Личное Дело Света. История Вторая. Принцип Вмешательства

Правда была в том, что несмотря ни на что Светлана всё ещё всецело доверяла Ольге. Девушке не хотелось этого признавать, но и обманывать себя она не могла. Она доверяла Волшебнице даже когда всё в ней бунтовало против этого, даже когда её разум требовал обратного, даже зная о последствиях Тёмной Охоты. Она подозревала, что её сердце всё равно оправдает Ольгу, всё равно найдет лазейку, выстроит вариант, при котором её действия были правильными и даже необходимыми, и за это Светлана сердилась уже сама на себя. Чего стоили её моральные принципы и идеалы, если они были настолько пластичны, чтобы оправдать любые поступки Волшебницы? Неужели эта любовь была настолько сильной, чтобы превзойти всё, во что она верила? Что ж. Нужно было смотреть фактам в лицо — она уже согласилась участвовать в измене, что раньше было для неё немыслимым. И куда заведёт её этот путь? И найдёт ли она в себе силы свернуть с него? Все эти размышления заставляли её гневаться всё больше, уже не только на Ольгу, но и на себя, и на всю эту ситуацию. И от этого она ещё больше утверждалась в осуждении действий Волшебницы, держалась за это осуждение, как за спасительный круг, как за доказательство, что в ней остались ещё крохи объективности и логического мышления, не вытравленные этой беспощадной влюблённостью. — Тёмная Охота, — Светлана произнесла эти два слова как обвинительный приговор. — Да? — Ты знаешь, чем это кончилось. — Да. — Ты знала, как всё будет? — Да. — И всё равно предложила это. — Да. Ольга с лёгкостью подтверждала все подозрения Светланы, и каждое «да» болью отзывалось в ней. Погибли люди и иные, в Праге разразилась война, а Волшебница говорила об этом так спокойно, так отстранённо… — Ты даже не попытаешься оправдаться? — прошептала Светлана. — В чём? — Все эти жизни? Людей, иных… Их кровь на наших руках. — Разве? Мне кажется в ту ночь и утро мы были заняты другими делами и никак не участвовали в произошедшем в Праге. В тоне Ольги не было ни намёка на раскаяние, она даже позволила себе соблазнительно улыбнуться, как будто тема их разговора позволяла это. От возмущения у Светланы перехватило дыхание. — Ты знаешь, о чём я говорю. — О чём же? Светлана чувствовала, что закипает от того, что разговор уверенно направился на второй круг, а на красивом лице Волшебницы за всё это время не дрогнул ни мускул. — То, что мы этого не делали, не значит, что на нас не лежит ответственности… — Не ты ли говорила мне, что я не виновата в смерти Егора? — сердито перебила её Ольга, глаза её опасно сверкнули холодом. — Я убила его вот этими руками, и ты оправдала меня на своём суде, а теперь хочешь приговорить за смерть тех, кого я и в глаза не видела? Я, признаться, теряюсь в дебрях этой логики. Ошеломлённая, Светлана замолчала, собираясь с мыслями. — Егор был несчастным случаем, — сказала она. — Уверена? Возможно я и это спланировала? Избавилась от Великого Тёмного под видом несчастного случая, обвинила в этом Завулона, сплошная выгода. — Не говори так. — То есть какое-то представление о моей чести у тебя имеется, — сказала Ольга, сверля её сердитым взглядом. Светлана тут же пожалела о тех минутах, когда Волшебница спокойно отвечала на её вопросы — выносить её негодование было значительно труднее. — Когда я услышала про то, чем кончилась Тёмная Охота… — Светлана осеклась, не зная, как описать своё состояние. — И теперь ты говоришь, что знала, что все эти люди и иные погибнут, и всё равно… — Я знала, что мир между Светом и Тьмой невозможен. Что это шаткая конструкция, которая постоянно стремится к саморазрушению. Люди и иные погибли не из-за меня, а из-за этой непреложной истины, вот