Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Поход по магазинам — это какая-то пытка. И он не стал бы пыткой, будь Эндрю с ними. Было бы в целом нетрудно погрузить разобранную кровать в тележку, а следом — в багажник (Нил взял Хонду — сама идея запихнуть кровать по частям в багажник Мазерати вызвала у него желание удрать), если бы только Эндрю поехал с ними; ну, как есть, так есть, поэтому им понадобилась помощь сотрудника — не столь сильного, как Нил, и даже близко не столь сильного, как Эндрю. Гулять по магазинам одежды тоже стало бы намного веселее, будь Эндрю рядом, даже если веселее — это необязательно проще. Покупка простыней же, честно, сама по себе уже проще некуда: Пейдж конкретно знает, что ей нравится, и, поскольку постельное белье берут именно ей, от молчания Натали она освобождается достаточно надолго, чтобы выбрать кое-что серенькое с розовым. Нил покупает им телефоны. Крутые. Не те раскладушки, какими до сих пор пользуется Эндрю, и не кнопочный кверти, как у него самого, а настоящие смартфоны. — Я слыхал, в наши дни детишки ходят со смартфонами, — говорит он, когда им настраивают устройства. — То ли дети, то ли бизнесменишки, не уверен точно. Девочки его игнорируют. Когда они возвращаются домой, Эндрю ждет их на крыльце. Одетый в кофту с длинными рукавами и плотные спортивные штаны, но все равно — он ждет их. Нил ощущает облегчение каждой клеточкой тела и утопает в сиденье, — мышцы расслабляются разом. Он не в силах сдержать улыбку, когда вылезает из машины. Выражение лица Эндрю не меняется, но он смотрит на Нила — смотрит, смотрит, смотрит, и это уже что-то. — И че, мы тут вечность будем торчать? — спрашивает Натали через несколько секунд. — Нат, — шикает Пейдж. — Мне еще домашку делать, — отвечает Натали. Нил кивает на багажник и смотрит на Эндрю. — Поможешь? Эндрю подходит к ним, и с его помощью матрац и кровать оказываются поднятыми по лестнице. — Одежду перед ноской надо состирнуть, — предупреждает Нил. Однажды он сглупил, рассказав Райли, что надевает вещи нестиранными прямо сразу из магазина, а она тогда добрых десять минут распиналась, какая одежда с вешалок кошмарно грязнющая. Когда Нил рос, такие штуки для него значения не имели; времени никогда не было об этом переживать. Но когда вырастаешь, все становится по-другому. И его подопечные грязную одежду носить не будут. Он ведет их в постирочную и наблюдает, как они демонстративно красуются отличными умениями пользования машинкой. Сам забрасывает простыни следом, отрезав бирки, и присоединяется к Эндрю в комнате Пейдж. Эндрю уже отодвинул раскладной диван к стене, разложив составляющие кровати на полу, а рядом поставил открытый ящик с инструментами. Нил опускается на корточки рядом с ящиком. — Во второй раз собирать все будет попроще, а? Эндрю вздыхает: — Да, — и протягивает руку; Нил протягивает свою, Эндрю соединяет их мизинцы. — Еще не все, — тихонько говорит он, — но пока затишье. — Завтра, наверное, тоже можешь взять отгул. Я сказал им, что тебе нездоровится. Тошнит. — Лжец. — Ну, я не говорил, что тебя рвет. Но могу. — Я приду. — Не заставляй себя. Эндрю бросает на Нила тот самый взгляд, убирает мизинец и дает указания. — Ты собирай изножье, а я займусь изголовьем. — А основание? — Я закончу раньше тебя. Он прав. В конце концов, Эндрю точно помнит, какие винты в какие отверстия входят, и ему не нужно останавливаться и глядеть в инструкцию. К тому времени, когда Пейдж и Натали возвращаются в спальню, каркас уже собран. — Аккуратней, — предупреждает Нил, держа в руках коробку с матрацем. Эндрю вытягивает матрац, и он шлепается на пол, начиная надуваться. — Как в школе? — спрашивает Эндрю. — Ты бы знал, если бы спустился пораньше, когда мы