Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Подъехать к дому — как бальзам на душу. Сейчас девять вечера; их не было дома — все это время в перелетах — почти целые сутки. Нил отмыкает входную дверь, оставляя чемодан на Эндрю, и впервые за три дня вдыхает полной грудью. Дети здесь, в безопасности, и это, хотя бы, уже что-то. — Блин, Дрю, мы подготовили только одну комнату, — говорит он скорее собственным мыслям. — Мы должны записать Пейдж в школу. Мы купили всего один ранец. Эндрю запирает за ними дверь и похлопывает Нила по руке, когда идет мимо него в сторону кухни. — Кондей, — все, что он говорит. — Термостат вот тут, — сообщает Нил Натали и Пейдж. — Если вам холодно, душно или вообще что-то не так, спокойно меняйте температуру — это мы себе позволить можем. Они глазеют на него. Нил смотрит в ответ. Слышит, как включается плита, и хмурится. — Что ты… сюда, простите, кухня в этой стороне, я все вам покажу через секундочку… что ты готовишь? — спрашивает он, заходя на кухню. — У нас только заморозка. Просто кинь чего-нибудь в мультиварку. — Пасту. — Протеиновую? — Гороховую. Нил умеет находить компромисс, когда нужно. — Пойду покажу детям дом. Эндрю машет двумя пальцами. Ладненько, с этим Нил разберется попозже. Если с этим вообще можно разобраться. Если нет — он все силы приложит, чтобы оградить от этого детей. Он ведет их по дому — через гостиную, обеденную комнату — показывает ванную, а затем отводит наверх. — Вот комната Натали, — он открывает дверь. Тут односпальная кровать, письменный стол, комод, книжный стеллажик — все пустое и ждет, чтобы поскорее заполниться вещичками, — кроме, разве что, кровати с серыми простынями и желтым комфортером. — Ванная вот здесь. А это комната Пейдж, — Нил толкает дверь в гостевую спальню. Там даже не открыты вентиляционные отверстия. Кровать — раскладной диван. Ну, есть хотя бы стол и шкаф; они с Эндрю прибрались тут до того, как решили, что Натали лучше занять другую спальню — поменьше, но зато ту, куда лучше проникает солнечный свет. — Мы… все исправим. Извините. Мы не ожидали, что вас будет двое. Они молчат. Дверь в спальню Нила и Эндрю скрипит; оттуда пулей вылетает рыжий кот и несется вниз по лестнице. — Это котейки, — бестолково подсказывает Нил. — Рыженький — Король Пушочек, сокращенно — просто Король. Коричневая — Сэр Пампушка МакКошечка, отзывается на Сэр. Король — ужасный мальчик, просто подлюга. Сэр — ангелочек, а Король ее задирает. Они стесняются незнакомых людей, но пообвыкнут. О, эта дверь — в нашу с Эндрю спальню. Если мы там, постучите перед входом. Они ничего не отвечают, и это позорище, потому что Нил в самом деле рассчитывал, что коты вызовут хоть какую-нибудь реакцию. Нил заходит в спальню Пейдж и открывает вентиляционные отверстия. Пока он тут, как раз можно этим заняться. Он оборачивается, и они наблюдают за ним. — Пойду помогу Эндрю с ужином. Можете пока поустроиться тут, если хотите? Нил чувствует себя так, словно находится в фильме «Сияние». Разве что кругом абсолютная тишина — все молчат. — Круто, — говорит он. Они отступают, чтобы пропустить его, и Нил сбегает вниз по лестнице — прячется на кухне. — Вы трое что, один человек? — спрашивает он Эндрю, доставая сковороду. Помидоры — это фрукт, поэтому томатный соус — здоровая пища. И горошек. В глубине холодильника Нил находит нарезанную морковку и пол-луковицы. Эндрю ничего не говорит. Нил прислоняется к стойке. — Хэй. Дрю. Ничего. — Эндрю. Эндрю. Эндрю. Дрю. Дрю. Дрю. Эндрю смеряет его взглядом. — Эндрю Джозеф Миньярд, ты не можешь так со мной поступать. — Я могу делать все, что хочу. Нил ухмыляется. Ой, чудно. Раздражительность. — Ну, так начни хотеть, чтобы не заставлять меня стоять здесь и болтать с самим собой. — Я все думаю, что он сделал. — Кто? — «Один мужчина даже в больницу загремел». Что он сделал? — Дрю. — Я не ожидал, что будут двойняшки. — Знаю. — Я не заставлю тебя болтать с