Гиацинт

      Уже давно Парижская Опера не переживала такое огромное число событий, но не триумфальных, не тех, что могли послужить ей во благо, а трагичных. Неправильно спетая партия Маргариты – еще ягодки, по сравнению с тем, что уже успело произойти в её стенах после загадочной смерти Жозефа Бюке. Падение люстры и похищение Кристины Даае с середины представления, почти сразу после которого был найден мертвый Филлип де Шаньи, утонувший при неизвестных обстоятельствах, а так же множество других не менее важных происшествий – всё это заставило людей бояться. Особенно суеверные не подходили в Гранд Опере ближе чем на сто метров, её стены окрестили проклятыми, и у девушек из кордебалета появились новые темы для обсуждений, которыми они могли запугивать друг друга и устраивать внеплановые толчеи в артистической Ла Соллери.       Те, кто когда-то мог выставить хвост и похвастаться причастностью к Опере, к этой величественной и сложной системе, резко ощутили на плечах всю тяжесть своей ноши: теперь они были привязаны к обиталищу Призрака лишь тягостной службой и размышляли об этом с сожалением. Для них не стало новостью, что полиция оказалась совершенно бессильна; страх крепчал в душах тех, кто верил с самого начала и зарождался у того, кто до последнего пытался относиться к этому скептически.       Сколько бы пота и крови не было пролито над этим делом, но ни одна улика так и указала на предполагаемого преступника. Следов Призрака же обнаружено не было, так как сама по себе призрачная субстанция не имеет оболочки и следов не оставляет, существуя вне реальности, но наводя ужас в ней же.       Почти все, кто хотя бы немного был знакомых с его историей, пришли к безоговорочному решению, что он и есть сама Опера: теперь люди приходили туда не ради того, чтобы послушать шедевры Мейербера, а почувствовать страх и эфемерное присутствие Призрака.       Кабинет директоров находился в прежнем беспорядке, а сами директора, уже давно пребывающие в беспокойстве, почти физически осязали нависшую над ними угрозу. У них не было прежней уверенности как и в себе так и в других, в делах они перестали доверять друг другу, а разговоры становились всё более и более мрачными: — Это все очень странно! Такого просто не бывает! — Воскликнул Арман Моншармен, испуганно поглядывая на своего коллегу. После инцидента с деньгами он неосознанно опасался Фирмена, но понимал, что они – единственный проблеск разума в этом сумасшедшем доме, который с некоторых пор стала представлять из себя опера. — Тем не менее с нами это произошло...— Ришар нахмурился и сам того не ведая с остервенением начал дергать волосы у виска.  — Нахальство и только. Но ведь Дебьенн и Полиньи справлялись с Призраком, так? — И это было им в тягость. Кара Призрака! Надо же такое придумать!       Фирмен коротко рассмеялся, но его глаза оставались монолитно серьезными. — Мы ничего не можем сделать. Уходим в отставку? — Насчет этого не уверен... – Тогда смиряемся. — Фирмен, ты ведь понимаешь, что ни я ни ты не могли, даже если бы и захотели, облапошить друг друга настолько искусно? — с волнением спросил Арман. — Мне кажется это уже решенный вопрос. Мы ведь друзья, так почему продолжаем обсуждать эти дурацкие франки, из-за которых чуть не стали врагами?       Мужчины впали в глубокую задумчивость, но их бурная мыслительная деятельность продолжалась не слишком долго: из глубины коридоров – возможно и в самих стенах здания – послышались стремительно усиливавшиеся подозрительные шумы, а затем, как в те самые моменты, когда наполненные антуража – в данном случае, страха – зрители ждут, когда поднимется занавес и начнется представление, с ними стал говорить голос: Голос Призрака, с которым директора еще никогда не сталкивались, но знали достаточно, чтобы его бояться: — Вы правильно поступили, господа, что пресекли самодеятельность и больше не предпринимаете попыток моего разоблачения. Да и зачем? Теперь то вы понимаете, что я – Призрак Оперы! — Мне это не послышалось? Я в своем уме, Арман? — Неужели я не вовремя, уважаемые директора Ришар и Моншармен? — Спросил Голос с напускным удивлением. Он ожидал более гостеприимного приема от людей, что боялись его как огня. — И все же, я думаю, он говорит с нами... — О да, поверьте, вы не ошиблись. Я говорю с вами и я рядом, даже если вы меня не видите!       