Blame It on My Youth : [ вини нашу юность ]

Нил звонит в дверь. Замечает камеру сверху — маленькую, неприметную, но расположенную там, где ее невозможно не разглядеть. Точно такая же установлена и в конце подъездной дорожки, на почтовом ящичке. Эндрю же приходить отказался. Удивленно поднял брови, посмотрел на него и спросил, хорошо ли он себя чувствует. Встал, приложил тыльную сторону ладони к его лбу и предположил, что, возможно, у него небольшая температура и ему лучше бы прилечь. Ему тоже следовало отказаться. Он должен был сказать предовольное «нет». Но он только вернулся с приема с Ребеккой, которая тоже… ну, ничем не зацепила. Все было по-другому, и Нил ждал какого-то такого ощущения, словно терапия работает, но консультация пролетела, и Нил не только никак толково не законнектился с самой Ребеккой, так еще и вообще… расстроился. Он поехал домой, не имея для Эндрю ни хороших новостей, ни хотя бы даже объяснений, за исключением, разве что: «не она». Для каких-то людей, он уверен, она подошла бы замечательно. Но не для него. Может, просто потому, как часто она подталкивала его говорить? Что в принципе-то и не плохо, просто его проблема не в том, что он молчит о своих проблемах, а в том, что понятия не имеет, почему в его рассказах что-то может быть не так. Или что конкретно не так с тем, что он говорит. После слов «надо мной издевался отец» никакого магического озарения не произошло. А потом он получил сообщение, и оно выглядело как возможность. Если психотерапевтки не могут ему помочь, то он, по крайней мере, может попытаться помочь себе сам, ну, хоть каким-то образом. В то утро он отправился на очередную пробежку — парочка все еще не унимавшихся наконец-то поставили светильники Джека, все Хэллоуинские украшения уже развесили, а в воздухе пахло осенью, и атмосфера тоже показалась перспективой. А потом он получил то сообщение, и оно тоже показалось перспективой — шансом выбраться из дома, шансом поболтать с людьми, с которыми он обычно не общается. Для него это тоже хорошо. И это сообщение не было единственным у него в телефоне. Сейчас висит еще одно, от Сандры:       Она щас наверное вообще на мели, но мы не хотим задевать ее гордость. Если мы будем пытаться сэкономить, не спорь и не старайся взять на себя часть расходов. Просто соглашайся и все. Нил жалеет. Жалеет о многом. Но теперь уже слишком поздно поворачивать назад. Лорна открывает дверь. — О, реально пришел, — оживленно говорит она. — Я же сказал, что приду, — отвечает Нил, сохраняя фирменный покер-фейс. Лорна выглядит так, словно еще не решила, что сегодня за событие. Она и близко не такая разодетая, какой была на прошлой вечеринке, но макияжа на ней столько же, а волосы собраны в пучок на макушке. Она сдерживает мастифа. И выглядит намного лучше, чем в прошлый раз, когда Нил ее видел. Нил заходит, и она закрывает дверь. — Боишься собак? — Да не особо, — отвечает Нил. Возможно, ему придется пересмотреть свою позицию. Пес еще щенок, а головой уже достает ему до бедра. Лорна отпускает — и щенок даже не пытается его растерзать. — Его зовут Спот. — Привет, Спот, — говорит Нил. — Спот, пойдем, — говорит Лорна, щелкая на собаку и поворачиваясь к кухне. — Нил, и ты. Нил заглядывает на кухню, где видит Гарри, Норико и Сандру, сидящих за столом. Он следует прямо за Спотом и Лорной, и Лорна машет ему на стул. — Выпьешь? — Воды, спасибо, — соглашается Нил. — Сегодня без Эндрю? — спрашивает Норико. — У него есть кое-какие поручения, — дипломатично отвечает Нил. — Поручения? Типа тех, которые были и у тебя, когда ты ему подарок на День рождения готовил? — Сандра улыбается. — Мой День рождения еще не скоро, так что сомневаюсь, — говорит Нил. — Я тоже смотрела то интервью, — говорит Гарри. — И абсолютно точно, определенно не заснула прям на середине. — Мы были настолько скучными? — спрашивает Нил. — Вы начали говорить о спорте. — Справедливо, — соглашается Нил. — Так мы здесь по какому поводу? Сегодня Хэллоуин. — А девочки что, уже пошли собирать сладости? — спрашивает Лорна. — Сейчас только утро Хэллоуина. Да и вообще, это первый раз за десять лет, когда я не закатываю Хэллоуинскую вечеринку, так что я не знаю, чем себя занять, но планировать другую вечеринку — уже хоть что-то. Нил подсчитывает. — Ты устраиваешь вечеринки на Хэллоуин с тех пор, как Арни исполнилось четыре? — В этот год он впервые пошел собирать сладости, поэтому я позвала всех мамочек из садика, в который он ходил, и мы устроили маленькую гуляночку, чтобы это отпраздновать. Но сегодня не об этом, — говорит она, ставя перед Нилом стакан с водой. — Сегодня речь о вечеринке в честь окончания семестра. Все присутствующие кивают. Гарри берет ручку. Перед ней лежит блокнот с надписью «ВЕЧЕРИНКА В ЧЕСТЬ ОКОНЧАНИЯ СЕМЕСТРА». Она выглядит подготовленной. А Нил должен быть готов? Ему не сказали, что придется делать заметки. — Она будет проходить здесь? — спрашивает Норико. — Конечно, как и обычно. Дом выкуплен в собственность, и Роланд не отберет его, даже если мне придется переспать с судьей, чтобы не отдать ему дом. По крайней мере, в этом году он хоть телек не поставит безостановочно бубнить на фоне… — И, может, мы могли бы чуточек сгладить гендерное разделение? — предлагает Сандра. — Мы не просто можем — мы должны, Роланда же не будет, чтобы развлекать мужчин, хотя он и так этого почти не делал, — говорит Лорна. Сандра на секунду морщится. Гарри пишет: «НЕТ ГЕНДЕРНОМУ РАЗДЕЛЕНИЮ». — Но дети же все равно будут в подвале, да? — спрашивает Норико. — Я не против поесть с ними, но обычно как-то предпочитаю, чтобы большие группы подростков оставались без присмотра. — Так и будет. Они все равно именно так и захотят, — отвечает Лорна. — Первое, что нужно выяснить, — это какая у нас будет тема в этом году. Гарри пишет: «ТЕМА?». Нил понимает, что куда больше внимания уделяет ее записям, чем самой беседе. — Тема? — У нас должна быть тема, иначе не будем знать, какие нужны декорации, что надеть… ну, вот это вот все. Я думала взять тему «развод», — говорит Лорна, заставляя Норико поперхнуться воздухом, — но у некоторых тут, кажется, реально хорошие отношения, так что не хочу, чтобы они чувствовали себя лишними. Потом я подумала о «тропиках», но опять же, не хочу, чтобы люди одевались не по сезону. — А мне нравится тема тропиков, — говорит Гарри. — Это ж иронично. «Веселье зимой под солнечной зарёй». Даже в рифму выходит. — Хотя может быть холодновато, — говорит Сандра. — А вдруг кто-то припрется в купальнике? Тогда будет просто неловко. — Разве не в этом весь смысл? — спрашивает Норико. — Или что, нам просто прийти в шортах и майках? Вообще ничего тропического. — А кто сказал, что тропический вайб это обязательно про купальники? — спрашивает Гарри. — Люди в тропиках так-то и обычную одежду носят. — Ну тогда получится, что мы устроим просто встречу с самой обычной одеждой, — возражает Норико. — А весь смысл в том, чтобы принарядиться. — Ну и почему бы тогда не устроить именно такую? — спрашивает Сандра. — Вечеринку-переодевашку. Твой самый красивый аутфит, в котором ты никогда никуда не выйдешь. Надевай его и приходи. — Никто никогда добровольно не наденет самую красивую обувь, которая у него есть, — возражает Нил. — Надень кроссовки, — говорит Гарри. — Красивый верх — стремный низ. — Красивый верх — стремный низ, — повторяет Лорна. На минуту воцаряется тишина. Самый красивый аутфит, в котором ты никогда никуда не выйдешь. У Нила такого вообще нет. Его самый красивый аутфит — это рубашка, в которой он вышел замуж, и она уж точно недостаточно красивая. Эндрю придет в одежде для «Райских сумерек». Нил тут же переобувается. Да это было бы вообще. Он бы заплатил, чтобы увидеть это. Он в жизни ничего не хотел сильнее. Может, когда будет делать предложение, когда Эндрю вообще размякнет, он вытянет из него обещание прийти так. — Мне нравится, — наконец говорит Лорна, и Гарри записывает: «КРАСИВЫЙ ВЕРХ — СТРЕМНЫЙ НИЗ». — Главное, чтоб никто под юбки не заглядывал, — говорит Норико. Сандра бросает на нее быстрый взгляд. Норико только пожимает плечами: — Вечеринка же с переодеванием, а не раздеванием. Лорна