самим собой до конца вечера. — Спасибо. — Так нарежешь лук? Нил берет нож и режет лук. Двадцать минут спустя они собирают ужин, вполне себе домашний, и Нил как-то странновато этим гордится. Одно дело, если бы ужин был только на них двоих — так они готовят очень, очень часто, — но еда на столе именно для детей. Это кажется взрослее всего, что Нил когда-либо только делал. — Я их приведу, — говорит Эндрю. Нил расставляет тарелки и вилки, а потом по лестнице спускается Эндрю, ведя за собой Натали с Пейдж. Они усаживаются, и Нил что-то не очень понимает, как себя вести. Подать? Предложить? Миновало немало времени с тех пор, как он сидел за одним столом с людьми, которых не знает, — людьми, которым некомфортно просто взять хоть немного треклятой еды. Эндрю поднимается, чтобы перегнуться через стол, и накладывает пасту. Нил подумывает: может, он стареет? Теряет связь с молодежью. — Вы пойдете в подготовительную школу Джорджа Вестингауза, — сообщает Нил, пока девочки глядят в тарелки. — Это частная школа. Там здо́рово. Утром я запишу Пейдж. — Мы не какие-то там детишки для частной школы, — отвечает Натали. Нил давит усмешку. Успех. Они разговаривают. — Ну и отлично. — Я дерусь. — Держи большой палец снаружи кулака, если собираешься кому-то прописать, — вмешивается Эндрю. — Перелом большого пальца — болючий. — Я буду бить людей. Натали дергается, когда Пейдж пинает ее под столом. — Смотри только, не попадись, — веселится Нил. — А у них там есть политика нулевой терпимости? Я ее пробью. — Вы не хотите туда ходить? — спрашивает Нил. — Потому, что школа — частная? Или потому, что это в принципе именно школа? — У нас не складывается с людьми. — Вы не хотите ходить? — Ты оставишь нас дома, если я отвечу «нет»? Нил жмет плечами: — Зависит от того, почему вы не хотите. — А-а. Так ты такой типок, — говорит Натали. — Собираешься обращаться с нами как со взрослыми. — А это целая категория людей? Натали накалывает пасту на вилку. Нил смотрит на Эндрю. Эндрю вздыхает: — Касс. — Меня зовут Натали, спасибо, — ледяным тоном чеканит Натали. — Я говорил не о тебе. Натали жует, разъяренная. — Это что-то плохое? — спрашивает Нил. — Поживем — увидим. Нил трет глаза: — Дрю. — Они просто считают, что ты достаточно взрослая, чтобы иметь свои мысли? Или просто… достаточно созрела? Рука Эндрю вздрагивает; он тянется за ножом — бесполезно. Ножей при нем нет. Летать с ними нельзя. — Оу, — тушуется Нил. — Знаешь, гостевая кровать не застелена. Эндрю бросает вилку и исчезает наверху — за своими ножами, за безопасностью. Натали и Пейдж — взвинченные, застывшие, маленькие — глядят ему вслед, выслеживая случайные движения. Нил замечает. Сказать, что они в безопасности, — это поможет? Маловероятно. Проигнорировать — поможет? Столь же маловероятно. Он вздыхает: — Эндрю был в приемных семьях, пока ему не исполнилось примерно столько же, сколько вам сейчас, — объясняет Нил. — Он… — Нил подбирает правильные слова, такие, чтобы сработало, не выдав при этом секреты Эндрю. Хотя, если девочки что-то уже прогуглили, то все равно все поймут. Множество секретов Эндрю не очень-то и секретные, — …он на вас не злится. И не причинит вам вреда. Натали и Пейдж просто смотрят на него. Нил пожимает плечами. Доедает порцию — почему-то куда медленнее девочек; они набрасываются на еду и уплетают так, будто боятся, что у них отберут. Ладно. Может, в прошлом уже отбирали. И все равно, они сидят на месте, ждут, пока Нил доест, и это кажется странным — они молчат, а он слишком занят попыткой дожевать поскорее, чтобы им не пришлось его дожидаться. — Нам надо выдвигаться завтра в семь, — сообщает Нил, покончив с едой. — Мы отвезем вас в школу; потом вы будете добираться на автобусе сами, но мне нужно записать Пейдж. Сейчас куплен только один ранец, но у меня есть сумка, можно пока воспользоваться ей. Завтра съездим в магазин. Хотите что-нибудь, девчонки? Сходить куда-то? Пейдж качает