Научимся.

М-21, тайком позевывая, чесал за ухом прижимающегося к нему кота и проводил время в приятном – как оказалось – "ничегонеделании". Другие три члена RК-4 – к тайному злорадству седовласого – отбывали службу. В школе. Кто за экраном ноутбука, кто вокруг школьных стен, а кто и за партой. Хе-хе. Сам шрамованный на "больничном" находился уже четвертый день. Что очень злило вышеперечисленных. Около четверти часа назад пришел Франкенштейн и куда-то забрал Наиту, не объясняясь. Впрочем, какие могут быть объяснения от хозяина дома… Оставленный своей владелицей кот тихо урчал у бока М-21. Сейчас сложно было поверить, что это милое пушистое создание наводило такой ужас на обитателей дома. Животинка блаженно щурила глаза, превратившись из грозного похитителя флешек и истребителя плащей в теплого домашнего питомца, руки к которому так и тянулись – погладить длинную мягкую шерсть, почесать за смешно дергающимся ухом. Кстати, о флешках. Из всех домочадцев Наитин любимец почему-то особенно выделял Тао и при любом удобном случае проявлял к нему свое внимание. Парень платил той же монетой. У кота и хакера с первой встречи возникло сильное, яркое, непреодолимое чувство. Взаимная антипатия. Кошак при любой возможности таскал у Тао флешки – даже тогда, когда хакер снял с них все брелки: вроде как ради спортивного интереса. А парень метко кидал в животинку тапочками, останавливаясь от запуска чего-то более тяжелого и острого только напоминанием: «Это питомец Наиты. Любимый. Подумай, на что способны хрупкие девушки за посягательство на их любимцев». Хакер замирал, прятал хлысты, по которым, потрескивая, уже проходили заряды тока (в доме в такие моменты обыкновенно случались перебои с электричеством), фыркал, грозил хвостатому кулаком и покидал комнату М-21. Почему именно его обитель? Потому что, как мы помним, именно там организовался кошачий склад, к которому Тао ходил уже как к памятнику, постоянно выуживая оттуда свои вещи. Недоумевающая Наита – ведь заначки обычно делают собаки – снисходительно прощала питомцу его маленькие недостатки («Маленькие?! МАЛЕНЬКИЕ?!!!») и лишь извинялась за него перед мужчинами, когда уволакивала возмущающуюся животинку к себе в комнату. Пакостей никому, кроме хакера, животное больше не устраивало. Зато на нем отыгрывалось по полной программе… Другим жителем дома, которого среди других выделял Наин кот, был, как ни странно, М-21. Носки у него больше никто не воровал, галстуки не трогал… Блаженство. При любом удобном случае – пока законная хозяйка не видит – кошак аккуратно пристраивался к седовласому под бочок, усиленно напрашиваясь на скупую мужскую ласку. Умильно вонзал коготки в любимый диван Франкенштейна, с готовностью ныряя затылком под ладонь М-21, когда тот решался его погладить, с удовольствием подставлял и брюшко со светлой нежной шерсткой. Шрамованный, если можно так выразиться, таял; льстило ему и то, что Тао, видя подобные «семейные сцены», тихо ревновал. Правильно, ему-то досталась незавидная роль нелюбимой тещи… К маленькому складу под своим столом оборотень относился философски, как и к регулярно навещающему его коту. Даже уже почти не вздрагивал по ночам, когда открывал глаза, а прямо на него смотрела усатая морда: после ночного визита к «подстольной заначке» кошак тяжелой мохнатой тушей запрыгивал к мужчине на грудь, обнюхивал лицо, укладывался и урчал несколько минут. Грелся. Зато потом все равно убегал к хозяйке – ночевать… К снайперу кот стал как-то равнодушен. Единственной его радостью было подпрыгивать на Такео со спины и вцепляться в длинный хвост. Снайпер такой радости не разделял, но великодушно терпел – о чем свидетельствовало отсутствие в кошачьей тушке пулек. «Та-та-та. Та-та-та. Та-та-та. Пам-пам-пам...» В голове крутилась мелодия – одна из тех, что нарушали холодную тишину Франкенштейновских апартаментов. После вчерашнего дня Наита больше не играла. Похоже, взмокший и ошалелый М-21, без спросу ворвавшийся в зал, ее все-таки напугал… И, что удивительно, не отпугнул. Девчонка, практически не поднимаясь к себе наверх, все время проводила в гостиной и постоянно находилась где-то поблизости. Нарочито беззаботно беседовала с мужчиной, уже почти не стесняясь; что-то красочно рассказывала ему, ловко и неуловимо подталкивая к разговору закоренелого молчуна; осмелев, даже позавтракала с ним – с упорством подсела и за обедом. И все бы хорошо, если бы не эти полные беспокойства, тревоги и еще чего-то неопределимого взгляды, которые М-21 ловил на себе. «Хватит за меня волноваться. Все нормально. Я взрослый адекватный человек, в конце концов!» – его так и подмывало это сказать, но модифицированный удерживался, чтобы не обидеть Наиту. Ему и так было неловко за свой срыв. Он не понимал, что с ним тогда произошло, но и не хотел понимать. Пока, потому что мысли начинали опасно срываться в какую-то страшную неизведанную пропасть, уволакивая за собой и Разум. А потерять рассудок – это непозволительная роскошь. Тем более, что внутри сидело нечто пугающее, инородное, способное