maggie lindemann — scissorhands
Трель мобильного раздаётся весьма резким, а оттого пугающим звуком: Чонгук, последние часы ожидания не проронивший ни слова и даже не вслушивающийся в ругань Сокджина с Намджуном, мгновенно на звук реагирует. Звонят Хранителю севера: взяв трубку, он долго и напряжённо молчит, что слегка мальчишку нервирует, ведь он не вампир и не может услышать голос в динамике. Зато слышит Сокджин: лицо почти-Советника сильно мрачнеет, и Чон уже совсем не уверен, хочет ли знать, кто звонит и что он сказал. Но необходимо. Для их выживания, для победы над теми, кто до этой поры умно скрывался в тени и носу не казывал. Слово «Охотники» до этой поры он слышал лишь от Тэхёна — в быту, когда наследник сеульского клана ещё собирался натаскать его против Чимина не хуже, чем эти ребята друг друга натаскивают; да и между делом — от Намджуна с Сокджином, которые не постеснялись ему рассказать, кто такой Пак Чихён и почему для большинства адекватных вампиров он был бельмом на глазу. — Он был молодым, когда Пак Чимин его грохнул, — поведал Чонгуку Джин. — Может быть, ровесник Намджуна, а для нас Намджун ещё маленький мальчик, ему всего пятьдесят лет. Молодым и... весьма буйным. Хорошо управляемым и очень, очень жестоким — тому причиной была гибель их матери в одной из стычек с Охотниками ещё в восьмидесятые годы. Чихёна знали как мстителя: он вырезал Охотников пачками, и одним из его ярых противников был родной старший брат, который впоследствии его и убил. Радикально, но, не побоюсь сказать — правильно. — Однако, насколько я знаю, ты был одним из первых, кто отвернулся от Пак Чимина, когда он пошёл на это убийство, — напомнил Намджун не без ехидства. — А сейчас зовёшь это правильным. Лицемер, чёрт побери. — Не лицемер, — внезапно спокойно ответил Сокджин. — Род Советников не служит Дону или наследнику: наша история — это наглядный пример, как они часто меняются. Мы служим Уставу, который был написан ещё в далёкой древности. Устав недаром зовётся Бессмертным: он неизменен, недвижим и будет существовать до скончания времени. Все в вампирском коммьюнити следуют прописанным в нём заветам. Чимин, подняв руку на брата, нарушил Устав. Преступление сколько и праведное, столько и гнусное. — Вы ему служите, не подвергая сомнениям? — вдруг уточнил до того молчавший Чонгук. Бледный лицом и выглядящий чертовски болезненно: пару раз он ловит сочувствующие взгляды этой неугомонной парочки, что срётся без продыху, но одним только взглядом обрубает все их попытки в поддержку. — Да, — кивает Сокджин. — Бессмертный Устав много веков является сводом наших законов. Он универсален и многогранен, так что нет причин его не придерживаться. — Ясно. Я понял, — и на этих словах Чонгук отвернулся обратно к окну, игнорируя недоуменные взгляды своих собеседников. А прямо сейчас Намджун хмурится. И кивает, глядя в стену напротив, пока Сокджин внимает каждому слову, что Чонгуку с его простым человеческим слухом совсем не слышны. И это нервирует: ровно настолько, чтобы с силой сжать челюсти и стараться изо всех сил не думать о том, что что-то могло пойти не так. Ребята сказали, что там есть Хосок, и это — гарантия безопасности хёна. Там два вампира кроме сеульского мага — и не абы каких, а сыновей самого Дона Пак, что тоже говорит довольно о многом. Не могли же они всей толпой проиграть одному злосчастному магу? Или... могли? — Понял тебя. Встречу их через пятнадцать минут, — и более ничего не сказав, он вешает трубку, после чего поднимается и, глядя Сокджину прямо в глаза, произносит: — Ну, ты всё слышал. — Да, — кивает вампир. — Понял его. — А вот я ни хрена не услышал, так что могу ли поинтересоваться о том, что, чёрт возьми, только что было?! — вскипает Чонгук, чувствуя себя идиотом. Намджун и Сокджин переводят на него две пары глаз — под этими взглядами впору чувствовать себя неуютно, однако Чонгуку прямо сейчас глубоко наплевать: на кону судьба его брата, его