головой. Натали дергается, — Пейдж, видимо, снова ее лягнула, — и тоже качает головой. — У нас есть школьная форма для Натали, Пейдж, тебе ее вещи подойдут по размеру? Пока мы не получим для тебя парочку комплектов? Пейдж кивает. Они хотя бы похожего роста; Натали покрупнее Пейдж, — утянуть брюки ремнем легко, а мешковатая рубашка — не худшая вещь на свете. Нил моет сковороду. Девочки ставят тарелки в посудомоечную машину. Он не особо понимает, как себя с ними вести. Он не знает, что говорить, чтобы они отвечали. Не знает, о чем они хотят поболтать, или как подтолкнуть их рассказать — о чем же они все-таки хотят поболтать, или как доказать, что тут они в безопасности, или как помочь им не так бояться и злиться. Им по четырнадцать лет. Когда Нилу было четырнадцать, у него была мать. К тому времени, когда осиротел, он уже знал, как убегать, знал, как устроен побег — хотя, быть может, они тоже знают; Натали казалась очень уверенной в своей способности добраться из Южной Каролины до Колорадо полностью без помощи взрослых, если уж ситуация вынудит. Нил прекрасно знает, что это возможно, — сам добирался из Северной Калифорнии в Миллпорт в Аризоне, и мог бы бежать дальше, если бы захотел. В целом, тогда он был уже взрослым, а они — просто дети, дети, кажущиеся еще такими юными, и все-таки. Он гасит свет на крылечке, проверяет замки и… — Это что? — спрашивает Пейдж. Нил поворачивается. Она указывает на медали в рамочках, висящие на стене в гостиной. Нил ухмыляется: — Олимпийские медали. — Как вы их получили? — Экси. — Вы играете в экси? — уточняет Пейдж, поворачиваясь, чтобы взглянуть на него. — Да. На профессиональном уровне, за Сборную США. Мы брали золото на последних двух Олимпийских играх, — он идет через гостиную, по пути щелкая выключателем, и снимает рамочку с липучек, которыми она крепится к стенке, — как знал, что использовать «Велкро» — это хорошая инвестиция. Он протягивает ей рамку. Она таращится на медали. — А вы каким-нибудь спортом занимаетесь? — спрашивает Нил. — Натали умеет бегать. — Я люблю бегать, — улыбается Нил Натали; она же за проявленный интерес яростно сверкает на него глазами. — Однажды она может даже поехать на Олимпиаду, — говорит Пейдж. — Захлопнись, — отвечает Натали. — В школе Джорджа Вестингауза есть беговая команда, — говорит Нил. — Можешь к ним присоединиться, если хочешь. — Нет, — решительно отвечает Натали. Нил пожимает плечами: — Предложение в силе, если тебе захочется. — Год уже начался, меня в любом случае не возьмут, — хмыкает Натали так, словно выиграла спор. — Я могу тебя записать. Если ты в этом хороша. — Ты не можешь просто делать все, что приспичит, — восклицает она, демонстративно игнорируя умоляющие взгляды, которыми смеряет ее Пейдж. — Не-а, но могу сделать многое. — Я вас не понимаю. И вы мне не нравитесь. Вы не можете просто… взять и завести ребенка. Не можете просто взять и вот так сказать, типа, эй, привезите-ка мне Пейдж, а потом проходит час — и вот, она тут. Вы не можете просто делать так. — Но мы это сделали. Натали тычет в него пальцем: — Мне это не нравится. Понятия не имею, кто вы вообще такие, но мне кажется, кто-то нехорошие. Нил чуть не говорит ей прогуглить его; очевидно, никто из них этого не сделал — они бы не удивились олимпийским медалям, если бы прогуглили, — да, может, оно и к лучшему. Любое копание в этом всем вытянуло бы наружу откровенно ужасающее прошлое. — Не знаю, зачем я тебе вообще нужна, — продолжает Натали, — но я — ничто. Так что не парься. — Зачем… ты мне нужна? — Со мной сплошная морока, — выплевывает она с такой уверенностью, на которую способен только злющий подросток. — С самого начала от меня были одни неприятности. Не понимаю, с чего вы так заморочились, чтобы забрать и Пейдж тоже. Вам надо было просто бросить меня там. Мы все равно убежим. Ты что, не слышал? Я — беглянка. — Ты хотела, чтобы мы бросили тебя? — Да суть не в этом! Суть