***
Чангюн буквально чувствует его появление. Слышит, как открывается входная дверь, и без сомнений знает: это он. Кончики пальцев тут же холодеют, когда он видит, как парень останавливается в метре от входа и сканирует помещение взглядом, выискивая причину своей сегодняшней ночной прогулки. Кихен, даже сорвавшись в три часа ночи из постели, выглядит великолепно. Его волосы уложены идеально, а одежда отдает блеском новизны, словно была куплена не раньше, чем вчера. На нем черная джинсовка, надетая нараспашку на белую футболку, и такие же черные облегающие джинсы. Казалось бы, ничего особенного, но Чангюн тратит несколько минут, прячась за другими людьми и разглядывая каждую складочку на его одежде, словно это самый изысканный наряд, который он видел когда-либо в жизни. Из образа выбиваются только ярко-рыжие волосы, что, по рассказанному Чжухоном секрету, были покрашены на спор. Кихен достает телефон из кармана, и Чангюн пугается, чувствуя вибрацию от входящего звонка. В его голове сейчас слишком много процессов, чтобы провести очевидную причинно-следственную связь, и он берет незнакомый номер, совершенно не подозревая, с кем ему предстоит разговаривать. — Я на месте, ты где? — не здороваясь спрашивает Кихен, а у Чангюна его слова эхом отдают одновременно из двух источников. — А, кажется, вижу. Их взгляды встречаются на секунду, прежде чем вид Чангюну загораживает проходящая мимо девушка, и этой секунды ему хватает чтобы успеть подавить в себе желание сорваться и убежать куда глаза глядят, затем снова об этом задуматься и почти предпринять попытку побега. — У меня нет времени с тобой возиться, поэтому давай ключи, и поехали, — Чангюн расстроенно выдыхает, сдержав излишне бурную реакцию на внезапное появление Кихена прямо у себя перед носом, но ответить что-то он все еще не в состоянии. Хотя бы потому, что при первой встрече Кихен показался ему куда более вежливым человеком. Чангюн молчит, только наблюдая за тем, как Кихен сгибает и разгибает пальцы в манящем жесте и пытается прийти в себя. Невозможно, что вертевший в старших классах девушками Чангюн, бывший самым популярным парнем в школе, сейчас стоит перед другим мужчиной, и от закипающего в сердце влечения у него подкашиваются колени. То ли чувства, то ли алкоголь играют с ним дурную шутку, и он, слыша только белый шум и видя только прекрасное лицо напротив, тянет свою руку к его и осторожно сжимает, словно его только что пригласили на танец. — Что ты делаешь? — недоумевающий взгляд Кихена обезоруживает Чангюна окончательно, и он смущенно вырывает свою ладонь, тут же пряча ее за спиной. — Чжухон не говорил, что ты настолько пьян, — он вздыхает, потирая переносицу. — Скажи, пожалуйста, что ты хотя бы дойдешь сам до машины и мне не придется тебя тащить. Самолюбие Чангюна болезненно задето, но он только и может что беззвучно открывать и закрывать рот, глядя на Кихена пустыми глазами. Тот тяжело вздыхает, кажется, уже в сотый раз за их короткую беседу, и, неожиданно подхватив Чангюна за локоть, тянет того на выход, словно беспризорного ребенка. На улице холодно; солнце давно зашло, и близлежащие дворы освещает только яркий свет неоновой вывески бара и редкие фонари. Чангюн на автомате достает из кармана сигареты и пытается прикурить, но, кажется, сегодня все на свете против него, и даже зажигалка наотрез отказывается работать. Кихен не выдерживает созерцания этой беспомощной сцены и выдергивает зажигалку из чужих рук, черкает ею всего один раз и подсовывает Чангюну, который тут же отшатывается, напугавшись огня. Чангюн за это время не произнес ни слова, но, казалось бы, такого спокойного обычно Кихена умудрился взбесить уже трижды. Не будь у него пунктика на ответственность за чужую жизнь, он бы уже давно ушел дальше спать, наплевав даже на спор с Чжухоном. И действительно: единственное, что его держит сейчас здесь, — осознание, что без него этот парень явно останется ночевать под забором. — Я в тот раз не запомнил твое имя, — Кихен собирает последнее терпение в кулак и пытается поддержать минимальный диалог. — Кажется, Чонгук? — Чангюн, — тянет тот даже не обиженным голосом, неадекватно радуясь тому, что Кихен помнит правильно хотя бы несколько букв. — Прости, ужасная память на имена, — он протягивает ладонь для рукопожатия и представляется по имени. — Я помню, — Чангюн отвечает односложно и так смущается рукопожатию, что отводит взгляд. — Так вот почему Чжу называет тебя малышом, — заявляет Кихен слишком серьезно, чем приковывает к себе удивленный взгляд Чангюна, но удивление тут же сменяется искренней