рассказывали Нилу, — выплевывает Натали. — На-та-ли, — по слогам чеканит Пейдж, хватая Натали за руку. Эндрю смотрит на нее. — Знал бы. Но меня там не было. Поэтому и спрашиваю. — Там скучно. — Скучно, согласен. Вы чем-нибудь занимались? Или чисто шли по программе? — Да по программе, в основном, — отвечает Пейдж. — И мы все представились. — А какие-нибудь веселые занятия у вас есть? Пейдж пожимает плечами: — Пока рано говорить. — Вам что-то задали? Пейдж вздыхает: — Ага. — Нет смысла делать домашку, — встревает Натали. — Все равно мы сбежим. Эндрю смотрит на Нила. В выражении бровей Нила читается: вот видишь? Я же тебе говорил. Эндрю глазами отвечает: знакомая фраза. Во взгляде Нила — вызов. — Ты говоришь прямо как человек, которого я знал когда-то, — говорит Эндрю, переводя взгляд обратно на Натали. — Кое-кто, кто продолжал гнуть свою линию, что сбежит. Он не был так… прямолинеен в этом, как ты. Мне пришлось из него щипцами вытягивать. Но каждый раз, стоило чему-то случиться, он убегал. И его возвращение всегда было шоком. — Да-а-ай-ка угадаю, — тянет Натали. — Это был ты. Эндрю качает головой: — Нет. Я задам тебе тот же вопрос, что когда-то задал ему: что нужно сделать, чтобы вы остались? — Это был не ты. Ага. Как его звали? — Натаниэль, — озвучивает Нил, когда Эндрю колеблется. — Натаниэль Веснински. — И что заставило его остаться? — Один год. Обещание — год прибежища и безопасности. — А в конце этого года? — В конце года он собирался уйти навсегда. — И он ушел? — Что для этого требуется? — повторяет Эндрю. — Чтобы вы остались? — Что случилось с Натаниэлем Веснински? — Он умер. Что нужно, чтобы вы остались? — Ты не сдержал обещание? Или он умер после обещанного года? — Его выкрал отец, и они погибли вместе. В течение этого года. Я не сдержал обещание. Я больше такого не допущу. Что нужно, чтобы вы остались? — Не сильно-то обнадежил. Нил трет глаза. — Он не поведал тебе концовку, — вздыхает он. — Сдохший мальчик смысла больше не имеет, — возражает Натали, а у Пейдж на лице появляется абсолютный ужас. Нил замечает. — Сдохший мальчик не имеет, нет. Но иногда бывает так, что этот мальчик бежит из дома, где умер его отец, выдает ФБР всю информацию и при помощи своего парня запугивает их, заставляя сменить ему имя. К тому же, Натаниэль сказал Эндрю освободить его от обещания прежде, чем стряслась вся та херня. Эндрю обещания не нарушал, — Нил встает. Скоро нужно будет сменить простыни, а на мокрых у Пейдж заснуть не получится. — Нил Джостен не смог бы жить, пока не умер Натаниэль Веснински. — Тебе не надо было вынуждать его общаться с нами, — раздраженно говорит Натали в сторону Нила. — Или рассказывать нам это. Я даже не знаю, кто ты такой. Но не думаю, что мне нравятся типы на короткой ноге с правительством. Ты участвуешь в программе защиты свидетелей? — Не участвую. И я не говорил Эндрю общаться с вами, — отвечает Нил. Все остальное… все остальное он опускает. Натали закатывает глаза и вырывается из комнаты, забирая Пейдж. Пейдж суетится, малышка, с таким видом, будто разрывается — не может решить: остаться на месте или убежать; Нил не понаслышке знает, что бегство — удивительнейше эффективный способ нарваться на кулак от родителя. Его защитнический инстинкт, сложенный годами жизни в семье, разгорается; ему хочется сказать ей, что она в безопасности, хочется сказать, что он ее не ударит, хочется, чтобы она знала — она в безопасности так же, как и Нил в безопасности с Эндрю, со своей семьей. Но он не может. Не может, потому что она ему не доверяет, потому что, конечно же, она ему не доверяет. Нил хочет галопом пробежать по всем штукам для укрепления доверительных отношений. Может, надо устроить что-то в духе игры «падение на доверие». Эндрю