Некоторое время они молчали и их лица медленно бледнели, но невероятным образом сохраняли почти ледяное спокойствие. Затем в голове Фирмена Ришара что-то заработало, механизмы начали своё движение и он улыбнулся, принимая такой доброжелательный вид, словно Голос не только не удивил, но и наполнил его душу радостью долгожданной встречи. — Здравствуйте, мсье Призрак! Очень рады вас видеть! — Мы же его не видим... — Шепотом добавил Моншармен. — ... слышать! — Еще никогда прежде я не обращался к вам воочию, но, как я успел понять, в письменном виде вы чаще всего игнорируете мои просьбы...       Призрак словно и не слушал их, а говорил с самим собой, что показалось директорам странным. На какие еще чудачества, им неизвестные, решался этот персонаж? Было ли такое вообще? Кажется, о любой из его проказ они уже были в курсе. Ришар понимал, что это, конечно, странно, но странно не слишком – пусть хоть упивается собственными интонациями.       Директора поняли, что им предстояла непростая беседа, а потому Ришар неспешно открыл ящик стола, достал коньяк, выпил залпом один стакан и передал Моншармену, у которого от дрожания рук ничего не вышло и он бросил эту затею ровно в тот момент, когда несколько капель напитка упали на стол в незначительном расстоянии от важных бумаг. — У меня к вам дело, дорогие господа директора. — Мы к вашим услугам!       «Паршивец! Негодяй!» – подумал про себя Ришар. — Не будем тянуть: мне нужны некоторые вещи. Свадьба, знаете ли, не за горами.       Директора с нескрываемым удивлением переглянулись и Ришар шепотом спросил у Моншармена, держась руками за дрожащие колени: — Он нашёл призрачную жену? — Возможно. — ответил Голос, заставляя мужчин отвлечься от разговоров и принять самый непринужденный вид. — Но почему мы? Есть же мадам Жири... — О, мадам Жири! Прекрасная женщина, не правда ли? — Голос издал звук, похожий на смех, а после сказал фразу, где не было и намека на его прежнюю доброжелательность. —  О ней забудьте: не она, а вы должны мне.       Ришара был не слишком рад подобному раскладу: мужчина насупился, но промолчал. Он бы не стал вступать в перепалку с Призраком даже при сильном желании. Директора были в состоянии, близкому к кататонии, но отчаянно держались за крупицу рассудка. И хотя было очевидно, что в данной ситуации с ними происходило нечто необъяснимое, они обещали себе, что никогда не поверят в призраков, а тем более в Призрака Оперы. — О, ну что вы! Мы ведь вам не отказываем. — в разговор вклинился Арман Моншармен. — Я не спрашивал вас об этом. —  отрезал Голос, а затем мелодично пропел: — Дела, дела... как много дел! У меня нет времени на то, чем вы вскоре займетесь. К тому же я не могу покинуть оперу.       Внезапно вновь оживившись, Ришар воскликнул: — Мы с удовольствием сделаем все, что в наших силах! Вы сами заберете вещи?       «Ага! Вот сейчас мы и выясним, что предпримет этот невидимый субъект!» — Передайте их мадам Жири не позднее завтрашнего вечера. Я полагаюсь на ваш вкус, господа! Мне нужен костюм и платье для моей невесты. Надеюсь вы сделаете всё в лучшем виде. — Непременно! — Рад слышать. Если вы будете так же вежливы и исполнительны, я обещаю быть терпимее к вашим проказам. А теперь мне нужно вас покинуть.       