Шёпотом

***

HUNTR — Veins

      Шутки в стороны — Чимин не на шутку встревожен. Сразу же пожалел о своём приказе, как только Тэхён и Хосок вышли за стены. «В жопу долбятся» не они, а полушария мозга командира, где правое — гражданское, а левое — военное. Дисфория переполняла, выливаясь за края сосуда его души, несмотря ни на какие доводы и разумные оправдания. Хосок — жил в полевых условиях с самого начала Апокалипсиса, разделяя быт с мертвецами. Для него это было привычнее, чем спать сытым в тёплом доме. Тэхён — сбежавший из тюрьмы, прорвавшийся на свободу заключённый в расцвет распространения вируса. Скитался и выживал то в одиночку, то в небольших группах, погибших в итоге. Оба приспособленные и имеют много общего. Они не могут глупо умереть за какие-то двенадцать часов за стенами ночью, пройдя через круги Ада до этого. Смогли поладить с горем пополам, и командир искренне этому рад. Тэхён и Хосок — отшельники, предпочитающие не быть частью общины, выползают к людям лишь по необходимости. В то же время никогда не откажут в помощи и сделают даже больше, чем требовалось. Им нет равных, когда дело касается работы, особенно грязной. Вместе — они неубиваемые, переживать точно не стоит, но Чимин места себе не находит. Его тараканы повылазили мелодичным голосом:

«Кем бы ты ни был, а умереть можешь в любой момент. Такова жизнь и её неминуемая смерть. Чимин, нам нужно идти дальше».

Командир знал ещё одного неубиваемого, вдалбливающий ему эти слова ударами по щекам. Чонгук, лучший человек в его Жизни, никогда не выходил из головы: разговоры сами собой проигрывались, случайные фразы, сказанные им невзначай, его образ. Пример для подражания с детства. Чимин всегда жаждал быть сильным во всём, прямо как Чонгук. Однако с недавних пор мысли о нём приобрели более параноидальный оттенок по сравнению с тянущей бесконечной скорбью и тоской, ставшими его частью. Эти чувства тоже никогда не покидали его, просто он приспособился жить. Особенно с воспоминанием, когда видел его в последний раз, брошенными словами в тот момент. Снова и снова. Не знает, как побороть навязчивые идеи о том, что Чонгук по сей день остаётся для него неубиваемым. Нет даже намерения от этого избавиться — они сильнее, Чимин сдался. Потерял контроль в непрекращающемся анализе событий. Само существование Хосока заставляло концентрироваться только на настоящем, не оглядываясь в прошлое. Сейчас же, наоборот, оно принуждает фокусироваться на своём прошлом: бессмертия не существует, удача не всегда будет благосклонна или же?.. Выдрессированное тело и мгновенная реакция, подобные хищному зверю, могут подвести. Чонгука подвели, уступив место глупому, по его мнению, поступку. Или же?.. Значит, могут подвести и Хосока с Тэхёном. Чимин сходит с ума в своих воспоминаниях. Чётко видит перед собой образ: ребёнок с блестящими глазами, оборванец, подошедший к нему первым. Во время очередной травли и жестокости, что присуща детям в детдоме, Чонгук за него заступился. Лицо у Чимина было больно смазливым для мальчика по здешним понятием, что и послужило оправданием для издевательств.        — Ты что, не можешь их тюкнуть в ответ?! Так и не доживёшь до выхода отсюда! Они же тебя забьют, воспитателям по барабану! Чимин даже сейчас ощущает мерзость, когда Чонгук зажал ему сопливый нос и вытер пальцы о свои штаны.       — Но мне кажется, ты можешь и десятерых в одного положить. Пока ты выглядишь как жертва, они будут продолжать на тебя кидаться, понимаешь? Дело не в твоей милой мордахе и даже не в твоём мелком клюве! Чонгуку было девять лет, а он уже знал, чего хочет от жизни и как себя вести в обществе шакалов. Более того, они его и не трогали никогда. Чимин всегда задавался вопросами: откуда он это знает, как у него так получается? Неужели совсем не страшно?       — А вот я тебе завидую, Чимин, ты красавчик! Если бы ты был девчонкой, я бы прям влюбился и женился, ещё и волосы у тебя мягкие! Но ты же не девчонка, поэтому будем дружить! Вот же утешил, лучше бы помолчал. Такое себе, конечно, предложение дружбы: «Ты сопля никчёмная, но зато красивый». Чимин тогда захотел его искренне ударить, потому что стало обидно от этих слов.       — Я уверен, когда ты вырастешь, будет очередь из девчонок как у нас в туалете на первом этаже. Не знаю… косички, может, тебе заплетать будут! Нужно только быть понастойчивее, поувереннее, понимаешь? Не таким стеснительным, говорить о себе побольше! Женщинам нужна опора! Сейчас же Чимин хотел бы ему рассказать — кое-кто его очень любит, и волосы мягкие тоже обожает со словами: «Такая шевелюра может быть только у истинных дикарей». Невозможно не верить Хосоку. Чонгуку было девять лет, а он уже знал потребности женщин и мечтал о собственной семье. Какие женщины? Не укладывалось тогда в его маленькой голове: откуда это всё у него? Непонятны были чужие желания и стремления. Быть с кем-то? Детей каких-то делать… зачем-то? Для чего? Чонгук в академии — вытянувшийся и возмужавший в военной форме, широко открытые глаза продолжали блестеть. Чимин не понимал зависти в свою сторону, ведь ему вечно казалось, что он на шаг позади него во всём: учёба, армия, успехи в службе, друзья. Пожалуй, очередь из девушек стала больше, чем в их детдомовский туалет. Пророчество Чонгука сбылось, вот только он всё ещё не понимал семейных ценностей. Откуда им взяться? С взрослением Чимин понял: достаточно одного Чонгука, с которым он хотел быть и что-то вместе делать. Без детей. Эту связь невозможно было ничем разрушить. Долгосрочный совместный контракт. На засекреченной операции при обстреле и зачистке территорий они убивали людей без разбору: мужчины, женщины, дети. По приказу. Свинец летел, крики оглушали перепонки, пролитая кровь постоянно марала и руки, и душу. Изуродованным в предсмертии лицам счёт давно не вёлся, и всегда рядом Чонгук кричал, даже когда Чимин напоролся на мину в десяти метрах. Впоследствии лучший друг шутил про его контуженную голову. В целом, ситуация ничем не отличается от нынешнего времени с ходячими трупами, за исключением последнего. Чимин легко отделался, голова ведь на месте. Сколько раз он должен был умереть, выполняя задания? А сколько раз должен был умереть с ним вместе?       — Мы в ебучем Аду, дружище, гореть нам за это. Обратного пути нет! Чимин уже давно истлел. Разум меняет картинку за картинкой, фразу за фразой, и в конечном итоге проектор останавливается на взгляде дикаря, источающий Вселенское зло. Глаза его не блестели. Таким Хосок был в первый день, сидя в допросной и пожирая яблоко трясущимися костлявыми руками в грязи. Чимин ничуть не смутился, скорее, наоборот, страстно заинтересовался. Он сразу почувствовал, что незнакомый мужчина такой же — истлевший по-своему. По прошествию месяцев командир не привык, чтобы возлюбленный находился без него за стенами, потому что всегда были вместе. Чимин доверяет Тэхёну на тысячу процентов и прекрасно знает, что юнец разорвёт и сам сожрёт кого угодно, даже мертвецов. Если действительно случится беда, Тэхён сделает всё возможное и невозможное, чтобы предотвратить угрозу. Точно так же поступает Хосок. Они и впрямь отличные напарники, но всё же… Дикарь без его личного сопровождения где-то бродит, это сводит с ума и принуждает скелетов оживать в его шкафу, греметь костями. А если с ними случится необратимое? Чимин проклинает себя за отданное поручение. Он не лёг спать в одиночестве, хоть и сказал об этом Хосоку напоследок. Вместо этого занимал себя чем угодно: читал книгу, вычёсывал шерсть любимому коту и играл с ним, дёргая шнурком от кроссовка, отжимался, бегал на месте, чистил свой арбалет и винтовку, точил все ножи, мыл полы, стирал, на голове стоял. Не помогло. В конечном итоге, сквозь мечущуюся из угла в угол тревогу вперемешку с воспоминаниями, наспех стал натягивать одежду. Широкие тёмно-синие джинсы, футболка, здоровая спецовка и кеды. Надеть свою военную форму не смог, ведь командир не изменяет своей уверенности и гордости. Его «гражданская» личность пересилила, потому что именно она протестует и приказывает: «Отбой!» Прихватив с собой арбалет и пару ножей, Чимин вышел из дома, хлопнув дверью. К чёрту комендантский час. Вольно!