улыбкой. — Говорить еще не научился, — заканчивает тот цитату из фильма и заметно оживает — с трудом, но подавляя смущение и заглядываясь на Кихена. Он понять не может, почему его так дурманит этим человеком, почему от него невозможно оторвать взгляд и почему ему хватило всего одного короткого разговора, чтобы по уши влюбиться. Для человека, который в принципе не влюблялся со времен начальной школы, это вовсе казалось невероятным событием, а уже тем более такое стремительное и безбашенное чувство, возникшее на ровном месте, вводило парня в ступор. — Это, конечно, очень мило, но, может быть, ты уже отпустишь меня? — взгляд у Кихена отчасти нежный, а отчасти снисходительный, и Чангюн неловко отрывает свою руку, сразу отмечая, как отсутствие прикосновения обжигает холодом ладонь. — Прости, я… Наверное, действительно перепил. Пойдем, — он разворачивается и широкими шагами направляется к своей машине, только надеясь, что боги смилостивятся и не подкинут ему под ноги какую-нибудь кочку или канавку, чтобы позорно об нее споткнуться и упасть. Кихен следует за ним размеренными шагами, словно совсем не он тут недавно сильно спешил. Из-за поведения Чангюна в его голову лезут всякого рода тревоги и подозрения, а излишне радостно хихикающий в трубке Чжухон только добавляет баллов к его невыгодному положению. — Неплохой автомобиль, — Кихен останавливается рядом, пока Чангюн нервно копошится в карманах в поисках ключей. — У официального дилера брал? Чангюн кивает, искренне не понимая вопроса. Такие вещи интересовали его в последнюю очередь, ибо основных характеристик при выборе автомобиля было всего две: той же марки, что у Кихена, но не такую дорогую. Только сейчас он осознает, что обрек себя таким образом на вполне вероятную возможность опозориться, если Кихен захочет поговорить с ним о тонкостях, в которых он не понимает ничего. Наконец, исследовав все бескрайние просторы своих карманов, раздается заветный звон металла, и Чангюн протягивает ключи Кихену. Пока тот обходит автомобиль и открывает его, парень на некоторое время подвисает, вспоминая свое первостепенное желание, возникшее во время их знакомства, и сердце невольно пропускает удар, прежде чем он неловко падает на пассажирское сидение. Кихен приземляется рядом вслед за ним, предварительно пригнувшись даже излишне сильно. Чангюн с нежной ухмылкой отмечает это действие, но, вовремя опомнившись, быстро стирает ее с лица. — Давно я не садился за руль такой малышки, — отмечает Кихен, настраивая себе удобное положение кресла. — Кажется, моя раза в два выше. — Мне, на самом деле, тоже нравятся большие автомобили, — словно между делом отвечает Чангюн, пристегивая ремень безопасности. Конечно, он не будет уточнять, что на более желанный вариант, а именно точно такую же, как у Кихена, ему просто не хватило денег. — У меня тоже Тойота, — словно не слыша Чангюна, продолжает парень свой монолог. — Всегда нравились японские автомобили. Чангюн смущается, с удивлением для самого себя осознавая, что до этого момента даже не задумывался о стране-производителе своей машины. Уже сейчас он понимает, что вероятность опозориться стремится к ста процентам, а потому и выбирает молчание в пользу опрометчиво сказанной глупости. Кихен заводит автомобиль, резко поворачивая ключ в зажигании, за чем Чангюн наблюдает завороженно. Этот крошечный, обыденный жест кажется ему невероятно красивым — настолько, что просто невозможно отвести взгляд. Еще прекраснее только профиль Кихена, сосредоточенный взгляд которого сейчас устремлен вперед. Чангюн все еще не может понять, чем его так сильно заворожил этот человек, но смещает свой фокус в пользу наслаждения волшебным моментом, когда его мечта оказаться в машине, которую ведет Ю, наконец осуществилась. Каждое его движение Чангюн запечатлевает на воображаемую камеру в своей голове; ему уже сейчас хочется, чтобы дорога до дома была бесконечно долгой, лишь бы побольше лицезреть это прекрасное зрелище — Кихена за рулем своего автомобиля. Он восхищен настолько, что пропускает мимо ушей чужой вопрос. — У меня что-то на лице? — парень повторяет вопрос, не отрывая взгляда от дороги. — Э-э-э… Нет, вроде бы, — совершенно честно отвечает Чангюн, абсолютно не замечая подвоха. — Тогда почему ты так на меня пялишься? — Кихен плавно тормозит на светофоре и поворачивается к Чангюну. Его взглядом, кажется, можно приковывать к стенам. Он дергает бровью, заставляя парня едва ли не взвизгнуть от возникшего напряжения и стыдливо отвести взгляд. — Просто задумался, извини, — ощущение, словно весь алкоголь выветрился