садится на край кровати. — Как думаешь, она поговорит с Би, если я возьму ее с собой на следующий прием? — Точно нет, — отвечает Нил. — Можно мне сесть рядом? Эндрю отодвигается в сторону, и Нил усаживается, оставляя между ними пространство. Протягивает руку, но Эндрю не смотрит на нее. Нил убирает ладонь обратно. — Что нужно, чтобы она осталась? Нил пожимает плечами: — Я бы не согласился остаться, если бы ты спросил прежде, чем я увидел, как ты встал на пути у Рико. Эндрю не отвечает. Не произносит ни слова до конца вечера. Съедает тарелку хлопьев и рано ложится спать. Нил готовит ужин — теперь это кажется куда более важным делом, чем до момента, когда в его обязанности начало входить кормить двух подростков, — застилает Пейдж постель и идет на пробежку, пока девочки делают домашнее задание. Этим вечером они чистят зубы. Это дарит Нилу какое-то необъяснимое чувство счастья. Он в принципе не должен был прожить так долго, настолько долго, чтобы у него появились дети, которым надо чистить зубы. И вот, он здесь — говорит детям их чистить. Это была одна из вещей, на которых всегда настаивала его мать; она могла наложить ему швы, вправить вывихнутое плечо и достать антибиотики, но не могла удалить кариес, а стоматологическая помощь была роскошью, которую позволить себе и останавливаться у них возможности не было. На следующий день Пейдж и Натали идут на автобус. Нил провожает их до самой остановки. Они игнорируют его, он не пытается их разговорить, а другие дети на остановке игнорируют их троих, и Нил всей душой надеется, что Пейдж с Натали заведут долбанных друзей. Он бежит домой трусцой, когда девочки садятся в автобус; Эндрю ждет в Мазерати. Нил забирается на пассажирское сиденье. — Ты уверен? Эндрю просто заводит машину. Тренировка в этот день — сплошная тревожная путаница. Не потому, что что-то идет не так; все в норме, на самом-то деле. Просто отлично. Просто идеально. Эндрю ни разу не заговаривает, Кевин без конца кидает на него взгляды, Райли пытается завязать с Эндрю диалог, но спустя пять минут отстает, Мария бросает на него пристальный взгляд, но Эндрю не отвечает собственным. Кларк тоже почти не трогает Эндрю, как только понимает, что Эндрю не разговаривает даже с Нилом. Эндрю просто… всеми силами пытается быть неживым. Нил быстро, быстро моется и уже готов отправляться, когда Эндрю выходит из душа с пустыми глазами и молчит. Даже не смотрит на него. Райли ловит взгляд Нила и кивает в сторону Эндрю. Нил отмахивается от нее. Эндрю отвозит их домой под оглушающе-орущую музыку. Когда они добираются, девочки уже дома и ждут на крыльце. Эндрю проносится прямо мимо них. — У вас есть ключи, — напоминает Нил. — Вы могли войти. — Никого не было дома, — отвечает Пейдж. — Вы можете заходить, даже если нас нет дома. Так безопаснее, чем высиживать на крыльце. Не то чтобы у нас тут прям сильно опасный район. Но. — А откуда ты знаешь, что мы ничего не стащим? — У вас есть ключи, — объясняет Нил. — Ты могла войти, сунуть что-нибудь в ранец, а потом выйти сюда, усесться на крылечко и сказать мне, что дома тебя не было. — Это что, туториал? — раздраженно цокает Натали. — Если хочешь, будет и туториалом. Хотя я бы не рекомендовал так делать. Эндрю заметит, — теоретически. — Я тоже замечу, — теоретически. — Да чего с ним такое? — спрашивает Натали, указывая на лестницу. — Плохой день, — говорит Нил. — На тренировке. — В голове. — И что это значит? — Это значит, что иногда у него бывают плохие дни. И сейчас именно такие. — Почему? — Я не разбалтываю историю его жизни. — Он рассказал нам твою. — Нет, он этого не сделал. Он рассказал вам кое-что из нее. С моего разрешения. — Ты говорил, что не просил его общаться с нами. — Я не просил. Все, что