и всё. — Но если бы ты не предложила Тёмную Охоту… — Нашёлся бы другой повод, — пожала плечами Ольга. — К тому же, за Прагу отвечают Главы Дозоров: Томаш и Арманд. Арманд мог отказаться. Томаш мог отказаться. Да и Охота могла пройти спокойно, в конце-концов, это зависело не от меня, а от тех, кто принимал в ней участие. — Ты и правда веришь в это, — тихо сказала Светлана. — Поэтому Винсенте Перес не почувствовал обмана. Ты сказала ему правду. — Да. — Я не могу согласиться с этим. Это была твоя интрига… И теперь происходящее в Праге выгодно Москве, так как отвлекает внимание Инквизиции от нас. Ты сама признала это. — Теперь это так, и глупо было бы не воспользоваться сложившимися обстоятельствами, — согласилась Ольга. — Ты не обязана соглашаться со мной и вольна обвинять меня в чём угодно. Но ты не имеешь права брать вину на себя — ты здесь совершенно не при чём. Некоторые вещи не подвластны нашему контролю, нужно научиться принимать это. — И ты хочешь, чтобы я приняла, что не смогу помочь тебе? В мыслях Светланы царил такой беспорядок, что с Тёмной Охоты она с лёгкостью переключилась на другую проблему, которая волновала её — на состояние Ольги. — Да. Это было бы предпочтительнее. Тебе нужно сфокусироваться на себе. То, о чём просила Волшебница было совершенно невозможно. Знать о том, что сила убивает её и ничего не делать? Знать, какую боль она испытывает каждый день и не пытаться помочь? Светлана даже вообразить такого не могла. — Я не понимаю, — сказала она после минутного молчания. — Я не понимаю, как ты можешь так спокойно относиться ко всему. К гибели иных и людей, и даже к собственной жизни! — Ну хоть в этом я постоянна, — с усмешкой вставила Ольга. — Я не понимаю, как доверять тебе, если даже за историей с вазой кроется какой-то план! — продолжала Светлана, распаляясь. — Если всё, что ты делаешь, ты делаешь для чего-то и во всём есть второе дно. — Возможно, тебе и не стоит слишком доверять мне, — как ни в чём не бывало пожала плечами Волшебница. — Некоторые вещи я делаю, потому что хочу, — она так посмотрела на Светлану, что девушка покраснела. Всё же это был не сон, эти безумные день и ночь действительно произошли. Ольга налила ещё виски в гранёный бокал, сделала глоток. — У нас чрезвычайная ситуация, — уже другим, деловым тоном сказала она. — Нужно приводить Дозор в порядок, Завулон вот-вот получит усиление. Ты сама знаешь, в каком я состоянии. Инквизитор-надзиратель следит за каждым нашим шагом, и да, лучший способ обезвредить его это утопить его в рутине, убедить его в том, что мы обычный офис обычного Дозора, в котором работают обычные иные с обычными проблемами. Бюрократия, фасад нормальности — это всё, что мы можем сделать, чтобы отвлечь его от наших истинных проблем и целей. Одна из которых — твоё вхождение в силу как Великой. От которого ты сегодня чуть не отказалась в письменной форме. Я, конечно, понимаю, что ты ещё не разбираешься во всех тонкостях, но как тебе в голову пришло подписывать этот документ?! Разочарование столь явственно читалось в чертах Ольги, что Светлана отвела взгляд. Оглядываясь назад, она и сама не понимала, как это произошло, ведь она знала, что инквизитора нужно опасаться. Но она думала совсем о другом: о Волшебнице, о Тёмной Охоте, о многочисленных тайнах и загадках, о собственных чувствах и о Даре. Разговор о компенсационном наборе казался ей почти спасением, но оказался ловушкой. Правда была в том, что на этом минном поле любой шаг мог стать последним, но девушка всё равно пристыжено уставила глаза в пол. Она твёрдо решила вести себя как Великая, но продолжала совершать ошибку за ошибкой. — Я бы хотела услышать ответ, — сказала Ольга. — Не потому, что я