Жизнь пополам

Через некоторое время мы успокоились, снова переплелись руками и ногами, а затем, Лу тихо спросила: — Откуда у Йонаса твой номер? — Не злись, хорошо? — смущённо улыбнулся я. — Не буду, не буду, — рассмеялась моя девушка. — Помнишь, после того, как он тебя вылечил, я его подвозил? — Ну? — Тогда твой друг и предложил обменяться номерами. Сказал, что беспокоится о тебе, а ты сама не позвонишь и помощи не попросишь. — Сообразительный. И он, значит, решил тебя использовать? — Ну, не то, чтобы использовать. Честно говоря, мне и самому спокойнее, когда есть человек, который приедет в любой момент и хотя бы скажет, что с тобой. Не сердись, мы ведь оба о тебе заботимся. Лу фыркнула. — Понятно, спелись. — Ну, закадычными приятелями мы с ним вряд ли станем, — захихикал я. — Хотя бы из ревности. Ты ведь знаешь, что он в тебя влюблён, правда? — Крэп! — воскликнула моя девушка, дëрнувшись. — Так и думала, что ты считаешь! Да, мне это известно. После его признания я пытаюсь делать вид, что не в курсе, а он амнезию симулирует. Дружбу не хотим ломать. — Знаю, знаю, — согласился я, успокаивающе погладив её по спине. — Ты воспринимаешь Йонаса, как брата, что неудивительно. Сколько вам было, когда вы познакомились? — Мне тринадцать, — пожала плечами псионичка. — Ему пятнадцать. Мы познакомились, когда меня поместили в интернат после первого заметного проявления пси. — Ты попала туда уже после своих друзей? — поинтересовался я. — Не совсем, — отвечала моя девушка. — Первым туда отправили Догана, через неделю — Йонаса, потом нас с Тиной, а последним — Тома. И, так как попали мы в интернат почти одновременно, нас и объединили в одну социальную группу. — Вы все разных возрастов? — Ага. У нас в интернате распределение было не по годам, а по времени проявления пси. — У нас тоже вообще-то. Но фактически больше всего мы общались с ровесниками. — Ну, иногда внутри социальной группы образуется тесная связь, а иногда — нет. Это нормально. Мы с ребятами в принципе сразу подружились, несмотря на разницу в возрасте. Потому что у всех пси проявились в максимально стрессовых ситуациях. — А я думал, у всех так. Мои, например, проявились, когда мать сказала, что ходила по магазинам с подругами. Я понял, что она солгала, и сообщил об этом отцу. Оказалось, что мама изменяла ему, причём, давно. Правда, и у отца рыльце было в пушку. Он тоже спал со своей секретаршей, о чëм мать прекрасно знала. Семью они сохраняли, потому что им обоим было это выгодно. Отец тогда занимался строительством дорог и рассчитывал на финансирование церкви, а для этого ему нужно было создать амплуа примерного семьянина. Матери же просто нужны были его деньги. — Ты поэтому перестал общаться с родителями? — Именно. Мне стало очень противно, и я сказал, что больше знать их не желаю. Общаюсь только с бабушкой. Она-то и переписала на меня ту квартиру, в которой я живу. Измены — это не то, что можно поддерживать, ты согласна? — Конечно. По-моему, это омерзительно. — А при каких обстоятельствах пси проявились у тебя? Но тут же мою душу сотряс панический страх, волной полыхнувший от Лу. Мгновенно считав эмоцию, я воскликнул: — Извини! Прости! Можешь не отвечать, если не хочешь. Однако Лу довольно быстро взяла себя в руки. Страх всё ещё был, но девушка пыталась совладать с ним, и максимально ровным голосом сказала: — Всё в порядке. Думаю, ты заслуживаешь знать правду. Мой отец, как я говорила, погиб, когда мне было восемь, а через три года мать вышла замуж за Тайлера. Будучи подростком, его появление я восприняла в штыки, поэтому мама не поверила мне, из-за чего у нас ухудшились отношения. — Так что же случилось? — мягко спросил я. — Ну, по официальной версии, мы с Тайлером просто поссорились, и я метнула тумбу, которая