вылезти наружу абсолютно спокойно – стоит лишь забыться. Вылезет, обнажит свои когти-зубы, оскалившись… И неизвестно, кто попадется на пути этому монстру – враг или нуждающийся в твоей защите человек, к которому тебе не посчастливилось привязаться. Да, сердечко стучит так, как положено, но какую тьму оно скрывает в себе? Во что превращает помутившегося сознанием??? Если ответ и есть, то он в конце длинной тернистой дороги, и путь к нему предстоит нелегкий. И небезопасный. В последние дни М-21 часто ловил себя на мысли, что ему было бы куда проще, сохранись у девушки память о событии на складе. Намного проще – школьница на версту не подошла бы к оборотню, хладнокровному и жестокому убийце, каким он наверняка предстал перед ней. Или… подошла бы? Поцеловала же… зачем-то. Мужчина не был знатоком людской психологии – раньше сей факт его не особо заботил, как, собственно, и сами людишки – и потому твердо верил, что таким образом выражается чистая и искренняя благодарность. Оригинальное «спасибо» - и ничего больше. Ничего больше. Сам седовласый, признаться, еще никогда никого не целовал… (…Зато успехов на фронте полового воспитания добиться успел. Помнится, только-только отпущенные "на волю" М-21 и М-24 решили испробовать все прелести мирской жизни. Осмотр достопримечательностей не обошел стороной и места определенной репутации: в «домах под красным фонарем», где с товарищей, благодаря способностям М-24, не требовали платы, модифицированные развлекались долгое время. Смешно, но М-21 и тогда не целовался – считал это слишком грязным.) Теперь же нисколько о том не пожалел. Ему открылась такая невинная и чистая теплота обыкновенного человеческого поцелуя, которую делить с проституткой просто омерзительно. Но довольно об этом. Шрамованный, бережно отстранив теплую меховую шапку («меховая шапка» при этом обиженно мявкнула и поскорее вернулась на нагретое место), поднялся с дивана... зачем, пока не сообразил, но поднялся. Подумал, не сделать ли себе ЧАЮ. Подумал, не куснул ли его случайно Рей. Подумал, что не куснул. Подумал, что ВСЕ-ТАКИ СДЕЛАТЬ... И тут в гостиную ворвалось босоногое растрепанное нечто и со всего маху врезалось в мужчину, из-за чего тот, не устояв, попятился на пару шагов. Девушка – невысокий полуодетый цуцик – подняла на него круглые глаза, узнала и судорожно обхватила руками, вжимаясь лицом в рубашку. - Н-не отдавайте! Не отдавайте меня... ЕМУ!!! Седовласый, окаменев, растерянно пялился на ее затылок. А Наита уже всхлипывала, сотрясаясь ощутимо крупной дрожью, что-то шептала и утыкалась в его грудь. Послышались поспешные шаги. Прежде чем на пороге комнаты успел появиться златовласый человек в белом халате, девушка вскинулась и, нырнув под рукой М-21, оказалась у него за спиной, снова обхватила, цепляясь ладошками за рубашку - словно используя в качестве щита, - и зашептала: - Не отдавайте меня... Пожалуйста! Мужчина, пребывая в глубоком изумлении, оглянулся назад, чтобы увидеть ее... но шея так не изгибается. - Наита! - с напускной строгостью воскликнул пришедший Франкенштейн. Седовласый перевел на него взор, безмолвно спрашивая, что здесь происходит. Но ученый не ответил. Он выглядел крайне обеспокоенным. Судя по белоснежному халату, медицинским перчаткам на руках, очкам – тем самым, с прямоугольными стеклышками, которые Франкен надевал только тогда, когда обследовал модифицированных, – и... чересчур летней форме одежды Наиты, девочку, скорее всего, либо обследовали, либо оперировали. Но почему тогда Наи так напугана? Не ставил же директор над ней опыты… - Успокойся! – Франкенштейн сделал к ней шаг... Девушка вскрикнула, отцепилась от М-21 и, чередуя неровные резкие скачки и пугливые остановки, отбежала далеко назад, к окну. – Н-не подходите! – она подтянула руки к груди, выставляя перед собой ладони – защищаясь. Ученый не обращал внимания на ошарашенные взгляды седовласого и, не моргая, напряженно следил за школьницей. Шажок, еще шажок... Зоркий М-21 замечал, как Франкен очень медленно и аккуратно сокращает расстояние до Наиты. Однако девушка тоже видела. И вряд ли ее это радовало. Оборотень подобрался, сосредоточился: тягостная, "пороховая" атмосфера - воздух едва не потрескивал - передалась и ему. Франкенштейн, обогнув диван, постепенно приближался. Когда он вторгся в личное пространство, преодолев невидимую черту, границу неприкосновенности, мертвенно белая Наита не выдержала и скаканула на подоконник за спиной: рывком дернула оконную раму – та с глухим стуком врезалась в стену, – обернувшись, неуклюже ссутулилась. Впрочем, это только со стороны казалось, что неуклюже – кошка, когда чувствует опасность, так же выгибает спину. Вцепилась рукой в оконный косяк и звенящим голосом заявила: – Я лучше прыгну!!! Не приближайтесь! Да, высота не большая – не двенадцатый этаж, - но при большом желании можно убиться и с нижней ступеньки. Другое дело, что выбравшись на улицу, Наи в таком состоянии попадет под первую же встречную машину… На лице Франкенштейна проступила явная