в том, что вы должны избавиться от нас двоих. Вы ж тоже можете, с тем же успехом. Мы опасны. Мы — заноза в заднице. Пустая трата времени. Нил кладет медали обратно в рамочку и вешает ее на стену. — Я и раньше сталкивался с опасностью, — произносит он, немного поразмыслив. Почему она так настаивает, чтобы он их бросил? — И все еще живой. Беглецы мне хорошо знакомы, — он щелкает выключателем. — Пора ложиться, давайте. Они идут по лестнице впереди: Натали бушует, Пейдж старается съежиться и уменьшиться. Они расходятся по комнатам. — Не забудьте почистить зубы, — громко напоминает Нил, чтобы звук дошел до комнат. — Под раковиной паста и щетки, если понадобятся. Ни одна из дверей не открывается. Может, надо оставить это на следующий раз. Нил заходит в их с Эндрю комнату и видит: Эндрю бросает ножи в мишень для дартса. Выходит у него не очень. Он целится с расстояния в пять футов и попадает только в самое широкое кольцо по краю. Ну, вот, именно поэтому их доска для дартса реально громадная. — Чувствуешь себя хоть немного получше? — спрашивает Нил, останавливая себя, чтобы не протянуть руку. Он видит внутреннюю битву Эндрю — битву, ставшую неизбежной совсем недавно. Одна часть Эндрю, более стойкая, отделилась. Исчезла. Кричит: я опасен, мертв, я ничего не чувствую, ни в чем не нуждаюсь и ничего не хочу. Другая часть кричит: мне нужно содрать с себя кожу и прыгнуть в бак с кислотой. А третья кричит: Нил. У Эндрю были плохие дни, когда Нил только встретил его; он ярко помнит спарринги с Рене, разбитое окно и окровавленные костяшки. Но плохие дни смягчались способностью Эндрю не чувствовать, способностью, которую Нил и терапия постепенно свели на нет. И за этой способностью стоит Эндрю — разъяренный, беснующийся, охваченный ужасом. Иногда его рвет. Иногда ему приходится спать на диване, потому что находиться в постели в принципе — не говоря уже о том, чтобы быть наедине с другим человеком, — невыносимо. Это заставляло Нила нервничать по поводу прихода в дом ребенка, но Эндрю оставался еще более непреклонен в убеждении, что это необходимо. «Они дети, Нил, — говорил он, — в такой же ситуации, в какой был я. Я не могу просто бросить их там». И ему становилось намного лучше — семимильными шагами и всеми словечками, которые люди используют, говоря о чьем-то прогрессе. Нил не видел его в подобном состоянии уже год, иначе не согласился бы взять опеку над детьми. Не помогает и то, что в такие дни Эндрю беспокоится, как бы не обидеть и не разозлить его. Нил не обижается и не злится. Эндрю мало что может поделать со своими проблемами, и Нил прекрасно знает: он старается как может. Поэтому жмет плечами в ответ на отсутствие у Эндрю реакции и шаркает в ванную — чистить зубы. Этой ночью они с Эндрю спят на разных сторонах кровати, только Нил не уверен, сколько на самом деле Эндрю спит. Он лежит неподвижно, настолько неподвижно, чтобы не будить даже его, но это может значить, что любое ощущение прикосновения просто слишком сильное, включая ощущения от переворачивания в постели. И он не встает, когда у Нила звенит будильник. Не встает, когда Нил выходит из ванной, с макияжем, готовый к новому дню. Не встает, когда Нил одевается, когда стоит у выхода из спальни. Так что Нил спускается, неся свою старую спортивную сумку, и обнаруживает, что Натали с Пейдж уже ждут его внизу с ранцем. Они одеты в одинаковую униформу; на Пейдж, как и ожидалось, сидит чуток мешковато, но ничего такого, с чем нельзя помириться пару деньков. — Хлопья пойдут? Или хотите яйца, девчата? Могу сварганить вам омлет или яичницу. — Нормально, давай хлопья, — отвечает Пейдж, когда Натали отказывается что-то говорить. Поэтому Нил готовит на троих, всем по тарелке хлопьев, и трапезничают они в тишине; девочки доедают и ставят тарелки в посудомоечную машину в рекордно короткое время. Нил помнит, как тоже ел вот так, но в его воспоминаниях это всегда был единственный за