зла на тебя, это и так очевидно, но потому, что мне необходимо понять, о чём ты думала в тот момент. — О тебе, — призналась Светлана. — О Тёмной Охоте. Я как-то совсем забыла про компенсационный набор, это не казалось таким важным… Ольга со звоном поставила бокал с виски на стол, поражённо уставилась на неё. — Не казалось важным? Ты что, забыла о том, какую боль пережила, когда я извлекала иглу откачки? Забыла, для чего всё это было нужно? — Нет, но… — Светлана ожидала, что Ольга тут же перебьет её с дальнейшими обвинениями, но Волшебница замолчала, внимательно слушая её. — Все последние события… Ты… Дар. Слишком много всего произошло. Я думала не о себе. — Вот именно, — Ольга встала с кресла и села ближе к Светлане, на диван. — Послушай, — уже теплее сказала она, —альтруизм и самоотверженность это основополагающие черты Светлых иных, но ты не должна упускать из виду, что в центре всех надежд Света на сегодняшний день находишься ты. Будущая Великая, осенённая Даром Целительства — за всю историю иного мира такого ещё не бывало. Ты — уникальная, Светлейшая из Светлых. И тебе нужно думать не обо мне, не об Антоне, ни о ком-либо ещё, а о себе и о том, как реализовать свой потенциал. Это лучшее, что ты сможешь сделать для всех, для людей и иных, для Дела Света. — Я понимаю, — вздохнула Светлана. Она понимала одно — идти по пути, который был ей уготован, у неё не было никакого желания. Она не просила силы, она не просила Дара, всё, чего она хотела — это помогать людям, иным, а главное — помочь той, кого любила. Все эти далеко идущие планы казались циничными и требовали от Светланы жертвовать тем, что было для неё действительно дорого. Она понимала, что всё равно поступит так, как считает правильным. Но сказать этого Ольге, которая сидела так близко и смотрела на неё с надеждой, Светлана не решилась. — Тогда начинай вести себя соотвественно, — Ольга нежно очертила пальцами её щеку, словно давая разрешение на нечто большее, чем разговор коллег. — Хорошо, что сегодня я успела вовремя. Но я же не всегда смогу прийти к тебе на помощь. — Так ты пришла из-за меня? — удивилась Светлана. — Нет, я по доброй воле явилась на допрос к инквизитору, — усмехнулась Ольга. — Ну конечно, из-за тебя. Эти слова попали прямо в сердце, но Светлана быстро поймала себя на этом. Конечно, дело было не в ней лично, а в том, кем она являлась, и чего от неё ждали. Нельзя было забывать об этом и обманывать саму себя. Контролировать свои чувства она не могла, контролировать ситуацию она не могла, но она могла хотя бы смотреть правде в лицо, как бы неприятно и больно это не было. Но Ольга сидела так близко, и смотрела так тепло, что Светлана не удержалась, и потянулась за поцелуем. — Не здесь, — остановила её Волшебница. Девушка отпрянула, разочарование и надежда смешались в ней: «не здесь» не значило никогда. — Я правильно понимаю, что мы больше не в ссоре? — хитро улыбнулась Волшебница. — Несмотря на моё ужасное коварство? — У всех есть недостатки, — аккуратно пошутила Светлана. Она сказала себе, что когда останется одна, то обдумает этот разговор, сейчас же ей просто хотелось понять, что ждёт их впереди. — Раз ты сама об этом заговорила, то на будущее постарайся контролировать свои порывы, — строго сказала Ольга, глядя ей в глаза. — Твой Дар — наша самая большая тайна. Самая. Нельзя, чтобы о нём кто-то узнал. И лучше бы те, кто видит его, не догадывались, что ты уже открыла его в себе. Будь предельно осторожна, пожалуйста. Светлана поспешно кивнула. Ольга сказала: «наша тайна». От всех… И от Гесера? Сердце предательски забилось чаще. — Что я должна сделать с набором силы? — спросила она, зная, что эта тема важна для Ольги, желая