Кото
Сделал он это практически без предупреждения, чем сильно расстроил тетьГарнет и разозлил агнес. Возможно, это было сделано отчасти для того, чтобы заставить Жируху ревновать и войти в активную фазу заигрываний — хотя куда уж активнее — и заодно отделаться от Люси — так ее звали. Люси, как вскоре выяснилось, была инвалидом детства и всю жизнь провела в инвалидной коляске — парализованная по пояс. По официальной версии Лоренса, он подумал, что одна калека другой не испугается (выразился он, конечно, гораздо более аккуратно), поэтому их можно познакомить друг с другом. Однако Люси оказалась пугливой. Ради уважения к Лоренсу агнес надела парик, и даже он не спас ее от полного ужаса-отвращения взгляда. Гляделки продолжались ровно пять секунд, и больше Люси на агнес не смотрела — только отворачивалась. Сама она была вполне симпатичной: пухлая блондинка с ухоженными завитыми волосами, напомаженная и со стрелками на веках. На ней было красное шелковое платье, а на руках — браслеты с металлическими цветочками. Люси без интереса слушала историю агнес, и на ее лице то и дело проскакивал страх, смешанный с какой-то вымученной жалостью. Ей явно не нравились тяжелые истории, зато она обожала истории успеха и романтические сказки. ТетьГарнет ей тоже не понравилась: ее лимит жалости был ограниченным, а Жирухе надо было еще, и еще, и еще больше сочувствия, она никак не могла насытиться. Подсознательно и отчасти сознательно тетьГарнет намеренно пугала Люси рассказами о проблемах агнес, о том, как агнес мало ест, как она постоянно вляпывается в неприятности и как сложно ограждать ее от опасного мира. «Господи помилуй, эта несчастная душа заперта в уродливом теле и никак не может упокоиться! Настоящий призрак! Куда я попала?! В дом с привидениями?!» — было написано на лбу у Люси. агнес было не очень ясно, как такая натура не утратила своей утонченности в теле, которому самому подтереть обосранную жопу — проблема проблем. Лоренс пытался разрядить обстановку, но все зря. Люси была готова встать и тут же отправиться домой, но ее, простите за каламбур, парализовала местная атмосфера. В истории Люси агнес была второстепенным персонажем, а на первый план выходила тетьГарнет. Несчастная тетьГарнет с уродливым нежизнеспособным монстром — как ребенок из фильма «Голова-ластик» Линча — который тянет из нее все соки. Где-то там простирается более важный сюжет ее жизни, а здесь ее поджидали только скримеры. агнес знала этот эффект и ненавидела его. агнес знала, что ее воспринимают не как человека, а как недобитый мешок с тентаклями в темном углу, на который лишний раз лучше не смотреть. Эту репутацию старательно годами выстраивала тетьГарнет. Черт бы побрал эту Прогорелую Жируху. агнес чувствовала острое желание вцепиться зубами Люси в горло. Люси вела себя как жертва, как та часть общества, на которой можно безнаказанно отыграться за все месяцы пренебрежения, игнорирования и брезгливости, с чем она сталкивалась изо дня в день. И агнес начала ее пугать. Сначала она старательно пялилась на Люси. Потом внезапно подавилась картошкой и заставила Лоренса испуганно хлопать ее по спине. Потом перешла на тики и принялась рассказывать про то, какими хорошими людьми были ее родители и как она по ним скучает. Сделав вид, что ей жарко, она сняла свитер, оставила одну майку и торжественно показала Люси лишенные мускулов руки, все в рубцах от пересаженной кожи и шрамах от пожара. Стоило тетьГарнет отвернуться, агнес растянула рот в улыбке и изобразила знак Бафомета. Все это производило нужный, но недостаточный эффект. Так что на сладкое агнес оставила «приступ». Она, как обычно, завела разговор про Джесси, с удовольствием пронаблюдала, как Жируха раскручивает тему (Люси уже сидела с вытаращенными глазами: она не слышала историю про торнадо и сильно впечатлилась), а затем с криками и ругательствами в сторону Джесси разревелась и заставила тетьГарнет неуклюже ее успокаивать, а потом подошла к окну, распахнула его и начала орать, срываясь на вой. Лоренс ни разу не смутился — он знал, что агнес так просто не ловит триггеры — и ей даже показалось, что он слегка улыбнулся. Они посидели еще немного, минут пятнадцать, а затем Люси отошла в сральню помыть руки, изобразила звонок домой и сказала, что ее срочно вызывает мать. Больше ее ноги в этом доме не было, и вскоре по городу разнесся слух, что они с Лоренсом расстались. В следующую встречу (Лоренс начинал заглядывать к ним как к себе домой) он извинился и перед тетьГарнет, и перед агнес. Особенно перед агнес, но с хитрым огоньком в глазах. — И зачем ты ее привел? — прямо спросила агнес. — Мне казалось, что новый человек тебя развеселит, — улыбался Лоренс. агнес действительно повеселилась в тот момент. Однако смущало то, что Лоренс, живя какое-то время с Люси, не мог не знать ее страхов, но все же решил привести в дом Аркстоунов. — Ну, я повеселилась, если ты понимаешь, о чем я, — хмыкнула агнес. — Ты что, таким образом решил разорвать ваши с Люси отношения? С помощью нас? — Ты что! Нет! Я просто подумал, что тебе надо пообщаться с кем-то кроме меня, а то, живя в социальной изоляции, ты совсем, хи-хи, одичаешь. А Люси мне показалась той, что сумеет расположить к себе даже такую своеобразную девочку, как ты. Но, увы она сама оказалась к этому не готова. — Да, и вышло, что она оказалась брезгливой, пугливой и чуть не испортила мне настроение — но я выкрутилась! — Я не сомневался, что общение с Люси тебе понравится. Как же двусмысленно это прозвучало! Если он действительно замышлял нечто странное, то агнес бы растаяла прям посреди комнаты, как кусочек масла на раскаленной сковородке. Тем не менее, он решил загладить вину и пригласил агнес в парк Морнигтона. Пообщавшись с глазу на глаз с тетьГарнет, он выбил согласие на прогулку, и на следующие выходные они отправились в Морнигтон. Выглядело это как закрепляющий положительный эффект от приключения с Люси поступок. Однако в следующие разы он гораздо осторожнее знакомил своих женщин с Аркстоунами и лишь изредка «позволял» агнес издеваться над ними, если их отношения подходили к концу. Тем не менее, это происходило с завидной регулярностью: то они пересекутся в магазине; то придут сразу домой, то Лоренс позовет агнес на совместную прогулку. Последнего агнес не любила: ей казалось неправильным приглашать ее на чужую свиданку, но она не отказывалась, потому что это был отличный шанс поразвлекаться пуганием обычных людей. Не все женщины одинаково боялись ее — но тем было интереснее. Женщины были разные. Над некоторыми приходилось попотеть, чтобы произвести сильное впечатление; некоторые сами ее пугали странным видом и поведением. В общем, раз на раз не приходился, но по большей части агнес испытывала садистское удовольствие от знакомств. В конце концов ей даже понравилось отгонять женщин от Лоренса: скорее всего, дело было в легкой ревности, как бы ни было странно это признавать. Но у всех у них были за плечами грустные, слезливые или инвалидные истории. Один раз агнес познакомилась с девушкой с шизофренией, которая периодически отлетала в психушку и временами, когда у нее не было настроения пить таблетки, с удовольствием рассказывала каждому встречному-поперечному, зачем люди занимаются сексом и почему, если сексом не заниматься, во влагалище заведутся жуки. агнес это не напугало, но она оказалась достойным противником. Можно сказать, между ними завязалась психологическая борьба за Лоренса, в результате которой агнес устроили такой секс-просвет, после которого у иного человека начнутся кошмары про паразитов в матке. Лоренс, однако, уверял, что большую часть времени она ведет себя, как обычный человек, а сейчас у нее весеннее обострение. Он вообще говорил, что вокруг больных шизофренией плодится до черта стигматизирующих мифов, а ведь если получать правильное лечение, человек сможет стать полноценным членом общества. К сожалению. Марте — так ее звали — повезло меньше. Родители ее любили приложиться к бутылке, и детство, отрочество и юношество ее проходили в тотальном неглете и отсутствии должного лечения. Лоренс твердо решил поставить ее на ноги, а для этого решил дать пообщаться с умным, все понимающим человеком — то есть агнес. агнес после такого побоялась давить на диагноз Марты и просто старалась вести себя соответствующе сумасшедше — чтобы показать ей, как результат саботирования лечения выглядит со стороны. Помогало ли это? Конечно же не особо, но было весело. Остальным она такой пощады не давала, и Лоренсу временами приходилось ее даже останавливать, чтобы жертва не раскусила, что она, на самом деле — жертва.***