Некоторое время после того, как Голос стих, директора сидели молча: каждый думал о своём. Лишь окончательно убедившись в том, что беда миновала и Призрачной сущности нет в комнате, Ришар накинулся на Моншармена с радостными воплями, словно позабыв о том, что мгновение назад слышал голос, доносившийся неизвестно откуда. — Мы разгадаем эту тайну! Теперь Призрак от нас живым не уйдёт! — Каламбуры, мой друг? Но каким образом? — Арман обеспокоенно смотрел в глаза обезумевшему коллеге. Он уже видел это красное лицо с выпученными глазами в гневе, но чтобы оно было таким же, но радостным... — А я тебе сейчас скажу, каким образом! В карман, как франки в конверте, все эти вещи не влезут, а потому мадам Жири, если "Призрак" даст ей указания, пойдёт в место достаточно безлюдное, чтобы он без лишних свидетелей мог явить себя миру. И когда этот глупый фокусник попытается их забрать, мы подоспеем как раз вовремя, чтобы схватить его, ведь за мадам будет вестись постоянная слежка. Скорее! Это нужно обговорить со следователем. — Я опасаюсь... он уже доказал, что может быть неуловим, словно тень. Разве тебе этого недостаточно? — Ты что же, продолжаешь верить в его метафизическую сущность? А как же ещё изловить этого наглеца? Он человек из крови и плоти – это ясно как свет. И этот человек уже долгое время держит всех в страхе! Да, он не глуп, но даже самого умного можно поймать на ошибке, Арман! — Мне кажется это ловушка. Разве стал бы сам Призрак просить у нас помощи?

***

      Кристина сидела в кресле, пролистывала страницы книги, но не читала её. Девушка отнюдь не была сторонницей отчужденного образа жизни, но теперь это все больше становилось для неё нормой: вот уже неделю она не пела и сидела в полном одиночестве. Несколько раз в день Кристина выходила в коридор, но обычно страх гнал её обратно в комнату. И хоть Эрик больше не запирал девушку, чтобы дать привыкнуть к себе, она не решалась на хождения по темным лабиринтам подземелья в одиночку.       Иногда девушка ложилась на холодный пол и представляла себе Париж, каким бы он мог быть в тот или иной день. Эрик приходил к ней каждое утро, коротко резюмировал её о том, какая на улице погода и Кристина самостоятельно додумывала какой бы она надела наряд и куда бы пошла – даже какую бы спела песню. Её мысли резко прерывались со скрипами пола и шуршанием мышей за досками: Кристина считала это первым признаком возвращения Эрика. С некоторых пор она старалась избегать его, сократить время их встреч до минимума. Всегда, когда он пытался позвать её или придти к ней в неурочный час, она подольше задерживалась в ванной комнате или притворялась нездоровой. Но не догадываться о ложности её болезненного состояния, он, конечно, не мог.       Но хоть и редко — едва ли наберется пара раз — Кристина приходила к нему и вставала в дверях. Обычно это происходило в то время, когда мужчина начинал играть. Кристина смотрела, как тонкие пальцы нажимают на клавиши. О, они создавали чудесную музыку! И когда Эрик понимал, что она рядом, его настроение тут же менялось и подстраивалось под мелодии: придумывать музыку на ходу было частью его сверхъестественных способностей. Лишь тогда Кристина забывала о его истинной природе, веря, что он великий композитор, спустившийся с небес. А как он пел! Именно для нее он пел лучше, чем когда бы то ни было – оказалось, что никто до неё не знал настоящего голоса Призрака Оперы.       Кристина корила себя за всё, что делает – даже за мысли, но ничего не могла с этим поделать. Его игра и голос – для неё это было единственным, что притягивало к Эрику всё так же неизменно – прочее в нём отвращало. Сколько бы он не пытался ей понравиться, задобрить её подарками, но страх перед его уродством и любовь к другому – главная отталкивающая сила, не позволяющая сблизиться с ним. Мог ли он стать для нее хотя бы другом? Кристина сомневалась и не хотела стараться ради этой дружбы.       