растерянность. Он быстро переглянулся с М-21, открыто поднял руки, как бы демонстрируя ладони, но девчонка взвизгнула и спиной наполовину высунулась из окна. - У-уберите!!! Уберите эту штуку!!! Мужчина, внезапно догадавшись, присел и осторожно отшвырнул скальпель, который до сих пор был зажат в его руке, куда-то назад; послышалось характерное звяканье и царапающий скрежет острия по паркету. - Я убрал, - тихо произнес блондин и встал, опять показывая ладони. Но позы девушка не меняла и спускаться не собиралась. Она в напряжении застыла, как натянутая тетива лука, и казалось, будто из всей Наиты живут лишь плечи – вздымающиеся от глубоких шумных вздохов. Франкенштейн выждал немного и тронулся с места. - Наита, - вкрадчиво начал ученый, но та, к кому он обращался, сморщилась, сглатывая, и воскликнула так, точно сейчас сломается и заплачет: - Да не подходите вы! Не надо... Умоляющая интонация ее голоса посчиталась мужчиной достаточно благотворной для дальнейшего продвижения, и он снова шагнул, уже более уверенно. Ошибка. Наита, вовсе не желая успокаиваться, вскрикнула и выставила ногу назад, на наружный подоконник - хлипкий, декоративный. - Уйдите! Не приближайтесь ко мне!!! Франкенштейн чертыхнулся и послушно отошел назад, вдруг с намеком обернувшись к М-21. Тот не сразу, но все же верно понял его взгляд, моргнул, соглашаясь, и нерешительно приблизился к девушке. – А я... Я могу подойти? На седовласого Наи смотрела по-иному: она молча уставилась на него, не отвечая. Лицо девушки немного разгладилось, прояснилось, и ощущение, что она вот-вот разрыдается, пропало. Франкенштейн прозорливо отошел совсем далеко, в другой конец комнаты. - Что случилось? - мягко спросил М-21, понимая, что всё зависит от него. Девичья щека дернулась. - У тебя рука в крови, - заметил мужчина. - Ее нужно остановить. Наита и бровью не повела, возможно, даже не расслышала. Как будто ей абсолютно безразлично – пусть хоть вся вытекает. – Запачкалась вся… Потом не отстираешь. М-21 удачно приблизился к самому подоконнику. Протяни он руку - коснулся бы голого живота. - Чего ты боишься? - оборотень использовал всю свою власть над голосом, чтобы не дать проскользнуть в него обыкновенной грубоватой хрипотце. Девчонка думала целую вечность; мужчина уже усомнился в состоятельности ответа, но она разомкнула посиневшие губы, выталкивая одно-единственное слово: - Его. М-21 оглянулся на ученого. Тот всем видом отобразил: «Я бы тебе объяснил, что и как, но... видишь же, пока просто не позволяют обстоятельства... » - Его? Златокудрый сосредоточенно скрестил руки на груди, но в то же время выглядел он расслабленнее: видимо, полностью положился на скорость и быстроту реакции оборотня. В случае чего. – Ты боишься нашего директора? – мужчина специально сказал «нашего», как бы морально становясь с Наитой на одну ступеньку, рядышком, под общую крышу директорской длани. По узкому лицу прошла волна эмоций. Наи словно обрела прозрачность: внутри нее черной пляшущей дымкой разразилось жестокое противоречие. Разумом-то девушка понимала, и понимала многое, но сейчас этот Разум был бессилен против нахлынувших чувств. - Хорошо... - проговорил М-21, догадываясь, что ответ на предыдущий вопрос, скорее всего, положительный. - А меня... Меня ты боишься? Он внимательно всмотрелся во влажные синие глаза. В этот раз школьница не мешкала. Подрагивая, она покачала чуть заметно трясущейся головой. - И ты... веришь, что я не причиню тебе вреда? Когда разговариваешь с маленьким - трех-четырехлетним - ребенком и задаешь ему вопросы, требующие осознания своих чувств, своего состояния, он долго думает. Смотрит на тебя исподлобья, будто бы немного сердито, круглоглазо, а ты практически видишь, как внутри него что-то шевелится. Шестереночки, большие и тяжеловесные рычаги, лампочки... Идет мыслительный процесс. Ты снисходительно ждешь его ответа и, наверное, улыбаешься, не подозревая, что, возможно, в этой голове сейчас разворачивается Вселенная. И что этот человечек передумал множество вещей, осторожно и тщательно взвешивая, что же лучше тебе выдать... Утвердительный кивок. Плечи стали дрожать чуть меньше. - Тогда... Ты не возражаешь, если я сниму тебя отсюда? Здесь может быть опасно. М-21 медленно поднял руки, не встретив сопротивления, мягко взял девушку за талию и легко поднял с подоконника. Наита же еще в воздухе сама потянулась к нему и плотно обняла за шею, доверчиво прижимаясь. Мужчина аккуратно подхватил ее под коленками, придерживая за поясницу, и вдруг уловил еле слышную мольбу, глохнущую где-то в ткани воротника – на сгибе между плечом и шеей: - Не отдавайте меня... Пожалуйста... ЕМУ… Седовласый, чувствуя грудью отчетливое убыстренное сердцебиение, ощущая жар чужого тела, развернулся лицом к Франкенштейну, в тишине созерцавшему всю сцену, и... крепко задумался. Правильно ли он поступает? И почему гложет чувство вины, твердя: то, что он собирался сделать - предательство? Почему предательство-то??? Но кто знает, чем ученый напугал школьницу до такой степени, что она