из его тела за секунду, оставив в крови только жидкий страх и липкую неловкость. Кихен усмехается коротко и набирает скорость, выехав на магистраль. Чангюн продолжает изучать его взглядом, но уже более скрытно, делает вид, что смотрит вперед, на дорогу, но на самом деле косится, отмечая каждое его движение и одновременно осознавая уровень своей одержимости. От волнения он не знает, куда деть руки, но, вспоминая о ненавистном языке тела, который обычно всегда выдает его нервозность, пытается намеренно принять более открытую позу, но выглядит это еще более нелепо. — Включи музыку, что ли, — голос Кихена вырывает Чангюна из отчаянных попыток расслабиться и наслаждаться происходящим. — Или ты в тишине ездишь? Он лишь кивает и разблокирует телефон, на котором сразу же отображается ехидное сообщение от Чжухона, вопрошающего о том, как проходит «свидание». Парень судорожно смахивает уведомление, едва не роняя телефон, и чувствует, как сердце бешено заходится, совершая очередной невероятный кульбит, и чуть ли не выпрыгивает из груди. Вдох-выдох. Легкий шлейф уверенности появляется, когда он вбивает в поиск название группы и точно знает, что Кихен оценит его выбор. С первых нот чужое лицо озаряется мягкой улыбкой, что не ускользает от внимательного взгляда Чангюна, и с этого момента действительно становится спокойнее. Кихен выстукивает ритм по рулю, а он просто не может оторваться от этого зрелища. Хочется запечатлеть этот момент на воображаемую камеру в голове и после пересматривать до конца своих дней перед сном. Наблюдая, Чангюн даже не замечает, как заканчивается первая песня и начинается следующая, на которую Кихен реагирует еще более оживленно.Imagine Dragons — Demons
— Черт возьми! У тебя отличный вкус на автомобили и музыку, — заявляет он на удивление воодушевленно, прибавляя громкость. — Нам с тобой определенно есть о чем поговорить. Чангюн сдавленно улыбается. Он, безусловно, слышал раньше песни Imagine Dragons, но никогда не был их фанатом. Чего нельзя сказать о Кихене, так часто упоминающему их во всех своих соцсетях. О чем, Чангюн, несомненно, был хорошо осведомлен. Конкретно эту песню он слышал впервые, но, спасибо отличному знанию английского, он довольно быстро улавливает смысл и пропускает его через себя, ужасаясь тому, как хорошо песня раскрывает все, что творится у него на душе в этот самый момент. И если бы хоть одна песня из существующих в этой вселенной могла передать то, что он чувствует буквально спустя несколько секунд, — она бы определенно стала всемирным хитом. Сначала тихо, но затем уже в полный голос Кихен начинает подпевать. У него не самый лучший английский, легкая, но куда более заметная на иностранном языке шепелявость, но его голос способен затронуть самые глубокие струны души, резонируя с их звучанием в высоких тональностях. Чангюн осторожно, медленно убавляет громкость с телефона, потому что оригинал так сильно мешает наслаждаться его пением. Скрыть свое восхищение и не смотреть на него едва ли не с открытым ртом уже кажется чем-то невозможным. И пусть он снова удостоится прожигающего насквозь вопросительного взгляда, пускай будет выглядеть странным идиотом, но позволить себе пропустить это, изображая отстраненность, он просто не может. — Don’t want to hide the truth, — совсем тихо повторяет Чангюн строчку из текста, задумываясь еще глубже, и сразу же ловит на себе тот самый взгляд, которого боялся. Ему казалось, что он прозвучал достаточно тихо, но снова так неудачно подвернувшийся светофор наново рушит все. — Ты опять пялишься, — констатирует Кихен и снова отводит взгляд. — Это странно. Как из огня в лед, Чангюна опять бросает в смущение, но в этой ситуации отмолчаться и соврать он уже не может. Да и не хочет, собственно, но нужные слова застревают в горле, заставляя его нелепо хватать ртом воздух. — А ты очень красиво поешь, — удивляясь своей смелости, тараторит тот достаточно громко. — Это охуенно. Словно опьянение вновь кружит голову, и пальцы подрагивают от осознания, хотя, не будь в его словах столько подводных камней, они не воспринимались бы больше, чем просто комплимент. Кихен их иначе и не воспринимает, а лишь благодарит, слабо улыбаясь, но у Чангюна перед глазами вселенные взрываются, черти пляшут безумные танцы, а сердце снова стремится покинуть его тело. Погрузившись в свои мысли, он даже не замечает, как они доезжают до дома. Из машины выходить не хочется от слова совсем, но Кихен смотрит на него выжидающе, заглушив мотор и протягивая замечтавшемуся парню ключи. — Ты странный, — наконец, отдав ключи, повторяет