***

      Намджун сидит на вышке у ворот в затишье ночи, закинув ноги на колючую проволоку. Наблюдает за ничем не происходящим. Пьёт горячий чай из крышки термоса, который передала ему жена перед уходом, а сыну он пообещал, что выйдет с ним пострелять из винтовки на полигон. Мальчик всё рвался попасть на тренировки к командиру, считая его самым крутым на свете. Чимин лишь смеялся и, разумеется, отказывал со словами: «Побудь ребёнком, Вильям. Пользоваться ножом папа тебя научил, этого пока достаточно. Лучше попроси его показать, как оказывать помощь при открытом переломе. Очень полезный навык. Твой папа мне столько раз помогал и даже спасал жизнь!» Этого было мало, потому что сына интересовали игрушки покруче — здоровый нож странного дяди Хосока. В глазах ребёнка эти двое как супергерои из комиксов, но Вильям не совсем понимал, что за этим стоит на самом деле. Крутые игрушки нужны не для того, чтобы ими просто так размахивать. Тренировки нужны не для похудения или рельефа мышц, а для выживания и выносливости в полевых условиях, стимуляции иммунитета. Намджун делал всё, чтобы уберечь сына от смрадного ужаса внешнего мира. Вместе с тем не надевал розовых очков: на словах объяснял, что там происходит и как действовать в случае опасности, но на практике — никогда. Он солидарен с Чимином: что бы ни было, но детям на полигоне не место. Хоть какую-то мораль необходимо сохранять. Хоть какое-то детство должно быть, ограниченное стенами. И всё же стены рухнули с открытыми воротами, впустившими ужас. В тот день Вильям впервые на практике использовал знания, защищая свою мать, заколол двух мертвецов — жена рассказала. Намджун тогда командовал и был в эпицентре событий, закалывая десятки. Детство с того дня закончилось. Позже Чимин отрубил голову живому человеку на глазах общины, Вильям тоже видел это. Детство однозначно закончилось после увиденного жирной точкой. Сын не испугался, наоборот, ещё больше просился к командиру, чтобы выйти с ним наружу. Хотел быть сильным и крутым, а Чимин в ответ… всё продолжал отказывать и немного смущённо смеяться, тормоша кучерявую голову. Зато новую порцию крутотени можно было получить от дяди Тэхёна, поэтому Вильям бегал и к нему. Глубоко вдохнув прохладный воздух, Намджун почувствовал раскумаренное состояние, оно соблазнительно клонило в сон. И всё же он бывалый сторожевой, чтобы позволить себе вырубиться на посту. Бодрости прибавили чьи-то быстрые приближающиеся шаги. Он уже было хотел развернуться и начать читать выговор нарушителю, пока не услышал сигнал через тихий свист:       — Бодрой ночки, военврач, открывай.       — Командир?.. — Отставив свой чай, хватает винтовку и через оптический прицел разглядывает подставного гражданского, усмехнувшись. Тот топчется на месте, будто не терпится в туалет. — Чего не спишь?       — Не вижу никаких командиров. — Оглядывается по сторонам. — Открывай, говорю.       — Ещё одна нервная жена солдата, — посмеивается, вспоминая Хосока. Странный дядя устроил дебош тогда, отчаянно рвался за стены и тарабанил по ним. Намджун откладывает оружие, поставив его рядом с собой и облокотив на складной стульчик, а затем наливает себе ещё отвара.       — Если бы что-то случилось, они бы пустили сигнальную ракету. Это же наши славные ребята, сомневаешься в них? — Поднимает термос, зазывая пригласительным жестом. — Горячего, кстати? Залезай ко мне, раз не спишь, подежурим.       — Ну, ё-моё, мне тебе приказы отдавать, что ли, генерал?! Открывай! Горячего позже с тобой хлебну.       — Если хочешь отменить их приказ, сделай это здесь. — Затем Намджун сбрасывает вторую сигнальную ракету и Чимин ловит её, однако сразу же убирает за спину, запихнув в штаны. Военврач сразу понял, почему тот пришёл.       — Если я выстрелю, это может привлечь внимание уродцев и образовать им засаду. Я их сам тихонько найду и отменю. Только в журнале нигде не фиксируй, что я уходил, а то начнутся потом вопросы, разборки… И их запишешь, что вернулись в положенный срок, а не по факту. Ты ничего не видел и не слышал. Да?       — Злоупотребляешь, командир.       — Я быстро, туда-обратно.       — Сомневаюсь, что ты их найдёшь, — тянет Намджун мягкой интонацией под скрип открывающихся ворот. — Они сказали, что далеко уйдут.       — Буду через час, — напоследок говорит Чимин, выбежав и проскользнув наружу, а затем скрывается в ночной чаще леса.       — Принял… — Намджун с тяжёлым вздохом махнул на него рукой. С командиром бесполезно спорить и тем более отговаривать. Чимин шёл по следам валяющихся мертвецов, распознавая почерк убийств, кто именно и каким образом прикончил. Если валяется отрубленная голова — Хосок, если же она пробита, оставшись на плечах — Тэхён. Сам же на своём пути не встретил ни одной гнилой и голодной души, аккуратно обходя трупы, чтобы не испачкаться. Тишина и благодать, порой ему даже казалось, что и нет никакого Апокалипсиса. Достаточно выйти на трассу, словить попутку и добраться до дома с играющей в машине музыкой. А там его… будет ждать Чонгук. Так и прошёл час безрезультатных поисков. Рядовые как будто в воздухе растворились, несмотря на оставленные следы своего маршрута. По возвращению Намджун ещё раз заверил его, что переживать не о чем. Бодро побил по плечам, источая Вселенское добро своей улыбкой. Чимин залез на вышку и принял в свои холодные ладони горячий чай, закурив сигарету, а затем ушёл всё же. Продолжил сходить с ума в своём доме, отчаянно дожидаясь рассвета. Чонгук запрыгнул ему на руки, замурчав. Чёртов Чонгук.