двадцать четыре или тридцать шесть часов прием пищи — еда, купленная на заправке, пока мать заливала бак во время езды через всю страну, еда, которую они перехватывали, лишь когда Мэри была уверена: получилось оторваться от преследователей хотя бы на десять миль, и они заслужили парочку минут свободы. Он никогда не ел спокойно дома — в месте, которое обычно считается достаточно безопасным или, по крайней мере, безопасным в течение приемлемого, чтобы успеть поесть, времени. Он смотрит на часы. Сейчас без двух минут семь. — Не уходите, — просит Нил и взбегает по лестнице. Стучит в дверь спальни, не получает ответа и приоткрывает ее. — Эндрю? — Я не пойду, — говорит Эндрю. — Хочешь, я оставлю Мазерати? Эндрю машет рукой и молчит. Нил закрывает дверь. — Похоже, сегодня только мы с вами, — сообщает Нил, подбадривая, пока хватает ключи. Натали и Пейдж, кажется, не слишком-то и волнуются, не говоря уже о том, чтобы радоваться этому, но Нила это не трогает. Они выходят за дверь. Девочки останавливаются, когда Нил замирает, — взять Мазерати — все равно что сдаться. Он переводит взгляд на гараж, где стоит его вполне удобная Хонда. Мазерати загораживает вид на нее; он ездит на Хонде только в случаях, когда собирается куда-то без Эндрю, что бывает нечасто и с чем они сегодня столкнуться не ожидали. Эндрю водить Хонду отказывается, — заслужила его ненависть сразу, как Нил пригнал ее домой, потому что стоимость была не шестизначной. Если он возьмет Мазерати, Эндрю застрянет дома на целый день. Он вздыхает. — Поедем на Мазерати, — решает он и садится на водительское сиденье, пока девочки забираются назад. Он ждет. Натали пристегивается ремнем. Пейдж уже пристегнулась. Это бессмысленно, думает Нил, выезжая с подъездной дорожки. В молчании бывает хоть какой-то смысл — никто не сможет ударить тебя за неверные слова, если ты ничего не скажешь. Злость, конечно, он понимает. И отчаянное смирение Пейдж тоже. Но так активно пытаться спровоцировать своего же опекуна? То, что он отказывается поддаваться на провокации — неважно; Натали-то этого не знает. И уж очень мало смысла просить приемных родителей вышвырнуть их с сестрой на улицу; в конце концов их просто подберет другая семья. Если бы хотели сбежать — могли просто так и сделать, но не похоже, что они планируют побег. Хармони назвала Натали беглянкой, но ни слова не проронила о Пейдж. Бегство, похоже, не особо их конек, пока они вместе, по крайней мере. Хотя Натали все равно продолжает угрожать этим. — Есть какая-нибудь радиостанция, которую вы хотели бы послушать, девчат? — спрашивает Нил. Сзади тишина. Он включает ту, которую Эндрю слушал два дня назад — с металлом, — а затем сбавляет оглушительную громкость. Так что, да, не убегать… ну, конечно, если они убегут, то могут снова оказаться в разлуке. Определенно дерганые, определенно нервничающие; они думают, что их побьют, или они попадут в неприятности, или у них отберут еду. Это заставляет Нила хотеть отыскать каждого предыдущего приемного родителя и покромсать на сотни кусочков, но и это поведению Натали смысла не придает. Чего она хочет в конце? Чего добивается? Может, никакой цели и нет. Может, она просто… как Эндрю, угрожавший ножом Кевину, когда он ляпал что-то не то, хотя Кевин был одним из немногих, кто оставался на его стороне. Может, она просто защищается от неотвратимого разочарования. Он паркуется на школьной стоянке для посетителей. Найти место непросто; сюда ходят автобусы, но это дорогая школа, и многие родители возят детей сами. Нил чувствует странный болючий укол, когда Пейдж, в этой своей одежде на вырост, перекидывает его сумку через плечо. Он ведет их в школу. — Родителям можно находиться только в фойе, — предупреждает скучающая школьная сотрудница, когда Нил входит. — Мы понимаем, что… — Мне нужно записать подопечную, — перебивает Нил. Она моргает, глядя на него. — Сегодня первый школьный день. Нил пристально смотрит