Кихен, — но почему-то нравишься мне. Думаю, еще свидимся. У Чангюна из головы весь словарный запас вылетает. Он снова непонимающе хлопает глазами, выдавая себя с потрохами. Но Кихен этого словно не замечает и выходит из машины, вынуждая Чангюна тоже стремительно выскочить, лишь бы не упустить момент и нормально попрощаться. — Уже поздно, — начинает он издалека, тут же мысленно жалея о том, что собирается произнести дальше, ведь для таких предложений еще очевидно слишком рано. — Если хочешь, можешь переночевать у меня. — Нет, спасибо, — отрезает Кихен, сразу же утыкаясь в телефон. — Я просто возьму такси. Спокойной ночи. Кихен на самом деле бездумно перелистывает главные экраны своего телефона, будто бы не может найти нужное приложение, хотя, сам не понимая, почему, иррационально ждал такого предложения. По большей части не искреннее желание взрастило в его голове такую мысль, а отчаянный интерес и жажда навести шороху и разобраться в том, почему этот Чангюн так странно себя с ним ведет. — Спокойной ночи, — слова доходят до Кихена только сейчас, когда он видит Чангюна, подходящим к своему подъезду излишне медленно, словно специально. — Стой, — Кихен окликает его, и парень резко разворачивается. Даже с такого расстояния можно разглядеть мелькнувшую в его взгляде надежду. — Предложение еще актуально? Такси слишком уж дорогое. Врать Кихен не умеет, а потому, на самом деле даже не посмотрев стоимость, отводит взгляд в сторону, пытаясь также скрыть факт того, что дороговизна такси даже при своей правдивости не стала бы поводом тому, чтобы не ехать. А Чангюн пытается спрятать разрезающую скулы улыбку, ничего не отвечая и выжидающе придерживая открытую дверь. Только в лифте осознание глупости своего поступка проникает в его сознание, когда разум рисует перед глазами его единственную двуспальную кровать и полное отсутствие даже самого захудалого кресла-раскладушки. Внезапно вспомнить об этом и спасовать у него уже явно не хватит сил, поэтому он натягивает уверенность на лицо и планирует изображать, что в этом нет для него совершенно ничего странного. Ведь в самом деле: два друга, спящие на одной постели, это вовсе не странно (они с Чжухоном постоянно так ночуют друг у друга). Другое дело, что в Чжухона он не влюблен без памяти (а вернее будет сказать, не влюблен вовсе). Ключ от квартиры внезапно оказывается сложнейшим устройством, использование которого вгоняет Чангюна в благоговейный ступор, когда он уже с третьего раза дрожащими руками пытается вставить его в замочную скважину и то не попадает, то вставляет не той стороной. Кихен вздыхает и, с едва слышимым укором произнося: «Я думал, ты уже протрезвел», забирает ключи из чужих рук и открывает дверь с первого раза. Квартира встречает обоих явно не подходящим для приема гостя такой важности бардаком. Чангюн дежурно извиняется, пытаясь хотя бы спрятать разбросанную в спальне грязную одежду, пока у Кихена бровь постепенно поднимается в недоумении. Окончательное понимание ознаменовывается короткой ухмылкой на его лице, а изначальное желание баламутить воду разыгрывается только сильнее. Наглая идея, засевшая в голове, так и просится быть реализованной, и, не в силах ее сдержать, он все же приступает к осуществлению. — Я не против спать на одной кровати с тобой, но только если ты не будешь приставать, — произносит он как бы в шутку, тут же стягивая с себя футболку и обнажая неприлично красивую, подтянутую грудь. Чангюн отзывается на его слова, отрываясь от попыток навести хотя бы минимальный порядок, и застывает едва ли не с раскрытым ртом. Одним только взглядом он выдает себя с потрохами и смиряется с этим, когда встречает чужой самодовольный взгляд, обозначенный ухмылкой. — Блять, — принимая полное поражение, Чангюн идет ва-банк, — буду. — Ну, тогда я посплю на полу, — продолжает издеваться Кихен, чувствуя, как Чангюн облизывает его взглядом. Пока Чангюн корит себя за проявленную откровенность и думает, есть ли у него еще какие-то шансы незаметно слиться с темы, Кихен раздумывает над тем, что его совести будет труднее пережить: затеянную и зашедшую слишком далеко игру или неминуемо последующий разговор с Чжухоном, который потребует рассказать в мельчайших подробностях, как это случилось. Вероятно, переведи он сейчас даже самым глупым образом этот разговор в шутку, можно будет избежать и первого, и второго, но воспоминание о его давно остывшей постели, не принимавшей гостей уже около месяца, заставляет думать, что нет ничего плохого в совершенно ни к чему не обязывающем сексе с почти незнакомым