Госпожа Казекаге

-Ты нахера столько мраморина захуярила? — А че, нельзя? — Нет нельзя!

      Скучная. Жизнь младенца очень скучная. Чтобы смириться и избавиться от истерик понадобилось почти семь месяцев, родители и три няньки. Семь месяцев ушли на то, чтобы пройти через все стадии горя. Нескончаемый плач, опухшие глаза и сорванный голос были меньшей проблемой, про истерики бедных новых родителей, которых я знатно замучила, и говорить не стоит. Моя новая мать теперь всегда держит в кармане бутылку с успокоительным. Для себя, не для меня, на меня оно конечно действует, но вместо плача я выдаю щенячье скуление, которое слушать ещё тяжелее, чем плач. Новый отец теперь пугается, дёргается и готовиться успокаивать мою будущую истерику каждый раз, когда я смотрю в его сторону. Порой я замечаю, как мой новоявленный отец разговаривая с кем-то буквально растворяется в воздухе. А няньки трясутся как листья на ветру, стоит мне только открыть рот. Что ж. Не самое худшее начало. Это я про то, что наша семья может себе позволить целых трёх нянечек, значит, мы богаты! Ю-хуу! Хоть где-то мне не нужно беспокоиться о деньгах.       Новая мать не выглядела старше двадцати пяти, но имела очень уставшие глаза (ещё до моих истерик) насыщенного золотого цвета, в уголках которых проявляются морщинки, прямой нос с горбинкой, густые черные брови, высокий лоб со странным горизонтальным шрамом, тонкие сухие губы с коричневой помадой и тремя родинками: над левой бровью, под губой, и рядом с правым ухом. Косая чёлка черных волос обрамляли загорелое лицо. Множество маленьких прядок, сплетённых в косички, украшенные различными бусами, заколочками, лентами собирались в единую низкую гульку на затылке.       Из одежды она всегда носит бледно-песочные прямые штаны и кофту с высоким горлом, серый пояс с коричневым узором непонятно чего, маленькие поясные сумки, завязанные на бедре, и плотный слой бинтов на голове, вместе с тканью, скрывающей ее лицо. С тех пор, как мне исполнилось пять месяцев, новая мама перестала кормить грудью и отдала на попечение нянькам, да и сама она стала все реже и реже появляться в доме, зачастую обмотанная бинтами и с новыми синяками. Отец же и вовсе, как снег в пустыне, редкое явление. Он не казался мне из тех мужчин, равнодушных к своим детям, скорее он был слишком загружен своей работой, ведь каждый раз он появлялся уставшим и каким-то раздраженным. Но меня он любил, я ясно это видела, маленькие жесты вроде поглаживаний по голове, тасканий на руках и глупой, медленной болтовне с четким разделением слогов, видимо для того, чтобы я быстрее научилась говорить.       Вот и сейчас он держит меня одной рукой, а другой читает какие-то бумаги, расхаживая по своему кабинету. Судя по его хмурому выражению лица, чтиво не из приятных. Он снова вздыхает и аккуратно опускает меня на большой зелёный ковер, напоминающий те самые, которые висят на стенах у бабушек в деревне. Игрушек у меня было немного, большая часть это тряпичные куклы и маленькие фигурки каких-то сюрреалистичных животных из глины, выкрашенные в различные оттенки коричневых, зеленых, жёлтых и красных цветов. Голубые и фиолетовые цвета были редкостью, даже во всем доме можно было по пальцам пересчитать вещи этих оттенков. Играть я естественно не желала, а потому просто крутила их и переставляла игрушки с места на место, так, для развития моторики. — Да что же это такое! — хлопнул бумагами по столу отец и вздохнул. Таким нервным он был нечасто, судя по всему, новый батька занимает какую-то руководящую должность. Он ещё что-то сказал, но я не поняла, что именно. Язык оказался сложным, по слуху напоминающий смесь японского с добавлением английских слов, письменность тоже похожа на японский. Я запомнила довольно много слов, но понимала смысл лишь малой части.       Когда ты такой маленький, усталость приходит довольно быстро. Решив оставить игрушки в стороне, я начала упражняться в произношении слов. Это было тяжело, язык казался слишком большим для моего рта и тяжёлым, чтобы произносить звуки. Ещё эта слюна, стекающая по губам… Кошмар!       