смеряет Норико взглядом, но Норико только сюрпает содовой. — Как сделать так, чтобы украшения сочетались с тематикой? Нил, твое мнение? Нил подумывает тупо выскочить за дверь. — Я не готов к таким вопросам, — говорит он. — Что вообще ассоциируется с переодеванием? Что-то шикарное? Они наблюдают за ним. — Я вообще ни на что не настроился, — говорит Нил. — Самое шикарное мероприятие, на котором я когда-то был, — это вечеринка в честь Дня рождения подруги, я реально понятия не имею, что считается. Вино? На той вечеринке были хрустальные люстры. А подруга надела украшения с изумрудами. Потом она продала их на благотворительном аукционе, но, по-моему, это было больше под влиянием ее жены, чем еще чего-то. Хотя Эллисон была невероятно довольна тем, за сколько их купили просто потому, что она их носила. — Мы могли бы сообразить что-то шикарное, — апатично говорит Норико. — Но как бы чтоб было хреновенько-шикарно, — говорит Гарри. — Искусственный хрусталь. Гирлянды. Как раз «стремная» часть. — Выходит, вы хотите устроить вечеринку, которая будет красивенько выглядеть издалека, но по сути будет дешевкой, — говорит Лорна. — Да, — решительно кивает Гарри. — Прям как мы. Нил кивает вместе со всеми. Он совершенно уверен, что в любой другой год слово «дешевый» даже не прозвучало бы в диалоге в этом доме. Само понятие «дешевизны» и близко не подошло бы этому процессу подготовки. И в любое другое время он мог бы возразить, что кроссовки — не что-то дешевое, что глупо создавать из дешевизны какую-то эстетику, но… но он, если уж честно, не представляет, как Лорна вообще будет оставаться в доме. Даже если он куплен, и она не собирается его лишаться, и даже если Роланд будет выплачивать алименты на ребенка, Нил не может себе представить, как что-то, что она получит при разводе, поможет ей остаться здесь. Платить налоги, платить ландшафтным дизайнерам — если только она не занимается этим сама? — платить клинерам, если она не убирает дом самостоятельно? И он не понимает, как кто-то, работающий полный день, может заниматься этими вещами, и даже если у Лорны нет работы сейчас, она ей все равно понадобится. Возможно, эта вечеринка и не влетит ей в копеечку, но Спот — это тоже дополнительные расходы, которые в ближайшее время точно не исчезнут. Нил хочет подбросить ей парочку миллионов и сказать, чтобы тратила медленно. — Может, пусть каждый принесет какую-нибудь еду, — предлагает Нил. — Было бы весело. — А еще бы вовлекло людей, — отвечает Сандра, указывая на Нила. — Хорошая идея. И это даст каждому шанс похвастаться своей самой красивой посудой. Самой красивой посудой? У них с Эндрю, конечно, есть фарфоровый сервиз, но они не собираются брать его с собой в машину. Хотя, на самом деле, они им никогда и не пользовались, так что с тем же успехом можно его и разбить. Гарри пишет: «С КАЖДОГО ЧТО-ТО ПОЕСТЬ». — Так, нам надо составить список всего необходимого. Лорна, какое у нас основное блюдо? Индейка? Тебе придется самой ее приготовить, у тебя выходит самая вкусная, и никто не сможет приволочь полностью готовую индейку. — Нужно ли нам будет больше основных блюд? — с сомнением спрашивает Сандра. — Не забывайте, у нас не будет лазаньи Марианны. — Эндрю может приготовить лазанью, — говорит Нил. Все стихают и замирают. — Стой, погоди-ка, — говорит Гарри. — Пойми одну вещь: лазанью Марианны будет очень и очень трудно переплюнуть. Это может вылиться в разочарование. Эндрю выдержит такой удар по эго? — Эндрю может приготовить лазанью, — повторяет Нил. — Нет у него никакого эго, но это и неважно, потому что никто не разочаруется. — Врешь, — тут же отвечает Норико. — Эго есть у всех. Нил пожимает плечами. Он не знает, как объяснить, что эго Эндрю распространяется только на тех, кто его знает, и что он никогда не ждет от незнакомцев хорошего мнения о себе. А еще он не знает, как объяснить, что это не имеет значения. — Эндрю может приготовить лазанью, и она получится вкусной. Гарри тыкает ручкой в сторону Нила: — Эндрю даже не пришел, чтобы защищать свое достоинство. Нил достает телефон. Набирает Эндрю. — Мне нужно ехать спасать тебя? — спрашивает Эндрю. — Нет. Кстати, ты на громкой. Ты сможешь приготовить лазанью лучше Марианны? — Если ты приготовишь соус. — Я приготовлю. — Вы никогда не пробовали ее лазанью, — настаивает Сандра. — Вы себе даже не представляете. Она приносила по два противня, и лазанью просто сметали. Люди умоляли ее поделиться рецептом. Предлагали ей за него деньги. Стоило ей только появиться на вечеринке с этим блюдом, как все кругом замирали, пуская слюни на лазанью. Эндрю, я президентка твоего фан-клуба, я за тебя всеми руками и ногами, но если у тебя не выйдет, ты больше никогда не придешь на вечеринку из-за стыда. — Я приготовлю лазанью, — говорит Эндрю. Гарри указывает ручкой на телефон. — Мне становится скучно, так что это твой последний шанс, Эндрю. Лазанья. Да или нет? — Да, — отвечает Эндрю. — Я сказал «да», и это значит «да», и я своих слов назад не беру. Гарри пишет: «ЛАЗАНЬЯ: ЭНДРЮ». — Отлично. — Увидимся дома, — говорит Нил. — До скорого, — соглашается Эндрю. Нил вешает трубку. — Что у нас дальше по списку? — Закуски, — отвечает Лорна — Я буду просто вписывать штуки в список по ходу разговора, — говорит Гарри. — Мы отправим всем имейлы, попросим людей отметиться… — А если запишем все в Доки и просто добавим всех, нам даже не нужно будет следить, кто что приносит, — предлагает Сандра. — Идеально… и тогда как раз получится дать людям самим решить, насколько крутую или стремную еду они принесут. Предлагай дальше, Лорна. — Чипсы с соусом, напитки, гарниры, овощи, десерты; кофе я организую сама, а еще надо придумать какое-то основное блюдо для вегетарианцев. — Чтобы хватило на всех, нужно будет сготовить по несколько штук разных блюд, — говорит Норико. — Много десертов, много гарниров и так далее. — И все равно мне кажется, что на всех не хватит, — с сомнением говорит Сандра, — даже если все принесут себе отдельные бутылки с газировкой. — Это-то да, но все равно мы уже близко к тому, чтобы всем хватило, — отвечает Гарри, — и таким образом, всем, кто занят, не придется дополнительно заморачиваться. А музыка какая будет? — Да какая-нибудь обычная, — отвечает Лорна. — Рождественские песни. Две песни на Хануку. Какая музыка подойдет тематике? Норико с Сандрой начинают предлагать песни и группы, о которых Нил никогда не слышал. Какого хуя он тут вообще забыл? У него сложилось смутное впечатление, что эта вечеринка должна быть общешкольным мероприятием, и что их с Эндрю пригласили потому, что их дети учатся в одном классе с Арни. Он-то ожидал, что отсидится на стульчике в уголке, пока кругом будет болтать куча людей. Чего он не ожидал, так это стать частью комитета из пяти человек, планирующих вечеринку, на которую он даже не уверен, что придет. На какой день ее назначали? Они что, реально планируют аж за два месяца? — Я рада, что мы планируем все пораньше, — говорит Сандра. — У всех будет время все продумать. Нам нужно будет разослать какое-нибудь напоминание за несколько недель до назначенной даты, просто чтобы напомнить всем о Доке и убедиться, что все помнят, что приносят. — Или, может, продолжим через несколько недель, — предлагает Гарри. — Обычно мы не начинали планировать раньше, чем через две недели после Хэллоуина, — рассказывает она Нилу, — когда все уже успеют забыть предыдущую вечеринку, но даже так мы только планируем, когда будем планировать, из-за Дня благодарения, так что у нас еще предостаточно времени. Но это не плохо. — Это дает мне возможность подольше подумать над украшениями, — говорит Лорна. — Кофе? Все соглашаются, а затем выжидательно смотрят на Нила. — Конечно, — соглашается Нил. Лорна разворачивается, а остальные трое одобрительно кивают и улыбаются Нилу. Очевидно, он сказал какую-то правильную штуку, хотя дай бог ему понять, что именно это было. — Нил, я не знаю, как ты пьешь кофе, — говорит Лорна, доставая одинаковые кружки. — Чуть-чуть сливок и без сахара, — отвечает Нил. Пока-пока, одобрительные взгляды, привет-привет, скорченные лица. — Без сахара? — спрашивает Гарри. — У