я сделал — дал ему разрешение поделиться с вами той частью. А мне разрешения делиться его историей или ее частями он не давал, так что я не стану. Пейдж тащит Натали в гостиную. Нил смотрит, как они уходят. В этом есть некоторый смысл: если взрослый, с которым ты живешь, склонен ко вспышкам агрессии, ты хочешь об этом знать. Бессмысленно: провоцировать взрослого, с которым ты живешь; это плохая идея. И неважно, что сейчас это вообще не имеет смысла; Нил не собирается ни бить их, ни отбирать еду, ни даже перевоспитывать. Но она-то этого не знает. И не существует способа доказать ей. Тот факт, что он пока еще не сделал ничего из перечисленного, не является доказательством, что он не сделает этого когда-нибудь. И все-таки, вот она, провоцирует. Подталкивает. Пытается прощупать, что ей сойдет с рук? Ищет границы? На самом деле она ничего еще не сделала. Всего лишь болтовня. Телевизор работает так тихо, насколько вообще возможно — почти без звука. Нил замечает. Шаркает в гостиную. — Не забудьте о домашнем задании, — напоминает он. Пейдж подпрыгивает. Натали замирает. Нил замечает. — Ужин через два часа. Он выходит. И толком не знает, что делать. Хочется пойти посидеть с Эндрю. Нил не может решить, хорошая это идея или нет. Эндрю в спальне, так что, возможно, ему получше, чем могло быть. А с другой стороны, возможно, он старается не расстраивать девочек и вынуждает себя делать больше, чем способен вынести. Может, повесить в спальне боксерскую грушу? В подвале у них уже есть одна, но воспользоваться ей — значит пройти мимо Натали и Пейдж, а это — слишком для Эндрю в его нынешнем пиздецовом состоянии. Нил выходит на задний двор и садится на крыльцо. Подумывает позвонить Би, предупредить о ситуации Эндрю, но не уверен, как это поможет. Нил помнит, что она сказала ему тогда, когда все это только началось: «когда травма происходит, люди часто не могут отреагировать на нее; это слишком важно, чтобы оставаться в безопасности. Если травма происходит быстро, а затем летящая на голову наковальня исчезает — реакция может прийти вскоре после, потому что опасности больше нет, и можно сосредоточиться на проработке этого самого опасного сближения, а не том, как бы выжить. У Эндрю такой возможности никогда не было. Он раньше никогда не чувствовал себя в достаточной безопасности, чтобы пережить все. Это хороший знак, Нил. Это значит, что Эндрю наконец-то чувствует себя в безопасности. Будет тяжело — Эндрю тяжелее, но и тебе непросто. Но он должен через это пройти. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня искать». Нил цепляется за это. Цепляется за факт, что все происходит только потому, что Эндрю чувствует себя в безопасности настолько, что его мозгу больше не нужно защищать его от этого. Может, им не следовало брать детей. Здесь они, конечно, в безопасности, но приводить двух детей в пространство Эндрю — в пространство борющегося Эндрю — вряд ли было хорошей идеей. Но последние месяцы Эндрю не выглядел так, словно боролся с проблемами, хотя с другой стороны, думает Нил, наверное, все не так. Они пытались соответствовать всем требованиям приемной семьи. Они были в стрессе. Нил был в стрессе, а Эндрю старался этому стрессу не поддаваться. Они не ходили на свидания уже два месяца. Эндрю, видимо, неделями падал все глубже в отчаянной попытке не расклеиваться, а теперь: сутки, проведенные в перелетах, и дети, двойняшки — теперь Эндрю на грани. Нил должен был быть внимательнее. Надо было настоять и устроить хотя бы одну ночь, свободную от беспокойств. Надо было заставить Эндрю поделиться с ним. Нилу хочется, чтобы детей сейчас не было. Тогда можно было пойти наверх; если бы Эндрю понадобилось закричать, чтобы выплеснуть накопившееся, он