партнёра и, как он только недавно узнал, истинного — по сути, всей его семьи, чёрт бы побрал. Они не имеют прав говорить с ним загадками. Не здесь. Не сейчас. Не тогда, когда Чонгук стал именно тем, кто смог соединить все точки в этом отвратительном деле, что тянется не первый год и подставило не одного что вампира, что человека. — Тэхён звонил. Твой брат и Пак Чимин будут на остановке автовокзала через пятнадцать минут, — спокойно сообщает Намджун. — Мне нужно их встретить и организовать безопасный приезд в это поместье, где какое-то время вы втроём будете ждать Тэхёна с Хосоком, после чего мы все уедем обратно в Сеул. — Зачем тебе ехать в Сеул? — брови нахмурив, уточняет Чонгук. — Ты же Хранитель севера, чёрт побери. — Потому что Дон объявил мобилизацию, — спокойно отвечает вампир. — И мы с моими людьми будем обязаны явиться в Зал Совета для подтверждения преданности. Дадим присягу, будем уведомлены, что объявлено военное положение, и начнём готовиться к битве против Охотников. — Почему Тэхён и Хосок так опаздывают? — нахмурившись, тянет Чонгук. — Если мобилизация была объявлена Доном, то это значит, что они справились со своей миссией и сейчас должны быть на полпути сюда, разве нет? — Этот мальчишка слишком умён, — всплеснув руками, заявляет Сокджину Намджун. Пока-не-Советник только смеётся, а затем, покачав головой, произносит, глядя на смертного прямо в упор: — Потому что Хосоку необходимо провести ритуал изъятия памяти у трупа убившего твоих родителей мага. Всё для того, чтобы у Дона была информация о его сговоре с кланом Охотников и мы лучше знали, как от них защититься. А затем известить Ковен. Хотя есть подозрение, что на последний пункт он забьёт. — Определённо забьёт, — кивает Намджун. А затем, помахав всем рукой, выходит из своего кабинета, пообещав вернуться через полчаса максимум. А у Чонгука вновь время за окном застывает. И вновь всё, на что он может сгодиться пока — лишь ожидание.***
Отхода от всего пережитого настигают Юнги только в дорогой машине Намджуна — Хранителя севера, молодого вампира в строгом сером костюме: с серьёзным лицом и не менее серьёзным подходом к делам, он вызвался сопроводить их до своей резиденции лично, не делегировав это решение на своих подчинённых. Держится слегка напряжённо, глядя на Чимина прямо в упор — очевидно, хорошо знает историю семьи Дона Пак, да и был, по словам старшего сына, одним из свидетелей права на вето в Зале Совета. — Я не представляю опасности, Ким Намджун, — это то, что при встрече негромко произносит Чимин, прижимая Юнги к себе ближе и глядя на Хранителя севера крайне серьёзно. — Не сейчас, по крайней мере. Не для тебя. — Ты всегда был весьма уважаем в нашем коммьюнити, — скривив губы в усмешке, отвечает тот парню Юнги. — Почту сегодня за честь стоять бок-о-бок с легендой. — Жаль, что легенда безрадостная. — Действительно жаль. Но я один из немногих в этой среде, кто привык думать, что люди просто так не идут на убийство своих что сородичей, что родных братьев. Так что нет, Пак Чимин, я тебя не боюсь, лишь сосредоточен на миссии, которую мне доверил Тэхён. Прошу за мной, — и на этих словах он разворачивается, подставив им двоим спину, и проходит к машине со стороны водителя. Чимин проявляет галантность: открыв перед Юнги дверь, внимательно вслушивается в обстановку вокруг — в людей, что покидают автовокзал или же, наоборот, лишь приезжают сюда. Но ничего подозрительного, по-видимому, не обнаружив, он садится в салон следом за любовью всей своей жизни. Юнги отлично держится: да, чертовски измотанный, глубокие тени залегли под глазами; да, бледен, даже губы сейчас обескровлены — но при этом не плачет и не трясётся. По крайней мере, пока: Чимин всегда очень остро ощущал его ауру, а сейчас она и того острее режет по его собственной. Нервы Юнги прямо сейчас напоминают струну: остро натянутые, они сильно рискуют вот-вот лопнуть к чёртовой матери, и оттого Пак вновь его к себе