на нее. — Вы не можете просто… сегодня первый день учебы. Нил ждет. — Офис вон там, слева, — говорит она, — но они вам скажут то же самое. — Благодарен, — отвечает Нил и ведет своих подопечных мимо сотрудницы к двери слева. — Мне нужно записать подопечную, — говорит он первому, кого видит. — Все занято. Нил уставляется на него. — Все места заполнены, — повторяет мужчина. — Я должен записать ее, — медленно тянет Нил, будто этот человек — глупец, и нет ничего, что люди ненавидели бы сильнее, — в школу. — Ладно, — раздражается мужчина, — давайте-ка откроем программку, и, упс, в этом году — не вариант. — Ее сестра уже записана. Одним ребенком больше. — Если ее сестра записана, то почему ее не записали? Нил пристально смотрит на него. Опускает температуру взгляда на пару градусов — чуть холоднее, чуть безжизненнее. Эндрю не единственный, кто умеет смущать людей взглядом. — Послушайте, вам накрутят штрафы за просрочку платежа, да и перерасход будет, — отвечает мужчина совершенно бестолковые слова. Нил ждет. Мужчина берет телефон и набирает внутренний номер. — Джордж, — приветствует он, — тут мужчина, и он хочет записать своего ребенка. Другой ребенок уже записан, — пауза. — Я сказал ему, — еще пауза. — Это я ему тоже говорил, — третья пауза. — Ну, может, он хоть тебя послушает. Его имя… Как вас зовут? — Нил Джостен, — отвечает Нил. — Натали Грей записана. Пейдж Грей присоединится к ней. — Его зовут Нил Джостен… ой. Окей. Вы можете вернуться прямо сейчас, — ойкает мужчина, — направо. Вам в офис Джорджа. — Спасибо, — отвечает Нил и идет мимо мужчины вправо. Находит кабинет Джорджа, открывает дверь, придерживает для девочек и закрывает за собой. — Привет, Джордж. Джордж вскакивает и протягивает руку, чтобы пожать Нилу ладонь. — Привет, Нил. Приятно вновь тебя видеть. Что я могу для тебя сделать? — Мы думали, у нас будет один ребенок, — начинает Нил, расплываясь в гордой широкой улыбке, — но оказалось, что будет двое! Они двойняшки, — продолжает он, — и мы просто не могли их разлучить, было бы слишком грустно. — Что ж, приложу все усилия, чтобы устроить их в один класс, но ничего не обещаю, — Джордж улыбается девочкам. — Но, возможно, им пойдет на пользу немножко времени порознь! Помню, как сам в их возрасте терпеть не мог гонять на одни и те же уроки с братьями и сестрами. Как считаете, а, девочки? Кто из вас Натали? Натали поднимает руку. — Приятно познакомиться, Натали, — кивает Джордж, протягивая руку, и Натали жмет ее так, словно в жизни никому руки не жала. — А ты у нас, значит? — уточняет Джордж, протягивая ладонь Пейдж. — Пейдж, — здоровается она, отвечая на рукопожатие и слабо улыбаясь. — Мы все равно не против. Натали свирепо сверкает на нее глазами, и Нил читает ее взгляд так же просто, как если бы она говорила на немецком или французском: мы не против? Пейдж прячет глаза. Этот жест Нил тоже считывает: мы не можем. Джордж усаживается, жестом приглашает их тоже присесть; стула всего два, так что Нил предлагает места девочкам, а сам стоит. Джордж щелкает клавиатурой и быстро-быстро печатает. — У тебя с собой документы, подтверждающие, что ты опекун Пейдж? Нил протягивает. Им пришлось поторопить события, но на документах стоит подпись Хармони — это главное. Пять минут спустя Джордж произносит: — А кредитка? Мне ну очень жаль, но придется доплатить, потому что год уже начался. — Порядок, — отвечает Нил. — Я понимаю. Джордж сияет в благодарности — притворной, скорее всего, — но это не имеет значения. Благодарность тоже не имеет значения. Но она есть. Джордж распечатывает штрих-код. — Твое студенческое удостоверение будет готово только завтра, — обращается он к Пейдж, — но на сегодня хватит штрих-кода. Сможешь отсканировать его в очереди в столовой. И вот ваше расписание. Натали, твое удостоверение у входа — прошу прощения, что под рукой не оказалось. Но вам бы поторопиться, девочки! Учебный день вот-вот начнется! — он