агнес хорошо помнила тот день в городском парке: было много смятения, неуверенности, людей, шума и тиров. Тогда она поняла, что обожает тиры. Это была плохая, но хоть какая-то замена ее давнему увлечению. Да, ее руки плохо держали оружие, но, тем не менее, она справлялась на отлично. Лоренс сильно удивился ее меткости: — Вот это да! Лучше тебе ружье в руки не давать! — Я ни за что не буду стрелять в людей. Ну, только если в Джесси, — серьезно ответила агнес. — Это радует! Мимо проходили чьи-то дети, родители, тети и бабушки с дедушками. Все были глубоко поглощены собой... кроме карапузов. Карапузы так и норовили посмотреть на агнес; а родители смотрели, куда смотрит их чадо, и тоже утыкались взглядом в агнес. Выбраться в огромный парк для них было обыденным делом на выходные, но вот повстречать человека с увечьями — отнюдь. Весь этот шум и лишнее внимание были в новинку после долгих месяцев шатаний по дефолтному Кукурузному городу. — Может быть, я и сатанистка, но не дура, чтобы отлетать в тюрягу. — Тебя останавливает только это? А если хорошо постараться и скрыть следы? — хехекнул Лоренс. — Все равно поймают. Еще и слава дурная будет, мол, сумасшедшая уродка стала убийцей. Новости только об этом и будут трындеть! — Тебя так папа научил стрелять? — Ага. Мы часто выбирались на охоту. Разговорились об охоте. агнес с одной стороны нехотя, а с другой, с теплотой вспоминала подстреленных уток, которых мама потом, ворча о лишних жертвах, ощипывала и запекала в специях. Было очень вкусно. Так же нехотя она вспоминала, как восторженно бегала по болотам и буреломам, не обращая внимания на комаров и кусачих мух, похожих на клещей с крыльями, и добывала мясо иногда даже удачнее отца. Ее охотничьи инстинкты были так же сильны, как и холодность по отношению к окружающему миру. Однажды она подстрелила глухаря, и это было настоящая победа маленькой агнес. Он выпорхнул прямо из-под ног, но она не растерялась, а вскинула ружье и заставила птицу упасть в траву и ползти дальше от людей, пока ее не настигли и не положили конец побегу. Лес, казалось, был ее вторым домом, и в глубоком детстве она мечтала стать лесничим. А иногда отец брал ее на оленей. Но это было скучно: их специально прикармливали, как рыбу в платных прудах для удачной рыбалки. Нет, так-то подстрелить целого оленя — это сильно, это мощно, это ужасно необычно и круто, но все равно отдавало фарсом и несправедливостью по отношению к животному миру. Лоренс охотно слушал ее откровения, но по нему было видно, что охоту он не сильно уважал. Ему бы гораздо больше понравилось, волонтерь агнес в приютах для животных. — И тебе не было их жалко? — Нет. С чего бы? — Ну, эти животные ничего не сделали, а вы приходили и убивали их. — Будь у них сознание, они бы тоже приходили убивать нас. Все справедливо, но никто об этом не задумывается. — И правда… — Лоренс сделал вид, что согласился. — Но бы все-таки держался подальше от охоты. Не мое это, извини. — А кролик тебя, значит, не смутил? — не поняла агнес. — То была… вынужденная мера, да и как сказала ты сама, у фермерских кроликов судьба быть убитыми. Лоренс помолчал, задумавшись. — Но слушай, ты так интересно рассказываешь об охоте, что я жалею, что не хочу и не умею стрелять. В параллельном мире мы бы обязательно поохотились как минимум на уток. агнес снова почуяла легкий флер неладного. Зачем ему переться с ней на уток, если он не хочет? Чтобы что? Вопреки всему порадовать ее и еще сильнее втереться в доверие? — Ты временами меня пугаешь, чел, — ответила она. — Зачем тебе жалеть о том, что ты не хочешь со мной охотиться? Да и с чего ты взял, что я сейчас хочу этого? У меня слишком мало сил для того, чтобы гонять по лесам. — Честно — сам не знаю. Мне просто нравится участвовать в твоей жизни и наблюдать за тобой… в естественной среде обитания. Ты очень интересная. — Ну не знаю, раз уж на то пошло, то я не интересная, а страшная. Ты что-то путаешь. Они помолчали. — А потом мне запретили, — подытожила агнес. — Почему? — Я убила соседскую собаку, потому что она мне не нравилась. Отец решил, что охота плохо на меня влияет, и это было в какой-то степени правдой. Я вообще была неуправляемым ребенком. В том плане, что проявить насилие для меня не значило ничего. — Как так вышло? — Не знаю. Я просто встретила ее на пустыре и подумала, что она на меня бросится. Я честно сначала пыталась ее отпугнуть, а затем она действительно на меня залаяла. Я пошла в атаку, начала лаять в ответ, и случился бой. У меня с собой был ножик, и я его использовала в схватке. Смотри, на руках даже шрамы остались от укусов! Она закатала рукава и показала рваные шрамы, которые не перекрыли даже рубцы от ожогов. Лоренс с интересом их разглядел и даже попросил потрогать. агнес согласилась, потому что ей бы на месте Лоренса тоже было бы интересно, какие они наощупь. — Тогда, получается, ты проявила самозащиту! — заключил он. — Мне не поверили, потому что знали мои наклонности. Обо мне с младенчества ходила дурная слава. Кроме того, она могла полаять и уйти. Сосед все усугубил тогда: грозился исками и называл меня дрянной маньячкой и везде разболтал, какая я опасная для общества тварь. Он дорожил своей старой псиной, как будто это был четырехногий денежный мешок. Отец тогда глубоко расстроился. — Что ж, спишем на то, что ты была несмышленым дитенком! — Да, все так. Я действительно не понимала, почему мои поступки плохие, а в наказаниях видела сплошную несправедливость. Я тогда дико обиделась на отца, но с возрастом поняла, что он был прав… Наверное. Он говорил, что нельзя причинять вред тем, кто слабее тебя и кто не может за себя постоять. Но… Теперь его нет. Глупое правило. Я обещала ему следовать и следую как-то на автопилоте, что ли. Мир таков, что если можешь причинять вред себе во благо — причиняй. И без разницы, кто перед тобой. Я пытаюсь разболтать эту отцовскую установку как могу, но не всегда получается. Я уже ничего не понимаю. — А по-моему, твой папа был прав. Просто ты немного запуталась. — Распуталась. Я сатанист. Я должна вести себя, как сатанист, а не как мямля. Они пустились в добродушный спор. Лоренс выслушивал, не осуждая, и мило возражал. агнес не могла этому не удивляться. Каждый раз, когда она пыталась рассказать подобные вещи, то встречала непонимание и отвращение в свою сторону. Поэтому приходилось говорить о малозначительных вещах, храня в глубине души по-настоящему важные и интересные темы. С Лоренсом такого не было. Она действительно могла расслабиться в его компании и говорить что думает, убеждать и приводить доводы, которые услышат… прямо как с Джесси. (Джесси? Откуда он взялся в голове? Никаких Джесси в смену агнес!)***
После тиров они уселись в кафешке, заказали по клубничному коктейлю. Неприятный толстый, с волосатыми руками, большеносый и усатый продавец мексиканской наружности почти сердито выдал им коктейли и, похоже, чуть не предъявил агнес за внешность — но при Лоренсе сдержался. агнес почти расстроилась. Ей нравилось «точечно» пугать людей, когда они наиболее уязвимы, но в толпе каждый смелел и мог ответить ей гораздо жестче и больнее. Кроме того, в тот день у нее не было настроения никого пугать — она просто хотела почувствовать себя обычным человеком, который пришел в парк отдохнуть от рутины. Но — такое чувство — на нее все смотрели и осуждали просто за то, что она решила выползти из своей конуры на свет божий. Поначалу агнес казалось, что в этом нет ничего страшного: пускай смотрят, пускай видят, какие разные на внешность бывают люди, пускай знают, что она такая же, как они… но вместе с тем она чувствовала мощное отчуждение. Она не была из этих людей. Она была изгоем. Тем, кого предпочтительней не видеть и не слышать. Это пугало и угнетало. агнес старалась как можно быстрее высосать вкусный, кстати, коктейль через трубочку и поскорее убраться из вида недоброжелательного мексиканца. Ей было жаль так быстро расставаться с напитком, который она пила впервые за год и чей вкус уже позабыла, но что поделать. Поколебавшись, она сказала Лоренсу, что ей некомфортно светить лицом при честном народе. Подумав, он выдал очевидно-неочевидное решение. — Тебе надо скрыть лицо. Пойдем найдем какую-нибудь маску. Их тут миллион! — Это унизительно! Прямо как ношение парика! — фыркнула агнес. — Пускай люди наслаждаются зрелищем, буду светить рожей им на зло! — Вовсе нет. Она нужна не для того, чтобы скрыть твое лицо, а чтобы ты почувствовала себя… чуть менее собой. Расслабилась и стала каким-нибудь персонажем или чем-то вроде того. Лоренс был в своем роде гением, решила агнес. Его план обязан был сработать. Они допили коктейли, пошли дальше гулять и увидели у одного из ларьков обычные детские маски с мордами зверят. Их продавала стройная большегрудая афроамериканка в розовых очках. Она жевала розовую жвачку и время от времени надувала ее. Она снисходительно покосилась на парочку, с удивлением глянула, как они выбирают маски и еле заметно усмехнулась сама себе — мол и не такое на работе встретишь. Ее хотелось придушить за эту снисходительность. агнес постаралась поскорее выбрать маску, чтобы прекратить то ли параноить, то ли справедливо обижаться на всех вокруг. Ей сразу понравилась белая в форме пушистой кошачьей мордочки. Такая, самая дешевая, но по размеру подходящая и с большими прорезями для глаз — обзор в них ничто не заслоняло. Надев ее, она прозрела: это было то, что надо. Теперь мало того, что никто не видел лица агнес — агнес могла не быть собой, как и сказал Лоренс! Можно придумать