человеком. Если, конечно, Чангюн не влюблен в него без памяти, но Кихен почему-то этот вариант совершенно не рассматривает, ведь разве можно влюбиться в кого-то, кого видишь второй раз в жизни? Но это все, разумеется, произойдет, только если мелкий проявит инициативу. — Я боюсь, ты замерзнешь, но если действительно так хочешь… — совершенно без задней мысли соглашается Чангюн, принимая на веру чужие слова, и подходит к шкафу, намереваясь достать новый комплект белья. «Ну, или мне все-таки придется проявить ее самостоятельно», — отчеканивает разум Кихена, и он сам не замечает, когда внезапно оказывается за спиной Чангюна и захлопывает дверцу шкафа, заведя руку над его плечом. — Ну какой же ты глупый, — цедит он на ухо шепотом излишне нежно для такой формулировки и вжимает Чангюна в деревянную поверхность шкафа. Он чувствует, как от этого каждый нерв в чужом теле становится каменным, замечает, что парень даже дыхание задержал от неожиданности. Кихена разрывает между желанием успокоить и разыграться только сильнее. Совершенно не отдавая себе отчета в том, почему первым пошел на эту затею, он продолжает: — Скажи, я ведь нравлюсь тебе? У Чангюна кровь в жилах стынет от этого томного шепота в самое ухо, а сердце готовится вот-вот выскочить из груди и пробить толстую створку мебели. Он нервно сглатывает, и в пронзающей тишине, которую разбавляет только равномерное, горячее дыхание в ухо, этот звук кажется слишком уж громким. Он кивает кратко, насколько это позволяет его положение, но все равно ударяется лбом и протяжно шипит. — Когда малыш снова стал таким неразговорчивым? — опять этот уничтожающий шепот в самое ухо, от которого Чангюну хочется самоуничтожиться, провалиться под землю, ведь это смущает до безумия. В голову ударяет что-то куда крепче алкоголя, когда Кихен носом обводит хрящик уха, следом спускаясь ниже и опаляя кожу горячим дыханием. Он ведет по шее вниз, усмехаясь, когда чувствует, как Чангюн покрывается мурашками вслед за его прикосновениями. Оставляя невесомый поцелуй ближе к ключицам, он слегка отступает и замедляется — хочет убедиться в наличии согласия, ведь он кто угодно, но точно не насильник. А Чангюн все еще не может прийти в себя, не хочет оказывать сопротивления, но и ответить тоже не в состоянии, потому что его трясет от осознания и переизбытка чувств. А Кихена эта пассивность бесит и заводит одновременно. Перебарывая отчаянное желание взять его прямо здесь без подготовки, он все же одним движением крепких ладоней разворачивает парня к себе лицом и снова вжимает в твердую поверхность. Снова его лицо опаляет самодовольная ухмылка, когда Чангюн с ноткой страха заглядывает в его глаза. Надолго его не хватает, и взгляд скользит ниже, по ключицам спускаясь на обнаженную грудь, но затем он смущенно отводит взгляд в сторону, заливаясь краской за секунду. — Стесняешься даже смотреть? — азарт бьет Кихену в голову, и он уже просто не может остановиться, даже наплевав на свои моральные принципы. Хочется просто еще немного посмотреть на панику в глазах напротив. — Интересно, а что будет, если я сделаю так? Он берет ладонь Чангюна в свою, отмечая про себя то, насколько она ледяная, и, слегка сжимая, чтобы предотвратить попытку вырваться, поднимает ее выше, следом отступая на полшага назад, и кладет его ладонь на свою грудь. Чангюн смотрит на свою руку так, словно она ему не принадлежит, а Кихен только добавляет ему впечатлений, слегка играя мышцами, из-за чего тот едва не одергивает руку. — Если ты хочешь остановиться, просто убери руку, — Кихен снова наклоняется к уху и снимает свою ладонь, лежащую поверх чужой. — Но если хочешь продолжить, не ограничивай себя. А то мне уже становится скучно. Чангюн на провокацию ведется безоговорочно. С трудом преодолевая оцепенение и почувствовав свободу, он осторожно ведет невесомые прикосновения ниже, большим пальцем касаясь отвердевшей горошинки соска, и с удовольствием отмечает, как Кихен отзывается на это действие, блаженно прикрывая глаза. Он медленно исследует чужое тело, чувствуя, как к пальцам приливает кровь и как становится теплее. Тонкие прикосновения к плоскому животу приковывают чужой взгляд к лицу Чангюна, которое продолжает только сильнее заливаться краской. Кихен снова усмехается, когда парень так и останавливается, задержавшись касаниями чуть выше пряжки ремня, и смотрит пронзительно в глаза напротив забитым зверем, словно ожидая то ли помощи, то ли разрешения. — Малыш, кажется, я просил себя не ограничивать, — пресловутое прозвище, более привычное для уха из уст Чжухона, сейчас распаляет парня так