тебя все нормально? — Не люблю, когда слишком сладко, — говорит Нил. — Эти спортсмены, — говорит Норико. — Такая преданность работе. Нил пожимает плечами. — Я люблю фрукты, — предлагает он. — Фрукты сладкие, только если ты до них десять лет не ел сахара, — говорит Норико. — Да и вообще, можно же добавить столько сахара, чтобы не вышло чересчур сладко, — отмечает Сандра. — Есть же какая-то золотая середина. Нил снова пожимает плечами. — Я живу с Эндрю, должно же быть хоть что-то несладкое. Это не комментарий насчет личности Эндрю. Он просто ест много сахара. — Разве он не спортсмен тоже? — спрашивает Норико. — Да, но слушай, я не уверен, он сам по себе такой, или это пошло чисто от желания побесить Кевина, но он ест много сладкого, и… о, блин, у нас же еще остались те печеньки с арахисовой пастой, я забыл о них, — осознает Нил. Может, стоить достать одну на День рождения? Немного покрошить. Посыпать крошкой панкейки. Может, вместо панкейков использовать вафли — кусочки могут соскользнуть с панкейков, но не с вафель. — Так, печеньки с арахисовой пастой? — подсказывает Сандра. — Извини, это были мысли вслух. — Ну да, тут в мыслях вслух и есть вся фишка, — говорит Лорна, пододвигая кружки с кофе к Гарри и Сандре. — Ты что, думал, мы собираемся только чтобы придумать тему вечеринки? — Я понятия не имел, для чего мы собираемся, — признается Нил. — А что, взрослые не могут тоже потусоваться? — спрашивает Сандра. — Типа мамская тусовка. — Обычно мы на таких сплетничаем, — говорит Лорна, передавая Нилу и Норико их кружки, — но сейчас я главная тема для сплетен, так что. — Оу. — Ну так вот, печеньки с арахисовой пастой? — снова подсказывает Сандра. — Когда мы были в Нью-Йорке пару недель назад, мы зашли в «Херши», потому что Эндрю нравятся эти печеньки размером с лицо, и он накупил таких целую кучу, и они у нас просто валяются на самой верхней полке на кухне, ждут, пока Эндрю придумает, что бы с ними делать. Или пока решит просто их съесть. По-моему, в прошлом году он добавил их в свой именинный торт. — Ты заставляешь его самому готовить себе деньрожденный торт? — спрашивает Лорна, садясь на свое место. — Он любит печь, а мне вообще не разрешает помогать. Мне кажется, это его подарок самому себе на День рождения. И, вообще, это, так-то, была идея Би. Она настояла, чтобы Эндрю сам нашел способ отпраздновать свой День рождения. — И это бесит Кевина? — спрашивает Норико. — Он… он хочет… Кевин больше помешанный на диетах, чем Эндрю. И Эндрю нравится говорить ему «нет». Кевин, конечно, может в итоге закатить истерику, но когда Эндрю говорит «нет», Кевин обычно слушает. — Так что там дальше? — спрашивает Норико. — Я видела, твое имя вирустится в Твиттере? Что происходит? — А, да, сколько из всего, что ты рассказал Джанне, было правдой? — легко спрашивает Сандра. Нил почти физически чувствует ее нетерпение. — Абсолютно все, — отвечает Нил. — Объясни, — велит Норико, поворачиваясь к Сандре. Сандра смотрит на Нила. Нил машет ей. — Нет, нет, это твоя история. Нил отхлебывает кофе. — За неделю до Чемпионата я попробовал один трюк на поле, который Кевин считал слишком опасным. Но я все равно его провернул, но Кевин был прав — если бы хоть что-то пошло не так, то я бы пострадал, тиммейт бы пострадал, или я вообще мог умереть, да что угодно, а потом, вместо того чтобы просверлить мне вторую дырку в жопе на глазах у всех, Эндрю утащил меня с корта, чтобы поминутно расписать мне все, что могло бы со мной произойти… типа, как, знаете, эти ролики про вождение в нетрезвом виде, где показывают всех, кто умер в дтп? Ну и, как бы, ничего страшного, он ведь был прав, да и я напугал его до усрачки. Но в тот день еще и Седьмой канал брал у нас интервью, и так вышло, что они стояли там же, где мы разговаривали, что было неловко, но уже ладно. И ровно в ту секунду, как сезон кончился, они взяли и выпустили отредактированную версию той записи, которая звучала так, будто Эндрю угрожал расчленить и убить меня, и люди организовали целую кампанию, чтобы забрать наших детей, а потом агент из системы реально начал пытаться отобрать их тупо из соображений хорошего пиара для их агентства, ну и, короче, Седьмой канал залил полную запись в воскресенье, мы с Эндрю дали интервью Джанне Розетти, и я рассказал там все то же самое, что сказал сейчас вам, только в куда более злобной манере. — Та твоя злость, выходит, была показушной? — спрашивает Норико. — Нет, я просто с того дня уже чуток подуспокоился. Мы можем поговорить о чем-нибудь другом? Сандра смотрит на Норико. — Что там с секретаршей твоего мужа? — Ой мамочки, окей, так… стойте, Нил, дай-ка я введу тебя в курс дела — короче, секретарша моего мужа — мы будем звать ее, м-м, пусть будет Кейт — она изменяла своему мужу с парнем из юридического отдела, да причем каждый день, и их просто… застукивали в кладовке, кто-то заставал их за обжиманиями в лифте, да где угодно, но весь твист в том, что ее муж-то работает буквально за дверью и настаивает, что якобы каждый день ходит с ней на ланч… Нил улыбается, кивает и абстрагируется. Он умеет выглядеть заинтересованным, даже когда ему совершенно невыносимо неинтересно. Но в конце концов это все заканчивается, и Нил понимает, что его мозг в общем-то усвоил кое-какой объем информации о секретарше мужа Норико, пяти собаках подруги Гарри и их поведении, самом бесячем клиенте Сандры на работе, и о том, как тяжело Лорне тренировать Спота. А потом все встают, оставляют кружки Лорне — такой символический протест мытью посуды — и уходят. — Я слышала, мне надо будет забрать ваших девочек где-то во второй половине дня в понедельник? — спрашивает Сандра, когда они идут по подъездной дорожке. — О, так они едут к вам? Было бы замечательно, — отвечает Нил. — К слову, ты только свистни, и мы заберем Сэнди. Обещаем, абьюзить ее не будем. — Я тебя сейчас на слове поймаю, — говорит Сандра. — Наша годовщина шестого декабря. — Я отмечу в календаре, — говорит Нил. — Если наши дети перестанут дружить до этого момента, мы с Риком проебем дату. — М-м, мы все равно заберем ее, просто посадим детей в разных комнатах. Кстати, вы устраиваете вот такое каждый раз, когда организовываете вечеринку? — Еще чаще, если у всех получается. А что? В следующий раз тогда не будем просить тебя участвовать в беседе, если тебе так будет комфортнее. Нил хмурится на нее. — Тогда зачем я тут вообще нужен? Она уставляется на него. — Потому что ты друг Лорны? — Я ее друг? — Да? Нил? Да, ты ее друг. Именно поэтому она тебя и пригласила. Планирование вечеринки — это отмазка, Нил, я думала, ты все понял, когда мы начали сплетничать? Нил пожимает плечами: — У меня нет навыков общения с людьми. — Оно и видно, — сухо отвечает Сандра. — Но да, ты ее друг, и она будет продолжать приглашать тебя, пока ты не перестанешь быть им. В следующий раз приди с интересной сплетней. — Я постараюсь, — соглашается Нил. Возможно, это ложь. Он пока не решил. — Хорошо. Увидимся в понедельник. — До понедельника, — соглашается Нил. Что ж, по крайней мере, хотя бы тут — всё. Он возвращается домой и находит Эндрю выходящим из кухни — и это идеальные место и возможность упасть в его объятия, и он падает. Эндрю ловит его, не сдвинувшись ни на дюйм, и, о, вау, окей, Нил этого не ожидал. — Да? — спрашивает Эндрю. — Лорна разоряется, и все пытаются помочь ей сократить расходы. Главный способ добиться этого, видимо, в буквальном смысле удешевить ее вечеринки. — Она не думала о переезде? — Не-а. — Я не могу держать тебя так, поднимись. Справедливо. Нил встает. — У нее даже нет… Эндрю подхватывает его на руки, и Нил забывает обо всем, что только что говорил. Эндрю несет его в гостиную и усаживается в одно из кресел-качалок, а Нил все еще у него на коленях. Нил надеется, что в ближайшее время ему не придется открывать рот. Серьезно, все, ему нечего сказать. — У нее даже нет? — подсказывает Эндрю, все еще обнимая его. О чем он там вообще говорил? — У нее даже нет работы, — вспоминает он. — И я понятия не имею, собирается ли она ее искать. И на какую вообще работу она может пойти, типа, когда она в последний раз в принципе