свою полную противоположность. Теперь она не девочка, она — кошкодевочка. Или даже кошкоженщина, потому что взрослым быть круче. Пускай ее зовут как-нибудь иначе… Кото, например! На японский манер. Она знает эту жизнь, ей ничего не страшно, и она любит обычных неразумных кошек. Точно… Она отвлеклась от самой себя на придумывание и больше не волновалась о том, какое впечатление производит. В парке конечно продолжали пялиться так, будто она была без маски; но то было неважно, ведь разглядывание пластика, принадлежащего Кото, не равно разглядыванию обезображенного рубцами лица. Кото была свободна от собственной внешности и могла спокойно радоваться прогулке и дурацким призам из тиров. Она не собиралась их забирать домой, особенно всяких плюшевых курочек и медведей, поэтому они договорились, что Лоренс отправит их в какой-нибудь благотворительный фонд. Лоренс был гением! агнес весь день провела за продумыванием спасительного альтер эго. Но все равно кое-что смущало. — Мне кажется, я стала еще приметнее! — наконец сдалась агнес. — Тебе просто кажется, — возразил Лоренс. — Такие дурацкие юбки никто не носит! — Тогда, для твоего спокойствия, подберем что-нибудь нейтральное. Но будь уверена: так пристально, как тебе кажется, никто тебя не разглядывает. А если и разглядывает, то только дурак, который пожмет плечами и забудет про тебя уже через пять минут. Однако к вечеру того же дня Лоренс купил ей самые обычные серые джинсы, которые гораздо больше подходили под гуляния, нежели приметная юбка в пол: мало того, что ей не хотелось светить своим лицом перед незнакомцами, так и знакомцам не положено знать, как проводит свое время агнес и с кем гуляет. Ей параноидально казалось, что Кукурузный город и Морнингтон слишком хорошо сообщаются между собой, и любая информация о ней в Морнингтоне мигом просочится в уши кукурузных жителей. Лишние слухи ей не нужны. агнес понимала, что данный костюм обладал приметностью уровня супергеройского латекса с плавками поверх, но лелеяла надежду, что даже если кто поймет, что перед ним та самая агнес, что живет с тетьГарнет, то не сможет ничего доказать. Она переодела их прямо в магазине. После ношения одних платьев с юбками обычные человеческие джинсы чувствовались на теле очень странно и капельку неудобно; два тканевых шланга сковывали движения. Тем не менее, она испытала дикую радость, перерастающую в ликование: она на чуть-чуть снова стала прежней собой! Вернулась к человеческой жизни! — Мне кажется, я снова обрела себя, — призналась она Лоренсу, выйдя из примерочной. — Кто бы мог подумать, что обычные штаны так сильно приближают к нормальной жизни! — Я бы мог подумать, — удовлетворенно ответил он. — Именно поэтому я и хочу тебе их подарить. Можешь отрывать бирку. — Чел… Ты… Она была готова его обнять. Они счастливо догуляли до позднего вечера, а потом агнес зашла в уличный туалет и снова переодела юбку, чтобы не бесить тетьГарнет. Дома она сделала вид, что в пакете подарки из тиров, а в комнате сразу закинула маску с джинсами на шкаф. ТетьГарнет бы не поняла таких странных покупок. С тех пор она всегда надевала в людные места джинсы и маску, чтобы не привлекать к себе, агнес Аркстоун, внимание. По мере взросления Лоренс подгонял ей все новые штаны и прочую одежку совершенно бескорыстно: кое-какую можно было не стесняясь носить при тетьГарнет, а какую-то прятать подальше. В этом превращении в Кото было что-то магическое. Лоренс умудрился дать ей нечто бесценное — ощущение настоящей жизни. И это стало их самым большим секретом, с которым не сравнится даже жертвоприношение.***
Так, создав себе подобие аватара в одну из прогулок с Лоренсом, агнес впоследствии превратила его в полноценного персонажа со своей судьбой и частной жизнью. Сначала в ее дизайне присутствовали джинсы и маска, а затем агнес хорошо подумала, повдохновлялась картинками из Дивергентарта и привела внешность Кото к текущему состоянию. Пересекались они только когда агнес хотелось погулять или посидеть в интернете. Функционал Кото рос, и она начала привязываться к ней и стала тратить небольшие карманные деньги на заказные рисунки, которые впоследствии распечатывала в местной сетевой типографии и прятала в нижнем заедающем ящике, прикрепляя конверт с ними ко дну — чтобы не дай бог не засекла тетьГарнет. Ей было неприятно от того, что на нее смотрят одни и те же работники типографии, да еще видят то, что она распечатывает, но желание зафиксировать Кото в материальном мире перевешивало стеснение. Но Лоренс спас положение и тут, согласившись распечатывать картинки за нее. Лоренс, как и Кото, становился неотъемлемой частью ее жизни.😺😺😺
агнес протерла нычку от еле видной пыли и положила обратно. В принципе, эти вещи можно было не прятать (кроме творения ЛаВеля, разумеется), но у тетьГарнет возникнет много вопросов к маске, да и не хотелось, чтобы она была в курсе таких личных вещей. Следом она принялась разбирать джанкбуки и материалы для них: выкидывать ни на что не годящиеся обрезки, раскладывать бумаги, нитки, ножницы, клей, коврики для поделок. За много лет у нее собралась обширная коллекция материалов, постоянно пребывающая в творческом беспорядке. Каждый раз складывать материалы на место было лениво и бессмысленно, поэтому за несколько дней на столе образовывалась гора всевозможного, давайте честно, хлама. Готовые неважные джанкбуки (те, которые можно читать тетьГарнет) она убирала в специальную полочку в шкафу, а важные отправляла на другие полки под одежду и каждый раз перепрятывала — от греха. В дальнейшем она относила их в лес и складывала в закопанный под землю пластиковый коробчонок. агнес двояко относилась к этому типу хобби. С одной стороны, нет более бесполезного и в чем-то даже унизительного занятия, нежели ручная сборка блокнотов и их украшательство, а с другой, оно медитативное и хорошо ставит мозги на место. Ее поделки назывались джанкбуками, и азам их создания агнес научила мать. Девятилетняя агнес обожала мастерить с мамой дневнички из подручным материалов для самой себя и записывать в них разные события из жизни, подклеивать разные билетики, фантики от конфет и прочие знаковые для ребенка вещи. С возрастом она подзабыла это занятие, но после переезда к тетьГарнет ей стало настолько нечем развлечься, что она, как в былые времена, насобирала в доме ненужных бумажек и старой одежды и принялась за дело. ТетьГарнет сочла хобби племянницы безопасным и правильным (откинув все остальные как деструктивные), поэтому выбора развлечений у агнес особо не осталось. За годы жизни джанкбуки просто осточертели, и агнес занималась ими по большей части по привычке, нежели из удовольствия. С ними была связана другая история, гораздо более мрачная. Такая, которую не хотелось лишний раз вспоминать. Конечно же она касалась Джесси. (Слишком много Джесси, надо с этим завязывать).Дневники
Все началось с того, что агнес плотно взялась за расследование дела Джесси. Она маниакально, каждый день по выделенные тетьГарнет полчаса, проводила за компьютером и выискивала любые новости, связанные с прошлогодней трагедией. Информации было недостаточно: новости неточно пересказывали то, что агнес и так знала и чего свидетелем была; криминальные сводки ни о чем не говорили: было слишком много происшествий, которые запросто мог устроить Джесси, и зацепиться было не за что. Никто не заикался о патлатом парне с уродливым лицом, ни одного свидетеля, ни одного упоминания об уродце, слоняющегося по улицам. Поисковые команды ничего не находили. Он как сквозь землю провалился. Поэтому агнес додумывала детали и накручивала себя, представляя то, как Джесси мог спастись от торнадо и продолжить беспредельничать. Варианта того, что он не будет беспредельничать, не было; он наверняка станет серийником, если никто его не остановит! Будет резать людей прямо на улицах! Ей казалось ужасно неправильным то, что его сумасшествие всех переиграло и победило, даже полицию. Полицию он переиграл без вариантов: иначе почему его до сих пор не нашли ни мертвым, ни живым? — и от этого становилось больнее. Вместе с тем боль была в чем-то даже приятной: это значило, что агнес могла, при нужном стечении обстоятельств, сама найти его и наказать по всей строгости самосуда. Эта возможность на полном серьезе сводила ее с ума. Все существование агнес схлопнулось до одной сверхценной цели: найти ублюдка и обезвредить… или убедиться, что он мучительно сдох во время бури и смерча, что ему переломало ноги кусками снесенного ветром дома или проткнуло пузо арматурой. Найти останки и сфотографировать. Ни о чем другом она думать не могла, вся остальная жизнь казалась бессмысленной и блеклой. Однако кусок здравомыслия все еще заслонял ее сердце от безумия. Ей в глубине души не хотелось предавать столь огромного значения Джесси: он того не заслуживал. Она должна была переболеть, отряхнуться и идти по жизни дальше, показывая здоровым и благополучным нытикам, как надо жить эту жизнь вопреки трагическим обстоятельствам. Гордыня? Может быть, но она, прямо как по сатанинским заветам, спасала. Чтобы