Отец посмотрел на меня, и, одобрительно хмыкнув, продолжил копошиться в бумажках. Я пыталась произносить по слогам только те слова, значения которых знала. Будет забавно, если одно из слов окажется нецензурным. Так мы просидели от силы часа полтора, больше я не могла усидеть на одном месте в силу своей физиологии, а батька видимо хотел сбежать от работы, но увы, все равно продолжал ее делать. Мне же захотелось размяться, поэтому немного расчистив себе пространство от игрушек, я аккуратно встала на колени и поползла по кругу, не выходя с ковра. Пол холодный. Кабинет не был большим, его стены построены из какого-то песочного камня, соответствующего цвета были обшиты светлым деревом с выжженными узорами. Большое круглое окно, возле которого стоял массивный темный стол с множеством ящиков, с такими же узорами, как на стенах. По бокам возле стен стояли шкафы, полки которых набиты книгами и скрученными бумагами — свитками, кажется. Рядом со столом стояло зеркало в полный рост, отец иногда отвлекался от писанины, подолгу смотря в него. В тишине неожиданно раздался стук в дверь, и после короткого «войдите» в дверном проёме показалась голова одной из моих нянечек — Рику. Та, окинув кабинет быстрым взглядом, остановилась на моем отце. — Господин Рёто, ваш обед, — и тут же открыла дверь полностью, ловко обходя раскиданные мной игрушки и ставя деревянный поднос на стол. Чуток постояв возле стола и кивнув чему-то своему, Рику присела на колени и быстро собрала все игрушки в корзину, стоящую в углу кабинета, после чего без всякого сопротивления подняла меня на руки. С ее рук мне удалось рассмотреть отеческий стол подробнее. Как и ожидалось, ничего необычного там не оказалось. Стопки бумаг, чернильница, подставка для кистей, тонкие кусочки угля, линейки и что-то вроде древнего циркуля и транспортира. Ну и небольшой поднос с парой тарелок мясного рагу, гарнира из риса, несколькими лепёшками, небольшого салатика и чашки чая.       Выйдя из кабинета, Рику понесла меня на первый этаж, аккуратно спускаясь с каменных ступенек, стараясь не зацепиться об ковер, что болтался туда-сюда. И почему его отсюда не уберут?.. Как и кабинет, весь дом был какой-то каменно-песочный, днём тепло, а вечером могло быть и холодно. Да и уж больно древний он, сколько меня из комнаты в комнату носят, никаких прелестей современных технологий я не увидела. Может родители из этих самых? Ну тех, кто живут в деревнях, как отшельники и прививки за лечение не признают. Что-то мне не хочется по утрам молиться, а в качестве наказаний сидеть в чулане…       Понесли меня на кухню, видимо собираясь покормить, как и отца. Еда здесь конечно хорошая: баранье мясо, хлебные лепешки, всяких супы, но чаще из чечевицы, из пожевать «просто так» есть финики, овощи, по вечерам обычно можно выпить крепкого чаю и молока. Вот только такой личинке как я, из всего перечисленного можно съесть разве что чечевичную похлёбку и бутылочку молока. А ещё я видела, как они делали пюрешку из кактусов и разделывали змей и скорпионов. И жарили ящериц на палочке…       Рику посадила меня на высокий детский стульчик и подошла к чулану, где и хранились продукты. Стоило открыть дверь, как холод темной комнаты смешался с теплом кухни, стало свежее и менее душно, чем было изначально. Погода тут тоже атас полный. Помните, я говорила, что днём тепло? Так вот это было преуменьшение! Если дома и тепло, то стоит выйти на улицу, как тебя тут же безжалостно сожжёт солнце! Мы с нянечкой тогда прошли от силу пару метров от дома, она все время закрывала меня своим платком, но шпарило солнце не по-детски, а самой Рику, как и окружающим людям, хоть бы хны. Надеюсь, и я вскоре привыкну к такой сухой погоде, ведь в прошлой жизни хоть и жила на южной части страны, всё равно встречала холодную погоду чаще, чем в нынешней простые облака. Дождей тоже особо не наблюдалось, кажется, был сильный ливень месяца два назад, но он прошел довольно быстро, хотя я и ожидала, что лить будет как минимум сутки. Ночью холодно, но в какой-то момент становится гораздо теплее, и, клянусь, однажды я видела, как узоры на стенах светятся, после чего и градус в доме повысился.       Две девушки вошли на кухню, одна из них держала поднос, кажется, тот же самый, что был в кабинете отца. Он так быстро съел свой обед? Потому что в доме больше никого не было. Девушка, а именно — Мацуно, поставила всю посуду в раковину и начала ее мыть, попутно разговаривая с третьей — Исивой. Как я поняла, не все они занимают должность моих нянечек, скорее они что-то вроде прислуги, а Рику главная, как самая старшая из них. Мацуно мелкая и довольно болтливая особа, по большей части занимается уборкой. Исиву я вижу редко, обычно она ходит и перетаскивает корзины, в которых сушатся травы, или возится с растениями в теплице на заднем дворе, что довольно трудно, учитывая, что мы живём в долбанной пустыне. Рику моя самая частая спутница, или это я ее спутница, учитывая, как часто меня таскает на руках? В любом случае, кроме своей основной работы и прикрикиванием за двумя другими, она умудряется и за мной уследить.       