сильно, что, кажется, за спиной развели самый настоящий костер. Рука неуверенно скользит ниже, но снова останавливается, так и задержавшись на пряжке. Кихен не срывается, смотрит выжидающе, и, несмотря на отсутствие разницы в росте, у Чангюна складывается впечатление, будто он смотрит сверху вниз. Сглатывая нервно в очередной раз, он почти собирается с силами, но вдруг его ладонь крепко сжимают и заводят наверх. Горячее тело прижимается к его груди, а губы Кихена находятся в непозволительной близости от его собственных, и на них все та же неизменная короткая ухмылка. Кихен накрывает его губы своими, сначала сминая бережно, но совсем скоро переходя к более настойчивым движениям. Поцелуй размеренный и тягучий, но при этом выбивающий землю из-под ног. Чангюн чувствует, как подкашиваются колени, когда Кихен горячим языком касается его неба, а его вторая рука оказывается на спине под одеждой. Он ведет ладонь выше, следом обводит бока и прикасается к плоской груди, намеренно задевая ногтем чувствительные соски. Чангюн мычит в поцелуй, не в силах себя сдержать, а Кихен, отмечая его реакцию, снова подбирается выше и уже сжимает горошинку двумя пальцами, срывая с чужих губ рваный выдох и глубокий стон. Губы саднит от нетерпеливых укусов, и ровно в момент, когда боль становится почти невыносимой, Кихен разрывает поцелуй и в одно движение стягивает с него футболку, сразу припадая с поцелуями-укусами к шее, затем спускается к ключицам, опасно водя пальцами рядом с пострадавшими сосками. Чангюн опирается на его плечи и дышит рвано, сопровождая каждый поцелуй тихим стоном. Руки Кихена слишком неожиданно оказываются внизу расстегивающими ширинку джинсов, и предмет одежды падает на пол с характерным шелестом. Чангюн выдыхает, запрокидывая голову, когда тот внезапно сжимает его возбуждение сквозь ткань белья. Он чувствует чужой взгляд на своем лице, с закрытыми глазами буквально ощущая эту полу-садистскую удовлетворенную ухмылку. Взглянуть в ответ хочется безумно, но он не может, словно веки склеили. Словно к каждому привязали по килограммовой гире, и стоит невероятных усилий просто разомкнуть глаза. — Малыш, — но хватает всего одного его слова, чтобы в испуге распахнуть глаза и встретиться с тем самым жадным, пошлым взглядом, — не думал, что придется это спрашивать… Кихен продолжает поглаживать его член через ткань, переводя взгляд то вниз, то возвращая его к лицу. Чангюн коротко вдыхает и дергается, когда он касается головки большим пальцем. Перед вновь закрытыми глазами взрываются уже даже не вселенные, а нечто большее, еще неизвестное науке. — Ты хочешь быть сверху или снизу? — то, с какой непринужденностью Кихен задает этот вопрос, выбивает из Чангюна последнюю уверенность. Если до этого вопроса ему еще казалось, что он может контролировать ситуацию, сейчас земля полностью уходит из-под ног, оставляя его висеть в воздухе, хватаясь только за чужие плечи. — Я никогда… — выдавливает он из себя с огромным трудом, сгорая под пристальным взглядом. С надеждой заглядывает в чужие глаза, словно умоляя не ждать окончания фразы и догадаться самостоятельно, но Кихен лишь дергает бровью, то ли действительно не понимая, то ли намеренно желая заставить Чангюна договорить. — Я никогда не был с мужчиной. Кихен ведет бровью многозначительно, а Чангюн с точностью распознает в этом крохотном жесте искреннее удивление. Но его замешательство довольно быстро сменяется все той же, уже не такой пугающей, но все же подозрительной улыбкой. Чангюна снова мечет от желания сбежать из собственной квартиры до желания прервать эту неловкость горячим поцелуем, что он, собственно, и делает, не ожидая даже от самого себя. — Буду считать это за ответ, — выдыхает Кихен в его губы, едва разорвав поцелуй, отчего Чангюн разочарованно опускает взгляд. Целовать его так приятно, что ему бы точно хватило и этого. Он успевает лишь бросить мечтательный взгляд на чужие губы прежде, чем его, отвлекшегося на собственные мысли, разворачивают спиной к постели, а следом укладывают на нее не слишком осторожно, но и не грубо. Глаза снова открывать не хочется, слишком силен страх увидеть его хищный взгляд сверху вниз, но он чувствует внезапное тепло дыхания, обдающее шею и стекающее на грудь. Матрас по обе стороны от него проминается под весом чужого тела, короткие поцелуи по шее подбираются к челюсти, следом ухо снова обдает горячим дыханием, от чего он вздрагивает в очередной раз. — Расслабься, — тихий шепот, сопровождающийся поцелуем где-то в области виска. — Тебе будет удобнее, если ты подтянешься немного выше. И