не свихнуться, агнес начала вести дневники. В них она структурировала мысли, отбрасывала шизу, не давала идеям течь по кругу. Это слабо, но помогало. Она продолжала перечитывать криминальные сводки, выписывать всю кажущуюся полезной информацию, перечитывать конспирологические теории любителей мрачных историй, основанных на реальной жизни, но гораздо менее отчаянно. Для пущего эффекта она старалась сакрализировать каждый дневничок и наделить его магическими свойствами, сшивать из определенных материалов с подходящей энергетикой, вести в определенное время суток, общаться с ним и ухаживать так рьяно, словно это была не самодельная книжечка, а колода карт таро. И, конечно, называть только по имени. Она давала им человеческие: то Роберт, то Чед, то Алиса. Алиса была любимым дневником, потому что в ней хранились криминальные сводки; остальные содержали продукты мыследеятельности агнес и имели не очень хорошую энергетику. агнес точно знала, что однажды в Алисе заведется нужная новость с упоминанием Джесси. Панацеей ей попользоваться долго не дали. агнес начала замечать, что тетьГарнет читает ее джанкбуки, когда та стала устраивать подозрительно много задушевных кухонных разговоров на волнующие ее темы. Если агнес напишет, что сегодня днем погуляла у озера, прикидывая, как далеко от места происшествия мог уйти Джесси, то тетьГарнет заведет разговор про то, что днем ей желательно не высовываться из дома, ведь по улицам гуляет слишком много людей, которые могут быть настроены враждебно или того хуже — будут пугаться агнес. Вдруг они предъявят тетушке за то, что всякие уродки разгуливают по улицам и заставляют ссать под себя их маленьких детей? Если агнес писала про то, какие жвачки сегодня попробовала, рассуждая о том, чем питается Джесси, если никто его не засекал в городских окраинах, то тетьГарнет проведет внеплановый разговор про то, что воровать в магазинах вредно для репутации. К ее чести, она долгое время не решалась заговорить о расследовании, боясь, видимо, что это будет выглядеть слишком палевно. Поэтому в дальнейшем агнес пыталась шифровать важные записи морзянкой и даже временами троллировала тетьГарнет рассказами про ужасные сатанинские жертвоприношения, чтобы навести на нее порчу. Это было обидно, ведь раньше она относилась к личным дневникам серьезно и старалась раскладывать мысли по полочкам. Чтобы окончательно обезопаситься, завершенные джанкбуки, которые раньше стояли на книжной полке, она выкидывала в помойку, тщательно закопав в мусоре. Но и тут тетьГарнет, как вскоре выяснилось, одержала победу. В одну из уборок агнес обнаружила старый выкинутый блокнот — Вильяма — в куче хлама. Вильям был как бы специально запрятан подальше, но агнес всегда основательно подходила к очищению закромов от мусора, поэтому наткнулась внезапно и почти сразу. она испытала лютую ярость и обиду, ведь теперь от тетьГарнет осталось еще меньше секретов. В Вильяме были записаны особенные мысли. Тем же вечером тетьГарнет приспичило устроить разговор за ужином, притом на самую неприятную тему из всех возможных. — Котеночек… Если тебе вдруг захочется поговорить, я всегда рядом, — начала она, жадно глотая кусок запеченной курицы за куском. — Мне кажется, в последнее время что-то сильно тебя тревожит, но не пойму что! Это из-за интернета? — Да нет, ничего не тревожит, — соврала агнес, смотря как шевелятся пухлые губы, все в жире. — Все как обычно. Интернет вообще успокаивает. — А мне кажется, что нет… У тебя очень задумчивое лицо всю неделю!!! В дневнике агнес имела неосторожность в очередной раз разныться про судьбу Джесси. Она написала, что намерена во что бы то ни стало выяснить, жив Джесси или нет, даже если ради этого придется сбежать из дома. Она не знала, как именно собирается искать упоминания о нем, но была настроена крайне решительно. Тем более, жить под крылом Жирухи — путь на тот свет. Идея этого будоражила и заставляла беспокоиться: где жить? откуда взять деньги? как искать этого ублюдка? Так что всю дорогу агнес правда ходила озабоченная. И можно было бы все списать на проницательность тетьГарнет, если бы не найденный в закромах джанкбук. Было непонятно только, как старая дура расшифровала записи. — Надеюсь, ты не замышляешь ничего страшного!!! И не хочешь никого убивать!!! — Ты что, нет! — соврала агнес. — Как тебе такое в голову пришло? Разумеется, если Джесси жив, то это придется исправить. — Это точно не связано с Джесси??? агнес принялась рассуждать, как ее откровения стали достоянием общественности в лице тетьГарнет. Разве что… Мириам? У Мириам тоже был компьютер… Мириам была в чем-то даже умной. Она наверняка догадалась расшифровать записи через переводчик! Перед глазами так и стояла картина, как две пожилые куры пырят в экран компьютера, а перед ними распластался бедняга Вильям. — Если ты считаешь, что я думаю о Джесси двадцать четыре на семь, то ошибаешься. — Надеюсь на это… Иногда страшные несправедливости случаются, и нам остается с ними смиряться… Пытаться смиряться, котеночек. Жить свою тихую, мирную жизнь, помогать ближним! Это самое важное. Не заставлять ближних плакать и волноваться… агнес не слышали. — Я не собираюсь никого заставлять плакать и волноваться! Это их выбор! — Ну как же! Это очень жестокие рассуждения, котеночек!!! — Рациональные. — Если хочешь что-нибудь мне сказать, в общем, то говори!!! Не стесняйся!!! У нас не должно быть секретов друг от друга, ведь мы теперь одна дружная семья!!! — Ну да, разумеется, — мрачно хмыкнула агнес. — Тебя, должно быть, беспокоит судьба Джесси. Вы были не разлей вода… Вплоть до той самой трагедии… Понимаешь, котеночек, нет никаких доказательств в том, что он виноват, услышь меня, пожалуйста. Тебе, должно быть, хочется причинить ему боль, чтобы хоть чуть-чуть восстановить справедливость, но ведь… Никто не виноват в случившемся. Проводка не выдержала урагана, вот и все. Джесси просто испугался и убежал, а потом, должно быть, ему настал конец. Да и как ты попадешь в Йову? Она же на другом конце страны! — Я не собираюсь сбегать, — отчеканила агнес. — У тебя маразм. — Тогда расскажи о том, что тебя беспокоит, и я поверю!!! — Меня беспокоит твой маразм. ТетьГарнет не выдержала хамства и сорвала покровы. — Котеночек, мне кажется, в твоем текущем состоянии повинен интернет. Скажу прямо!!! Все-таки мистер Тертл был неправ, когда настраивал эту адскую машину! Я думаю, нам пора прекратить эксперименты, а то ты точно решишь куда-нибудь сбежать без моего ведома!!! До меня дошла информация, что ты куда-то собралась!!! Это стало последней каплей в чаше терпения агнес. После этих слов она встала, громко отодвинула стул и демонстративно вышла из-за стола, не проронив ни слова. Пускай, пускай забирает. Все равно в интернете кончилась информация, а играть в игрушки, пока Джесси на свободе, вообще не тянуло. Прогорелая дрянь. Прогорклая дрянь таки запретила агнес приближаться к компьютеру аж на метр. Стала ли агнес быстрее сходить с ума? Конечно. Теперь у нее не было свежей информации — только свежие фантазии и додумки, которые наслаивались друг на друга, создавая адский пирог из тревог, охотничьего инстинкта и жажды возмездия. С тех пор агнес начала сшивать маленькие одноразовые дневники и по завершении ритуально сжигать, чтобы долго не хранить и тетьГарнет не успевала относить их Мириам на расшифровку. Это было неприятно, но только так она могла гарантировать себе, что больше их никто не прочтет. Ритуальное место сжигания она присмотрела опять же рядом с прудиком, и вскоре у коряги рядом с прудом образовалось значительное кострище. Вместе с дневниками, по идее агнес, должны были сгорать и лишние мысли, но по факту сожженные мысли лишь освобождали место для новых таких же. Ведение дневников превратилось в бессмысленное занятие. Прочухав, что дневники куда-то деваются, тетьГарнет однажды за совместным просмотром телевизора, во время рекламы, выдала: — Как поживает твое хобби? — Вполне нормально, тетьГарнет. — Ты совсем не сохраняешь свои блокнотики… — А зачем? Кому они нужны? — Ну, для коллекции, может быть, на память… — Не, я не люблю коллекционерство, тетьГарнет. — Ну ладно… Разговор сам себя исчерпал. Чтобы не палиться сильнее, она не стала продолжать тему, но агнес про себя мрачно усмехнулась: этот бой Жируха так просто не выиграет.***