***

The Retuses — LOOP

      Хосок еле волочит ноги перед открывшимися воротами после двенадцати часов за стенами, пока Тэхён его толкает в спину, подгоняя.       — Весело же было, чего ты такой убитый? Сейчас как сожрём чего-нибудь, станет лучше, отвечаю. Намджун над ними смеётся, донося эхом свой звонкий хохот с вышки. Встречает. Он уверен, дикарь даже не подозревает, какое положительное влияние оказывает на своего напарника. Когда они начали вместе дежурить, Тэхён заметно оживился, маленькими шагами отвлекаясь от своего горя. Не пьянствует. У Хосока сейчас нет сил даже спросить Намджуна, почему он так подозрительно смеётся? Только указал пальцем на запястье, чтобы уточнить время. Смена, наконец, закончилась. Вместе с Тэхёном они расчищали территорию за пределами всю ночь. Младший, несмотря на такую же убитость, был на порядок активнее, тем самым позволяя старшему перевести дух. Хосоку нравится работать с Тэхёном, ведь он поистине способный, сильный, резвый и довольно опасный парень. О последнем он помнит с первой встречи. Ещё с ним проще всего находить общий язык, по сравнению с другими. Если они молчали, то неловкости не ощущалось, идиотских вопросов не задавалось. Обсуждали абстрактные темы, перешёптывались для поднятия настроения. Тэхён всё пытался его напугать, затаившись у дерева или под кустом, однако Хосок и бровью не повёл, продолжив идти. Под утро завалились на землю, чтобы наблюдать за восходящим солнцем. Пребывали в тишине и каждый в своих мыслях. Мертвецы, выползавшие по их душу, не были помехой. Тем более, когда они вместе. Тэхён первый рвался разобраться, подскакивая, чтобы Хосок не отвлекался, а затем возвращался и снова ложился рядом. Разломил пополам тонкий кусок хлеба и протянул, запихнув в рот. Хосок принял и, разумеется, не сказал, как ему приятен этот жест. Он о себе не позаботился, ничего не взял с собой, кроме воды. Младший не обязан был, но поделился с ним. Довольно сентиментально, главное — без слов. Войдя внутрь общины, Хосок указал пальцем направление их следующего маршрута — Тэхён молча кивнул. Они поплелись завтракать в общую столовую.       — Евочкина стряпня была вкуснее, разницу чувствуешь? — бубнит Тэхён, поглощая как не в себя, такой же до смерти голодный. Сидит напротив, заслуженно трапезничая на пару. — Скажи же? Вокруг никого нет, основной наплыв людей будет приблизительно через полчаса. Они едят вчерашние остатки, которые беспардонно нарыли в подсобке. Не хотят ждать горячую и свежую кашу вместе с раздражающей толпой.       — Что-то в этом есть. — Хосок ест уже вторую порцию перловки, отставив пустую тарелку. Вспоминает проклятый месяц своей жизни здесь и женщин, которых видел на общей кухне. — Она, вроде, часто стояла там?.. — Неуверенно кивает в сторону, где раздавали еду. Сейчас это место пустует.       — Да. Она знала, что я возвращаюсь раньше, чем начинается общий завтрак. Сейчас мы бы могли спокойно есть свежее и горячее.       — Слушай, и правда. Я сейчас вспомнил… — Нахмурившись, Хосок поднимает ложку, вырисовывая круги в воздухе. — Я пришёл сюда, давно ещё, но никого не было, столы были пустые, как сейчас. Понял, что ошибся временем, потому что раньше заглянул. Я уже развернулся, но меня тормознула девушка, позвала и положила мне пюре. Горячее. Я спокойно поужинал тогда.       — Это она меня ждала, а не тебя! Ты что, сожрал мою персональную порцию? — Тэхён широко расставил ладони, опершись ими в стол. Немного наклонился, претензионно нахмурившись, но с улыбкой.       — Не знаю! Я у тебя вообще-то спросил. Когда Чимина не было, я за него ел! — Хосок рассмеялся, безоружно подняв ладони. — Теперь я понял, что это была твоя Ева.       — Она просто каждую побитую собаку кормила, вот и тебя тоже… Евочка мне даже передачки в тюрьму таскала, так что я не удивлён... — Тэхён кладёт вторую пустую тарелку на первую, а затем и после Хосока подбирает, собрав ложки.       — Вы так давно вместе были? Получается, ещё до…       — Да. Пятнадцать лет. — Тэхён встаёт из-за стола и относит их грязную посуду в мойку, продолжая пережёвывать на ходу. — В одном классе учились, но своими тупыми чувствами я её начал конкретно доставать ещё раньше. Мы были детьми, не знаю, как она меня приняла, но в итоге… Она немного с прибабахом оказалась. Вот и вся любовь. Школу я так и не закончил, зато она училась как проклятая. Хосок предполагает в мыслях, что каким-то образом он сбежал и забрал свою девушку вместе с отцом в это место. Или же Ева и Билл уже были здесь? Впрочем, подробности он уточнять не хочет, потому что в свою сторону не желает того же. Тэхён вернулся, снова бухнувшись напротив с широко расставленными ногами.       — Прикинь, я когда уходил на вылазку год назад примерно, спросил у неё, мол, что-то поискать для тебя? Она ответила: «Осветлитель». Я… в ахуе стоял, какой к чёрту осветлитель? Вот ты знаешь, например, что это такое?       — Эм, осветлитель… — мнётся Хосок, глядя в потолок задумчиво со сложенными руками на груди. — Для… белья? Отбеливатель, что ли?       — А вот и нет! А вот и не угадал! — Тэхён с азартом стучит пальцами по столу. — Тебе сорокет, а ты не знаешь? Это, блять, для волос! Как ты мог этого не знать? У тебя что, никогда не было осветлителя? Ты даун? — А затем резко успокаивается, двигается поближе и наклоняется, обернувшись по сторонам, чтобы точно никто не слышал. — Ремарка: я тоже не зна-а-а-ал, — шёпотом. Хосок рассмеялся громко в голос, прикрыв ладонями лицо, а Тэхён подхватил. Начал тормошить напарника, чтобы его продолжили слушать:       — Откуда я это мог знать? Я девять лет в тюрьме просидел, и уж точно не отбеливателями там красился, а когда вышел, тут уже пиздец настал всей планете. Допустим, я бы не сидел в тюрьме, пошёл в магазин, попросил бы консультанта помочь, но… Мир вымер, консультантов нет! Сдохни, рискуй жизнью, но найди этот ебучий отбеливатель, блять! Тупик в любом случае. Так ты подожди… это ещё не всё! — Тэхён выставил указательный палец, наблюдая, как Хосок уже лежит на столе.       — Так ты нашёл?! — кричит в стол, положив голову на скрещенные руки.       — Нашёл, конечно, чего ни сделаешь ради любимой. Я стал барыгой отбеливателей, Чимин помог… точнее, его драпанувший кот, за которым мы побежали и много чего нашли. Как думаешь, что было дальше?       — Она… покрасила себе волосы, — спокойно отвечает, полностью уверенный в своей догадке. Вспоминает, что Чимин давно рассказывал ему историю про кошачий подвиг. — Стала блондинкой. — Смотрит в ожидании, подняв голову. Тэхён обманчиво кивает с широкой улыбкой, якобы Хосок угадал.       — Поздравляю, ты опять даун! Снова ремарка: я бы тоже не додумался до такого. Короче, этот отбеливатель оказался у меня на голове, я как одуван ходил потом.       — Серьёзно? Она волосы тебе, — выделив слово повышенной интонацией, — покрасила?       — Да!       — Я… в ахуе. Сложно тебя блондином-одуваном представить! — Хосок протягивает ладонь и тормошит по бритой голове, немного колючей с тёмными волосами.       — Я сам в ахуе до сих пор.       — Повезло тебе.       — Единственное, в чём мне повезло, так это с ней… Отец, нам уже пора в баню, а то сейчас вместе с тобой лягу и усну здесь, — Тэхён резко переводит тему, нахмурившись, перехватывает руку со своей макушки, а затем встаёт и тянет за собой. — Я пропаду на сутки в кровати. Не ищите меня. Абонент недоступен.       — Да, пошли, искать не буду. — Хосок кивнул и последовал за ним с опущенной головой. Необходимо смыть с себя эту ночь, хотя они практически не замарались.