прижимает с негромким: — Сколько нам ехать? — Навигатор говорит, что двадцать минут, — в машине их всего трое, но Чимин стопроцентно уверен, что два «Лэнд Ровера», что осели на хвост ровно на таком расстоянии, чтобы чуткий вампирский слух не ловил разговоры в салоне, являются сопровождением. — Чонгук в порядке? — Юнги крупно вздрагивает: лопается первая ниточка нервов, и осуждать его сложно. Сегодня он пережил столько, сколько многие не могут пережить за всю жизнь, и тот факт, что Мин сохраняет молчание, только свидетельствует о его колоссальной эмоциональной нагрузке. Ему бы поплакать — и, подняв глаза, Чимин замечает обеспокоенный взгляд Намджуна в зеркале заднего вида, направленный на его человека. Видимо, Хранитель севера солидарен с этими мыслями, потому что, вздохнув, говорит осторожно: — В полнейшем. Переживает за партнёра и старшего брата, но одну составляющую мы вот-вот ему торжественно вручим, разве не так? Совсем скоро вы встретитесь, Мин Юнги. Вместе пережидать бурю спокойнее. И вот на этом моменте Юнги предсказуемо, но накрывает. Не так, как положено: ему бы в голос рыдать и истерить, пройдя всего в шаге от гибели и посмотрев в глаза магу, что лишил его счастливой жизни. Но он вздыхает прерывисто и шмыгает носом, силясь сдержаться — на это Чимин, прижавшись губами к чужому прохладному лбу, шепчет негромко, зная, что Намджун его всё равно слышит: — Если необходимо, то плачь. Никто тебя здесь не осудит. День был... тяжёлый. — Я... не хочу, — но все силы будто разом покидают его: Мин обмякает в руках своего бессмертного бойфренда, утыкаясь ему в ключицу носом и дыша тяжело. — Я просто хочу, чтобы это уже, наконец-то, закончилось. — Закончится, Мин Юнги, — спокойно и мягко отзывается Хранитель севера. — Мы можем тебе обещать: на нашей стороне Временщик, а это уже залог победы. — А на их стороне — подготовка и многовековые учения по истреблению вампирского рода, — отзывается смертный негромко. — Ну ты из нас не делай котят немощных тоже, — ласково замечает Чимин, не удержавшись и перебирая его светлые волосы пальцами. — Как они веками учились нас убивать, так и мы веками учились от них защищаться. — Вы оба не можете утверждать, что жертв не будет, — отвечает Юнги. — И вы не можете смело загадывать, что в этой войне победите, даже с Хосоком. Почему вы делаете из меня идиота? Чтобы сейчас успокоить? Я не успокоюсь, пока мои близкие не будут рядом со мной — и все в безопасности с чётким пониманием будущего, — на этих словах он распрямляется и со вздохом садится на сиденьи ровно. — Мы понимаем, Юнги, не горячись, — мягко произносит Чимин, протянув к нему руку. Мин от касания не уворачивается, но смотрит достаточно твёрдо: — Я не буду здесь истерить, не буду страдать и биться в припадках, как героиня романа. Но хочу попросить вас обоих перестать кормить меня обещаниями, которые вы можете и не сдержать, и не давать их Чонгуку. В нём куда больше наивности и веры в светлое будущее, чем можно подумать с первого взгляда. Я не переживу, если мой младший брат, которого вы воодушевите такими речами, по итогу снова сломается. Он оклемался из-за... Тэхёна, но если вы его заверите, что Тэхён будет в порядке, а потом он погибнет, то Чонгук, узнав об этом... — и он крупно вздрагивает. Ему не нужно продолжать эту тираду, чтобы все в салоне смогли отлично понять, что тогда будет с Чонгуком. Если подумать, кровавое рабство — штука опасная, как опасна и истинность, невзирая на всю её романтичность. Без Тэхёна Чонгук не протянет. Совсем. Его жизнь, завязанная прямо сейчас на факте самоконтроля Тэхёна, оборвётся в то же мгновение, как источник целебных укусов перестанет ходить по земле — последствия кровавого рабства обрушатся сразу же, перемолов под собой простое смертное тело. Юнги это всё хорошо понимает. Осталось, чтобы понял Тэхён, которому как наследнику сеульского клана, но всё же не Дону, предстоит идти сражаться с Охотниками в первых рядах.