Через несколько дней после события их дом снова посетил Лоренс. Он привез просто так, в подарок, новую стиральную машину. ТетьГарнет разохалась, что им с котеночком будет слишком жирно и что они не заслуживают подобных подарков, на что Лоренс лишь счастливо улыбнулся, довольный произведенным эффектом. Такие подарки обычно делают родственники родственникам. агнес было неприятно его дикое желание произвести впечатление, но она молчала. Ей не терпелось рассказать о том, что тетьГарнет читает ее дневники и потом проводит душные морализаторские разговоры. Дождавшись, пока Жируха отлучится, она подкараулила Лоренса. Он вытаскивал старую стиралку во двор. — ТетьГарнет читает мои дневники, — начала она с порога. — А ведь я шифровала записи морзянкой! — Это было бы очень некрасиво с ее стороны. Ты уверена? — Лоренс остановился, решив перевести дух и поддержать разговор. — Да. На днях я написала в дневнике, что хочу сама найти Джесси живым или мертвым, даже если для этого придется сбежать из дома, и выкинула его. И что ты думаешь? Я вскоре нашла его в завалах хлама, а потом тетьГарнет усадила меня за стол и завела шарманку о том, что не надо заставлять ближних… да какой она ближний! плакать и волноваться! И что я как будто слишком озабочена Джесси! — Действительно, интересное совпадение, — Лоренс утер пот со лба. — Но я надеюсь, что ты хорошо подумаешь, прежде чем сбежать неизвестно куда. — Когда я решу, то буду точно знать, куда. И на что буду жить. Пока у меня нет идей, к сожалению. Я уже две недели размышляю, и все кажется каким-то нереалистичным! — агнес снова врала. Сначала она сбежит, а уже потом будет думать, что делать. — Думаю, тебе стоит дождаться совершеннолетия, а пока перестать вести дневники. — Но они помогают структурировать мои мысли. Когда я их не веду, то словно начинаю запутываться в себе. — Тогда тебе стоит не выкидывать их в мусорку так явно. Может… Сжигать их? — быстро придумал Лоренс. Он наверняка выбрал этот вариант с учетом любви агнес к сакрализации всего и вся. — Да я так и делаю теперь. Но все равно! Обидно, что Жируха лезет мне в душу! Сколько всего она узнала, пока я вела дневники! Теперь я действительно должна их сжигать… Это как сжигать собственные мысли! — А раньше ты их выкидывала в мусорку. — Это тоже непорядок. — Тогда давай их где-нибудь закопаем! Тогда тетя Гарнет точно не сможет до них добраться, а твои мысли будут храниться, и ты сможешь их перечитывать. Лоренс предлагал один вариант лучше другого. агнес сама не поняла, как до этого не додумалась. — Давай на следующих выходных ты возьмешь дневники, и мы их закопаем у озера, на том месте, где, хм, случилась та неприятность с кроликом? Заодно вместе погуляем. агнес быстро согласилась. чем больше времени она проведет с Лоренсом, тем лучше.***
На следующие выходные Лоренс пригнал лопату, отпросил агнес, и они поехали к перелеску. Она заранее упаковала джанкбуки — каждый завернула в пакет и все сложила в пластиковый контейнер — и выбрала место: у коряги непосредственно рядом с прудом. Там она обычно разводила костер и сжигала законченные дневники. Теперь с этой традицией было покончено. Дело провернули быстро: Лоренс выкопал ямку глубиной в один фут, еле-еле продравшись через корневую систему деревьев, агнес положила коробку, и они закидали ее землей, хорошо притоптав. Их почти не успели закусать мухи — так быстро управились. По дороге к машине агнес прорвало. Она не была уверена, что поступает правильно, рассказывая об этом, но Лоренс уже много раз доказывал то, что на него в любой ситуации можно положиться. — Честно говоря, мне кажется, что я схожу с ума на почве Джесси. Я не могу это никому говорить, но его призрак просто не отпускает меня. Умом я понимаю, что надо жить дальше, но все мне напоминает о нем и о прошлом. Это фотографии папы с мамой на полках тетьГарнет… Ее постоянные вздохи по этому поводу. Мне словно не дают это все забыть. Но какой в этом смысл? Ей так нравится купаться в мирской несправедливости? И самое страшное, что я действительно больше не контролирую эту часть своей души. Мне необходимо найти Джесси живым или мертвым, чтобы положить стенаниям конец, прекратить несправедливость. Я постоянно пишу об этом в дневниках, и мысли мои ходят по кругу, как бы я не старалась его разорвать. Это просто ужасно. Гребаный Джесси. А Жирухе это и в радость. Ты думаешь, зачем она меня усаживает разговаривать об этом? Чтобы я чувствовала себя еще несчастнее, чтобы не забывала о том, что со мной случилось, и вместе с тем чтобы я потеряла надежду на восстановление справедливости. Я боюсь, что в один момент действительно сбегу из дома и… не знаю, что со мной дальше будет. — Мне кажется, ты себя накручиваешь, — осторожно предположил Лоренс. — Поверить не могу, что тетя Гарнет способна на такое! — А мне кажется, что способна! Ты просто не живешь с ней под одной крышей! — Ты что-то знаешь о том дне такое, чего не знают остальные? — продолжил осторожно предполагать Лоренс. — И поэтому так уверена в том, что Джесси во всем виноват? — Не скажу, но… В какой-то мере да. — Он… Сжег тебя? агнес замялась, но на секунду. Как ему это в голову пришло? — Нет. Он просто устроил пожар. Я видела. Это все, что я тебе скажу. В машине Лоренс спросил: — Ты уверена, что сможешь найти Джесси в одиночку? — А ты и с этим хочешь помочь? — При всем желании я бы не смог, да и становиться соучастником убийства больше не собираюсь. Это тебе не, хм, кролика на тот свет отправить. Все-таки я жалею, что тогда подписался на это. — У меня нет выбора. Мне не дает покоя то, что его так и не нашли. Вдруг его не засосало торнадо, и он где-то спрятался, а потом зажил свою… ту самую, свободную, жизнь, о которой мечтал? Да не вдруг, а наверняка так и было. Лоренс пожал плечами. — Мне кажется, даже если это так, то жизнь хорошо его потрепала. Думаю, он жалеет о содеянном и где-то бродяжничает, скрываясь от людей. Разве это жизнь? Больше похоже на ад. А ты хочешь положить его страданиям конец. — Такой конец, что вся его адская жизнь покажется райским блаженством, — важно заявила агнес. — Я бы не стал брать такой страшный грех на душу. — То есть ты предлагаешь мне дальше жить в несправедливом мире?! — Я хочу сказать, что мир уже справедливый. А ты собираешься последовать примеру Джесси и обречь себя на еще большие страдания, чем сейчас под крылом тети. Подумай обо мне: каково мне будет потерять такого друга, как ты? — Ты серьезно считаешь меня другом? — не поняла агнес. Она не верила, что слышит это в свою сторону. — Конечно. Ты не по годам взрослая личность, и с тобой я чувствую себя на равных. Иногда тебя, конечно, заносит, но это ладно. Думаю, с возрастом выправится. — Знаешь… — агнес захотела сказать то, что долго вертелось у нее на языке. — Если бы ты был извращенцем, то я не была бы против. Ты самый крутой чел в моей жизни на сегодняшний момент, хоть и очень странный. Если бы позволяла кожа, она бы покраснела. Лоренс в этот момент казался ей удивительно красивым. — Нет, я совершенно точно не такой, — серьезно ответил Лоренс. — Мы навсегда останемся друзьями. — Понимаю, — вздохнула агнес. Это было ожидаемо, но на душе потеплело. Так действительно будет меньше проблем.***
Несмотря на увещевания Лоренса, история с дневниками подходила к своему логическому завершению. Его план оказался не таким уж и хорошим. Мысли теперь не лежали структурированной стопочкой в ящике стола и не разносились пеплом по воздуху; они прели на задворках сознания, вытесненные и протухшие. Они больше не поддавались контролю. агнес все больше времени витала в тяжелых, свинцовых, облаках, чем волновала Мириам и тетьГарнет; они ждали чего-то страшного, вроде внезапной насильственной смерти тетьГарнет. агнес же не хотела ее трогать, ведь как-никак из-за нее у нее был кров и плохая, но еда, и удобства. Она уверилась в том, что Джесси жив. Джесси. Джесси. Джесси. Каждый день проходил в мучительных рассуждениях о Джесси-который-выжил. Выследить и убить Джесси, как дикую тварь из леса. ТетьГарнет представлялась ужасной преградой, которую хотелось снести, но этого ни в коем случае нельзя было делать. агнес лучше Джесси, она всем отлично отлична от него, она — полный антипод. Она никогда не тронет никого из людей. Она абсолютно безвредна, хоть и сатанист-эзотерик. Все это в конечном счете привело к побегу. агнес помнила события того дня, как будто они случились позавчера. Она собрала немногочисленные вещи в сумку: спрей от насекомых, трусы поприличнее, носки, джинсы, купленные Лоренсом, домашнюю футболку с уродливым щенком, ножик поострее, зубную щетку с пастой и пару бутылок негазированной воды. Это был глубокий аффект, она не понимала, что творила, но свои поступки казались ей единственно верными. Она, как обиженная трехлетка, ранним утром отперла входную дверь и, как проблемный подросток, которого достали родители (а ведь это не так далеко от правды), выскочила навстречу приключениям. У нее совсем не было рабочих планов, потому что каждый придуманный план она обстоятельно записала в джанкбук и сложила в коробку под землей. Она просто отправилась во чисто поле в сторону Морнингтона. Почему в поле? Да везде, куда ни плюнь, были раскиданы кукурузные или заброшенные поля. Они, как невидимая стена в компьютерной игрушке или ров вокруг крепости, ограждали Кукурузный город. Она шла, вроде бы, трое суток под жарким солнцем практически без воды и совсем без еды — только грызла маленькие, только зарождающиеся, кукурузные початки, от которых болел желудок. Спрей закончился к началу вторых суток, и ее начали жрать оводы, комары и слепни, которых было особенно много ближе к перелескам. Это было настоящей пыткой, — вы слышали, что существовала древняя казнь, когда жертву привязывают к дереву и оставляют на съедение насекомым? — но агнес продолжала