Чангюн слушается безоговорочно, привстает на локтях и отползает назад, изо всех сил пытаясь бороться с нарастающим чувством неловкости. Его очевидная опытность смущает, нервирует и заводит одновременно. Не в силах справиться с множеством противоречащих эмоций, он пытается сконцентрировать все мысли на том, что надо просто расслабиться и наслаждаться, но все рушится от очередного вопроса в лоб. — Невинный малыш, — тут Чангюн понимает, что прозвище закрепилось окончательно, и теперь каждый раз, слыша его от Чжухона, он будет вспоминать сегодняшнюю ночь. Пытаясь отмахнуться от навязчивых мыслей, он выжидающе заглядывает в чужие глаза, силясь перебороть подкатывающее стеснение. — У тебя хотя бы смазка есть? Чангюн кивает, чувствуя, как вся оставшаяся в теле кровь приливает к щекам. — В тумбочке у кровати? Очередной короткий нервный кивок. Кихен усмехается и встает, а Чангюна холодом прошибает от предвкушения и исчезновения уже ставшего привычным тепла его тела. Кихен возвращается, останавливается перед ним с бутылочкой в руках и бросает серьезный взгляд, сильно отличающийся от всех предыдущих. Чангюн нервно сглатывает. — Твоя последняя возможность отказаться, если ты не готов, — все же такая неловкость со стороны Чангюна заставляет его засомневаться в том, что парень отдает себе отчет в своих действиях. Как бы сильно ему ни нравилось его дразнить, моральные принципы все же стоят выше. — Просто скажи, что хочешь этого, и тогда мы продолжим. — Я хочу, — выдавливает из себя Чангюн, поражаясь тому, на сколько октав повысился его голос, выпадая из реальности просто от осознания факта, что смог произнести это вслух. Кихен снова нависает над ним, заглядывая в глаза уже как-то мечтательно, от чего Чангюна ведет только сильнее. Его теплые пальцы подбираются к резинке боксеров, цепляют их и тянут вниз. Чангюн приподнимается, а затем облегченно выдыхает, когда предмет одежды наконец оказывается отброшен в сторону. Кихен отстраняется, усаживаясь на край кровати, и, выдавив немного смазки на свои пальцы, свободной рукой отводит в сторону чужое колено. Для Чангюна все происходит слишком медленно; хочется закрыть ладонями лицо или закричать, но он сдерживается, лишь рвано выдыхая от ощущения малейшего движения. Первый палец проникает легко, но парень вздрагивает (больше от неожиданности), следом слыша такой уже ожидаемый надменный смешок. Открыв глаза лишь на секунду, он замечает, как чужой взгляд исследует каждое изменение на его лице, пристально вглядываясь в каждую мимическую морщинку. Чангюну хочется вечность смотреть в глаза человеку, которого он так мечтал однажды увидеть в своей постели, и когда эта мечта наконец осуществляется, он преодолевает свое смущение из последних сил, заглядывая в чужие глаза из-под приоткрытых век. А Кихен будто этого и ждал: он добавляет второй палец, с упоением наблюдая за тем, как парень гулко выдыхает. За шумом крови в ушах Чангюн распознает хлюпающие звуки проникновений, что только прибавляют новых ощущений. Кихен слегка разводит пальцы внутри него в стороны, выбивая из груди протяжный стон. Чангюн инстинктивно пытается свести колени, но чужая крепкая хватка не позволяет этого сделать. Он выдыхает разочарованно, когда пальцы исчезают, а ладонь, крепко державшая колено, медленно сползает вниз, следом тоже лишая ощущений. Слышится звон упавшей на пол пряжки ремня, затем пластиковый щелчок вновь открывшейся баночки. Чангюн ждет, что его коленей снова коснутся крепкие ладони, но Кихен лишь нависает сверху, снова приближаясь к лицу. Его дыхание с каждым разом становится все горячее; он оставляет на губах невесомый поцелуй, следом опять перемещаясь к уху. — Постарайся расслабиться настолько, насколько можешь, — одна его ладонь гуляет по торсу, касаясь чувствительных точек. — Ты слишком милый, чтобы делать тебе больно. Чангюн кивает, вновь заливаясь краской. Едва поборов смущение от таких слов, его снова пронзает изнутри. Кихен привстает, закидывая его ноги себе на плечи, и, пристроившись, бросает очередной сжигающий взгляд на чужое лицо и медленно проникает, облегченно выдыхая. Чангюн видит наслаждение, читаемое на его лице, и голова невольно идет кругом. И даже в такой момент парень ловит себя на том, что как маньяк засматривается на то, как он ломает брови, слегка приоткрывает губы на выдохе, как они блестят в тусклом освещении еще влажные от недавнего поцелуя. Только положение не позволяет ему сейчас запутаться пальцами в короткие волосы и притянуть к себе эти манящие губы, впиться в них жадным поцелуем и терзать до покраснения. Он