Вновь гонимая скукой, Кристина решила выйти в коридор на короткую вылазку. Она прошла немного дальше своего обычного маршрута, оказываясь возле комнаты Эрика. Было еще очень рано, но девушка провела бессонную ночь и не видела смысла в том, чтобы совершать вылазки в какое-то определенное время. Несколько минут она провела у двери с сосущим ощущением чего-то неприятного, но когда Кристина постучалась и даже позвала мужчину, никто не ответил. Не ответили ей и через полчаса.       К удивлению девушки, в подземелье никого не оказалось – Эрик чаще уходил ночью, когда она еще спала, а теперь его не было и днем. Полное отсутствие звуков, не считая привычного жизненного цикла крыс, чьи коготочки и попискивания наперебой друг другу шумели то там то здесь.       Внезапные исчезновения без того, чтобы сказать об этом Кристине – несвойственная для Призрака вещь – в этом вопросе он отличался особой пунктуальностью. Девушка шуточно подумала, что теряет своё влияние. Уход среди бела дня более усложнялся тем, что в его доме находилась пленница, которая не может не воспользоваться возможностью для побега. Впрочем, как раз Кристину это утверждение обходило стороной – ничего подобного она не помышляла, чувствуя себя слишком слабой для того, чтобы стараться хотя бы ради себя.       Наступил вечер. Сегодня Эрик был тише обычного или, может быть, до сих пор отсутствовал. Девушка была голодна, но это не помешало провести весь день в надеждах, что до завтрашнего утра ей не придется иметь дело с Призраком, потому, когда далеко заполночь она услышала стук в дверь, это расстроило её и разозлило. Кристина находилась не в лучшем расположении духа и не реагировала на навязчивый стук до тех пор, пока не раздался голос. — Кристина, позвольте войти? — вежливо осведомился Эрик. — Я плохо себя чувствую. — затем добавила: — Уже очень поздно. Зачем вы пришли? — Я пришел не просто так, это важно для нас обоих. — Мужчина тяжело выдохнул. — И прошу, перестаньте притворяться больной! Вы не можете вечно воображать себя принцессой в башне.       Кристина поднялась, мигом подхватила платье и спряталась за ширму, стоявшую тут же в комнате. Эта комната, безвкусно, но мило обустроенная, была бы прекрасным склепом для детских игрушек. — Войдите.       Дверь отворилась. Коротко осмотревшись, Эрик не обнаружил Кристины, но затем понял, что единственное место, где она могла быть – ширма для переодеваний. Он слышал шуршание платья и вдруг у него возникло непреодолимое желание зайти за неё прямо к Кристине... но Эрик отмахнулся от этой затеи. Он не был негодяем и не собирался так поступать – это была скорее лишь навязчивая мысль, абсурдная и глупая. — Кристина, вы же помните наш уговор? — Его голос излучал нетерпение и губы почти в ту же минуту растянулись в улыбке, скрытой под маской. — Я вам напомню: на следующие выходные запланировано наше венчание... вы готовы?       Кристина молчала. Она думала, как бы могла ответить. Все то время, что девушка жила с ним, она жалела о своём решении и ей не приходило в голову ничего, кроме отговорок. Каждый день проходил как в болезненном тумане, где её время бессмысленно утекало. — Пока не знаю. Эрик, это все? — с трудом выговорила Кристина. Ей было тяжело быть такой и она сильно прикусила костяшку пальца, пока ждала от мужчины ответ.       Он долго думал, прежде чем что-то сказать. Всегда так делал, пытаясь справиться с бушевавшими в нем чувствами. Как девушка и ожидала, его голос изменился: стал глуше, в нем появился металл. Испытываемая им боль, которую Эрик преподносил, как следствие действий Кристины, всё только усложняла. Она не знала, как быть добродетельной, когда сама страдаешь. — Кристина, за что вы так со мной? Ваш Рауль жив и здоров. Это и есть причина вашего беспокойства? Неужели хотели, чтобы я убил их тогда? — Не говорите подобных вещей, вы же знаете, как я отношусь к этому! — Девушка медленно выплыла из-за ширмы. — Зачем беспокоите меня среди ночи? Чтобы сделать мне больнее замечаниями?       