работала? Откуда она будет брать деньги? Даже если она получит какую-то сумму от Роланда, сколько времени займет этот процесс при разводе? Эндрю пожимает плечами: — Она что-нибудь придумает. — В каком-то смысле это моя вина. За то, что вмешался. Если бы я не влез, она бы сейчас не заморачивалась с разводом. — Она могла запросто подставить нас, если бы захотела. Она со всем разберется, Нил, и если ей нужна твоя помощь, она может попросить. Нил вздыхает и целует Эндрю в висок. Помогло ли ей его вмешательство? Или просто разъебало нахуй ей всю жизнь? Нил не знает, не может сказать. Умерла бы она, брось они с Эндрю ее тогда? Он чмокает Эндрю в уголок глаза, в скулу. — Занимался чем-то интересным утром? — Послушал подкаст, прочитал книгу, согласился приготовить лазанью. Нам надо будет попрактиковаться. У нас есть хоть какое-то представление о том, какой на вкус была лазанья Марианны? — В душе не чаю. Мы должны сотворить чудо. Эндрю смотрит на него. — Мне кажется, у нас получится. — Охуеть как сильно на это надеюсь, а то я активно предлагал нас для этого. Вопреки всем предостережениям. Это была настоящая пытка, Дрю, они как будто даже не хотели лазанью. — Кто вообще не хочет лазанью? — спрашивает Эндрю. — Даже плохая лазанья все равно хорошая. — Мы разговариваем просто чтобы слушать наши же голоса, — говорит Нил. — Нет, мы разговариваем просто чтобы слушать голоса друг друга. Нил целует его в щеку. — Ты уверен, что хочешь устраивать всю эту штуку с Ютубом? — Ага, — говорит Нил. — По-моему, я понял, почему мне не понравилась Ребекка. Она посчитала меня параноиком. Беспричинным параноиком. — А ты нет? — Нет, мне кажется, учитывая мафию, у моей паранойи причина как раз есть. — Звучит так, будто она поделилась с тобой своим мнением, вместо того чтобы задавать вопросы тебе. — Так и было. — Я думал, ты именно этого и хотел? — Но она ошибалась. Эндрю отпускает Нила, чтобы Нил мог поиграть с его рукой. Нил ведет пальцем по нижней части его повязки. Эндрю убирает вторую руку с его, и Нил останавливается, но Эндрю просто стягивает повязку с одной руки. На секунду задумывается, а затем надевает ее Нилу на предплечье. Снова обнимает его одной рукой, а другую предлагает. Нил проводит пальцем по внутренней стороне его предплечья, наблюдая, как по коже у него бегут мурашки, чувствуя, как он безуспешно пытается подавить дрожь, ощущая знакомые горизонтальные полосы. Подносит его запястье к губам. — Выглядело бы реально горячо, будь ты вампиром. Нил жмурится. — Я недостаточно часто кусаю тебя за шею? — Я мог бы выдержать еще парочку дополнительных укусов в шею. Нил льнет и легонько покусывает его за шею. Эндрю отклоняет голову, чтобы открыть ему лучший доступ. Нил закатывает глаза. — Королева драмы, — говорит он, но кто он такой, чтобы игнорировать, когда Эндрю о чем-то просит? Он проводит языком по его шее, ведет ногтем по его ладони, улыбается, слыша тихий-тихий звук, который Эндрю позволяет себе издать. Эндрю берет Нила за подбородок. — Мы могли бы пойти наверх, — предлагает он. Голос у него звучит так, словно он не дышал десять минут, и теперь Нил позволяет себе издавать звуки. Ему очень-очень сильно нравится знать, что Эндрю может звучать вот так из-за него. — Могли бы, — соглашается Нил, принимая вертикальное положение и протягивая Эндрю руку. Эндрю позволяет помочь ему подняться, а затем снова подхватывает Нила на руки. — Это какой вообще вид фетиша? — спрашивает Нил, держась за Эндрю, пока тот несет его к лестнице. — Не мой, — отвечает Эндрю. — Это нравится тебе. А мне нравится, что тебе нравится. Нил улыбается ему. — Для меня это в новинку. — Знать, что тебе это нравится? Или знать, что мне нравится, когда тебе что-то нравится? — Что мне это нравится, — уточняет Нил. — Может, тебе стоит провести самоанализ, — говорит Эндрю, поднимаясь по лестнице. — Я не слепой. Нил пожимает плечами. Это правда. Ему нравится сила рук Эндрю, нравится прижиматься к его груди, нравится, что так легко добраться до его шеи. Как только они благополучно поднимаются по лестнице, он касается кончиком языка точки пульса Эндрю и слышит заминку в его дыхании. Целует в то же место и проводит губами по шее вверх, и Эндрю стоит прямо рядом с кроватью, но не опускает его на постель, и Нил кладет руку на его грудь, ведя ногтями по ткани футболки, и Эндрю сдается, опускает его и ползет за ним, одной рукой уже стаскивая с него джинсы. Ощущение его пальцев на коже смывает все остальные — Нил не в силах думать ни о чем ином, он совершенно уверен, что ничего другого больше вообще не существует. Он легонько тянет Эндрю за футболку, и он услужливо снимает ее, и кладет руки Нила себе на грудь. О, да. Да, это хорошо, это очень хорошо. Нил делает глубокий вдох, когда губы Эндрю находят его грудь. — Можно я тебе отсосу? — спрашивает Нил. Он не помнит, как решился спросить, но… слова он уже назад не возьмет. Эндрю не отвечает, оставляет поцелуй на его плече, проводя большим пальцем по ребрам, и Нил отзывается, вплетая ладонь в его волосы. А потом Эндрю приподнимается и целует его в щеку. — Да. Нил распахивает глаза. — Да? — Да, — повторяет Эндрю. Нил легонько подталкивает Эндрю в живот, и Эндрю скатывается с него, притягивая к себе. — Ты уверен? — Да. А ты? — спрашивает Эндрю. — Я, вроде, как бы, хотел попрактиковаться, — признается Нил, расстегивая брюки Эндрю. — Господи, у меня ужасно получится. Извини заранее. — Попрактиковаться? — спрашивает Эндрю. — Ну, типа, на банане или как там, — Нил морщится. — Серьезно, звучит отвратительно. Не знаю. Как у тебя начало получаться? — Тренировался, — отвечает Эндрю, наблюдая, как Нил проскальзывает между его ног и стягивает с него брюки. — Но на людях. Нил не может даже ответить на это. Он немного… перегружен — это чуть чересчур для его мозга, и он наклоняется, но не хочет, совершенно точно не хочет останавливаться. — Прекрати, — напряженно произносит Эндрю, и Нил поднимает на него взгляд. И тон его голоса, и напряжение в стиснутых челюстях — все неправильно. Он тут же отодвигается, отворачивается, слышит, как Эндрю перемещается у него за спиной. — Тебе нужно, чтобы я ушел? — Нет. Просто… оставайся на месте. Мгновение спустя Эндрю прижимается головой к его спине. Нил кладет руку ладонью вверх на кровать, а Эндрю кладет свою руку в его. — Говори, — велит Эндрю. — У друга Гарри пять собак, — вот что слетает с губ Нила. — Звучит как страшный сон. Как их вообще выгуливать? А дрессировать? Ты только представь каково это — убирать какашки за пятью собаками. У кого есть столько времени? В сутках всего двадцать четыре часа. — Не говоря уже о том, сколько шерсти от них повсюду, — соглашается Эндрю. — Пылесосить придется безостановочно. — Не помню, какая там порода, но вдруг они огромные? Как их разнимать, если они начнут собачиться? А если в доме есть что-то хрупкое? Представь, это же вообще не получится держать дома что-то тканевое — как сохранять диван чистым? Каждый день менять постельное белье? Эндрю поднимает голову и тянет Нила за собой. Нил поворачивается к нему лицом. Эндрю передает Нилу его футболку. Нил надевает. — Прости, — говорит Эндрю. Нил качает головой: — Это не конец света. — Можно я… Нил тянет Эндрю к себе на колени. — Сандра заедет за девочками в понедельник, где-то после ужина. А мы заберем Сэнди шестого декабря — в годовщину свадьбы Сандры и Рика — скорее всего даже на ночевку. — О. Ты уже забрал мой подарок? — спрашивает Эндрю. — Да, — отвечает Нил, отказываясь думать о своей прикроватной тумбочке. Розы запихнуты очень глубоко. Кольца лежат прямо там. Если Эндрю откроет ящик, то все провалится, но Эндрю не заглядывал в его прикроватную тумбочку с тех пор, как они съехались. И цепочка тоже там. — Забрал. И спрятал. Не ищи. — Не буду. Я люблю тебя. — Я тоже тебя люблю. — Мне становится лучше, — говорит Эндрю. — Быстрее отхожу. — Это правда, — соглашается Нил. — Спасибо, Би. — Нужно отправить ей благодарственную открытку. — Нужно придумать нам костюмы на Хэллоуин. — Разве мы не договаривались, что ты нацепишь кошачьи ушки, а я — плащ? — Мы уже решили? Мне кажется, на тебе кошачьи ушки смотрелись бы