предпочла бы выпрыгнуть из окна, чем позволить своему директору приблизиться... Уж явно не школьным дежурством. Франкенштейн, пока его ученица была в сильных, надежных, пусть и немного нечеловеческих руках, успел отлучиться и вернулся почти сразу же. М-21 хмуро глянул на него поверх Наиного плеча. Домовладелец, пользуясь тем, что девочка не видит, беззвучно подошел к ним, что-то доставая из кармана... Наита дышала ровно. Ей было спокойно. Удивительно спокойно. Надежно, что ли. Она не могла не доверять этому человеку – держащему ее в руках легко, как ребенка. Девушка скорее бы поверила тому, что ее способен предать весь мир, друзья, директор... но не аджосси. Почему? Наи не знала. Что-то внутри, интуитивное, подсознательное, принимало этого непонятного человека с седыми волосами и шрамом на лице (что, если это из-за него мужчина не улыбается? Потому, что больно?). Будто прямо из груди протянулась ниточка, живая кровяная ниточка, с каждым днем становясь все более похожей на толстую аорту. Волосы. Серебряные. Мягкие, невесомые. Хотелось и дальше – как сейчас – касаться их губами, дышать, чуть шевеля. Ворошить. Убирать эту вредную челку, так и норовящую скрыть половину лица. Обнимать вредного – под стать челке, – ершистого аджосси, скрещивая руки за стальной спиной. «Хочется, да не можется», - поговорка из одной известной народной сказки. Но ведь... просто быть рядом с ним, касаться... уже счастье? Мужчина отчего-то крепче прижал девушку к себе. В шею что-то кольнуло. Наита вздрогнула. Ее губы исказила горькая, не видимая никому улыбка. - Это... подло, - с упреком выдохнула она в ухо М-21 и обмякла в его руках. Франкенштейн стиснул шприц в ладони. – Неси ее в палату, – приказал он, разворачиваясь – полы халата поплыли по воздуху за ним, - и быстро зашагал первым. Оборотень перехватил школьницу – теперь держать ее было не очень удобно... но ему же не привыкать? – и двинулся следом. По дороге блондин сбивчиво объяснял: – У нее под кожей живота инородное тело. Небольшой осколок, существенно он ей не вредил, да и расположен удачно, не задевал ничего... Я посчитал, что достать его лучше позже, чтобы не подвергать опасности... Но она уже достаточно оправилась... Сегодня можно... – он тряхнул золотистыми локонами. – Я и не ожидал... такой реакции. Похоже, анестезия слабо подействовала... да что я тебе объясняю? – внезапно разозлился мужчина, толкая в сторону дверь. – Давай, клади сюда. М-21 подошел к кровати: рядом с той находилась позабытая стойка с капельницей и столик на колесиках, на котором расположились хирургические принадлежности. Франкенштейн отошел к шкафу, меняя перчатки, а седовласый уложил Наиту на койку. – Кровь остановить надо, – напомнил он, только сейчас соображая: вся его рубашка в багряных разводах. - По-моему, уже остановилась, - ученый намочил вату спиртом и стал стирать подсохшие алые кровоподтеки с девичьей руки. - На ней хорошо все заживает. Даже синяка скоро не останется. Он выпрямился, неосознанно теребя пальцами комок ваты. Задумался, и в этой задумчивости случайно обронил: – У нее паническая боязнь скальпеля. – Только? Может, острых предметов? Оборотню разница между маленьким хирургическим ножичком и большим кухонным ножом не казалась такой уж принципиальной: при желании убить можно и тем, и тем. Франкен, недовольный, что вообще сказал это вслух, отрицательно мотнул головой. – Нет. Ни ножи, ни ножницы у нее такой реакции не вызывали… Похоже, это только скальпель. – Почему, интересно… - М-21 нахмурился, сдвигая тонкие брови в их обычное положение. – Возможно, неудачная операция в детстве, - пробормотал мужчина в халате, небрежно кидая ватку на стол возле шкафа, и внезапно опомнился: – Так, марш отсюда! Мал еще – на голые животы засматриваться. Все догадки потом. Пото-ом, - с нажимом повторил он, видя, что лишний объект все еще в палате. Седовласый послушался и вышел. Даже выбежал – после «голых-то животов»… Спустя несколько минут Франкенштейн, с раздражением поменявший перчатки непонятно в какой раз, склонился над школьницей со скальпелем в руках. У него было дежавю. В ближайшее время девочка точно не очнется: он вколол ей сильный транквилизатор. Нехорошо, конечно, что сильный: еще дня два отходить будет. Зато и сбежать, не разобравшись, что к чему, не сможет. Попытаться – попытается. Наверняка. Но это уже его, Франкенштейна, заботы. Мужчина размял напряженную шею и приступил. ___________________________________ В школе, несмотря на тоскливое мокрое нечто, творившееся на улице, было оживленно. Ученики выглядели вполне бодренькими; правда, в каждом кабинете встречалась пара-тройка тех, кто радостно пристроил свою тяжелую головушку на парту и прикрыл веки. Впрочем, виновата в этом не погода: спать надо ночью. По коридору, любовно прижимая что-то к груди, скользила Лета. Невероятно, что эту невысокую легкую девушку не сшибали здоровенные лбы, с начальной школы так и не научившиеся смотреть, куда идут. Наверное, причина в той необыкновенной ауре, распространяющейся вокруг ученицы: ее счастливый ореол, кванты которого так и норовили выстроиться в контур сердца, почему-то никто не решался пересечь. А если и пересекали, то вылетали из области окружения, как пробки, с бессознательным удивлением замедляясь и оглядываясь на порхающую школьницу. Направлялась Лета к кабинету английского языка. С какой целью? А с той, которая носила очки, хакерствовала помаленьку и звалась Ик-Ханом. Его расписание девушка выучила наизусть… в отличие от своего. Выучила и регулярно наносила юноше визиты. Так было проще: случалось, что молодые люди, пытаясь встретиться, искали друг друга, но, разминувшись по глупому стечению обстоятельств, так и не находили. Поэтому школьница - по уже установившейся традиции - радужно летела к объекту своего воздыхания. По правде говоря, Ик-Хан мог навещать Лету и сам... но девушка почему-то воспротивилась этому и заявила, что ее все устраивает. К тому же в данный момент она хотела не просто увидеться с юношей, а сделать ему сюрприз. Ах, пардоньте! Мы же почти ничего про эту Лету не знаем… Наблюдать за незнакомым человеком, наверное, не так интересно… Хорошо. Пусть она идет к своему Ик-Хану, а мы тем временем немного с ней познакомимся. Звали нашу героиню Лета Ро. Складная, подвижная девчушка с озорным блеском в бледно-зеленых глазах, окаймленных белесыми подкрашиваемыми ресничками. Улыбка никогда не сходила с чистого светлого лица, прячась в самых краешках даже опущенных уголков губ. Аккуратный вздернутый нос, маленький подбородок и овал лица, напоминающий пухлощекое яблоко. Лета, что оговаривалось ранее, была невысокой, зато пропорциональной: ног от ушей не имела, равно как и чрезмерных выпуклостей, которые так нравятся лицам противоположного пола, но так неудобны при занятиях физкультурой… В школьнице сидел миниатюрный мягко тарахтящий моторчик: она никогда не оставалась неподвижной, все время шевелясь, смеясь, жестикулируя, а в моменты чрезвычайного возбуждения – и вовсе пританцовывая. Многих это раздражало, особенно когда зеленоглазая при разговоре вдруг начинала выстукивать пальцами ритм по парте или раскачиваться на пятках... но для самой Леты было нормой. Казалось, движение составляло всю ее жизнь... Училась девушка в первом классе. Оценки по гуманитарным предметам у нее были очень неплохие, чего не скажешь о математических дисциплинах… Некоторые люди общаются с цифрами и формулами на ты, но Лета… не из их числа. За значками на доске или в тетради она не видела ничего. Абстрактные физическо-химические понятия так и оставались для нее абстрактными, далекими, лишь словами, набором букв в определениях, необходимых для заучивания. Она не понимала, например, почему нужно экономить электричество. «Как его экономить? Оно что, убежит куда-то? Его пощупать можно, оно жидкое, твердое? Каким образом его экономят??!» Те, кто понимал, каким, девушку восхищали. Она прекрасно разбиралась в литературе, живописи, читала стихотворения так, что восторженная тишина надолго зависала над классом; любила и естествознание. Однако «знаковые» предметы - математика, информатика, химия – вгоняли ее в тоску. Единственное, на что годились эти самые символы, по мнению Леты, – использование их не по назначению. Создавать из знаков картинки в текстовых редакторах было забавно... Конечно, необходимое для оценки «твердое удовлетворительно» школьница зазубривала… но чем-то большим насиловать себя не хотела. Да и зачем? У Леты не было много друзей, зато толпы недругов тоже не наблюдалось... С большей частью своего класса она находилась в приятельских отношениях, создавала связи и с представителями «чужих». Старшеклассников, правда, побаивалась; поначалу с некоторой опаской глядела на высокого рыжего парня, вечно ошивающегося рядом с Ик-Ханом. Тем не менее, узнав этого оболтуса чуть лучше, она мгновенно приняла его – сперва как друга Ик-Хана, но затем – уже как хорошего человека. Чувствуя к себе теплое и покровительственное отношение со стороны Юны и Суйи – женских представителей дружной компании, – девочка все же их стеснялась. Они были для нее такими взрослыми, зрелыми, оттого и недосягаемыми. А Ик-Хан... он другой. Первый раз Лета увидела юношу около года назад. Ее старший брат, который тоже учился в Е Ран, но на третьем курсе, состоял в компьютерном кружке – чьим идейным руководителем, вдохновителем и наставником был невысокий серьезный парень, сосредоточенно сдвигающий к переносице очки... Девушка как-то зашла за братом, принеся задержавшемуся члену семьи сухой паек. Заглянула в компьютерный зал, осмотрелась и остолбенела: ее здоровенный хамоватый Хванг-оппа с поистине щенячьим обожанием и неподдельным восторгом смотрел на какого-то смешного мальчика в очках, горячо что-то тому втолковывающего; свои слова невысокий шатен, склонившийся к подопечному, подкреплял, указывая на монитор и часто что-то выщелкивая мышкой. Вроде бы ничего особенного, но в этом процессе – самом обыкновенном, механическом – было нечто настолько живописное и одухотворенное, что у Леты перехватило дыхание... Она