идти, веря, что если не будет останавливаться, то доберется до Морнингтона или любого другого населенного пункта быстрее. Все ее лицо и ладони были в болючих укусах. Одинаковый пейзаж вызывал панику и галлюцинации. Пару раз она видела посреди стеблей еле узнаваемую фигуру Джесси, того, нового Джесси, с окровавленным лицом и вывернутыми, пришитыми к коже лица, веками. Он насмехался, он показывал, что она ничего не добьется, исчезая каждый раз, стоило к нему приблизиться. Потом она вроде бы заблудилась, перегрев голову. Морнигтон не маячил даже на горизонте. Трассы нигде не было видно. К концу вторых суток она добрела до перелеска с маленьким заросшим болотцем, в котором угадывался пожарный пруд. За сто метров до него она начала видеть некий черный силуэт. Это однозначно было видение, но поразительно четкое: чем ближе агнес подбиралась к болотцу, готовая напиться полной цист бычьих цепней воды, тем больше он напоминал девушку в закрытом черном платье по щиколотки. Она чем-то занималась в воде. Подойдя еще ближе, оказалось, что привидение носит простую белую маску в виде человеческого лица и… оно что-то стирало. Почему-то агнес точно поняла, что стирает она собственные трусы. Стоило, однако, приблизиться к ней, как она исчезла. Будто бы ее тут и не было. Спустя некоторое время агнес очнулась и обнаружила себя… за стиркой собственных вусмерть пропотевших трусов. Это был бред и помутнение сознания от жары и бесконечных мыслей о Джесси. Темное платье тоже пропотело и липло к телу, но стирать его даже в бреду казалось безумием: тогда ее точно до последней капли высосут комары со слепнями. Подождав, пока трусы высохнут и переведя дух, она снова отправилась в путь, теперь в надежде отыскать большую дорогу и выйти уже хоть куда-нибудь. На третьи сутки послышался гул машины, и это значило, что она шагала где-то недалеко от трассы. Где-то гудел вертолет. К тому времени, когда вертолетный гул подобрался вплотную, агнес выдохлась и без сил лежала на земле, грызя теплую сочную кукурузу. Она тоскливо оглядывала беспросветный лес из ярко-зеленых кукурузных стволов и испытывала черную безысходность. Путешествие превращалось в сон собаки. Ей не выбраться из Кукурузного города, он, подобно тетьГарнет, ни за что не отпустит ее на свободу и не даст свершить правосудие. Чертовы поля. Она почти смирилась с тем, что навсегда заперта в нем, и это даже не воля тетьГарнет, это воля всего этого богом забытого городишки. Можно было возвращаться, но она не знала как. Любые ориентиры, кроме трассы, были потеряны. Честно говоря, она запросто могла бы тут помереть, и ей было на это плевать с высокой колокольни. Спугнуло ее суетливое трепыхание стеблей, будто кто-то к ней приближался. Без разницы, была то галлюцинация или реально кто-то ее преследовал; она вскочила, как вспугнутая птица, и побежала куда глаза глядят. Бежала она недолго. Гул вертолета нарастал и, наконец, она подняла глаза к небу и увидела, что он полицейский. Вот оно что. Жируха забила тревогу. агнес краешком души надеялась, что она с облегчением вздохнет и продолжит счастливо-несчастливо жить без агнес, но не тут-то было. Старая тварь так просто ускользнуть добыче не даст. агнес бежала глубоко в поле так, будто за ней гонится стая собак. Только не Жируха! Но тут душный августовский воздух разорвало громкое, скрипучее, надрывное… — КОТЕНОЧЕК!!! И звучало оно не реальнее миража. Нет, нет, нет, нет, она не должна стать первым человеком, которого увидит агнес на своем пути после побега. агнес замерла, как пулей пораженная. Ее настигли. Сейчас к ней спустится вертолет, и ее отдадут в Жирухины лапы. Все оказалось бессмысленно. Она просто стала ждать, пока стебли не разойдутся и перед ней не предстанет тетьГарнет. ТетьГарнет вездесуща. Она — олицетворение Кукурузного города, его злой дух. Ее чуть не повалили на землю. Потная, взволнованная и ликующая карга навалилась на нее и заключила в объятия, уткнув ее носом себе в потную подмышку. — КОТЕНОЧЕК!!!!!!!!!!!!!!! — МЫ С МИСТЕРОМ ТЕРТЛОМ ТАК ТЕБЯ ИСКАЛИ!!! «отвали» — МЫ ПОСТАВИЛИ НА УШИ ПОЛИЦИЮ!!! «отвали от меня, сука» — НАМ ГОВОРИЛИ, ЧТО С КАЖДЫМ ЧАСОМ ШАНСОВ НАЙТИ ТЕБЯ ЖИВОЙ ВСЕ МЕНЬШЕ!!! «оставь меня в покое» — МЫ ТАК ПЕРЕПУГАЛИСЬ!!! «пожалуйста, просто оставь меня, забудь меня, вернись в свою убитую хату и живи свою несчастную жизнь без меня» Жируха судорожно лапала ее, будто стараясь убедиться, что агнес — не полуденное привидение. Она не могла сдержать слез отчаяния и словесного потока ненависти в сторону тетьГарнет. Вся ее жизнь подчинена Жирухе. Жируха меняет реальность под себя, перекраивает карту полей — лишь бы дотянуться сальными лапами до агнес. Она не прекращала реветь всю дорогу до трассы, орать матом перед двумя ликующими полицейскими (она их совсем не запомнила), которые увидели ее с вертолета и вскоре приземлились, перед Лоренсом, который, как оказалось, на своей машине колесил вокруг полей. Она ревела, когда он обнял ее и весело (?) счастливо (?) восторженно (?) (что это за эмоции вообще?!) обнял. Его подмышки хотя бы не пахли едким дезодорантом, она это точно запомнила. После ее отвезли в больницу (она продолжала реветь), диагностировали обезвоживание и анорексию, приказали много есть и поставили капельницу. Все пребывание в клинике было наполнено тяжелейшими воспоминаниями об ожоговом центре; ей мерещилось, что она снова вся в ожогах, что ее снова отправляют на перевязки; она пыталась сбежать и оттуда, но безуспешно — охрана из раза в раз ее перехватывала; ей снился Джесси, снился пожар, снился последний день, проведенный с родителями; она словно вернулась в худшую часть своего прошлого. Перед выпиской с ней пообщался психолог, и ее без лишних слов и с быстрого согласия тетьГарнет отвели в психиатрическую больницу на обследование. С вашего позволения, агнес не будет пересказывать все приключения, происходившие с ней в психушке. Это слишком больно вспоминать. Из больницы, короче, она вернулась другим человеком. Смирным, все переосмыслившим и с полным пониманием того, что Джесси мертв. Сложно сказать, свели ее там с ума окончательно или наоборот излечили, но со дня выписки по сей день она придерживается версии, что проводка действительно загорелась сама, а Джесси успел убежать и умер. Так всем лучше.***
Вопреки ожиданиям, приехала за ней не тетьГарнет, а… Лоренс. агнес сидела в своем многострадальном потном платье, в котором сбежала в поля и в котором ее доставили в больницу, у ресепшена со своей небольшой сумкой, забитой скудным количеством вещей, и рассматривала колоритных посетителей, ожидая увидеть потную суетливую Жируху. Минуты казались часами. Она думала о том, как снова попадет в ненавистный Кукурузный город, который одержал над ней победу. О парке, о перелеске, о прудике и замызганных безлюдных улочках. О Жирухе, которая теперь повысила свой страдальческий ранг до заботы не просто об уродке, но сумасшедшей уродке… Каково же было ее удивление! Они снова обнялись, и агнес испытала острую благодарность. — Я подумал, что ты не захочешь видеть тетю после всех тех событий, — объяснял он. — А еще я страшно переживал за тебя, и мне стоило огромных сил не отчитать тебя тогда, в полях. Мы же договаривались, что ты никуда не сбежишь, с компьютером-то! Я чувствую себя виноватым! — У меня забрали компьютер, — призналась агнес. — Серьезно? — нахмурился Лоренс. — И после этого у меня в голове что-то перемкнуло. Еще и новости, что Жируха научилась расшифровывать морзянку… — вяло ответила агнес. — Значит кое-кто мне соврал! ТетьГарнет утверждала, что не отбирала у тебя компьютер, и это из-за него ты решила убежать. — Не удивлена. Это в ее духе. Она заставила меня вариться в самой себе, а потом сделала вид, что не при делах. Конечно же ей все поверят. — Тогда другое дело, Агнес. Ты полностью оправдана! агнес обрадовалась, что ей поверили. — Как настроение? — спросил Лоренс. — Путем. — Заедем в кафешку по дороге? Там расскажешь, как проходило, хм, лечение. — Заедем, — так же вяло отвечала агнес, хотя есть ей совершенно не хотелось, и она ловила неприятнейшие воспоминания о том, как в больнице ей под страхом нейролептиков приказывали жрать. Они заехали в придорожный ресторанчик, агнес рассказала о том, чем занималась в больнице, они съели по яичнице с беконом. агнес было страшно, очень страшно и до трясучки неудобно сидеть в зале; ей казалось, что все на нее смотрят, как на тот самый мешок с тентаклями, но теперь гораздо более внушительный и мерзкий: со слизью, пузырями и мокрыми следами от тентаклей. Она жалела, что на ней не было маски. Не то чтобы это был новый страх, но он достиг небывалой силы. Она как будто стала… нормальной? Такой, какой полагается быть в ее положении? Стеснительной, пугливой и домашней? — Расслабься, Агнес. Тут все заняты собой, а в этот угол вообще никто не смотрит, — сказал Лоренс, видя ее нервяк. — Не могу. Мне страшно. — Со мной тебе никто слова не скажет, — произнес Лоренс так, будто был доволен тем, что влияет на ее благополучие. — Ешь и ничего не бойся. Тебе еще долго придется давиться тетушкиной