уверен, что на данном этапе уже способен преодолеть невыносимое смущение, но это лишь до момента, пока Кихен не проникает до конца и не открывает глаза, следом хищно облизываясь. Не разрывая зрительный контакт, он толкается на пробу несильно, но глубоко. Чангюн закусывает губу, запрокидывая голову, и, кажется, кому-то еще в этот момент становится невыносимо смотреть другому в глаза. Кихен рывком опускает его ноги со своих плеч, одновременно с новым толчком впиваясь грубым поцелуем. Он целует отрывисто, из-за движений промахиваясь мимо губ и попадая то в подбородок, то в щеку, но не позволяет себе пропустить даже самый тонкий стон, срывающийся с чужих губ. Вибрациями разносятся тяжелые выдохи; Чангюн впивается короткими ногтями в его предплечья, определенно оставляя на них маленькие вмятины. Кихен разрывает поцелуй и тяжело дышит, замедляясь. Его лицо так близко, что Чангюн может разглядеть крошечные капли пота на лбу и родинки на щеках. Не сдерживая себя более, он осторожно проводит по ним пальцами, прикасается ладонью к покрасневшей коже, ведет к затылку, уже закрывая глаза удовлетворенно, не пытаясь заглушить рвущиеся из груди стоны. Мягко притягивает к себе и целует забвенно, позволяя в очередной раз поймать вибрации своего низкого голоса языком. Очередной глубокий толчок выбывает последний воздух из легких; Кихен снова ускоряется, проникая резко и на всю длину. Он разрывает поцелуй, чувствуя приближающуюся разрядку, и еще через несколько фрикций кончает внутрь с гулким выдохом. Чангюна придавливает весом его тела; он чувствует чужое глубокое дыхание и почти неосознанно укладывает руки на плечи Кихена, начинает бездумно водить пальцами по спине. Спустя минуту, но, по ощущениями Чангюна, целую вечность тот поднимается на руках, бросает в глаза пристальный, оценивающий и излишне серьезный взгляд, а затем спускается с постели и грубо подтягивает его к краю за ноги, заставляя сесть. Он разводит в стороны бедра Чангюна, встает между них, упираясь коленями в матрас, и кладет ладонь ему на лицо, следом наклоняясь к уху. — Чжухону ни слова, — казалось бы, довольно очевидный запрет, и не будь он произнесен в такой обстановке, Чангюн бы просто кивнул, но сейчас он нервно облизывает губы, перекатывая на языке густое ощущение таинства. Ладонь слишком внезапно исчезает со щеки, и Кихен опускается перед ним на колени. Чангюн невольно громко выдыхает от одного только зрелища, поджимая пальцы на ногах. Кихен с хитрым прищуром смотрит ему в глаза снизу вверх, и Чангюн уже не пытается отвести взгляд, только с предвкушением следит за его действиями. Кихен сначала кольцом из пальцев проводит по всей длине, заставляя Чангюна в очередной раз рвано выдохнуть и опереться на ладони позади себя, запрокинув голову. За это почти сразу же получает ощутимый шлепок по бедру и возвращает недоуменный, слегка напуганный взгляд. — Не каждому так везет, — излишне серьезным и строгим тоном произносит Кихен, — поэтому ты должен смотреть. Чангюн нервно сглатывает и кивает, не осознавая, но в душе прельщаясь его словами. Ладонь скользит вверх, большой палец касается уздечки, затем круговым движением обводит головку. Чангюн впивается пальцами в и без того смятые простыни, отдавая последние силы на то, чтобы не закрывать глаза и выдерживать этот пристальный взгляд снизу. Кихен наклоняется и обхватывает головку губами, слегка проводит по ней языком, а у Чангюна уже от этого звезды перед глазами. Его губы, что совсем недавно так манили, сейчас смотрятся еще более превосходно. Коротко брошенный взгляд исподлобья встречается с чужим одурманенным и сопровождается легкой усмешкой, разносящей вибрации по члену. Кихен вслепую нащупывает его ледяную ладонь и перекладывает на свой затылок. Тонкие пальцы тут же зарываются в волосы, и сверху доносится глубокий выдох, смешанный с хрипом. Кихен принимает почти всю длину за раз, а Чангюн неконтролируемо сжимает короткие волосы, быстро опоминаясь и расслабляя ладонь, дает возбуждению выход посредством гулкого стона сквозь сомкнутые губы. Парень выпускает член изо рта, снова касаясь головки языком, уже более размашисто, и оттягивая пальцами крайнюю плоть, следом заглатывая полностью и выбивая из чужой груди очередные рваные выдохи. Чангюн доходит до точки невозврата удивительно быстро даже для самого себя, вероятно, из-за, безусловно, великолепного зрелища, открывающегося прямо у него перед глазами. Он только думает о том, чтобы намекнуть на свою близость к разрядке, как Кихен сам отстраняется и несколькими быстрыми движениями руки доводит его до оргазма.