показать, что она всерьез восприняла слова Волшебницы. Светлана уже поняла, что ей придётся играть в эту игру, если она хочет добиться того, к чему стремилась. — Ты сказала, сейчас это невыгодно из-за сниженного верхнего лимита? — Верхний лимит — понятие растяжимое. С одной стороны – это то, сколько силы ты готова вместить в определенный момент. С другой — это твое представление об этом, твоё намерение. Поэтому нам нужно будет выбрать такое время, когда ты будешь энергетически и эмоционально готова к тому, чтобы набрать как можно больше. Сейчас ты в таком дефиците и так нестабильна, что это не будет иметь смысла. Набирай силу потихоньку, каждый раз чуть больше, чем в предыдущий, и постепенно выровняешься. Тогда и можно будет говорить о компенсационном наборе. — Но как мне её набирать? — Бери по чуть-чуть у людей в рамках закона, как и все. Когда войдёшь в силу, сможешь брать напрямую из сумрака, а пока другого способа нет. Светлана терпеть не могла брать силу у людей. Это всегда ощущалось как воровство, и никогда как необходимость. Обычно она просто ждала, когда сила вернётся к ней — она восстанавливалась и сама, медленно, но верно. — Хорошо, — сказала она, давая себе обещание, что хотя бы попробует. В конце-концов, Ольга была права — став Великой она принесёт больше пользы всем, и людям, и самой Волшебнице. Она честно попыталась выполнить просьбу Ольги и набрать хоть немного силы в первый же день после их разговора. Светлана стояла в очереди в супермаркете, а вокруг были люди, их смех, их переживания. Она долго колебалась, но вынудила себя потянуться к ним и забрать долю их радости. Часть влюблённости светящейся от счастья девушки. Кусочек гордости говорящего по телефону мужчины. Брызги бурлящего веселья играющего с новой игрушкой ребёнка. Несколько градусов тепла материнского счастья наблюдающей за ним женщины. Светлана ощипывала от этих чувств по щепотке, но всё равно видела, как успокоился ребёнок, как отвела взгляд и достала телефон его мать. Как устало потёр лоб говорящий по телефону мужчина и как беспокойство застлало черты влюблённой девушки. Человеческая радость была так мимолётна, так перемешана с другими чувствами, эмоциями и заботами, что даже небольшое вмешательство нарушало баланс, позволяло страхам, безразличию и комплексам делать своё дело. Толкало людей во Тьму. Из супермаркета Светлана сбежала так быстро, как будто что-то украла, впрочем, в её представлении всё так и обстояло. Она уже понимала, что просьбу Ольги выполнить не сможет — идти против всего, во что верила, она больше не собиралась. Достаточно было и того, на что она уже согласилась ради Волшебницы. К тому же, намного больше, чем сила, чем статус Великой, Светлану интересовал её Дар. Именно он обещал дать ей то, к чему стремилась её душа, и именно с ним ей не терпелось разобраться. Никакой информации, кроме той, что дала ей Ольга, у Светланы не было, а искать в электронном или обычном архиве Дозора она не решалась. Девушка уже понимала, что её интерес к этой теме привлечет внимание, и, скорее всего, не только Светлых. Нельзя было забывать и о том, что в офисе Ночного Дозора всё еще присутствовал Инквизитор. Смотреть на иных внутренним взором она опасалась, памятуя о том, как чуть не раскрыла себя, испугавшись хищной птицы Винсенте Переса. Один раз, тщательно убедившись, что вокруг нет иных, она решилась посмотреть на людей. Внутренний взор показывал ей их тела, органы, их энергетическую оболочку. У людей не было структур силы в том же понимании, что у иных. Их окружала аура, в которой свет мешался с тьмой, и лишь от их эмоций зависело, какая энергия выходила на поверхность. Изначальная сила была скрыта и в каждой клетке их