смог бы кричать. Проблема в том, что дети — не скрипучие диваны. У них был такой пару недель, пока Эндрю не выволок его на улицу и не покромсал бензопилой пополам. Потом они купили новый. А с детьми так не получится. Нил хочет курить — неважно, что бросил годы назад, — но здесь дети. Дети, дети, дети — во множественном числе, боже, это не то, о чем они просили. Не то, к чему готовились. Они едва знают, как позаботиться об одном ребенке, и как тогда смогут заботиться о двоих? Безусловно, Пейдж с Натали они разлучить не могли, это очевидно, но… Нил считает. Еще, еще и еще — от одного до ста, а затем сотнями до тысячи, а потом тысячами до ста тысяч. А потом переключает языки и проделывает то же самое. А потом поднимается, идет в дом, готовит ужин и обнаруживает, что зубчатый нож пропал. Он был в посудомоечной машине, а сейчас его там нет. Как и в блоке для ножей. Нил исподтишка проверяет ящичек с посудой, на случай, если каким-то образом нож окажется там, но его нет. Он ставит тарелку в машинку. Значит, у них пропал нож. Может, ничего такого. Ну. Спать сегодня придется чутко. Он включает телевизор, пока Натали и Пейдж выполняют домашнее задание на кухне — там, где отвлекающих факторов меньше всего. В комнатах у них есть столы, и они могли бы делать домашнюю работу там, но Нил уверен, что когда-то читал, будто спальня предназначена исключительно для сна, и какие-то другие занятия в спальне потом мешают заснуть. На собственный опыт полагаться не получится; сон для него всегда был вещью строгой — он спал, когда было безопасно, а когда не было — не спал. Занимался ли он чем-то еще в комнате, где собирался заснуть, особой разницы-то и не имело. А затем он отправляет детей в кровати. Он мнется на первом этаже в нерешительности, пока не вспоминает: завтра учебный день, и рабочий, и в конце концов ему нужно поспать, так что он сдается и идет наверх. Стучит в дверь собственной спальни. Ответа не получает. Подумывает лечь на диване. Прижимается лбом к двери. Он почистит зубы, переоденется и уйдет. Он входит. Эндрю то ли спит, то ли нет, — Нил точно сказать не может. Но Эндрю совсем не двигается, а кругом темень. Нил несет пижаму в ванную. У него нет проблем с переодеванием перед Эндрю, но сегодня у Эндрю могут возникнуть проблемы с тем, чтобы видеть его обнаженным. Он чистит зубы с невероятной скоростью, натягивает пижаму и крадется к двери. Настольная лампа Эндрю зажигается. Не спит, значит. — Я уже ухожу, — шелестит Нил. Эндрю качает головой. — Я лягу на диване. Все в порядке. Эндрю сверкает на него глазами, а затем кивает на кровать. Нил колеблется. Эндрю ждет. В обязанности Нила не входит тыкать Эндрю на то, с чем он может справиться, а с чем нет. Он забирается в постель, ложась исключительно на свою часть кровати, и свет гаснет. — У Натали и Пейдж, возможно, наш зубчатый нож, — сообщает Нил темноте. Темнота не отвечает. Нил все переживает и переживает, плавает в мыслях, пока не отключается настолько, что не может сказать, спит или нет. А потом, он определенно точно не спит. Эндрю двигается. Кондиционер включен; обычно он выключается в полдвенадцатого ночи, когда в доме и без него прохладно. Нил лег спать в одиннадцать. Не прошло и получаса. — Дрю? — неразборчиво бубнит Нил. Эндрю не отвечает. Либо Нил и в самом деле ничего не произнес, либо Эндрю не может говорить. Дверь со скрипом отворяется. Но не закрывается. Нил сильно промаргивается, пытаясь заставить глаза работать, и поднимает взгляд. Эндрю просто стоит в дверях. — Дрю? — Ты пришла зарезать нас во сне? — спрашивает Эндрю. А потом Нил вскакивает с постели. Заглядывает Эндрю через плечо и видит Натали, стоящую прямо там, с зубчатым ножом в руке. Она выглядит так, словно ее