видела перед собой вдохновенного творца, художника, для которого кистью являлись мышка и клавиатура. И если этот юноша производил такое впечатление уже лишь с первого взгляда, то что наблюдают постоянные члены компьютерного клуба? Неудивительно, что все они периодически оборачиваются, с уважением взирая на шатена. Хванг слушал его и кивал, восклицая: «Как же все просто! Я бы не подумал… Вы настоящий гений, Ик-Хан». Так Лета, пока не решившаяся побеспокоить братца и оттого скромно подпирающая дверной косяк, узнала имя заинтересовавшего ее человека… А Ик-Хан, закончив с Хвангом, устремился к кому-то другому и сразу же завязал жаркий спор; спустя несколько минут вокруг компьютера, потеплевшего от столь пристального к нему внимания, потолкавшись локтями, нависая друг над другом, каким-то неизъяснимым образом собрались все присутствующие. Девушка тоже подкралась поближе. Глядя на эту теплую разношерстную компанию, она улыбалась… Когда какой-то парень залихватски воскликнул: «А что, может, Пентагон взломаем?», а Ик-Хан ответил: «Нет, не сегодня. Пусть спят спокойно - до поры до времени», - причем это не звучало как шутка, Ро тихонько рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. И отныне она каждый раз приходила к брату, чтобы исподтишка поглядеть на такого умного и удивительного Ик-Хана… Но вот и кабинет английского. Лета вошла, и ее внутренний локатор сразу же определил местоположение объекта: юноша сидел на своем месте и что-то искал в сумке. – Ну вот, а ты говорил – не взял! – донесся до девушки его победный возглас. Ик-Хан потрясал в воздухе какой-то тетрадью. – Да-да… – пофигистично бурчал усердно отлеживающий щеку Шинву (он-то как раз и был из разряда «спать надо ночью»). Лета незаметно приблизилась к молодым людям, наклонилась к шатену и застенчиво шепнула: – Ик-Ха-ан… Парень вздрогнул, повернулся и расплылся в улыбке. – Привет! Он незаметно откинул тетрадку (она приземлилась прямо на посапывающего Рыжика, а тот, сцапав в полете, развернул ее и прикрылся, проиграв сну окончательно). – Смотри, что я тебе принесла. Девушка отняла от груди квадратный сверток и вручила его юноше. Ик-Хан начал разворачивать подарок, но внезапно прозвенел звонок: Лета задержалась на математике и совсем забыла про время. – Это диск, который я тебе обещала, – спешно пояснила школьница, замерла и, помявшись, быстро чмокнула парня в щеку. – Потом увидимся! – крикнула она, исчезая в темноте коридора. Весь урок английского Ик-Хан смотрел в монитор выключенного ноутбука, никак не реагируя на ехидные шуточки друга… _______________________________________ Стив, худощавый мужчина с длинными русыми волосами до лопаток, стянутыми в хвост, развалился на стуле, закинув ноги на стол. Его напарник с увлечением играл в какую-то компьютерную игру. В небольшой пыльной комнатке никого, кроме этих двоих, не было. Место для так называемого «офиса» подобрали неудачное: окна выходили на глухую стену соседнего дома – высокой и крикливой многоэтажки; квартира располагалась с краю, и шум оживленной дороги неподалеку мгновенно утомлял бедные уши городского жителя. Видимо, те, кто выкупал (или арендовал) эти квадратные метры, руководствовались пунктом «подешевле». На улицы уже спустились сумерки; люди давно стали расходиться по домам. Однако Стив и его товарищ не спешили покидать свой «офис». Да и зачем: работать не нужно, Wi-Fi проведен. Санузел, правда, отсутствует, паутина на потолке и со светом проблемы… но это же мелочи? Напарник Стива увлеченно убивал кого-то курсором мыши. – Сваливать отсюда надо, – вдруг сказал длинноволосый, зевая. – А то опомнятся, припашут опять… Оно нам надо? Товарищ что-то неопределенно замычал в ответ. В организации, на которую работали эти двое, начались беспорядки. Кому-то удалось завалить двух важных шишек, и начальство забеспокоилось. Оно-то свято верило в превосходство и непобедимость своих служащих… Шумиху сдерживали как могли, виновников происшествия искали, кого только не подозревая: от иностранных конкурентов до союзников и собственных сотрудников. Пешек в подробности не посвящали, но слухи, временное отсутствие приказов и пинков под мягкое место позволяли тем строить самые разные догадки, частенько близкие к правде. И подневольные работнички, пользуясь нежданным отпуском, расслабились и откровенно халтурили… Стив поднялся (а не падать с вертящегося стула он за долгое время научился) и подполз к диванчику, намереваясь на нем прикорнуть… От резкого удара хлипкая щеколда вылетела из гнезда, вместе с дверью ударяясь в стену. Напарник поспешно нажал ногой кнопку запуска/выключения на системном блоке компьютера и со стулом подкатился к Стиву. В комнатку вошла какая-то женщина. Высокая, темнокожая, с осветленными волосами, собранными на затылке в хвост, выступающими скулами и надменно поджатыми губами. Короткие шорты, завязанная под грудью рубашка, высокие кожаные сапоги. Гостью можно было бы принять за девушку легкого поведения, если бы не эта ее надменность и вычурная горделивость осанки. За женщиной