Она уже была одета, но её волосы свободно рассыпались по плечам и сам внешний вид оставался немного неряшливым. Кристина даже не посмотрела в сторону Эрика. Приблизившись к туалетному столику, не садясь девушка начала приводить себя в порядок. — Почему вы не смотрите на меня?       Кристина видела в отражении зеркала, как за ней возникает его фигура: черная маска, закрывающая все лицо, но не скрывающая глаз, зачесанные назад волосы с проблеском седины. То, как он держался, в первую личную встречу вызвало в ней восхищение и неподготовленный трепет. Тогда он впечатлил её своим ростом, но в особенности она хорошо запомнила, как была поражена его цветом глаз – ни у кого в Париже, да даже в мире не было подобных глаз цвета золота. И уже сейчас, спустя столько времени, она ощутила нечто подобное, уловив их блеск. На нем была дорожная одежда, темная, сливающаяся вместе с маской на таком же темном фоне комнаты – мрак, рассеять который маленькая свечка была не способна.       Она не понимала, почему он так одет, но не желала спрашивать. С остервенением припудрившись и откинув от себя пуховку, Кристина резко развернулась. На её лице читалось раздражение: «Что я делаю?» — спросила она себя, но не остановилась. — Чего вы хотите? — Я думал спросить вас о том же, но в ином ключе. Чего вам хочется прямо сейчас? Не просите, чтобы я ушел. — Вы пришли лишь за этим? — Если вам так угодно, Кристина, то да. — Эрик, казалось, никак не воспринимал её резкие выпады. Его глаза излучали спокойствие, а голос был мягким и обволакивающим – в минуты душевного благополучия он всегда говорил этим голосом. — Чего вы ожидали? Держите меня здесь, словно в ловушке. Я света белого не вижу, а у вас хватает совести спрашивать, чего я хочу! — Я не мог отпустить вас, Кристина. Вы до сих пор огорчены и злитесь на меня, хотя прошла уже неделя. Разве вы просили свободы за все эти дни? Я был не против того, чтобы вы не говорили со мной и не видели меня: мне достаточно знать, что вы всегда рядом. Но скоро вы станете моей женой и я не смогу ограничиться лишь этим. — Эрик с надеждой вглядывался в напряженное лицо девушки. — Если я позволю вам выйти, вы перестанете игнорировать меня? Кристина посмотрела на него, отвела глаза и посмотрела вновь. Она выглядела смущенной и искала, что ответить: — Если вы... если вы действительно собираетесь дать мне такую возможность... — Конечно. Вы сомневаетесь? — Немного. — Но у меня будет еще одно условие, милая моя соловушка: я пойду вместе с вами. Справедливо, что скажете? Не стоит отрицать, что вы можете сбежать вместе с мальчишкой, а я не могу позволить этому случиться. — Не напоминайте о нем. — затем Кристина заговорила чуть менее пылко. — Неужели это правда? — Правда.       Кристина отвела свою прекрасную голову в сторону и между её бровями пролегла тонкая морщинка. Она вновь не смотрела на Эрика, задумавшись над чем-то, известным ей одной. Мужчина же внимательно следил за выражением её лица и глаз, любуясь своим маленьким ангелом и с обожанием изучая давно знакомые черты. — Но когда же? — Я думаю, что можно и сейчас, если желаете. — Почему вы пришли ко мне среди ночи, Эрик? — Я весь день был занят некоторыми... приготовлениями. Не столь важно. Попробуете угадать, какая сегодня погода?       Кристине вновь пришлось принять его игру. Она задумчиво произнесла: — Возможно... идет дождь? — Вы так решили, потому что печальны. Но нет... нет, дождь отступил и улицы наполнились вечерней прохладой. Оденьтесь потеплее, душа моя, и не бойтесь грома. — А куда мы отправимся? — девушка наконец смягчилась. — Можем сходить в сквер, послушать ночных птиц. — мужчина чуть склонился и заглянул Кристине в глаза. — Хотите сопроводить меня, как это делают самые обыкновенные люди? — Почему "обыкновенные люди"? Разве вы не человек? — Как знать! Эрик и сам часто думал над этим вопросом, но когда посмотрел в зеркало... понял, что поспешил с выводами. — Эрик выпрямился и продолжил доверительным шепотом, будто посвящал девушку в какую-то тайну. — Мне пришлось разбить его: там жил монстр. Под маской его почти не видно, верно же?       