скользко. — Я готовился заранее, — Хэвлок смущённо отвел несколько локонов от лица, заправляя их за ухо. Он не врал Сэму, когда говорил о то, что любовные эскапады не были целью поездки, но за этот год его не раз одолевала тоска и ему приходилось искать утешения в ласках и фантазиях, представляя вместо своих пальцев чужие (он предпочитал не конкретизировать, чьих, — ведь представь он Сэма или Киля и тоска стала бы только сильнее). Хэвлок привстал, взял с тумбочки возле кровати флакон, и, налив немного жидкости из флакона на ладонь, взял член Сэма в руку, лаская и смазывая, а после направил его в себя. Сэм шумно втянул воздух и задержал дыхание, когда Хэвлок начал медленно опускаться, принимая его в себя. За этот год он, кажется, совсем забыл как им бывало хорошо вместе, и не сдержал восторженного тихого вздоха, когда Хэвлок опустился практически полностью, почти садясь на его бедра. Хэвлок ненадолго замер и выражение сосредоточенности на его лице разгладилось. Он мягко улыбнулся, удобнее упираясь в грудь Сэма, и аккуратно двинулся первый раз. И это было хорошо. Так хорошо, что Сэм зажмурился и откинул голову, сильнее вжимаясь в подушки. Хэвлоку было трудно — Сэм был очевидно больше его пальцев и принимать его спустя столько времени с их последней встречи было нелегко, даже учитывая тот факт, что он готовился заранее. Он двигался совсем немного, едва поднимаясь и тут же опускаясь назад, и сосредоточенно хмурился. Пальцы Сэма мягко коснулись его бедра, поглаживая. — Ты такой… красивый. Сейчас, — Сэм бы поцеловал его если мог бы, но тогда им обоим было бы неудобно, потому он просто гладил его бёдра, чтобы хоть так показать насколько он восхищён. Хэвлок коротко улыбнулся, однако его брови были по-прежнему сосредоточенно сведены, а глаза прикрыты. Сэм сместил ладони под ягодицы Хэвлока, придерживая его и не позволяя опуститься. Хэвлок непонимающе распахнул глаза. Сэм ободряюще улыбнулся. — Давай попробуем немного иначе. Он нашел точку опоры и слегка качнул бедрами, заставляя Хэвлока ахнуть. Да, так определенно было лучше, — Хэвлоку не приходилось одновременно сосредотачиваться и на том, чтобы расслабиться, и на том, чтобы двигаться. Довольный, Сэм снова качнул бедрами, и ещё, и ещё, чувствуя как Хэвлок постепенно расслабляется и уже сжимается не так тесно. Окончательно привыкнув и разомлев от этого, Хэвлок вцепился в спинку кровати и слегка приподнялся, предоставляя Сэму пространство для движения. Толчки стали резче и размашистее. Хэвлок тихо постанывал, когда Сэм двигался особенно удачно, но все же ему этого было мало. — Постой, — Хэвлок отпрянул, плавно соскальзывая с члена и выпрямляясь, — я хочу больше. Сэм удержал его буквально на несколько секунд чтобы чмокнуть в оказавшееся в непосредственной близости от его лица худое бледное бедро — Все, что хочешь, — пообещал он, устраиваясь меж ног Хэвлока и целомудренно целуя его раскрасневшиеся припухшие губы. Он вошёл один движением, срывая с губ Хэвлока беззастенчиво громкий стон. Боги, ему было хорошо, непередаваемо хорошо, когда Сэм, не особенно церемонясь начал двигаться сразу глубоко и размашисто, заставляя Хэвлока стонать и кусать губы. Он любил так, любил когда глубоко, любил когда ещё ближе, чтобы ни дюйма пустого пространства меж телами, чтобы тяжесть давила на грудь, чтобы губы впивались в шею, раскрашивая её россыпью засосов. И Сэм это знал, Сэм этому научился еще на том чердаке, когда Хэвлок обвивался вокруг него руками и ногами и просил без устали «ещё-ещё-ещё!». И Сэм давал ещё. Сэм давал всё, что Хэвлок хочет. Сэм отдал бы своё сердце, попроси его Хэвлок. Сэм кончил первым, всё так же предельно близко, не отстраняясь, и Хэвлок тонко застонал чувствуя пульсацию его члена внутри себя. Чудом удерживая себя, чтобы не свалиться на Хэвлока, и не прекращая целовать его шею и ключицы, Сэм взял его член в ладонь и быстро, в несколько движений довёл до оргазма. Хэвлок плотно зажмурился и запрокинул голову, изливаясь Сэму в руку. Когда напряжение и лёгкие сладкие судороги оргазма стихли, он шумно выдохнул и расслабленно обмяк в объятиях Сэма. Тот вскользь поцеловал Хэвлока — просто мазнув губами по его губам, — а после, тяжело дыша, сел в постели рядом, чтобы перевести дух, и отёр руку. Что ж, если тяжёлое расшитое покрывало не было окончательно и бесповоротно испорчено, его теперь как минимум надлежало хорошенько вычистить. Потянувшись, Хэвлок поднялся следом. Чёрные длинные волосы рассыпались волнами по его нагим плечам и спине, когда он подошел к невысокому столику, чтобы налить себе воды из графина. Он был столь изящен и красив, — вымотанный, но довольный — что у Сэма ёкнуло сердце. И конечно же Хэвлок не мог не заметить, что Сэм смотрит на него с неприкрытым восторгом и обожанием. Нарочито медленно поведя плечами, он вернулся к кровати. — Воды?.. — предложил он Сэму, протягивая полупустой бокал. Сэм допил воду в пару глотков. — А не надо покрывало, ну, постирать? Я могу, если хочешь… — О, прошу, не беспокойся, — забрав у Сэма бокал, Хэвлок попросту стянул покрывало на пол и, скользнув под одеяло, поманил Сэма к себе. — Я хочу лишь, чтобы ты побыл тут. Сэм послушался просьбы с неприкрытым удовольствием, забираясь под одеяло рядом с Хэвлоком, чтобы снова заключить его в объятия и беспрепятственно поцеловать. Что ж, он не ошибся и это действительно вышло самое настоящее Свидание. С Ужином и Всем, Что Полагается. Оказывается, не так уж это и плохо.