милее. — Нет, а мне кажется, что на тебе. — У тебя хотя бы есть клыки? Это даже не целый костюм, никто не поймет, что ты вампир, только по плащу. Позволь мне принять на себя этот позор, а сам можешь надеть ушки. — Нет, по-моему, черные кошачьи ушки с твоими светлыми волосами будут смотреться лучше всего. Эндрю задумывается. Входная дверь открывается, и Нил с некоторым удивлением смотрит на часы, но… да, сейчас как раз время, когда девочки возвращаются домой. Он потерял счет времени. — В общем, я беру плащ, — говорит Эндрю, прежде чем слезть с коленей Нила и встать с кровати. Нил строит ему гримасу, но… спорить он не собирается. Не сейчас. А потом они спускаются по лестнице, и Пейдж протягивает Эндрю кошачьи ушки. — Это тебе. Эндрю незаметно заводит руку за спину и показывает Нилу фак. Другой рукой берет кошачьи ушки. — А это тебе, — говорит Пейдж, протягивая Нилу плащ и клыки. — Два говеных костюма. Нил берет свой и пожимает плечами. Эндрю надевает ушки, смотрит Нилу в глаза, складывает руки перед грудью и говорит: — Нян. Нил моргает на него: — Что? — Ты же знаешь, — отвечает Эндрю. — Нян. — Я ненавижу тебя, — говорит Натали. — Я не понимаю, — беспомощно произносит Нил. — И никогда не поймешь, — шепчет Пейдж, не мигая глядя на Нила. Нил бросает взгляд на Эндрю, но Эндрю, похоже, это не беспокоит. — Это такая шутка, — говорит Эндрю. — Я не понимаю, — повторяет Нил. — И ничего не теряешь, — мрачно произносит Натали, а затем раздается звонок в дверь, и начинается раздача сладостей. Несколько часов спустя, когда все, игравшие в «сладость или гадость» — и все одетые в гораздо более нарядные костюмы, чем у них с Эндрю, — начинают убывать, они складывают оставшиеся конфеты в вазочку на пороге и выключают свет внизу. — Время Ютуба, — говорит Нил, обнажая клыки. — Не круто, — говорит Натали. — У вас есть модеры? Эндрю смотрит на Нила. Нил смотрит на Эндрю. Модеры? — А. Типа эти, модераторы? Нет. А нужны? И как нам… Понятия не имею, кого попросить. Пейдж с Натали переглядываются, молча что-то обсуждая, а затем пожимают плечами. — Мы можем помодерить, — говорит Пейдж. — Разок. Ну, может и больше. Зависит от того, насколько мило будут вести себя люди. Или не будут. — Если все пойдет плохо, мы просто вырубим, — говорит Нил. — Я с таким мириться не стану. А кто модерил у вас? — Да никто, вообще-то, — отвечает Натали. — Ну нам, если честно, модер и не нужен был, мы хотели постримить минут десять, чтобы чисто позлиться и поорать. А вы собираетесь сделать охрененную штуку, так что, ну, не знаю, вперед, ебашьте и не наживите себе злых фанатов. — Мы попробуем, — с сомнением соглашается Нил. — Так… пойдем в нашу комнату? Не хочу устраивать все внизу, не хочу, чтобы кто-то позвонил в дверь. Эндрю кивает: — В нашу комнату. Они снимают костюмы в гостиной, а потом девочки помогают им подготовить все нужное. Камеру. Микрофон. Вся та херабора, которая, Нил думал, пригодится только единожды, теперь тут, нужна для определенной штуки. Чудно. Боже, он хочет забраться обратно в постель и остаться там. Он что, трус? Нет. Они с Эндрю проверяют камеру. Проверяют микрофон. Смотрят, как тикают часы. 6:58. 6:59. Девочки уходят в зал. В 7:00 Нил наклоняется, целует Эндрю в щеку, а затем запускает трансляцию. 0 зрителей. Что логично, потому что стрим только-только начался, но… 9 599 зрителей. Нил моргает. Неправильно отображается, что ли? — О, люди пришли, — говорит он. — Нас слышно? Видно? «Да», — дружно подтверждает чат. На максимальной скорости. Сообщения просто летят. Ебучий случай, он надеется, что Эндрю будет обращать внимание, потому что он сам вообще не понимает, что написано в чате… сообщения всплывают на экране не дольше чем на полсекунды. 28 855 зрителей. Охуеть. — Ну, в общем, мы тут, чтобы просто… Дверь приоткрывается. — Простите-простите, — тараторит Пейдж, подбегая к ним. — Пап, ты выглядишь жутко, надень-ка, — говорит она, цепляя ему на голову кошачьи ушки. Эндрю поворачивается, чтобы посмотреть на нее, пока она выбегает из комнаты, а затем поправляет ушки, чтобы сидели как положено. Он смотрит на Нила. — Если уж я должен сидеть в своем Хэллоуинском костюме, почему это ты без костюма? — Очевидно, потому что я не жуткий. А то плащ точно не сделал бы меня менее устрашающим. Ну, в общем… — Как-то не очень помогло, — говорит Пейдж, врываясь обратно. — Подержи. Эндрю берет Короля, когда Пейдж сваливает его ему на плечо. — И твой плащик, кстати, — говорит Пейдж, бросая Нилу плащ. — Вот теперь я всё. Покасики. Нил закрепляет плащ вокруг шеи. Смотрит на Эндрю. Король соскальзывает вниз по животу Эндрю задними лапками. Эндрю вздыхает: — Не смейся надо мной. — Я не смеюсь, — отвечает Нил. — Это пока. Погоди… — Эндрю сворачивает Короля в котоклубок, прижимая его к животу одной рукой, удерживая на месте, а другой берет Нила за ладонь. — Окей. Не знаю, видите ли вы его сейчас, но теперь он хотя бы не пытается содрать с меня кожу. — Очень хорошо, — соглашается Нил, сжимая его руку. — Короче, мы здесь с одной-единственной целью: спорить о всякой тупой хрени. Если у вас есть какая-то глупая фигнюшка, о которой можно было бы поспорить, напишите ее в комментарии, и мы выложимся, но… ой, вас уже сорок пять тысяч… охереть не всплыть, я больше не буду смотреть на цифры. Мы просто люди, так что иногда можем кое-что проглядеть. Но мы очень постараемся, — Нил снова скользит взглядом по чату. — Там… это… ребят, вы чего, донатите нам? Не донатьте, я даже описать не могу, насколько нам это не нужно. Сэкономьте деньги и отдайте кому-нибудь еще, если уж так хочется. Пожертвуйте в… на… на «проект Тревора». Или, в честь причины, по которой мы здесь сегодня собрались, пожертвуйте на «Национальную Горячую Линию по борьбе с домашним насилием». Прекратите отдавать деньги нам. «Неукротимыйфеникс» спрашивает: «сначала молоко или хлопья?». Сначала хлопья. — Тут причина в том, что если у вас ограниченное пространство, то сначала нужно вместить что-то, что занимает больше место, — объясняет Эндрю, кивая. — А жидкости изначально состоят из частиц размером меньше, чем «Чириос». — А еще количество молока зависит от количества хлопьев, — соглашается Нил. — Поэтому, если не знаете точно, сколько молока нальете и сколько точно хлопьев насыпете, нет смысла лить молоко раньше хлопьев. — Более того, — говорит Эндрю так, словно пишет сочинение, — подумайте о брызгах. — Аха, — говорит Нил. — Брызги. — Если насыпать «Чириос» в тарелку с молоком, то, скорее всего, часть расплескается, если только в тарелке не будет очень-очень мало молока, или сама тарелка будет очень большой… — Или если не будете сыпать реально медленно. — Но риск все разбрызгать куда меньше, если лить молоко в уже насыпанные хлопья… — Ты когда-нибудь наливал молоко в тарелку с хлопьями «Лайф»? Эти маленькие квадратики как пружинящие подушечки для молока. — Так-то да, но в таком случае нужно просто осторожно наливать молоко, и это намного проще. И еще: что, нахрен, значит «пружинящие подушечки»? — Типа как батут? Эндрю вперивается в него взглядом. — Молочный батут? Нил пожимает плечами: — А что, молоко не может повеселиться? — На… на батуте? Может, я полагаю. — У тебя с этим какие-то проблемы? — спрашивает Нил, ухмыляясь. Эндрю морщится: — Батуты что, самое… веселое развлечение, которое мы можем предложить молоку? Нил морщится в ответ: — Нет, наверное. Как насчет тематического молочного парка? — Тематич… и какие же там будут аттракционы? — Тарелка с хлопьями «Лайф», на которых можно будет прыгать. — Это очевидно, придумай что-то еще. Нил откидывается на спинку стула. Это был не тот ответ, которого он ожидал, хотя и не уверен, почему нет. — Тарелка? Скейт-парк в форме тарелки. Пути для трамвайчиков в форме ложки. Это образовательный тематический парк? Эндрю выглядит взбудораженным. — Я смертельно хочу узнать, что для тебя вообще «образовательный тематический молочный парк», так что ответ — «да». — Механическое вымя, чтобы коровье молоко могло пережить опыт появления на свет, а все другие молочные продукты могли узнать, как это происходит. У Эндрю с лица сходит любое выражение. — Я смертельно хочу забыть