тенью скользнул неприметный внешне парень. – Чего припё… – недовольно открыл рот Стив, но напарник внезапно пнул его в голень, прошипев: «Заткнись». – Отдыхаем? – с холодным равнодушием произнесла девица, быстро и цепко осматриваясь. Длинноволосого передернуло. Кто она такая, чтобы разговаривать с ними подобным тоном?! Приперлась, дверь выбила и права качает? Сейчас доболтается: придется показать ей, что она всего лишь девка. Девка – как бы высоко не вздергивала свой короткий нос. – Вы еще кто, любезные? – нагло спросил пришедших Стив. – Начальство, – не меняя интонации, процедила темнокожая и сделала пару шагов вперед, цокая по грязному бетонному полу тонкими каблуками. – Что, думали, Брэйк коньки отбросил, так за вами и приглядеть некому? Вот теперь длинноволосый действительно заткнулся, сжался и будто бы усел, мигом растеряв весь свой боевой настрой. Если это те… если это ОТТУДА, сверху… то дела хуже некуда. – Вы выполнили то, что вам приказали? Стив переглянулся с товарищем и совсем сник. – Мы… мы в процессе… Еще чуть-чуть, и… Темнокожая взмахом руки заставила его замолчать. – Нет, – безэмоционально отрезала она, – «еще чуть-чуть» не будет. Вас предупреждали. – Но… нам ничего не было сказано о сроках! – Это не повод откладывать поручения в долгий ящик и бездельничать. Парень крадучись выдвинулся из-за ее спины. Длинноволосому стало нехорошо. По спине между лопатками заскользила капелька пота. – Мы… мы все сделаем! Нам осталось немного… – Да, – пугающе обыденно проговорила девица. – Вам осталось немного. В руке ее спутника появился пистолет. – Не трать пули, – поморщившись, шепнула ему темнокожая, затем пристально посмотрела на Стива, гипнотизируя его черными омутами подведенных глаз, и приблизилась, развязно виляя бедрами. Мужчина сглотнул. Девица остановилась в метре от него, зачем-то оторвала пятку от пола, поставив ступню на носок – последовал негромкий щелчок, – бросила: - Не дергайся. В следующий миг послышался неприятный чавкающий хруст; от мощного удара ногой в сторону полетела голова, отделенная от тела длинным бритвенным лезвием, высунувшимся из каблука дамского сапога… Бывший напарник покойного Стива вжался в спинку стула, а когда осознал, что его светлые джинсы обрызгало чем-то алым, закатил глаза и мягкой тушей свалился к подножию дивана, на котором восседало обезглавленное тело. – Этого оставим, – тихо приказала темнокожая, тычком в грязный бетон заталкивая лезвие обратно. – Он нам еще пригодится. И ночные гости покинули небольшую пыльную комнатку, педантично прикрыв за собой дверь. А с улицы все так же доносились звуки проезжающих мимо машин… ________________________________ « – …Черт, заткните ее кто-нибудь… Мешает. – Сказано же было: без наркоза брать. Пусть орёт. Поорёт, успокоится. – Сам режь, раз такой умный… – Да какая разница? Раз кричит – значит чувствительность не пропала. А это главное. – Главное… Пф… – Левее немного. Артерию не повреди. – Ага... Пульс в норме? – Сам не слышишь? – Я ничего уже не слышу! Визжит, как резанная! – Прям уж… В норме, в норме, не психуй. – … - … – Д-дергается. – А ты как хотел? Конечно… – … - … - Грр… Да замолчи ты уже! Сейчас возьму лишнее, еще резать придется. – Смотри, аккуратней. А то сознание от болевого шока потеряет. – Сам знаю… Как бы не подохла… – Нам за нее три шкуры сдерут. Так что внимательней. – … – … – Эй, не вертись, хуже будет! Ты меня вообще понимаешь?! – Что ты с ней разговариваешь? Глупостью не занимайся. Бери скорее, из берцовой, да и заткнем ее. – А зашивать кто будет? Я?! – Ну зашьешь. Потренируешься заодно… Давай, а то уши болят. – Ишь, голосистая…» _________ Наита в ужасе распахнула глаза. Пару секунд слушала бешено бьющееся сердце, не сразу осознавая, где она, кто она и зачем она. Осознала. Вспомнила. Подавила рвущийся наружу крик, стискивая покрывало и кусая себя за запястье. Где-то тикали часы. Наи ненавидела этот звук. Ей захотелось убежать. Выбраться из душных давящих стен – белых, как в палатах душевнобольных. Хотя неизвестно, чем она, Наита, отличалась от постояльцев таких заведений… Девушка заелозила ногами по кровати, подтягивая коленки к груди. Неглубоко под кожей живота, в мышечной ткани вспыхнула туповатая, приглушенная боль. Наита задрала свободную футболку, в которую оказалась одета, и покосилась на зону пресса. Чуть правее и выше пупка виднелась пластырная нашлепка, которую – для надежности – укрепили бинтами, с аккуратностью обмотанными вокруг талии. – Что за..? – с некоторым отвращением прошептала девушка и принялась торопливо снимать марлевые полоски. Они как назло не поддавались – не рвались и лишь сминались, сворачивались под неловкими пальцами. Наи психанула, попыталась сорвать их, но, почувствовав болевой укол в резко прижатом бинтами боку, бессильно сжала зубы. Усилием воли загнала начинающуюся истерику внутрь, не позволяя той вырваться. Подцепив скомканную бинтовую веревку, гораздо бережней подтянула ее чуть выше, чтобы рассмотреть пластырь. Хлопчатый, размером с ладонь, мягкий; края плотно