сломала ему руку. На самом деле же, всё было куда хуже. Когда мне было тринадцать, он… меня изнасиловал. Пытаясь защититься, я разнесла половину дома, но заметил Тайлер это лишь тогда, когда ему на голову посыпались кирпичи. Во мне поднялся гнев. Какой-то урод взял её силой! Единый, моя бедная девочка, сколько же ты перенесла! Теперь мне стало ясно, почему Лу стала такой сильной и волевой. Родная мать ей не поверила, не защитила. И девушка поняла, что могла рассчитывать только на себя. С этой минуты я дал себе слово больше заботиться о Лу. Она должна знать, что в её жизни есть человек, который защитит, прикроет и никогда не бросит. Безумно хотелось прямо сейчас сорваться, поехать в Ле-Лож и пристрелить этого Тайлера на месте. Я не сделал этого лишь потому, что девушке в моих руках такая выходка уже ни чем не могла помочь. Что случилось, то случилось. И всё же я решил, что при следующем визите в эту провинцию обязательно дам отчиму Лу по морде. Но сейчас мне оставалось только крепче прижать свою девушку к себе и нежно поцеловать в нос. Впрочем, этого было достаточно для того, чтобы она успокоилась и уже ровным голосом добавила: — В интернате мне дали дополнительные часы для занятий с психологом, потому что по ночам я не могла спать из-за кошмаров. И в конце концов я научилась жить с этим. О произошедшем знают только мать, которая мне не верит, Тайлер, тот самый психолог, а теперь — и ты. Ну, ещё Доган, который однажды увидел, как я резала руки. — Что делала?! — опешил я. — Руки свои резала, — пояснила псионичка. — Так мне хоть немного легче становилось. Заглушала душевную боль физической. Было проще. Я ещё крепче обхватил её и стал успокаивающе гладить. Мне не верилось, что эта сильная и смелая девушка могла так поступать с собой. А всё из-за урода-Тайлера и матери, которая не поверила собственному ребёнку. И тут Лу решила, что с неё хватит, поэтому резко сменила тему: — Впрочем, не я первая и не я последняя попала в интернат с подобным прошлым. У самого Догана пси проявились в семнадцать лет, когда его избивал пьяный отец. Не сознавая этого, он оттолкнул его с такой силой, что пробил противоположную стену. Отец не выжил, а мать сказала, что не станет жить с убийцей. У Йонаса тоже всё не весело. Когда им с его сестрой было по пятнадцать, Ирму на его глазах сбила машина. Йонас исцелил её и сам чуть не умер. Над Тиной измывались родители. Правда, словесно, но иногда это сильнее побоев ранит. Однажды отец заявил, что продаст её в бордель, а та рассердилась и подожгла ему волосы. Отец теперь ходит лысым и ещё больше ненавидит свою дочь. А мать её откровенно боится. Но оба ждут, когда пси Малой начнут приносить деньги, поэтому терпят её присутствие. — Тина кажется моложе вас, — заметил я. — Сколько ей было, когда способности проявились? — Десять, — отвечала моя девушка. — Она была самой маленькой в нашем интернате. Мы защищали её от старших, поэтому Тина предпочла выпуститься вместе с нами. — А что случилось с вашим аквакинетиком — Томом? — Вообще-то мы зовём его Тома. У него тоже история грустная. Они с матерью жили в деревне, которую настигла засуха. Уголок провинции совсем отдалëнный, поэтому помощь из Нью Пари добиралась очень долго. На глазах Тома от голода умирали все, кого он знал. И вот, сидя над мёртвым телом своей матери, он бессознательно вызвал ливень, который потом три дня хлестал. Ему было четырнадцать. Я вздохнул, безмерно сочувствуя не только самой Лу, но и её друзьям. Все они прошли настоящий Ад, по сравнению с которым собственная история казалась мне детским лепетом. Впрочем, даже эта часть прошлого моей девушки не отталкивала, а только привлекала. Более того, теперь я ещё сильнее влюбился в свою волевую и самую лучшую на свете псионичку.