все, что ты только что наговорил, так что ответ — «нет». Нил смеется. — А ситечко? Типа как массаж для жидкости? Чтобы убрать комочки? — Комочки? В молоке? Разве это не просто свернувшееся молоко? Или сыр? А как… что насчет, скажем, маслобойки? Как думаешь, молоку нравится, когда его превращают в масло и сыр? — Может, это как ботокс, — предполагает Нил. — «Вы вообще видели Дженни? Она перенесла СТОЛЬКО операций на маслобойке, что теперь она реально в масло». — Окей, то, что ты только что сказал, подразумевает, что… что есть… что молоко по факту… окей, погоди, люди, выходит, тоже, — задумчиво говорит Эндрю. Нил на секунду задумывается, но его мозг не выдает ничего, кроме вопросительных знаков. — Эндрю, я люблю тебя, но я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. — Суть в том, что молоко, которое представляет собой единое целое, на самом деле просто отдельные образования, имеющие начало и конец, но которые могут быть разделены… таким образом, выходит, что Дженни теоретически могла быть частично взбита в масло, а частично — нет. И я хотел сказать, что странно, конечно, так об этом думать, но люди — это скопище бактерий и клеток, которые регулярно отмирают и заменяются новыми, так что мы, по сути, молоко. — А еще мы можем выжить, даже если отрезать нам какие-то части тела, — говорит Нил, кивая. — А ботокс можно делать только в некоторые места. Так что если мы не такие однородные, как нам хотелось бы думать, то, возможно, и молоко не такое. Эндрю смотрит прямо в камеру. — Итак, ответ на этот вопрос таков: люди — это молоко. Двигаемся дальше, — говорит он, не обращая внимания на смех Нила, — о, этот, как сказала бы Райли, душнила. «Отжаренныйпирожок»… — Хороший ник, — говорит Нил. — …спрашивает: «является ли «ничто» чем-то». — По определению, нет. — Ну, подожди… окей, остальная часть вопроса: «моя подруга утверждает, что «ничто» или «небытие» — это уже само по себе «что-то», но Я утверждаю, что «ничто» не может быть «чем-то», потому что оно и есть НИЧТО, правильно же? Типа, если я спрошу вас, что вы видите за пределами бокового зрения, ответ не будет каким-то типа «темноту» или «что-то», вы просто ничего не видите! Там ничего нет! Единственное, что существует в «ничего» — это сама КОНЦЕПЦИЯ слова «ничего», но «небытия» существовать не может. Так? Но ОНА такая: «чтобы «небытие» было частью реальности, оно должно существовать. Оно должно быть чем-то». В общем, по определению небытия просто не существует. — Оно не часть реальности, — соглашается Нил. — По определению… подожди. Стойте, я погуглю… — он придвигает ноутбук поближе. Печатает так быстро, как только умеет. Никто все равно не гуглит, так что пусть посмотрят, как он печатает. — Так, окей. Реальность, согласно определению, — это мир или положение вещей в том виде, в каком они существуют на самом деле. Или состояние или свойство наличия существования или материи. Выходит, по определению, реальность — это только те вещи, которые существуют. — Я бы сказал, что идея о том, что «небытие» — это что-то, что можно ощутить, — это как раз то место, где аргумент твоей подруги перестает работать, — говорит Эндрю. — Да и твой, на самом деле. Пример того, что находится у меня за головой — я, конечно, не вижу, но факт в том, что за моей спиной что-то есть. Там нет самого этого «ничего», просто я не знаю, что там именно, или не могу это увидеть. — Могут ли младенцы постичь небытие? — спрашивает Нил. Эндрю бросает на Нила взгляд, говорящий, что он сошел с ума. — Чего? — То есть… ты же знаешь, что у тебя за головой что-то есть, даже если ты этого не видишь, потому что у тебя есть представление о постоянстве объекта. Только потому, что ты что-то не видишь, не значит, что это «ничто», это просто значит, что ты этого не видишь. Но у младенцев нет ощущения постоянства объекта. Но на что это распространяется? Если они не обращают внимания на что-то, значит ли, что этого вообще не существует? Думают ли они, что за ними в буквальном смысле пустота? Как взрослые, мы не можем постичь небытие, потому что что-то все равно должно быть. Мы знаем о воздухе и газах, занимающих пространство, и я знаю, что дверь нашей спальни находится у меня за спиной, даже если я ее не вижу. Как только я узнал, что вещи могут существовать и когда я на них не смотрю, мне стало куда труднее представить себе концепцию «пустоты», потому что я вообще не могу представить себе что-либо, не думая о том, что оно занимает определенное пространство. Это типа… как мы на самом деле не можем представить что-то только двумерное, потому что мы не можем вообразить нечто настолько тонкое, что у него нет третьего измерения. Но дети просто живут с понятием небытия. — Может, именно поэтому дети и делают опасные штуки. Мысль о смерти их не пугает, потому что небытие — это и есть вся их жизнь. Нил с Эндрю пристально смотрят друг на друга. — Знаешь, типа, делают опасные штуки, потому что не понимают, что некоторые штуки опасны, — говорит Нил. — Возможно, дети не понимают, что такое смерть, потому что они сами — это и есть единственное, о существовании чего они знают. — Ну, так в основном говорят о подростках, у которых, как правило, есть представление о постоянстве объекта. — По-моему, мы отклоняемся от темы. — Ой ли? Эндрю задумывается, а затем кивает: — В общем, небытия не существует, потому что оно по определению не может существовать. Мы, люди, понятия не имеем, как обращаться с этим концептом, и не узнали бы его, даже увидя. В «Бесконечной истории» Бастиан мог видеть пустоту, но мне кажется, что это было бы невозможно — если бы мы вообще осознавали ее, то просто поняли, что реальность стала меньше. Мы бы заметили, если бы наш дом превратился из двухэтажного в одну комнату, но не стали бы описывать пространство, в котором находилась остальная часть дома, как «несуществующее» — дом просто перестал бы существовать. Двигаемся дальше. — Есть ли разница между разрушением и трещиной? — читает Нил. Почему именно он пытается выбрать вопрос из чата? — Только сообщение появляется — тут же исчезает. Фотографическая память тут у Эндрю, а не у него. — Этот вопрос от «ледянаякоролевапишет». — Трещина — это что-то незаконченное, разрушение — полноценное. Трещина — это когда твой друг обозвал тебя неучем, и теперь ты не будешь тусоваться с ним три недели, пока не успокоишься; разрушение — когда друг орал на тебя три часа подряд, и теперь вы больше не друзья. — Согласен, — говорит Нил. — Дальше. Эндрю бросает взгляд на экран. — «Иллюзиониствайс» говорит: «так, окей, мы с друзьями постоянно спорим из-за того, что в какой-то момент мы готовили сморы, а я поленилась и не разогрела его, поэтому двое из нас стали называть его «сырым смором». Другой друг говорит, что это уже не смор, если его не погреть, но я настаиваю, что, если я добавлю описательное слово «сырой», то уже считается. Типа, сырая котлета — это просто неприготовленная котлета, но она все равно остается котлетой, даже если она «сырая». Так, уже многобукаф… короче, если у меня есть все ингредиенты для смора, я собираю их все именно в смор, но не подогреваю, он же по-прежнему классифицируется как смор? И даже если назвать его «сырым» — разве что-то меняется?». — Окей. Так, по определению, согласно Оксфордскому словарю, — говорит Нил после лихорадочного печатанья, — это шоколад с поджаренным зефиром между сладкими крекерами. В Википедии почти так же, но еще указано, что некоторые заворачивают все в фольгу, чтобы шоколад немного подтаял. Но. Иллюзионист, возможно, ты и не подходишь под это определение, но если твои друзья подогревают все вместе, то они тоже не подходят под конкретно это определение. Думаю, ты можешь называть свой смор сырым, но они должны называть свой пережаренным. — Контраргумент, — говорит Эндрю. Нил ждет. — Хм-м. Забудь. У меня нет контраргумента. Я просто соглашусь с тобой. С другой стороны, если друзья Иллюзиониста не подогревают, а готовят смор как положено, это все равно будет сырым смором? Я говорю «да». — Твои аргументы? — Ответить «нет» казалось педантичным. — Да тут вся тема педантичная. В этом же фишка. Эндрю кивает в знак