***

      Попрощавшись, они разошлись в разные стороны. Хосок ощущает своё распаренное тело, как утренний холодный воздух создаёт контраст температур между ним и природой. Приятно бодрит, ощущение обновления своей Жизни, вот только одежда раздражительно липнет, а с мокрых волос капает. По закону дома, в котором он живёт, не имеет права явиться грязным. Домохозяин может выстрелить из арбалета за такие выходки. Подобные привилегии есть только у рыжего кота. Всю ночь Хосок думал о Чимине, потому что успел соскучиться до одури. Он бы очень хотел увидеть и обнять его. Он бы очень хотел его. Нет ни злости, ни обиды за порученное задание. Это правила, с которыми он ознакомлен бóльшую часть своей жизни. Как-то не хочется теперь за стены выходить, когда командир внутри. До дома, ставшего для него родным, уже рукой подать. Хосок, точно мертвец, плетётся с забвенной улыбкой, не спуская глаз и сфокусировавшись на одной точке: заколоченное окно с решёткой, за которым его ждёт Чимин.

«...Лазейки, через которые ты вылез, не для тебя предназначены, пронырливый ты пёс, и когда ты успел только?»

Вспомнил ненароком его слова той ночью. Он действительно ощущает себя пожившим, но преданным псом, который всегда будет возвращаться и искать. Чимин кошатник, но Хосоку всё равно.