Вот и сейчас, пока Рику кормит меня кашей, эти две сороки трещат о чем-то своем. Эх, поскорее бы выучить новый язык, а то ни черта не понимаю. Кажется, в разговоре фигурирует мой отец, как я поняла они обращаются к нему «Господин», а к матери «Госпожа». Вообще изначально я считала, что они обращаются к ним по имени, но это было бы глупо. Где вы видели, чтобы считай прислуга просто по имени кликала? Так что пускай будет так. Да. А ещё рядом с «Господин Рёто» я часто слышу много повторяющихся слов, и судя по интонации и мимике, эти слова имеют явно положительное значение. После них Рику постоянно ворчит на них и заставляет ещё больше работать. Учитывая, что Мацуно краснеет и едва ли не глаза закатывает, а Исива кокетливо накручивает прядки волос на пальчик и отвратительно приобнимает себя второй рукой, я догадываюсь о значении тех повторяющихся слов… Фу бл-       Не, ну с одной стороны понятно почему, новый отец весьма статный мужчина за тридцать, с колючими каштановыми волосами завязанными в высокий хвост и зачесанной назад чёлкой. У него серо-карие глаза, которые становятся темнее, когда он злится, иногда мне кажется, что они наоборот желтеют, но это, наверное, игра света. Широкие брови, которые он часто хмурит, небольшие морщины в уголках губ и глаз. Он высокий и широкоплечий, в принципе, как и большая часть здешних мужчин. Его наряд состоит из темно-синего костюма с маской которая покрывает его рот, но чаще всего она опущена до подбородка, белое хаори с широкими рукавами. Иногда он носит такие же странные сумочки на бедре, как и мать, а ещё я видела за его спиной какую-то огромную махину привязанную к специальному поясу. И веера! Их два и они довольно большие. Он часто машет одним, когда погода особенно жаркая. Только странно, что поток ветра от его маханий слишком уж сильный и холодный для таких маленьких движений…       Так на чем мы остановились? Ах да! Фу, Мацуна! Фу, Исива! Блин блинский, никогда вживую не видела, чтобы ещё молоденькие девушки, практически одного со мной возраста западали на моего отца… Эх, ну ладно, от простых мечтаний мир не схлопнется, главное, чтобы они не забывали, что в сердце этого мужчинки только две дамы — я и моя мать. Хм! Вот так вот.       После обеда и долгого слушания болтовни служанок, из проема на кухню показался силуэт. Это был папа! Он что-то сказал девушкам, те поклонились и шустро испарились. Видимо получили втык от начальства за то, что прохлаждались. Рёто даже не посмотрел на них, в несколько шагов оказываясь возле моего стула. Рику аккуратно вытащила меня и направилась в мою комнату, где быстро нацепила на меня походные шмотки, после чего благополучно передала в руки начальству. И, что мы будем делать? Понятно конечно, что гулять, но отец довольно редко берет меня на улицу. Это первый раз, между прочим.       Рёто, поправив мое белое пончо и платок на голове, направился прочь из дома. Улицы были гораздо у́же, чем я помнила из прошлой жизни, здания большие и округлые, редко, где можно увидеть n-угольные строения. Кажется, они сделаны из глины, что в принципе логично, мы в пустыне и нужно же как-то спасаться от жары. Окна маленькие, встроенные в ряд, всегда занавешаны плотными шторами. Подоконники обычно были заставлены различными кактусами и прочими колючками. Люди ходили преимущественно в светлых вещах, слегка прищуривались, закрывая лица платками. Деревянные вывески с большими иероглифами, ремесленные дома, лавки со всякими побрякушками, небольшие кафе, украшенные колокольчиками, театральными масками, разной формы фонариками. Несмотря на суровые условия, жизнь кипела: люди бродили, смеялись, с кем-то ругались по поводу цен или личных проблем. Но все равно было одно отличие, очень много людей ходили в одной и той же форме: песочный плотный жилет, темная водолазка и штаны, сандалии и те набедренные повязки. Все это навевало смутно знакомые воспоминания, но чего именно я пока не понимала, только странное чувство того, что когда вспомню, мне это может не понравиться.       Вот мы приблизились к какому-то зданию, оно было похоже на шар, лежащим на многоугольной коробке, от углов которой тянулись высокие песочные стены с арками. Наверное сверху это похоже на паутину. Прямо перед входом над окнами была огромная табличка с одним иероглифом, таким же знакомым иероглифом, как и форма людей. Противная интуиция начала вопить о подставе. Мы зашли внутрь, и пройдя через пост, где отцу мимо проходящие люди слегка кланялись, поднялись на самый верхний этаж — шестой. Стоящий незнакомый человек открыл перед нами дверь в кабинет.       Знаете, я оказалась права, когда решила, что отец важная шишка, хоть и не понимала насколько. Но вот шляпа, лежащая на столе, говорила сама за себя. Мой отец ГРЁБАНЫЙ КАЗЕКАГЕ, а я сама попала в грёбаный мир «Наруто». Очевидно, это совершенно не то, что я ожидала или до чего могла додуматься!