согласия. — Это сырой смор. «Сырой» значит «неприготовленный». Точнее, это то, что выходит — неприготовленный смор. Мне нравится аргумент с котлетой. В какой момент сырая говядина перестает быть сырой говядиной и превращается в сырую котлету? Когда ты режешь ее и делаешь круглой формы. Аналогично: если у тебя есть все ингредиенты нужной формы, то, полагаю, если разложить крекеры, зефир и шоколад соответствующим образом — они перестанут быть просто ингредиентами и станут сырым смором. — Что дальше? — спрашивает Нил. — «Аксиойс» спрашивает: «разрешать своим детям материться — это плохое или хорошее воспитание?», — зачитывает Эндрю. — Ни то, ни другое, это нейтральное воспитание. — Мне все равно, матерятся ли дети, — соглашается Нил. — Для меня это вообще не имеет значения. Не то чтобы слово «блять» было слюром. По-моему, они достаточно умные и тактичные, чтобы не ругаться в присутствии людей, которых бы это как-то сильно оскорбило, но мы не из таких. Если им хочется выразить чувства таким образом, я бы предпочел, чтобы они матерились, а не молчали. — Я никогда не встречал человека, чье желание материться было бы отражением его общей доброты как человеческого существа, — добавляет Эндрю. — А еще я не особо умею контролировать детей, — добавляет Нил. — Да я и взрослым-то не говорю перестать материться; если только это не мои работники, я реально не думаю, что у меня вообще есть право советовать взрослым перестать материться. Так что не вижу причины, почему я должен еще жестче требовать этого от детей, учитывая, что ситуация никому не причиняет реального вреда. — У них есть дополнительный вопрос, — говорит Эндрю. — «Должны ли родители проверять сообщения своих детей/историю браузера /и так далее?». Нет. — Не-а, — отвечает Нил. — Мои дети пропали без вести? Вот и не буду проверять их хрень. — Если ваши дети общаются с вами, то, скорее всего, вы и так будете знать, что у них к чему. А если не общаются, то, вероятно, это потому, что они вам не доверяют, и эта проблема вряд ли будет решена, если вы будете проверять их телефоны. — У меня проблема, — объявляет Нил. — Мы во всей этой фигне согласны. Мне нужно что-то, о чем мы могли бы поспорить. Хм, — Нил просматривает чат. — «Неукротимыйфеникс» спрашивает про помидоры — фрукты они или овощи… очевидно, овощи. — Неверно, это фрукты. Нил прекращает прокрутку. Он смотрит на Эндрю. — Да? — Фрукты? — По определению. — Определение помидора — это фрукт? — Не определение помидора, а определение фрукта. Помидор — это фрукт в соответствии с определением фрукта. — Если я попрошу тебя сделать мне злоебенный фруктовый салат, Эндрю, что ты туда положишь? — А ты когда-то видел такой фруктовый салат, в котором были бы все фрукты? — А ты когда-то видел фруктовый салат с помидорами? — Дай мне полтора часа сходить за покупками, и я что-нибудь соображу. — Нет, не сообразишь, потому что я не буду это есть. — Так ты погугли, — говорит Эндрю. — Ты сейчас буквально сидишь за компьютером, загугли. Нил гуглит. — Помидоры — это фрукты, которые диетологи считают овощами, — читает Нил. Он не может смотреть на Эндрю. Эндрю наградит его этим своим самодовольным взглядом. — Здесь написано, что кабачки тоже фрукты. — Я готов с этим смириться, — отвечает Эндрю. — С другой стороны, — говорит Нил, потому что он еще не дочитал и не намерен сдаваться, — слово «Овощ» используется для обозначения широкого спектра частей растения, в которых не так много фруктозы. И овощи используются в кулинарных блюдах одним способом, а фрукты — другим. — Но по определению? — самодовольно спрашивает Эндрю. Нил закрывает вкладку. — Теперь любой может найти определение и выиграть спор, но суть не в этом, суть в том, что мы должны спорить. — Ты гуглил определения на протяжении всего стрима, ты не можешь сейчас менять правила. — В правилах не было сказано, что я должен искать определения, я искал их, просто чтобы дать нам отправную точку. — И отправная точка говорит о том, что я прав. Даже не нужно никуда двигаться. Отправная точка для чего? Это не спор, потому что я его уже выиграл. — Ты бы добавил помидоры в панкейки? — Возможно. — Не лги мне, ты бы никогда этого не сделал. Помидоры недостаточно сладкие. — В мире существуют и сладкие помидоры. Я их найду. Я что-то слышал о помидорах из Джерси? — В этом мире нет помидоров, которые были бы настолько сладкими, чтобы ты украсил ими свою панкейковую-башню-из-взбитых-сливок-посыпанную-сахарной-пудрой-и-посыпкой. — Окей, хорошо, это правда, но ты не можешь просто говорить, что помидоры — это овощ, когда ботаники — люди, действительно знающие, о чем говорят, утверждают… — Ботаников не существует, — язвительно говорит Нил, ухмыляясь, когда Эндрю улыбается, смотрит в пол и качает головой. — Ты самый глупый человек на свете. — Ты тот, кто вышел за меня, что, по-моему, делает тебя еще глупее. — Самый неоригинальный ответ. — Ты неоригинальный. — Я абсолютно уникален. — Тебя… у тебя буквально… Эндрю, тебя буквально двое. У тебя есть доппельгангер. Эндрю выглядит оскорбленным до глубины души. — Двое… Нил Джостен, ты судишь о нас по нашей внешности? Ты знаешь нас с Аароном одиннадцать лет, даже больше, уже одиннадцать с половиной, и ты судишь нас по внешности? Это мелочно, Нил, это… — Ну, знаешь, я все-таки чуть-чуточку сужу тебя по внешности… — И, что более важно, я определенно родился первым, и какую бы херь не подразумевал алфавитный порядок наших имен, он делает меня оригиналом, а Аарона — двойником. Нил прыскает: — И с чего ты это взял? Насколько нам известно, Аарон вполне мог бы быть старшим братом… — Он абсолютно точно не старший. Во-первых, вот Аарон для тебя вайбит старшим братом? Нет, ни капельки, в этой семье все вайбы старшего брата только у меня. Во-вторых, известно, что первенец получает наибольшую долю генов своих родителей, и… — Наука и генетика так не работают. — Ты не генетик. Ты хочешь сказать, что и генетиков не существует? — Нет, они существуют, и аргумент, который ты приводишь, не является научно обоснованным. — Окей, Мистер Помидоры Это Фрукты Потому Что Мне Так Хочется. — Ладно. Окей, хорошо, но почему ты думаешь, что ты унаследовал больше родительских генов? — Появление двойняшек передается по наследству, и появились они только в моей семье, а не в его. Нил чуть не падает со стула. — И, — продолжает Эндрю, игнорируя тот факт, что Нил не может дышать, — как и мы с Аароном, наши двойняшки — это случайность. Через минуту к Нилу возвращается хоть какое-то самообладание. — Счастливая случайность, — выдыхает он в камеру. — Наши двойнята — счастливая случайность. — Это правда, — соглашается Эндрю. — Они — счастливая случайность. — Но у нас не естественные двойняшки, у нас, по большей части, ГМО-двойняшки. — Мы как Беар Гриллс в мире близняшек. Нам нужен новый вопрос. — Твоя очередь выбирать, я выбрал последний. Эндрю смотрит на Нила, и Нил съеживается. Сейчас что-то будет. — «Тысяча_осеней» спрашивает: «какой вид спорта, за исключением экси, самый секси». — Спокойно, ни один, все виды спорта, которые не-экси, ужасны, — отвечает Нил. Он бросает взгляд на Эндрю, но Эндрю просто кивает в знак согласия. — Да? Нет? — Продолжай, продолжай, — говорит Эндрю. — Давай, выскажись полностью. — Экси жесток и требует стратегии. И, помимо этого, все остальные виды спорта в мире скучные. Эндрю? Эндрю поднимает палец. Нил ждет. — Бейсбол, — объявляет Эндрю. — Бейсбол, несомненно, самый сексуальный вид спорта… Нил отпускает его руку и встает. — В этой их тесной униформе в тонкую полосочку, — продолжает Эндрю, поворачиваясь на стуле и громко произнося слова в направлении Нила. — И их спортивное мастерство: в бейсболе никто никогда не ведет себя подло, а эти их строгие правила — не пинать мяч ногами, только один человек может отбивать мяч в одно время… а то, как красиво они все меняются местами, бейсболисты секут в гомоэротизме… Нил возвращается на свое место, чтобы заговорить в микрофон: — Ладно, погоди, еще раз повторю: то, что делают питчеры, когда наклоняются и щурятся за двумя парами солнцезащитных очков и под бейсбольной кепкой, жуя табак, а потом просто харкают в грязь, потому