Зарисовки XIV

– Я все помню, – говорит Клодиен. – Но ничего не чувствую. Фемид улыбается. Эфирное Море плещется у его ног. Когда-то Эмет-Селк говорил, что оно выглядит для всех по-разному, что оно принимает тот образ, который ближе всего душе, готовой туда отправиться. Для него – это настоящее море, безграничная лазурная глубь, которая так и манит искупаться. Интересно, это и ощущаться будет, как вода? – Я знаю, – говорит он. – Не волнуйся. Пусть ты – перерожденный Эрихтоний, ты все же не он. И с моей стороны было бы эгоистично требовать от тебя его чувств. Клодиен переступает с ноги на ногу, видно, что этот разговор дается ему нелегко. – Лахабрея сказал, что очень скоро память Эрихтония развеется, и останется лишь моя. Это неправильно – помнить предыдущие воплощения. Но пока я помню… Может, ты хочешь о чем-то спросить? Фемид качает головой. Море притягивает. На иллюзорной, видимой только ему, поверхности воды – золотистые блики. Он даже ощущает запах йода и соли, дуновение легкого ветерка на лице. Единственное, чего он сейчас хочет – окунуться в эту ласковую, прохладную воду. – Если ты хотел знать – он по-настоящему любил тебя. – Я знаю, – повторяет Фемид и снова улыбается. Удивительно. Он был уверен, что за все, что они втроем с Лахабреей и Эмет-Селком натворили, его Эфирное Море будет ямой с кольями или огнем пожара. – Он ждал тебя, – продолжает Клодиен. – Там, в Эфирном Море. Не уходил на перерождение, ждал, когда ты придешь, и мы сможем переродиться вместе, получить новую жизнь рядом, чтобы больше никогда не размыкать рук. Ждал годы, потом столетия, потом тысячелетия, а ты не приходил, и я устал. Я родился снова – сначала девушкой-художницей, потом слепым воином, потом дочерью деревенского старосты, потом еще многими и многими. Теперь – Клодиеном, и именно сейчас ты решил все-таки прийти? Он говорит все быстрее и быстрее, будто слова не держатся внутри, вырываются помимо его воли, и наконец замолкает. – Я солгал, что ничего не чувствую, – произносит он наконец, и его голос дрожит. – Мне больно. Я знаю, что ты не виноват, что ты не мог прийти раньше, знаю – но принять это не могу. Мне больно – словно ты предал меня. Или я предал тебя. Но итог один и тот же. Фемид молчит. Близость Эфирного Моря прояснила его мысли, вернула воспоминания, отобранные Зодиарком – и теперь он тоже помнит все. Он мог бы рассказать о том, сколько раз пытался – резал себя, вил петлю, бросался со скалы в море. Вдвоем с Эмет-Селком – Лахабрея, все-таки, оказался умнее и не стал ставить на себе экспериментов – они испытали, наверное, все существующие способы расстаться с жизнью, но ничего не помогло. Он каждый раз возвращался обратно, сначала в свое, а когда тело Фемида истлело и рассыпалось прахом – в чужое искалеченное тело. Ни разу он не увидел мерцающую водную гладь – до сегодня. Вместо этого он спрашивает: – Какое у Эрихтония самое счастливое воспоминание? Клодиен молчит, и, когда Фемид уже думает, что он не ответит, произносит: – У тебя… был первый выходной за несколько недель, они там в Совете совсем тебя замучили, и я взял тебя в охапку и привел на побережье. Там был каменистый пляж, идти было трудно, но мы все равно шли, держась за руки, под шум волн. Мы целый день там провели – искали драгоценные камни среди выкинутых на берег, купались, занимались любовью в тени большой скалы. Говорили о том, что наш общий дом должен быть где-то в похожем месте. Я был так счастлив, я думал, нас ждет много таких дней… Он замолкает. Ему не нужно продолжать – Фемид тоже помнит тот день. Возможно, именно благодаря ему Эфирное Море сейчас выглядит именно так. Клодиен делает шаг. Протягивает руку, хочет прикоснуться к лицу Фемида, погладить его по щеке – но его пальцы касаются пустоты. Фемид виновато пожимает плечами. Он уже мертв, наконец-то мертв, неудивительно, что он потерял способность взаимодействовать с миром живых. – Что мне делать? – шепотом спрашивает Клодиен. – У меня ведь есть моя работа, мои исследования. Я еще не закончил свой путь. – Позволь его воспоминаниям исчезнуть и живи дальше жизнь Клодиена, – просит Фемид. – Будь счастлив. Он наклоняется, зачерпывает ладонью иллюзорную воду – та стекает с мокрых пальцев, и каждая капля искрится в лучах невидимого солнца. Эфирное Море оказывается куда милосерднее, чем он боялся. – Ты так долго ждал меня – теперь моя очередь немного подождать.