***

Woodkid — So Handsome Hello

      Открывает дверь и заученно её закрывает, вонзив мачете в пол. В доме тепло, уютно, хорошо, а ещё пахнет только что сваренным кофе. Они вместе раздобыли его на одной из вылазок. Поглядывает на выдвижной ящик: там лежат запасные тюбики со смазкой, которые нашли уже на другой вылазке. На нужды общины это, разумеется, не пошло. Повезло, что не просроченные. Хосок никогда в своей Жизни не испытывал такого счастья, а оно прямо перед ним сейчас на кухне: Чимин сидит, подперев ладонью подбородок и опершись локтями в стол. Сосредоточенно читает очередную книгу с включенной на фоне музыкой. Он дома, поэтому не собрал в хвост свои каштановые волосы до плеч. Из одежды на нём разве что свободные чёрные штаны, подвязанные шнурком, а на бёдрах лежит свернувшийся калачиком Чонгук. Чимин домашний, не тот, который на полигоне командует своими криками и изнурительными физическими испытаниями.       — Вернулся мой красавец! — Сразу же отвлекается от чтения, подняв взгляд и улыбаясь от радости. Он услышал сигнал: громкий свист от Намджуна, как только те вернулись. — Чего застыл? — Закрывает книгу, отложив её на подоконник.       — Ничего. — Хосок нахмурился от наваждения, качнув головой в сторону. Он и правда застрял на пороге просто потому, что разглядывал его. Замечает позади висящую спецовку на стуле, которую последний раз видел, когда только попал сюда. Проходит и садится напротив. Чашка уже заранее стоит. Для него. Чимин всегда что-нибудь подготовит к возвращению, даже если знает: вернувшийся красавец предварительно завтракает в общей столовой, но только если Тэхён с ним в смене. Хосок в свою очередь делает то же самое, ожидая Чимина — бегает к Люсиль за чем-то вкусным. У неё всегда что-нибудь найдётся, исключительно для него.        — Куда ходил? — мягкой интонацией спрашивает Хосок, глотнув крепкий кофе и вздёрнув бровями заинтересованно. Пристально смотрит, чуть подавшись вперёд.       — Никуда, — как ни в чём не бывало отвечает Чимин. Будто это не он всю ночь с ума сходил и за стенами в поисках бегал. — Я только проснулся, — откровенно врёт, глаз не сомкнул ни на минуту.       — Ну, ладно. — Хосок чувствует что-то неладное, как минимум, потому, что Чимин не просыпается так поздно. Неважно, выходной у командира, смена или вообще за стенами уже месяц шарахается при смерти. Его подъём как в армии: в пять утра, а сейчас уже девять часов. Такого просто не может быть. И всё же Хосок решает не продолжать странный для него допрос. Хочет, чтобы утро было добрым. Это же такое счастье, что они живы, вместе в конце концов, и сейчас могут провести время вдвоём. Хосок скучал, а всё остальное — после.       — Так чего застыл-то? — уточнил ещё раз Чимин, занервничав, потому что партизан из него такой себе, конечно. Он напрочь позабыл об осторожности, раз уж выбрал стратегию вранья. Не хочет рассказывать и подтверждать, какой он тревожный контуженный идиот. Ему стыдно за своё решение. Проклял себя десять тысяч раз за это, но больший стыд вызывает признание. О мелочах он не подумал, на которые так чутко обращает внимание его разведчик. Чимин прямо сейчас видит, как диковинный взгляд оценивающе сканирует кухню, стараясь заглянуть и в комнату. Ещё немного и он начнёт идти по запаху его глупой лжи, как пёс. Если так, то Чимин помрёт от позорища. Наверняка заметил и ножи наточенные, и полы чистые, и… Он всё заметил. Это самый идиотский провал. Понимает, что даже пятилетний ребёнок смог бы провернуть подобную авантюру более умело. Его дочуня, например.       — Ничего, люблю тебя очень. Разрешите, командир? — Однако Хосок быстро меняет свою сосредоточенность на мягкую улыбку. Затем встаёт, подходит к Чимину и аккуратно поднимает кота, выпроваживая его погулять куда-нибудь подальше с чужих колен. Чонгук вытягивается на полу и смешно начинает шевелить усами как обычно. Недовольно уходит в комнату, потряхивая задними лапами.       — Разрешаю. Я тоже тебя очень люблю. А что с тобой? — расхохотался Чимин, загребая свои волосы ладонью. Поджимает губы, нервно облизнув. Он успел даже испугаться на секунду. Хосок всегда так: что-то у себя на уме соображает и молча резко делает. Или же Чимин слишком напряжён в ожидании дополнительных вопросов с последующим разоблачением, поэтому обычное действие, как приблизиться к нему, показалось опасным.       — Тебя гнилой кусанул? Или ты его? Или Тэхён его съел? Нормально всё?       — Отставить. — Хосок наклоняется к нему и целует. Всего-навсего. Придерживает одной ладонью за шею, а затем перекидывает ногу и садится сверху, устроившись на коленях. Второй прижимает к себе, пальцами мнёт оголённую спину, наслаждается его красивым подтянутым телом. Великолепие для него в истинном величии. Чимин откидывает голову, растворяясь в поцелуе, что сразу же стал таким углублённым и требовательным. Хватается за щёки Хосока, мнёт их, а затем пробегается до локтей по ткани его камуфляжной куртки. Дикарь прерывается, чтобы спуститься к шее и укусить, льнёт к нему и обнимает сильнее. Чимин цепко хватается за его бёдра и чуть расставляет свои, потому что даже в свободных штанах так быстро стало тесно. С Хосоком всегда так: тот может даже ничего не делать.       — Я тоже скучал... — Чимин чувствует слова на языке говорящей тактильности. Настойчивое внимание от Хосока давно не является чем-то сверхъестественным, однако Чимин каждый раз вспоминает их первые взаимодействия. Дикарь готов был разорвать его в клочья за настойчивый флирт, не желая даже банально по-человечески поговорить на дистанции. Между прошлым и настоящим — огромная разница. По этой причине его ведёт каждый раз как в первый, Чимин практически себя не контролирует и сходит с сексуального ума. Хосок, по сущности своей, единственный, кто в силах ему ответить тем же: поддержать в любой авантюре, непотребных желаниях и их переменчивости. Чимин проводил аналогию с киндером-сюрпризом: шоколад, безусловно, вкусный снаружи, но не ожидаешь всё равно, какая игрушка внутри. В этом весь его зрелый красавец. Чимин никогда не забудет, как Хосок трахал его посреди трассы, загнув как позорную шлюху за бесценок и прижав к раздолбанной машине, которая уже никогда не заведётся, в отличие от него. От одной только мысли возбуждению нет предела. В той вылазке они ушли на неделю, и каждый день друг с друга жрали, порой даже не прерываясь во время проходящего мимо стада мертвецов. Язык тела им обоим полюбился до безумия. Хосок всё ещё продолжает молчать, ничего не рассказывая о себе и своей жизни до случившейся катастрофы, однако показывает свои чувства и отношение. Чимин принял это с самого начала, сосредоточившись исключительно на настоящем: как поступает, говорит, какие решения принимает, как любит его? Чимин закрыл глаза на всё, что бы ни произошло в чужом прошлом, ведь сейчас это не имеет никакого значения. Всё людское прошлое в глобальном смысле перестало иметь значение, когда главным приоритетом стало выживание. Казалось бы. И всё же… Ему важно знать всё. Рано или поздно эта информация ему откроется без пыток в допросной.       — Я сегодня устал как псина, Чимин, — на выдохе возбуждённо шепчет Хосок ему на ухо, вцепившись в мягкие волосы и оттягивая их. Он их обожает, проводя кончиком носа и вбирая запах. — А после твоих показательных дрессировок и двенадцати часов за стенами — тем более. — Целует в шею, спускаясь к ключицам. — Думаю, я действительно старею, поэтому, пожалуй, сегодня ты продолжишь быть командиром и дома.       — Не неси чушь! — Чимин смеётся вполголоса, закатив глаза от получаемого удовольствия. — У нас всего лишь в десятку разница. До боли сжимает чужие бёдра, толкающиеся ему навстречу и задевающие каждый раз возбуждение в паху. Его прикосновения и поцелуи, в какой бы части тела ни блуждали, поднимают градус похоти до кипения.       — Любой устал бы на твоём месте, я тоже устаю. А так… — теперь Чимин хватает за ягодицы, прижав к своему члену, чтобы прекратил тереться, — ты же знаешь, я люблю тебя как угодно. Признайся, что дело не в усталости, просто ты хочешь, чтобы я тебя поимел сейчас хорошенько.       — Так точно, но ещё я реально устал.       — Верю. А ты подготовился, как я понял, уставать. Уточняю детали задания.       — Так точно. Приступить к выполнению, — шепчет Хосок, больно укусив в шею.       — Так точно, командир, — отвечает Чимин, расплываясь в улыбке и не особо реагируя на боль, а затем резко встаёт, подняв Хосока и посадив его на стол. Подтягивает к себе, вплотную устроившись между ног. Начинает медленно толкаться, поддерживая за поясницу, чтобы не упал.       — Я же говорил, что единственная привилегия в твоей военной форме — это снять её.        — Снимай уже, я устал! Поухаживай, будь добр. Чимин не может удержаться от смеха, а ещё от того, чтобы снова не поцеловать, поэтому накрывает своими губами, проникая языком. Не глядя расстёгивает куртку, стягивает её и швыряет в сторону, затем и чёрную влажную футболку. Хосок зажимает Чимина между своих бедёр, чуть приподнявшись, держит своё тело на весу. Таким образом он помогает ему быстрее избавиться от брюк, которые летят с грохотом из-за ремня с тяжёлой пряжкой и ножа в футляре. Тянется за смазкой в выдвижной ящик, о которой изначально вспомнил, и передаёт её Чимину, однако тот откладывает её.       — Не торопись.       — Я очень скучал, устал, — отвечает настойчиво Хосок и принимается развязывать узел на штанах Чимина, целуя в грудь. Покусывает под шумное дыхание, которое сбилось уже у обоих.       — Отдохни. — Чимин уже чувствует давление, бьющее в ушах. Давит на грудь Хосока, укладывая его на стол. Перед Чимином лежит невероятной красоты обнажённый мужчина, коим считал его с первого дня. Ему понравился Хосок что тогда — лохматый, обросший бородой и обтянутый кожей скелет, что сейчас — порядочно набравший в весе, окрепший, бритый каждый день и стриженный. Сразу разглядел истину, несмотря на внешнее недоразумение. Он любит на него смотреть, даже не прикасаясь. Он любит его. Если бы Хосок ответил ему в ту ночь чёткое «нет», то продолжил бы наблюдать за ним молча, восторгаться и влюбляться. Возможно, превратился бы в поехавшего сталкера, а после дежурства мастурбировал в одиночестве, представляя его.       — Закидывай на меня ноги, — Чимин скалится, целуя внутреннюю часть бедра, гладит и спускается всё ниже. Как же хорошо, что представлять не нужно.       — Я тебе лучше шею сверну, — шепчет Хосок с прикрытыми глазами, резко зажав чужую голову с воспоминаниями о вчерашней тренировке.       — Обязательно, только не торопись. — Чимин хватается за колени и старается их развести, однако тот крепко держит в своей ловушке. Подготовил он его и впрямь наилучшим образом. В ответ на сопротивление обхватывает его, выпрямляется в спине и за собой вверх подтягивает, после чего хватка Хосока ослабела и мышцы ног расслабились. Держит, проводя языком по сфинктеру и поднимаясь к мошонке, а затем по стволу отвердевшего члена. Снова опускает на стол, наклоняется и целует обожаемый живот, часто дёргающийся и откликающийся на его влажные поцелуи. Обхватывает рукой член и стимулирует медленно. Хосок ожидаемо вздыхает и выгибается, схватившись за его волосы, давит на макушку, чтобы опустился ниже. Чимин знает — дикарь без ума от его горловых приблуд с первого дня. Путь к сердцу проложил именно таким образом — семь стен между ними рухнули в одночасье.