пищей — знаю, как ты ее не любишь. Это был аргумент, но… — Да я сама могу за себя постоять, чел. — Ты выглядишь слишком усталой после больницы. Позволь себе расслабиться хотя бы сейчас и довериться мне, — надавил он, причиняя добро в собственной манере. — Потом отдохнешь и обязательно сама за себя постоишь. Говорил он это так, будто ему нравилась забота о такой агнес. Но она посчитала, что ей показалось. По дороге она ловила себя на мысли, что благодарность Лоренсу, который вызвался ее подвезти до дома, раздулась до нездоровых масштабов. Это была самая настоящая романтическая симпатия. агнес даже подсчитала, что до совершеннолетия ей осталось три с половиной года — не такой уж большой срок. Но даже когда она вырастет, ей ничего не светит из-за внешности. Это было больно, но с этим приходилось мириться. С другой стороны… та колясочница его не смутила… Сложно. Но лучше лишний раз не надеяться, рассудила она. — Я так рада тебя видеть, — сказала она на полдороге. — Благодаря тебе, наверно, я свихнулась не так сильно, как могла бы. А еще ты красивый. — Спасибо, но от тебя получать комплименты я не готов и готов не буду, если понимаешь, о чем я. Но то, что ты меня рада видеть — очень радует, — ответил Лоренс. — Я скучал по тебе. — Взаимно, — вздохнула агнес. — Кстати, какой у тебя теперь какой-то диагноз? — У меня их целых два, чел. «Расстройство поведения», что бы то ни значило, и посттравматический синдром. — Вот как. И это… на всю жизнь? — Не-а. Надо пролечиться, и все будет хорошо. — Выходит, теперь тебе требуется больше, как бы сказать, внимания, чуткости? — Лоренс внимательно на нее посмотрел, как будто что-то брал на карандаш. — А на твою дееспособность это как-то влияет? — Да. Теперь для общества я малолетняя психопатка, ловящая флешбеки и делающая страшные вещи. Теперь за мной будут втройне пристально присматривать. Не знаю, заслуживаю ли я, по общественному мнению, чуткости и внимания. — Точно заслуживаешь, даже не думай. В любом случае, теперь ты точно можешь полностью на меня положиться, — с удовольствием подытожил он. — Тетя Гарнет вся извелась, пока тебя не было, кстати. — Ну и черт с ней. — Ты совсем по ней не скучала? — Мне снилось, как она мучительно умирает, чел. Я была рада хоть капельку отдохнуть от нее, хоть, сука, в психушке. Лоренс хихикнул, и по дороге они разговорились о новостях в Кукурузном городе и том, как поживает тетьГарнет. агнес в шутку спросила, не переспали ли они с Лоренсом, на что тот уклончиво рассмеялся и похвалил фантазию агнес, но как-то смущенно. Что было между ними на самом деле, никто никогда не узнает. Но в случае чего она была готова его простить. Этот псих был слишком полезным и крутым чтобы размениваться на обидки.***
По приезде их встретила тетьГарнет. Без сомнения — она скучала. Скучала по своему кресту, несчастью и причине горестей. — КОТЕНОЧЕК, НАКОНЕЦ-ТО!!! ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, ЛОРЕНС ЗАПРЕТИЛ МНЕ ТЕБЯ ВСТРЕЧАТЬ, СКАЗАВ, ЧТО ТЫ МЕНЯ ИСПУГАЕШЬСЯ, КАК ТОГДА, В ПОЛЕ!!! Я ЕГО, КОНЕЧНО, ПОСЛУШАЛАСЬ, НО ОБИДУ ЗАТАИЛА. ЭТО ПРАВДА, агнес? — расквохталась Жируха. Во дела. агнес обернулась посмотреть на Лоренса, который успел попрощаться и уже шел к машине. Расставаться с ним не хотелось. — Ну, мне всегда неприятно тебя видеть, тетьГарнет. — АХ, КОТЕНОЧЕК, ТЫ КАК ВСЕГДА!!! НУ НИЧЕГО, ОДНАЖДЫ Я ЗАСЛУЖУ ТВОЕ ДОВЕРИЕ. ЛОРЕНС, СПАСИБО ЗА ПОМОЩЬ. НАДЕЮСЬ, ХОТЬ ВАС ОНА НЕ ИСПУГАЛАСЬ. — Не за что, дорогуша! ТетьГарнет мерзко хихикнула, тронутая обращением: — НУ ВЫ И ПРОКАЗНИК! Стоп, что? С каких пор он..? агнес думать не хотела о том, что между ними происходило, и все-таки легкая ревность закралась в сердце. Она не могла на это злиться; в конце концов Лоренс спас ее от компании тетьГарнет, которая бы душу вынула по дороге, допытываясь, что же там с агнес делали в психушке. Он словно спас одно из ее воспоминаний и прекрасно понимал это. Вдруг Лоренс обернулся, будто что-то забыл: — А как насчет компьютера для Агнес? ТетьГарнет засопела. — А ЧТО НЕ ТАК С КОМПЬЮТЕРОМ? — Агнес сказала, что вы запрещаете к нему подходить. — АХ… НУ… КОТЕНОЧЕК, ЧТО ТЫ ОПЯТЬ НАВРАЛА МИСТЕРУ ТЕРТЛУ? — Наврала, что ты отобрала у меня комп, — прямо сказала агнес. — ЭТО НЕПРАВ- да, но это была вынужденная мера, котеночек слишком погружалась в свое, так сказать, расследование!!! — засмущалась тетьГарнет. Она сама не умела врать от слова совсем. — А теперь вы его вернете? Как выяснилось, компьютер наоборот уберегал Агнес от побега. — ВЫ НАСТАИВАЕТЕ? — Настаиваю. — ТОГДА… КОТЕНОЧЕК, ТОЛЬКО ИЗ УВАЖЕНИЯ К МИСТЕРУ ТЕРТЛУ!!!!!!!! агнес засияла. Даже если между ними что-то и было, оно наилучшим образом сказывалось на ней. Теперь она точно-точно не злилась. Тем более, никакой сильной любви Лоренс к ней не испытывал, ведь при нем всегда были посторонние женщины. Неужели он мог вытворить нечто… ради самой агнес? Все-таки переступить через себя? Подавить рвотный позыв и…? Нет, дальше в эту сторону точно нельзя думать.🙀🙀🙀
Вот такая вот история, связанная с джанкбуками. агнес закончила разбирать бумажки и вспомнила, что совсем забыла о прихожей, а там следовало помыть пол. Она, вздохнув, спустилась вниз, в ванной набрала ведро воды, взяла свежую тряпку и отправилась драить кафель. Там она наткнулась на пакет с пивами и худи. Она отнесла его наверх, закинула пиво на шкаф и повесила худи на вешалку, отгрызя зубами бирочку, а пакет сложила к остальным бумажкам. Все-таки самые большие странности Лоренса происходили на ее Дни Рождения. Раньше она лишь примерно понимала, что происходит, но теперь была совершенно уверена: он набивался ей в отцы. Даже не так, он метил на роль лучшей версии ее отца.Подарки
Свой первый День Рождения в Кукурузном городе агнес не ждала и даже боялась его наступления. Теперь эта дата означала не праздник, а начало очередного года под крылом тетьГарнет. Раньше, при живых родителях, она получала дорогой подарок и поездку в какое-нибудь интересное место вроде специального пруда для рыбалки. Теперь о таком нельзя было и мечтать. Жируха испечет какой-нибудь говноторт, они посидят, изображая праздник в кругу семьи и пойдут спать. А, ну, и ей подарят какую-нибудь бесполезную херню типа парадной закрытой одежки в магазин. В лучшем случае. В худшем ей скажут, что у них не хватит денег на полноценный праздник. Прокручивая в голове возможные исходы, агнес начала сильнее скучать по родителям. Однако Лоренс подсуетился и тут. — Говорят, у тебя скоро День Рождения? — спросил он во время очередного гуляния в Кукурузном парке. — Ага, — грустно ответила агнес, лизнув ванильное мороженое. — Как собираешься справлять? — поинтересовался он, зная, что ничего интересного в тот день не произойдет. — Никак. Может быть, сделаю жертвоприношение лягушек, чтобы наслать порчу на Мириам, погуляю в лесу. Ну или внушу Жирухе мысль съездить на кладбище. Я там так и не побывала. С тех пор. Мороженое было ледяным и никак не лизалось. агнес попыталась его укусить, и у нее свело зубы от холода. — Звучит уныло, — ответил он. — Скучаешь по родителям? — Очень, — призналась она, поморщившись от зубной боли — и вышло еще печальнее, чем ожидалось. — Ну, тут уже я ничем не помогу, наверное. Но вдруг ты хочешь куда-нибудь выбраться в более веселое место? — Это куда? — насторожилась агнес. — Не знаю, махнем в кино. Посмотрим какой-нибудь боевик. Или пойдем в анатомический музей в Морнингтоне — там, говорят, есть сиамские близнецы в пробирке. агнес в упор не понимала, зачем устраивать ей праздник. — ТетьГарнет меня не отпустит, — заверила его она. — Она точно будет против того, чтобы на свой День Рождения я слонялась неизвестно где. Ну, ты знаешь. — Хм, — Лоренс, казалось, расстроился, но тут же нашелся: — А если махнем на рыбалку? — Чел. Он точно знал, в какую точку бить, но… У нее больше нет отца, и никто им заново не станет. — Ну ладно. Тогда я могу просто посидеть с вами дома. Думаю, мы найдем чем заняться. — А вот на это тетьГарнет может согласиться! — засияла агнес. На том и порешили. И ее ожидания оправдались, в том числе ожидания какого-то подвоха. Лоренс пришел в нехарактерном для себя виде: в кремовых бриджах и футболке с логотипом айти-компании, в которой работал полгода назад, до того, как перешел в место с зарплатами пожирнее. Эта одежда неуловимо что-то напоминала, знакомое и родное… — Ты сумасшедший, — охнула агнес в прихожей. Стиль ее отца. — Что случилось? — как бы не понял Лоренс. — Ты… А, впрочем, неважно. Но в остальном все прошло ровно. Несмотря на крайне унылое застолье и несъедобную праздничную стряпню тетьГарнет, она хорошо провела время с Лоренсом, зарубившись в Космоимперию (как это часто делала с отцом) и поболтав за жизнь. Он подарил ей пару книжек по криминалистике и печатное издание Сатанинской библии: вручил его, пока тетьГарнет не видит. Сказать, что агнес была в шоке — ничего не сказать. К сожалению, книжки по криминалистике уже не интересовали ее так сильно, как творение ЛаВеля, но этот невероятный знак внимания поразил ее до глубины души. Как бы плохо Лоренс ни набивался ей в отцы, в