Кристина отвела взгляд. Она внимательно смотрела на пламя свечи и слушала голос Призрака. — Молчите… это потому, что вы тоже видите в Эрике монстра. Вы воспринимаете меня не как человека, и я привык к тому, что никогда им не стану. — он улыбнулся, но она, конечно же, не видела его улыбки. — Но все же я остаюсь одиноким мужчиной, который почти никогда не имел дел с женщинами и вдруг осознал, как нуждается в компаньонке. Конечно, вы спросили у меня не это, но я должен сказать...       Внезапно он осекся и в Кристине тут же разыгралось любопытство: — Что же, Эрик? Что вы хотите сказать? — Я бы не хотел портить вам настроение перед прогулкой... — Это связано с Раулем?.. — Она почти перестала дышать, ожидая ответа, но когда Эрик отрицательно покачал головой, Кристина вернулась в своё привычное состояние легкого беспокойства. — Вы ведь уже начали. Скажите в чем дело, прошу вас. — Это касается нас с вами. Я и не думал, что стану говорить об этом так прямо, но потом я понял: если я еще могу говорить, если я еще способен для вас что-то сделать, то должен рассказать об этом как можно скорее.       Он мог продолжить только после того, как понял, что Кристина внимательно слушает. Его руки сжались в кулаки, но голос не изменился: — Трудно говорить о том, что одних пугает и отталкивает, а другие ждут того же с благоговением... тем не менее, я думаю, вам пора знать: я болен! Сырость подземелья послужила тому причиной, или моя бурная жизнь, в которой произошло много удивительных историй, но которая от меня стремительно ускользает... впрочем, не столь важно. Не думаю, что умру внезапно и не думаю, что Он позволит мне окончить эту повесть без мук, но лишь тогда я смогу открыть вам всю правду. Просто подождите немного. — Эрик стянул с руки перчатку. — Вы видите? Посмотрите на эту мертвую кисть: еще при жизни я стал трупом. Должно быть, вам кажется, что я разыгрываю комедию, но нет... хотел бы я считать так же! С каждым днем я чувствую себя всё хуже. О нет, я далеко не стар, Кристина! Просто я... что-то внутри меня... и оно болит.       Мужчина вновь надел перчатку и посмотрел на свои руки, скрытые под темной блестящей кожей. Он чувствовал себя как никогда прежде спокойно и легко. То, как он говорил Кристине о смерти своим прекрасным, сильным голосом, поражало его, прежде уверенного, что он не сможет справиться с этим. — Я не врач, но во мне достаточно понимания, чтобы чувствовать приближение смерти. Вы, Кристина... нет, не думаю, что вы стали счастливее после того, что узнали, ведь вы всегда старались быть добры ко мне, но моя гибель станет для вас избавлением – я знаю это. Вы сможете уйти и я не стану держать вас! Просто... повремените еще. Скоро это случится... когда мне станет хуже, я скажу вам, как покинуть это место. — Эрик... — Кристина несколько раз повторила его имя, а потом медленно опустилась на стул. — Мне пришлось заранее подумать над речью, чтобы не сбиться с мысли и устоять под вашим взглядом. Впрочем, я потратил не так много вашего времени, правда? Я и не ждал от вас сочувствия, не ждал, что вы мне поверите, но... ваши глаза!..       Он замолчал и сел перед девушкой на одно колено, чтобы видеть её лицо. Ему становилось лучше, когда он мог быть к ней так близко. — Вы плачете, Кристина? Эти слезы из-за Эрика? — Нет, вовсе нет... просто... — Кристина сама не знала, почему это случилось. — что же вы не сказали мне раньше?.. Зачем так долго скрывали от меня правду? — А вы бы мне поверили? Я и сейчас не знаю, верите вы мне или нет... — И вы поэтому пришли? — Поэтому, Кристина... конечно поэтому...