остановили на полпути, и поворачивается в сторону их комнаты, но ее ноги шли не туда, а к комнате Пейдж. Дверь распахивается; Пейдж кубарем вываливается наружу. — Нет, она шла зарезать меня, — ляпает она полную околесицу, выглядя почти такой же изумленной собственными словами, как и Нил. — Нет, я луначу, — выпаливает Натали. — Пейдж, почему ты встала? — спрашивает Нил. — Вы легли час назад. Никто не произносит ни слова. Нил измученно трет глаза. Это слишком. — Нож пропал сегодня днем, — Эндрю нарушает тишину. — Долго же ты лунатишь. — И ты не собиралась резать Пейдж. Пейдж, почему ты не спишь? — Нил чувствует: ответ пришел бы сам собой, если бы он не вскочил только что. От тревоги. Не был бы в таком напряжении и настолько истощен. — «Один мужчина даже в больницу загремел», — повторяет Эндрю. — Что он сделал? То, что так часто творят мужчины. С беспомощным, маленьким приемным ребенком. Почему ты была с ножом, Натали? Не сейчас. Тогда. У тебя был нож, потому что это случалось и раньше. Они вас разделили? Поселили в разных комнатах? Бьюсь об заклад, именно это он и сделал. Бьюсь об заклад, он настоял. Но ты-то все понимаешь. Ты каждую ночь прокрадывалась в ее комнату с ножом, пока он не решился. А потом пырнула его. Эндрю, кажется, лишь условно осознает, что все вокруг застыли. — Не держи так нож, — Нил ловит себя на этих словах. — Меньше маневренности. Натали глазеет на него. Может, будь он чуть менее сонным, ужаснулся бы куда сильнее. Как бы там ни было, мозгу требуется слишком много времени, чтобы прийти в движение, пока еще не настиг ужас. Или, может, уже настиг. Может, мозг защищает его. Сейчас Нил не в состоянии содрогнуться; парочка детей не спит ночью перед школой. Да и в любом случае, он знал, что нож у нее. Неудивительно, в самом-то деле. — Вы смогли бы поспать, находясь в одной комнате? Пейдж? Пейдж ничего не отвечает, но изумление на ее лице говорит само за себя. — Две кровати в комнату Натали не влезут, — говорит Эндрю. — Раскладной диван влезет. — Диван и столы в комнату Натали; двойняшек, кровати и комоды в комнату Пейдж. — Я не могу сделать все это сегодня. Уже поздно, — Нил содрогается, но не от холода — просто от усталости. Мерзнет от замедленного кровообращения. Даже обнаружить Натали в коридоре с ножом наперевес было недостаточно, чтобы разогнать кровь. Наверное, думает Нил, наверное, он слишком многое повидал в этой жизни. Но ребенок с ножом посреди ночи уж должен был вызывать выброс адреналина. Эндрю спускается по лестнице. — Натали, мы разберем твою кровать, когда Эндрю вернется. Натали таращится на него. Нил пожимает плечами: — Ну, вдруг у тебя там что-нибудь припрятано. Она все еще таращится. — Кровать — хорошее место, чтобы что-то прятать только в том случае, если живешь с людьми, которые этого сами не знают. Она пристально смотрит на него. Он переминается с ноги на ногу. Эндрю возвращается с ящиком инструментов. Ставит рядом с дверью комнаты Пейдж, достает дрель и принимается снимать ручку. — Простите, — просит Пейдж, задыхаясь, умоляюще. — Простите меня. Мы больше так не будем. Мы будем хорошими. Нил машет Пейдж рукой — Пейдж смолкает. — Он не забирает ручку, — заверяет он ее. — Не знаю, что он делает, но ручку насовсем он бы не открутил. Она не выглядит убежденной, а Эндрю ничего не объясняет. Эндрю встает, держа в одной ладони дверную ручку, в другой — дрель. Указывает в направлении комнаты Натали. — Матрац, — говорит он, а потом снова уходит на первый этаж. Нил заходит в комнату Натали и подпрыгивает от звука дрели внизу. Не его дело — не его проблема. Он убирает подушку. Кровать все еще застеленная, — смялась там, где на ней сидели, — но застеленная. Выглядит так, словно тут никто не ложился. Натали, скорее