друзья он набился практически профессионально. Она с неприятным холодком начинала чувствовать, что без него ее жизнь и в половину не так выносима, как с ним. Она подпускала его слишком близко, но не могла с этим ничего поделать, а он этого только ждал. Его мотивы были до сих пор неизвестны, но было ясно одно: он безопасен. Как хозяин для собственной кошки. ТетьГарнет с неудовольствием наблюдала за тем, как они рубятся в компьютерные игрушки и обсуждают всякую чернуху вроде смешных криминальных новостей и сюжетов свежевышедших ужастиков — но и она была глубоко под чарами и, скорее всего, просто дулась на то, что внимание уделяется не ей. Чтобы она не учудила ничего вредного, Лоренсу приходилось поддерживать с ней диалог и активно слушать бесконечное нытье про жару и цены на продукты. агнес тоже ловила себя на мысли, что ревнует, но понимала, что для ее же блага позволять Жирухе общаться с Лоренсом. Под конец агнес даже набралась храбрости и рассказала кое-что про Кото и ее сахарную жизнь с выпивкой, кошками и преследованиями разнообразных кончелыг. Отец всегда охотно выслушивал ее детские фантазии и трогательно пытался разобраться в них, внести логику. Лоренс основательно подошел к делу и тут и так же охотно все выслушал, задавая разнообразные вопросы. Это был явно не лучший ее День Рождения, но и не худший. А большего она и не просила. Лоренс, как демон, выполнял все ее потаенные желания… требуя взамен лишь хорошего к себе отношения. Сделка была подозрительно хороша, что-то обязательно должно было пойти не так. Но все шло как по маслу. В конце концов агнес просто устала быть подозрительной.😻😻😻
агнес макнула тряпку в ведро с водой и принялась за работу: оттирать следы туфель тетьГарнет с зеленой плитки у входной двери. Почему-то ее туфли особенно любила дорожная грязь, а вот ботинки агнес всегда оставляли за собой не более пары песчинок. И вы наверняка спросите — а что же с Лоренсом еще не так? Куда же страннее? А вот куда: спустя какое-то время она заметила, что в книжном шкафу не хватает одной из фотографий отца: где он на яхте с матерью и семилетней агнес пьет коктейли. Там проходил корпоратив его компании (туда приглашали работников с семьями — странное увеселение, но да ладно). Фотографию она не выкидывала, а тетьГарнет уж точно к ней не прикасалась. Да и вообще, знаете ли. Сейчас агнес взрослая, ей целых двадцать три года, и она понимает, что отдавать ей на растерзание кроликов, приводить нежных инвалидок к ней в дом и покупать сатанинскую литературу — как минимум подозрительно. Любой нормальный взрослый — ханжа и пуританин в отношении подростков. Взрослые тупо не потакают своим подопечным подобным образом. И уж тем более не приходят одежде покойных отцов на Дни Рождения. Нет, конечно, она ему благодарна, она бы не выросла такой без него — но согласитесь: это вызывает вопросы. А ведь он не вообще не старался ее воспитывать, не делился жизненным опытом. Просто позволял быть собой до конца, сохранял в ней дикость: как работник приюта для раненых диких животных и их детенышей выхаживает подопечных, так он давал ей оклематься от теткиного гнета, сохраняя ее личность в первозданном виде. Точно так же он не пытался воздействовать на тетьГарнет, чтобы облегчить существование агнес — он тоже позволял ей быть и выполнял какие-то ее тайные желания, чтобы расположить к себе. Он был осторожным наблюдателем в их маленьком мире. И за это агнес была ему невероятно благодарна, отчасти поэтому она в свое время не выпила из него все соки, не подставила никак и ни в чем не обвинила (хотя, с другой стороны, кто бы ей поверил?).😺😺😺
Еще одна странность была в том, что он не оставлял ее ни на один День Рождения без подарка. Бывало, он пропускал праздник, — но обязательно поздравлял постфактум. Мало того, в каждый День Рождения они с молчаливого согласия агнес проводили время так, как бы она проводила время с отцом. Это, с одной стороны, пугало, а с другой — радовало? Она будто вызывала папин дух и общалась с ним целый день. В эти дни Лоренс даже журил ее и делал шутливые выговоры, чего не позволял себе все остальное время. На ее восемнадцатилетие он таки уговорил ее на рыбалку. Они отправились на пруд, где разводили форель, и выловили аж четыре штуки раскормленных комбикормом рыбин. Две отдали на копчение, а остальных решили привезти тетьГарнет и позволить ей перевести на готовку: все-таки главное было в умиротворяющем процессе рыбалки, а не съедобном результате. На пруду они выбрали место поукромнее и даже, даже, даже! Лоренс втихаря угостил ее пивом. До этого она никогда не пила алкоголь — лишь энергетики, и то если удастся стащить из магазина. Она с осторожностью приложилась к бутылке с вишневым пойлом, и ей понравилось. Специфично, но вкусно, и эффект необычный. Больше одной бутылки, ей, правда, выпить не позволили, но она была благодарна и за это. Как бы банально это ни было, но она почувствовала себя невероятно взрослой. Это настроило на по-настоящему взрослый разговор. — Ну, и какие планы на совершеннолетнюю жизнь? — спросил Лоренс, когда долго не клевало, и стало скучновато. — Работать хочу, — просто ответила агнес. — Кем? — Кем возьмут. Накоплю побольше и свалю от Жирухи. Но, как ты понимаешь, это все мечты. Она свесила с мостков ноги и опустила в ледяную воду, рассматривая дно, по которому носились бычки и прочая рыбья мелочь. Дело близилось к закату. Квакали лягушки и стрекотали кузнечики. — Почему же? — Потому что кто меня такую на работу возьмет? — М-да. Проблему нельзя было отрицать. На обычную вакансию в общепите или сфере продаж можно было не рассчитывать. Разве что на телефоне сидеть, но это сущие копейки. — Во-во. Они замолчали. У Лоренса случилась поклевка, но он никого не выловил. — То есть, так и будешь жить с тетей? — Выходит, так. Пока она не помрет. Потом заживу на пособие по инвалидности. Продам дом, перееду в обратно в Йову. — Что-то твой боевой дух подрастерялся, — заметил Лоренс. — Мне кажется, это от пива. — Я просто трезво смотрю на жизнь… — Скорее, косо. Тебе уже много, Агнес. Наверно, агнес и вправду прибеднялась. По крайней мере, Лоренс моментально считал что-то подобное. Он сказал, что она обязательно что-нибудь придумает, главное не загонять себя в тетушкину парадигму безысходности. — Ты можешь найти работу в интернете, — добавил он. — Но у меня даже своей карты нет, куда мне будут переводить деньги? — Давай заведем. — ТетьГарнет прячет от меня документы, я не знаю, где они лежат. — Поверить не могу, что ты не сможешь их найти! — Наверное! Точно! Он проверял боевой дух агнес. И то, как она живо откликалась на поддержку, его будто… не устраивало? По мере ответов агнес он грустнел и грустнел. — Похоже, моя работа закончена, агнес. Ты стала совсем взрослая, — вдруг сказал он. — В смысле? — Не бери в голову. Думаю, у тебя все получится. Он впервые в жизни похлопал ее по острому плечу. агнес глубоко задумалась, что же значила эта его фраза. Явно что-то плохое. — Ты наконец-то хочешь оставить меня в покое? Внизу проплыла крупная, похожая на красноперку, рыба. — Меньше всего на свете, — так же грустно произнес он. А в остальном день прошел как обычно — замечательно. Они еще полчаса посидели на мостках и потом отправились коптить рыбу. Как будто этого разговора и не было.😺😺😺
Затем он как-то резко переехал в Морнингтон, и времени на веселье с Аркстоунами у него не стало. Появлялся он в городе дай бог раз в три месяца. Когда встречал ее — непременно спрашивал о том, как продвигается самостоятельная жизнь — и ей было чем его порадовать. Все складывалось так, как она и загадывала — до смерти тетьГарнет никуда ей не деться из города. агнес, можно сказать, тосковала. Тогда он оживлялся и говорил, что скучает, но ничего не может с этим поделать: работа съедает все время. Тем не менее, не покидало чувство, будто после восемнадцатилетия ее буквально «бросили» на произвол судьбы и полностью переключились на морнингтонских женщин. Черт, она даже переживала, а не нашел ли он себе… вторую агнес? Вдруг у него появилась другая ручная калека? Что тогда? Жируха тоже беспокоилась о том, что Лоренс куда-то подевался. Она уже привыкла к тому, что особенно сложную работу по дому можно поручить ему взамен на жрачку и веселые разговоры. Теперь им приходилось развлекаться самим и самим отвозить бытовую технику в ремонт. Они вдвоем чувствовали себя потерянными, как прикормленные животные, резко оказавшиеся в дикой природе. Так что предложение Лоренса сегодня загулять аж на два дня ее невероятно волновало и вызывало вопросы. Она действительно соскучилась, но черт, как же все это было неожиданно и подозрительно! Она не могла думать ни о чем, кроме этого. У него был какой-то план или же кончились морнингтонские калеки. Однако помня, что он ничего плохого им не делал вот уже много лет, агнес решила довериться.***
И вот, наконец, с уборкой покончено. агнес утерла несуществующий пот со лба, вымыла ведро, отправила стираться тряпку и решила, что все-таки надо отвлечься. Например, посмотреть, что там с рецензией на Серые сиськи.