лыбится; от него исходит радостное предвкушение первого учебного дня, и Нил жмет ему руку. — Спасибо, Джордж. Я очень благодарен. — Если понадобится еще что-нибудь, дай знать, — говорит Джордж. — Обещать ничего не стану, но кое-что подсуетить смогу. — Так и сделаю, — уверяет Нил, а затем ведет девочек из офиса обратно ко входу, где они забирают удостоверение Натали. Ее расписание уже составлено, и у них с Пейдж, кажется, первым уроком один и тот же предмет, поэтому они уходят вместе, не оборачиваясь на Нила. Ну, с одним тяжелым разговором решено. Другой тяжелый разговор случается, когда Нил добирается до стадиона «Ягуаров» Южной Каролины; он опаздывает на пять минут и приезжает без Эндрю. — Нил, че за еботня? — с порога кидается Кевин. Кларк — капитан команды, вскидывает руки в жесте «завались» для Кевина и «ага, а чего так?» для Нила. — Пришлось регистрировать Пейдж в школу, — объясняет Нил все с той же гордой лыбой, как бы сообщающей: в Джостен-Лэнде полный порядок. — Оказывается, Натали — двойняшка! — Двойняшка? — Райли ахает, хлопая в ладони. — У вас двойняшки? — Я так и сказал. Было неожиданно, но мы не жалуемся, — улыбается Нил, направляясь к своему шкафчику. — Но мне в самом деле нужно было записать ее сегодня, поэтому опоздал. Такого больше не повторится. — А Эндрю? — уточняет Кларк. — Ему нездоровится, — отмахивается Нил, встречаясь взглядом с Кларком. — Решил нас всех пощадить и взял отгул. — Нездоровится, — вторит Кевин. Нил идет в душ, чтобы переодеться. — Нездоровится? Нил. — Кевин. — Джостен. — Дэй. Слушай, мы можем продолжить, но я и так уже опоздал. — Я ему позвоню. — Я тебе шею как веточку хрясну. — Слушайте, — перебивает Кларк. — Хорош. Эндрю имеет полное право взять больничный. Нил, переодевайся. Нил закрывает дверь в душевые, не говоря больше ни слова. После тренировки он едет домой. И обнаруживает, что девочки уже двадцать минут как вернулись и сидят в гостиной. Когда он входит, возникает такое ощущение, что он чему-то помешал, — их головы были наклонены друг к другу, а потом раз — и уже нет. Король тыгыдыкает между ними. Нил ухмыляется: — Вы понравились Королю. Хороший знак. Он любит лишь тех, кто заслуживает. Пейдж улыбается — совсем немножко. Натали — нет. — Как в школе? Как думаете, у вас там все будет нормально? Учителя хорошие попались? Натали пожимает плечами. — Все было окей, — отвечает Пейдж, кидая взгляд на Натали. — С нами все будет хорошо. Спасибо, что записал меня. Я думала, будет какой-нибудь тест? — Вступительных тестов там нет, но если твои оценки упадут, тебя отчислят. Но это не проблема. Джордж — экси-фанатик. — Ой, ну какая крутота, — язвит Натали. — Славненько, что на нашей стороне суперзвезда от мира экси — сам Нил Джостен. Дергает за ниточки. Отправляет нас в дорогущие школы. Нил падает на стул. — Мы хотели дать вам все самое лучшее. — Государственные школы — кошмарное место. Жаль только, что мы всю жизнь ходили в эти государственные школы и такие тупые. Здорово, что вступительных для зачисления в частную школу нет. Нам всего-то нужны деньги. Слава богу, мы живем с богачами! — Я не говорил, что государственные школы выпускают тупых, — отмечает Нил. Не стоит тратить время и убеждать, что он сам ходил в государственную школу, когда вообще ходил, и что Эндрю тоже ходил в государственную, пока не угодил в колонию для несовершеннолетних. — Я просто не знаю, чем вы хотите заниматься. Если увлекаетесь спортом, вот, есть парочка программ. Если больше склоняетесь к академическим наукам, вам будет легче поступить в хороший колледж с замысловатым названием для ваших резюме. — Мы не собираемся в колледж, — заявляет Натали. Нил пожимает плечами: — Да без проблем. Присмотрели какую профессию? Мы можем поискать профессиональные училища. — Мы так и останемся бездомышами. Нил приподнимает бровь: — Это вряд ли. Вы вообще знаете, чем хотите заниматься в принципе? Если нет — мы обеспечим