всего, спала в комнате Пейдж, перепуганная и ждущая возможности вооружиться. Нил делает глубокий вдох; они защитят этих детей, все силы приложат, — по крайней мере, Натали с Пейдж не придется никого пырять. Нил стаскивает матрац с каркаса вместе с простынями и одеялом, несет в коридор, а оттуда и в комнату Пейдж. Эндрю возвращается — с ручкой от гаражной двери. Прикручивает к двери Пейдж. А затем подзывает Пейдж поближе и, не прикасаясь к ней, вкладывает ей в ладошки три ключа. — От двери гаража. Теперь от вашей. Это мой, Нила и запасной; у вас с Натали по штуке на связке. Больше ни у кого дубликатов нет. Я думал, — продолжает он, — не особо активно, учитывая обстоятельства, но я думал, и додумался вот до чего: я спрашивал не того человека. Потому что тебе, Натали, все равно. Инстинкта самосохранения у тебя нет. Но тебе не все равно на Пейдж, и у тебя инстинкт сохранения-Пейдж. Я понимаю тебя. Пейдж. Что нужно, чтобы вы остались? Он переводит взгляд на нее, и она глядит в ответ, все еще держа в вытянутых руках три из пяти ключей от своей комнаты. Эндрю дает ей минуту, а потом ему надоедает. Он машет пальцем на Нила, и Нил идет за ним в старую комнату Натали. Они осматривают каркас кровати. Какой-то он мудреный. — Давай боком, — предлагает Нил, и Эндрю кивает. Они разворачивают каркас, а затем наклоняют под таким углом, чтобы получилось протолкнуть в дверной проем. Тащат по коридору — там достаточно широко, — Натали оттаскивает Пейдж в сторону, все еще держась за нож, что не радует, — и заносят в комнату Пейдж, теперь уже в комнату-Натали-и-Пейдж. Они ставят кровать. В комнате жутко тесно. — Диван, — говорит Нил, и Эндрю кивает. Они двигают его, огибая две кровати, выносят в коридор и… в комнату для домашки? Нил подберет имя утром. — Почему вы это делаете? — спрашивает Пейдж, когда они возвращаются. Эндрю требуется минута на ответ. — Ни одна из вас не заснет, пока не почувствует себя в безопасности. Ни одна из вас не почувствует себя в безопасности в разных комнатах. Если мы поселим вас в одной спальне, вы будете чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы спать, или, по крайней мере, достаточно безопасно, чтобы не шкериться по дому с ножами, Натали, ты все еще держишь его неправильно, опусти. Тем более, он для хлеба, а не для людей. Вот. Поменяемся, — он достает нож из повязки и протягивает ей рукояткой вперед. Она пристально смотрит на нож. — Этим кожу не вспорешь. Здорово, если знаешь, что делаешь, и хочешь причинить боль; не очень здорово, чтобы всадить мужику между ребер. Этот не прорубит. Возьми мой. Натали берет, а Эндрю забирает кухонный. Она смотрит на лезвие так, словно в жизни не видела ножей. Ну, может, сообщать ей, что один из мужчин, с которыми она живет, обычно всегда вооружен, — это не самая блестящая идея. — Утром… нет, не в школьный день. В субботу у нас игра. М-м. Я позвоню женщине, которая научила меня обращаться с ножами, а в воскресенье она приедет и обучит тебя основам. Если захочешь узнать больше, она сможет научить тебя большему. Натали поднимает на него глаза. Эндрю несет кухонный нож обратно на кухню и возвращается как раз вовремя, чтобы увидеть, как Нил еле-еле затаскивает матрац обратно на кровать. — Хотите сдвинуть кровати? — спрашивает Нил. Пейдж и Натали глазеют на него. Он так устал. — Почему? — спрашивает Пейдж. Но смотрит не на него, а на нож в руке Натали. Поднимает взгляд на Эндрю. — Почему? — Вы не первые беспомощные маленькие дети, угодившие в систему опеки, — отвечает Эндрю в конце концов. — Что нужно, чтобы вы остались? — Почему? Эндрю смотрит на нее. Пейдж смотрит на него. Нил смотрит на Натали. Натали смотрит на нож у себя в руке. Эндрю, двигаясь так, словно каждый дюйм — неимоверное преодоление, поворачивается и смотрит на Нила. Нил встречается с ним взглядом. Он хотел бы быть достаточно проснувшимся для этого всего, но пока что едва в состоянии давить зевки. — Я не могу исправить свое детство, — произносит Эндрю, все еще глядя на Нила. — Я не могу заставить его исчезнуть. Не могу сделать лучше. Я не могу вернуться и убить каждого, кто заслужил сдохнуть, и не могу это остановить, — он смотрит на Пейдж. — И я не могу исправить твое. И детство Натали тоже исправить не могу. И я не могу прирезать всех, кто этого заслуживает. Не могу изменить то, что случилось, что заставило тебя думать, словно я возьму и отберу у вас ебучую дверную ручку. Но я могу, я могу убедиться, что вы будете в безопасности до конца пребывания у нас. Я никогда не буду… ебаным отцом мечты, парнем, который станет папой, которым вы всегда грезили. Может, я никогда и не стану хорошим отцом. Если мы вам не понравимся, мы даже не будем папами. Но я могу сказать вам две вещи: здесь вы будете в безопасности. И если вы должны быть дома к десяти, а вас нет, мы будем пиздецки за вас волноваться. Пейдж протягивает руку. Эндрю медленно, медленно, с трудом преодолевая каждый дюйм, готовясь к чудовищной боли, берет ее руку. Она пожимает его ладонь. — Сделка. — Какая? — Здесь мы в безопасности. Вы волнуетесь о нас, если мы не возвращаемся домой к назначенному часу. И мы останемся. На год, — она смотрит на Натали, и Натали выглядит измученной, даже больше, чем измученной. — Мы остаемся. Натали кивает. Нил дает им минуту. — Ну и… вы хотите сдвинуть кровати или нет? Пейдж смотрит на кровати. — Мы переставим все утром. — Окей. Нил выходит из комнаты, а Пейдж с Натали заходят, закрывают дверь и запираются на замок. — Получается, у нас в гараже теперь нет дверной ручки? — уточняет Нил. — Я придвинул стул, чтобы кошки не сбежали. — Хорошо, — Нил улыбается ему. Спасибо. — Доброй ночи. Только вот Эндрю идет за ним в спальню, закрывает за ними дверь и забирается в постель. Окей. Нил присоединяется к нему, внимательно придерживаясь только своей стороны кровати. Эндрю похлопывает его по плечу, и Нил смотрит на него. Эндрю подзывает его к себе. — Уверен? — спрашивает Нил. — Да, — отвечает Эндрю. Нил двигается, перекатываясь ближе, чтобы встретиться с ним на середине кровати. Это просто — там заметное углубление. Эндрю переплетает их пальцы. — Я скучаю по тебе, — произносит Эндрю так, будто не совсем уверен, что эти слова значат. — Я прямо тут. — Когда разваливаюсь на части, — объясняет Эндрю. — Я скучаю по тебе. — Оу. Я сейчас поцелую твою руку, — предупреждает Нил, и когда Эндрю не отказывает, именно это и делает, поднося его мозолистую ладонь к губам. — Я тоже по тебе скучаю. Но рад, что ты прорабатываешь это все. Эндрю сгибает руку так, чтобы обхватить лицо Нила. — Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. — Прости, что бросил тебя одного заботиться о двух детях. Нил качает головой, кладя свою ладонь поверх ладони Эндрю. — Не извиняйся. Не за это. И не за то. Я был счастлив сделать это. — Ты этого не хотел. Не хотел, пока мне не станет… лучше. И, видимо, мне пока не стало. — Ага, но что мне оставалось — сказать им вернуться потом? Взгляни на них. — Мне что, пойти вломиться к ним в комнату, чтобы поглазеть? Нил закатывает глаза: — За последние пару дней было слишком много гляделок. — Половина нашего общения — невербальная. — Взглядов было больше, чем обычно. — Теперь у нас больше людей, чтобы устраивать гляделки. Нил широко улыбается и снова влюбляется в Эндрю. Это случается примерно каждые два дня. А Нил все никак не привыкнет. Эндрю льнет и целует его в лоб. Нил смеживает веки и позволяет весу взгляда Эндрю убаюкать его, погружая в дрему.