что жуют табак, — это сексуально? Это гомоэротично? Осмелюсь не согласиться. Они носятся по этому ебучему треугольнику, скользя по грязище… какого вообще хуя они играют на улице? Купите себе крытый стадион, не застревайте в прошлом веке; и вот только потом ты сможешь говорить со мной о том, что бейсбол — это секси. Послушай, я всегда знал, что сексуальное влечение — это скам, пошедший от «Биг Секси»… Эндрю опускает голову на стол. — …но если ты собираешься сидеть тут, смотреть мне в глаза и твердить, что бейсбол — это секси, мне придется отвести тебя в центр депрограммирования, потому что с тобой что-то конкретно не так, я… — Концепция бейсбола не привлекает меня в сексуальном плане… — Тогда не стесняйся объяснить мне, о чем был этот вопрос, или как, сука, мы должны на него ответить… где там Джастин Тимберлейк, мне нужно, чтобы кто-то принес сюда «секси» и дал мне ебливенькое краткое изложение о том, что оно значит… — Знаешь, если бы я играл в бейсбол вместо экси, мы бы никогда не встретились… — Нет, потому что ты был бы совершенно другим человеком, а я бы никогда не смог полюбить бейсболиста. — Вот видишь, я как раз хотел сказать, что это хорошая причина преодолеть твои предубеждения. — Тебе даже нет дела до бейсбола! Тебе он совершенно безразличен, и ты это знаешь, ты специально выбрал этот вопрос, чтобы можно было прикинуться, что люди, которые бегают аккуратными маленькими кругами так, как им велят правила, — это все, чем ты увлекался в этой жизни, просто чтобы я мог поразглагольствовать об этом. — Ты же хотел о чем-то поспорить, — отвечает Эндрю, и на секунду у него на лице мелькает улыбка, а потом тут же снова исчезает. — Здесь не о чем спорить. Есть только один реальный ответ: слово «экси» буквально есть в слове «секси», а еще есть ложный и неправильный ответ — «бейсбол». Боженька. Бейсбол. Им даже шлемы почти не нужны. — Я уступаю, — объявляет Эндрю. — Уступаешь? Нет, ты никогда этого не переживешь… — Я соглашусь, что помидоры — это овощи. Нил поднимает руку, а затем понимает, что Эндрю держит ее. — Отпусти мою руку. Эндрю отпускает, выглядя ошеломленным. Нил протягивает руку: — Пожми. — Мы буквально держались за руки, — говорит Эндрю. — Это не рукопожатие. Пожми. Эндрю поворачивается, чтобы пожать ему руку. — Вот, это как держаться за руки, разницы никакой. — Неверно, — говорит Нил, отпуская правую руку Эндрю и снова беря его левую. — Никто никогда не говорит, типа: «о-оу, посмотрите только на эту сладкую парочку, идущую по улице и пожимающую друг другу ручки». — Никто никогда не говорит такого и о людях, которые держатся за руки. — Рукопожатие предполагает движение, а держание за руку — нет. Эндрю размахивает их соединенными ладонями взад-вперед. — Движение. — Никто не пожимает руки боком. Ты споришь, потому что просто не хотел отпускать мою руку. — И что, я должен извиняться за это? Нил улыбается ему. — Нет, думаю, нет. Мы можем продолжать держаться за руки. Эндрю возвращается к чату. — Окей, нам нужен другой вопрос, пока мы не стали слишком «сопливыми» и не заставили наших детей плеваться и фукать. «НевыразимыеВульфстар» спрашивает: «сколько отверстий в соломинке?». Ответ: «бесконечно», я выбираю этот вариант и буду его придерживаться. — Объясни, — велит Нил. — В каждом кольце атомов в соломинке есть отверстие. — Тогда, скажем, в кольце тоже бесконечное количество отверстий? — Да. — Мой ответ: «одно», потому что именно столько колец, а соломинка — это просто длинное кольцо, — говорит Нил. — С другой стороны, рот и анус считаются двумя разными отверстиями, так что. Нил морщится: — Это… окей, послушай, так-то это факт, но… ну, может, это потому, что ткани разные, типа, вот кишечник, а там уже пищевод… — Получается, ты утверждаешь, что каждый раз, когда меняется материал или ткань, появляется новое отверстие? — Возможно. Полагаю, это и есть мой аргумент. Альтернативный вариант: наличие в трубочке одного или двух отверстий зависит от длины, и с этим гораздо сложнее спорить. В какой момент в какой-то штуке появляется два отверстия? Эндрю задумывается. Нил наблюдает и ждет. Ему нравится, как Эндрю хмурит брови, совсем чуть-чуть, когда думает. — Куб, — говорит Эндрю. — Если длина предмета превышает его ширину, в нем появляется два отверстия. В одной пенне два отверстия, а в бисеринке в форме куба — одно. — В качестве альтернативы, в ней может быть и только одно отверстие, потому что, если продеть нитку, ей больше некуда будет выйти. В железнодорожном туннеле один выход или два? — Видишь ли, мне кажется, ты просто доказываешь мою точку зрения, потому что если в железнодорожном туннеле только одна дыра, то тебе, скорее всего, пизда. — Но в какой момент это перестает быть дивотом и превращается в дыру? Эндрю открывает рот, но проходит секунда, прежде чем он что-то произносит. — Я собирался сказать, что если дыра не проходит насквозь, то это просто дивот, но никто не сажает дерево в дивот. — А роет для этого дыру, — соглашается Нил. Эндрю хмыкает. Нил хмыкает в ответ. — По-моему, мы ни к чему не пришли. Типа, что вообще такое дыра? — Не делай этого, — говорит Нил. — Не заходи на эту территорию. — Разве это не просто пространство, в котором не должно быть пространства? Никто же не говорит, что комната — это дыра в доме. Никто не называет дверной проем дырой в стене. В чем разница между перегородкой и дырой? Одно должно быть там, а другое — нет. Да и не то чтобы в середине соломинки была дырка, как в пончике. Так, получается, в соломинке вообще есть отверстие? — Ладно, — говорит Нил, — нам пора закругляться. — Ты так и не ответил мне, Нил. Нил? Как ты думаешь, в соломинке есть отверстие? Нил, мы рождаемся с дырками в теле? — И на этой ноте, — продолжает Нил, — я хочу поблагодарить всех… о боже мой, тут какая-то ошибка… написано, что с нами двести тысяч семьсот восемьдесят шесть зрителей? Тут неверно отображается. Короче, спасибо, что посмотрели и задали нам вопросы, простите, что мы не смогли ответить на все… — Атмосфера Земли — это просто дыра в космическом пространстве? — По-моему, мне нужно отойти и пережить экзистенциальный кризис. Счастливого Хэллоуина, хорошего вечера. Эндрю отпускает его руку, чтобы поднять Короля и показать в камеру. — Король желает хорошего вечера. — И, в зависимости от того, насколько нам будет скучно в будущем, услышимся позже, — Нил выключает трансляцию и опускает голову на стол. Эндрю берет его за руку. — Никто никогда не говорит, что в кружке есть отверстие, если только оно не было сделано случайно. Кто вообще решил, что в соломинке есть отверстие? Дверь открывается, и врываются Пейдж с Натали. — Было весело, — улыбается Пейдж. — Я не знаю, как разговаривать с людьми, — говорит Нил. — Не, па, ты вообще молодчина, — говорит Натали, отмахиваясь от него. — Да и вообще, это не ты назвал нас случайностью. Нил смеется. Эндрю только пожимает плечами: — Мы не знали, что вас будет двое. Я же не говорю, что я этому не рад… — Но по определению, — говорит Натали, заставляя Пейдж покатиться со смеху. — Точно, — соглашается Эндрю. — Ну короче, это же была хорошая идея? — спрашивает Пейдж. — Устроить такое? Хорошая же идея? — Спроси меня еще раз, когда Нил оживет. Нил поднимает голову. — Это была хорошая идея, — соглашается он. — И было весело. Пейдж с Натали ликуют. — Но прямо сейчас я хочу шоколад, — говорит Эндрю. — Сегодня Хэллоуин, а мы даже не ходили в «Сумерки» в этом году, и я хочу шоколад. — Шоколад! Шоколад! Шоколад! — скандируют Пейдж и Натали. Они возглавляют шествие вниз по лестнице. Вчетвером съедают целую упаковку печенек «Риз». — У тебя все хорошо? — спрашивает Нил той ночью, когда Эндрю сворачивается калачиком на нем. — Да. Я правда… я правда думал, что смогу с этим справиться, — говорит Эндрю. — Я просто… Нил нежно проводит пальцами по его волосам. — Все в порядке. Тебе не нужно ничего объяснять, любимый, я просто хочу знать, все ли у тебя хорошо. Эндрю делает глубокий вдох и целует его ладонь. — Будет. Утром у меня все будет хорошо. Я люблю тебя. — Я тоже люблю тебя, Дрю. Нил закрывает глаза. По опыту, когда он ложится спать, утро обычно наступает быстрее.