вам наилучшие возможности для обучения, а потом вы сможете решить, хотите ли ими воспользоваться. — Ты все продолжаешь мыкать. Где Эндрю? Ему на нас насрать. Он вообще не участвует. — Эндрю сам выбирал школу Джорджа Вестингауза. Ему очень не все равно. У него просто… плохой день. Он был здесь, когда вы вернулись? — Нет. Потому что наше присутствие так его расстраивает, что он даже из собственной спальни носа не показывает. Нил склоняет голову набок. — Что заставляет тебя считать, словно это имеет какое-то отношение к вам? — Он ни слова не проронил, когда мы ехали из аэропорта. Он не хотел быть тут, чтобы показать нам дом. Он почти ничего не сказал за ужином, а потом взял и смылся, не доев. Он весь день не спускался вниз. Мы были в приемных семьях, которым не нужны. Вы не обязаны нас оставлять. Вы не особенные. Нил считает до десяти. Они не ошибаются; это действительно имеет к ним кое-какое отношение. — Дело не в том, что вы не нужны Эндрю, — осторожно начинает он, подыскивая слова, которые могут их успокоить. — Причина скорее в том, что… Эндрю… он сейчас переживает… некоторые штуки. И он делает все возможное. Но чье-то «все возможное» не всегда «идеально». Дайте ему пару дней. — А почему это мы обязаны давать ему пару дней? — спрашивает Натали, повышая голос, игнорируя хватку Пейдж у себя на запястье. — Мы — ничто! Просто вышвырни нас взашей! Тогда ему больше не придется нас терпеть! — Мы вас не выгоним, — отрезает Нил. — Эндрю… придет в себя. У вас есть домашнее задание? — Немножко, — Пейдж перебивает Натали. — Просто почитать. Нам выдали книжки. — Хотите начать сейчас или попозже? — Прям сейчас не хочу, — говорит Натали. — Хотите тогда поглядеть телевизор? — А что именно? — уточняет Пейдж. Он передает ей пульт. — Все, что душе угодно. Я пойду пока проведаю Эндрю, а потом вернусь к вам. Она включает телевизор, а Нил поднимается по лестнице. Стучит в дверь спальни. Ответа не следует. Он открывает дверь. Эндрю лежит в постели. Нил идет в ванную. Там стоит стакан — оставленный два дня назад, но чистый. Он споласкивает его, наполняет и приносит Эндрю. — Попей, Дрю, — ласково просит Нил. — Надо. Ты что-нибудь ел? Эндрю приоткрывает один глаз, и Нил понимает, что это один из таких дней. Дней, когда прикосновение одежды — сущий ад, но мысль о том, чтобы остаться голым — еще ужаснее. Нил ставит воду на прикроватный столик и отходит, садясь у стены. — Я записал Пейдж в школу, — тихонько рассказывает он. — Пришлось «поглядеть» на нескольких человек, но дело сделано. Взяли дополнительную плату, потому что мы записали ее позже, но ничего неподъемного, — хотя, откровенно, понятие неподъемной суммы — просто чокнутое безумие с точки зрения их зарплат, даже учитывая, что Морияма берут долю с его гонораров. — Мне надо свозить их по магазинам, чуть не забыл. Пейдж нужна кровать. Ранец. Ты бы видел ее с моей сумкой. Я почти не знал, что делать. Она такая маленькая. Тренировка сегодня выдалась пустяковая. Кевин заистерил, что ты не пришел, но он выжил, — Нилу больше нечего сказать. Нечего, кроме того, что Натали с Пейдж решили, словно они им не нужны, а это не самое продуктивное начало разговора. Он вздыхает и поднимается. — Отвезу их по магазинам прямо сейчас, пока они не слишком растеклись по дивану. Хотя телевизора не слышно. Ну, может, они понизили звук? Не знаю. Им нужно… время. Время и терпение. Натали продолжает настаивать, чтобы мы их отдали. Вообще понятия не имею, как с этим быть. И с ними вообще. Не поэтому ли Ваймак решил стать тренером именно в колледже? Потому что со взрослыми куда проще? Я не должен был так говорить. Ваймак многое сделал. Все еще делает. — Мобильные, — произносит Эндрю, и это так неожиданно, что Нил чуть не решает, что ему почудилось. — Купи им мобильники. Нил улыбается: — Куплю. Я люблю тебя. — Нил. Нил смотрит на Эндрю, и Эндрю смотрит в ответ. Вечность спустя Эндрю отводит взгляд, и Нил выходит.