тела, как она наблюдала и у иных, поэтому низшие тёмные могли получать её напрямую из крови или мяса. При одной мысли об этом Светлана содрогнулась. Ольга была права — Свет и Тьма не могли жить в мире, ведь ни один светлый не стал бы спокойно мириться с тем, чтобы нежить убивала людей, ради того, чтобы поддерживать своё бесконечное существование. Или, как оборотни, ради того, чтобы кормить зверя, норовящего сорваться с цепи. Лишь Договор заставлял Свет терпеть эту отвратительную действительность. И Дело Света состояло в том, чтобы разрушить эту несправедливую систему. Светлана всей душой верила в эту идею, но эта цель была такой далёкой, такой идеалистичной. А она могла изменить что-то уже сегодня, и это казалось ей несоизмеримо более важным, чем идея светлого будущего, которое могло и не наступить. Внутренний взор позволял Светлане видеть болезни людей так явно и ясно, что ей, как врачу, стоило огромных усилий не пытаться помочь. Она слишком хорошо помнила и просьбу Ольги скрывать свой Дар, и тот факт, что любое исцеление считалось незаконным вмешательством. Да, в законе говорилось о магических исцелениях, но Светлана понятия не имела, как проявится её Дар, будет ли он засчитан как вмешательство, и какого уровня окажется это вмешательство. Не хватало ещё не только раскрыть себя, но и подставить весь Ночной Дозор при этом, взявшись за какой-нибудь бронхит посреди улицы и попавшись на незаконном вмешательстве первого уровня. К тому же, если она попадёт под суд, то о спасении Ольги придётся забыть. Поэтому Светлана мучилась совестью, но не позволяла себе даже косвенно ставить жизнь Волшебницы под угрозу. Она видела, но ничего не могла сделать, никому не могла помочь, и это было мучительно и несправедливо. Она надеялась, что это хотя бы временно. Наступили скучные, рутинные будни. Светлана ходила на учёбу, ездила после учебы домой. Раз в неделю выходила на дежурство в роли стажёра. Дни тянулись медленно, медленнее, чем когда она жила одна в беспросветной тьме Ватутинок и даже не подозревала о своей истинной сущности. Тогда Светлане было не к чему стремиться, но у нее была вера в то, что она приносит кому-то пользу как врач. Теперь же все было наоборот: ей столько всего предстояло сделать, она на столькое была способна, но ничего не происходило, и ощущение того, что время утекает сквозь пальцы, сводило её с ума. Поэтому, когда одним бесконечно далеким от их последнего разговора днём в непривычной пустоте коридора Ночного Дозора повеяло знакомыми терпкими духами, и Ольга, проходившая мимо, остановилась возле нее, улыбнулась одними глазами и как бы невзначай спросила: «соскучилась?», Светлана чуть не выронила документы, которые несла в аналитический отдел. Она горела радостью, возмущением, гневом, восторгом. А когда Ольга в ответ на её яростный взгляд тепло усмехнулась и, уходя, проронила: «приезжай как освободишься», то Светлана не раздумывала ни секунды. Ей было плевать на то, что прошло уже почти три недели, на то, что она уже потеряла всякую надежду на то, что их связь продолжится. Она забыла все аргументы, которые приводила сама себе, убеждая себя, что так и нужно, что не стоит мешать целительство с любовной связью, что Ольга никогда не ответит на её чувства, что их связь аморальна и даже к лучшему, что всё закончилось. За прошедшие недели Ольга приняла решение. И теперь принять решение предстояло ей. Это было нетрудно. Трудно было продержаться до конца учебного дня, до начала очередной новой жизни. Жизни, которую Светлана выбрала сама и за которую готова была бороться, но уже по своим, а не чужим правилам. Жизни, в которой будет Ольга и Дар, и настоящие чудеса. С последней лекции Светлана всё же сбежала.