приклеены к коже, а в середине – продолговатая овальная выпуклость. Он… раздражал. Наи ногтем отковырнула уголок нашлепки и медленно, с каким-то мазохистским наслаждением разлучая клейкую сторону пластыря и кожу, содрала. С неприятным удивлением уставилась на свеженький шрам. Его края были тесно и меленько сшиты; кровь, к счастью, уже не текла. – И… что это? Шрам – результат операции. Это очевидно. Но какой? И почему директор ни словом не обмолвился? Зачем скрывал?! Зачем солгал, что обычное обследование?!! … Укол в шею. Без объяснений, без предупреждения. Как удар в спину…. Как тогда. Исподтишка, тайно, подло… Ничем и не отличишь… Девушка ощутила себя преданной. В ней загорелась злость, подпитываемая застарелым кошмаром, пробудившимся от воплощения его наяву. Полностью доверять все-таки не следует никому. Как бы ни хотелось. Иначе подставишь спину – а в нее нож воткнется. Жутко, когда этот нож держит рука человека, которого ты считал близким. Нет, хватит. Это все и так уже слишком странно… и слишком опасно. С самого начала – с самого! – нужно было бежать. Без оглядки, куда подальше. Но ведь… все казалось таким радужным… И прошлое только-только забылось… Почему же ей никак не могут позволить просто жить?! Спокойно, не ожидая удара? Доверяя людям, радуясь, любя??! Почему?!! Наита откинула пластырь, вскочила с кровати, сердито напялила услужливо положенный на стул неподалеку свитер – ее любимый, старый и растянутый. Направилась к двери; проигнорировав висевший на ней лист бумаги, подергала ручку. Заперто. Еще бы. Тогда… через окно? Но окно имело лишь фрамугу. В нее пролезла бы разве что рука. И почему так тревожит чувство, будто это повтор? «Моя жизнь идет по кругу, неизбежно возвращаясь к одному пункту…» Но тогда было по-другому. Или… нет??? Наита с отчаянием вернулась к двери. Пнула ее. Еще раз. Коленом. И только тогда – как неизбежное – обратила свой взор на лист бумаги. Какие-то строчки – аккуратный, красивый, немного замысловатый почерк. На двери висело письмо – видно, чтобы его уж точно заметили. «Наи! (крупными буквами) Пожалуйста, прочитай это. Ты..» Девушка яростно ударила по бумаге ладонью. Послание, ха! Она оглянулась на окно. Все же разбивать стекло – не лучший вариант. Взгляд вернулся к письму. «… это. Ты все равно пока не откроешь дверь – она заперта.» «Пф. Это я поняла. И что дальше?» «… Поэтому найти свободную минуту – больше чтение данного листа у тебя не займет. Ты пробыла без сознания всю ночь. Во-первых, я прошу тебя: не действуй опрометчиво. Успокойся. Никто не собирается и не собирался (подчеркнуто) причинять тебе вред. Расслабься. Все хорошо…» Наита гневно сорвала записку с двери. Зажмурилась, озлясь на саму себя, развернула скомканную бумагу и продолжила чтение. «…Сейчас скорее всего учебное время; дома почти никого нет. Тебя не потревожат, а ты сможешь все обдумать. Во-вторых, пожалуйста (подчеркнуто), не снимай пластырь с живота. Если ты все-таки это сделала, приклей обратно. Он достаточно липкий.» Девушка, не удержавшись, усмехнулась. Ей показалось, что через ровные строчки с ней говорит сам Ли: она почти слышала интонации его голоса. Может, конечно, в этом виновато чересчур хорошо развитое воображение, но внутренний пожар как-то поутих… «… липкий. У тебя небольшая рана, контакт с воздухом нежелателен. Ничего серьезного, вечером мы с тобой это обговорим. Я сожалею, что не сказал тебе всей правды ранее. Это моя вина, прости. И третье. Раз ты все же дочитала досюда, значит будешь поступать разумно. Не убегай. Тебе ничего не угрожает. Я не запираю тебя: в этом ты убедишься, как найдешь ключ от двери в верхнем ящике стола. Весь дом в твоем распоряжении, собственно, ничего нового. Привычная тебе компания бродит где-то на этаже.» Девушка разгладила листок, просмотрев его последнюю строку: «До вечера», - и, помедлив, свернула его в несколько раз, чтобы взять с собой. На память. Потом зачем-то заправила постель, хоть времени в запасе оставалось немного. Ключ действительно нашелся там, где обещали. Наита отперла дверь и вышла. На кресле в конце коридора спал аджосси. «Охранник», - мысленно фыркнула девушка. Ей всего-то нужно пройти мимо него незамеченной. На полу ковры, пол не скрипит… Плевое дело. Наи мягко заскользила в сторону лестницы… но внезапно усмотрела, что на коленях дремлющего свернулся кот. Школьница застыла. У нее вырвался беззвучный смешок – то ли истеричный, то ли облегченный. «Своих мы не бросаем». Питомец приоткрыл один глаз, явно замечая хозяйку, но тут же нагло его закрыл, всей физиономией изображая самое что ни на есть блаженство. Рука аджосси покоилась на нежном кошачьем брюшке. «Что ж, опять придется быть здравомыслящей, разумной девочкой…» Сбежать было бы интересней. «Кого ты обманываешь? Кого??? Неужели ты опять хочешь убегать, скрываться? Неужели забыла, каково это – жить в постоянном страхе?» «Да. Ты прав, Анри… как всегда прав.» «То-то же». Девушка отвернулась, опустила голову и побрела к себе в комнату. Внутри почему-то расплескивалось облегчение.