«Нужно только быть понастойчивее, поувереннее, понимаешь? Не таким стеснительным, говорить о себе побольше!»

Чимин берёт в рот член под нарастающий хрип сверху. Хосок нетерпеливый, он устал и поэтому сразу же начинает остервенело толкаться. У Чимина лишь глаза закатываются, слюни, перемешанные с предэякулятом, стекают по телу и попадают на чистый до этого стол. Подобное нравится не только Хосоку, который снова зажимает его голову, сделав её неподвижной и дав свободу своим толчкам, но и Чимину. Однако сразу же прекратил после смачного шлепка по заднице. Позволил спуститься, чтобы проникнуть языком в анус. Параллельно Чимин на ощупь ищет ранее отставленную смазку под чужой экстаз, выдавив на свои пальцы. Сразу же вставляет два и поднимается, ведя языком по дрогнувшему члену снова. Дотягивается до напряжённой шеи и вновь вовлекает в поцелуй. Растягивает внутренние стенки, удостоверившись, что длительные упражнения на этот раз будут только лишними, поэтому заменяет пальцы на свой ноющий от вожделения член, войдя во всю длину сразу же. Хосок откидывается на стол, повиснув головой с края, глубоко, что есть сил, вздыхает, накрывая ладони Чимина своими. Они держат его за слегка выпирающие тазобедренные кости. Начинает в нём двигаться, ускоряется под его стоны, сменившиеся с хриплого шёпота на басистый протяжный голос. Хосок питает слабость, когда Чимин именно такой командир, закинув свои ноги ему на плечи. Сейчас жизненно необходим поцелуй, поэтому он всё же привстаёт на локтях. Чимин понимает его рвение без слов, поэтому тянется к губам, не останавливая фрикции. В такие моменты они вместе становятся дикарями, которые без ума друг от друга. Им плевать, где, как и при каких обстоятельствах свой ум терять. Просыпается единое желание на двоих сожрать друг друга с потрохами, всю душу, тело и разум. Усталость Хосока улетучивается, руки его потянулись к шее Чимина, обвивая пальцами и сдавливая её. Душит. Комбинация таких действий может довести Чимина до быстрого оргазма, он не соврал об этом тогда. Совсем не сдерживает своих стонов, заглушёнными губами Хосока. Чимин сжал ладонями стол, который ходуном ходит под ними, но если отпустит, опора потеряется. Дикарь практически висит на нём, сам насаживается на член. Чимин чувствует: асфиксия доходит до предела. Голова и без того кружилась, но какое же для него это блаженство. Разум куда-то уплывает. Он чувствует себя, своё и чужое тело, и в то же время как будто этого не существует. Долго это продолжаться не может, поэтому давит Хосоку на болевую точку в плече: необходимо сбавить обороты. Кусает за язык сквозь поцелуй и отталкивает. Выходит из него, хватает за ягодицы и поднимает, развернув спиной. Хосок в такие моменты как никогда податлив, словно горячий шоколад, из которого можно слепить любую фигурку. Сегодня она хочет, чтобы к ней были добры. Получится тот самый киндер-сюрприз. Чимин снова берёт его, но уже сзади и продолжает разгоняться. Наклонившись, целует в спину, пробираясь к затылку, а затем резко поднимает, поставив на ноги и плотно прижав к себе в объятиях. Хочет месить тело как тесто, вместо того, чтобы держаться за бесчувственную мебель. Хосок уверенно держался до тех пор, пока Чимин снова не взялся второй рукой за его член и не усилил толчки. Ноги стали слабыми, вместе с тем предвкушающая и тянущая разрядка в паху лишь усиливалась. Шлепки раздавались по кухне вперемешку со стонами обоих и хорошо, что то самое окно выбил чёртов мертвец, иначе сквозь решётку любой мог бы заметить уставное нарушение.       — Я… скоро кончу, — еле выговаривает Хосок, глядя на быстро скользящую руку на своём члене, пока его в удушающем захвате со спины размашисто трахает Чимин.       — Прекрасно, — шепчет Чимин на ухо, который и сам чувствует приближение. Дождавшись подходящего момента, снова разворачивает к себе и падает на колени перед Хосоком. Хватается за его ягодицы, глядя в глаза, накрывает губами, и дикарь немедля начинает его насаживать на свой член, обильно изливается в рот с опрокинутой головой. Чимин не ожидал, что Хосок сразу же его схватит под руки и поднимет. Ляжет на стол и посадит на себя сверху, подтолкнёт на своё лицо. У Чимина искры из глаз полетели от боли, как же сильно Хосок начал выжимать его ягодицы. Командиру ничего не оставалось, кроме как кончить через две минуты в чужое горло, а затем поцеловать, разделив перемешанные слюни и сперму. Доброе утро.

***