Содержание инкуба в домашних условиях

Дома они первым делом заперлись и обнялись, сжимая друг друга, чтобы убедиться, что другой жив и в порядке. — Я ведь правильно предполагаю, что ты и в прошлой жизни встретил ее? — уже зная ответ, спросил инкуб. А-Цин издал несчастный тонкий звук горлом. Будто игрушку-пищалку сжали. Его лицо искривилось от слез. — Да, — виновато признал он и задрожал, зябко сжался, спрятал лицо. — В прошлый раз миссия на нее поступила позже. Юань-эр, она что-то знает. Откуда эти изменения? Я выпотрошил Шан Цинхуа — нас только трое. Откуда. Она. Знает? Почему она высунулась на несколько лет раньше?! Он начинал от ужаса задыхаться. — Чш-ш, — приземлил его Юань и растер спину. — Смотри на меня, дыши со мной. Все хорошо. Мы сейчас все обдумаем и посмотрим. А-Цин хорошо отреагировал на спокойную уверенную речь и стал меньше задыхаться. Как голова прочистилась, он начал углублять дыхание самостоятельно. Но отступил страх, и пришло горе. Юань увел его в спальню и уложил с собой, чтобы было удобнее клубочиться и переживать эмоциональную катастрофу. Принял женский облик, чтобы быть мягче. Он ни о чем не спрашивал, ожидая, пока человек успокоится и выразит печаль. Цзю-эр пытался объясниться, говорил про то, как она ему напророчила, а он просто взял и забил. Как несуеверный идиот, не верящий в гадания. И вообще никак не думал о том, что произошедшее могло быть каким-то образом спровоцировано какой-то там замшелой суккубой на третьесортной дурацкой миссии, на которую и послали его чуть ли не в шутку, мол, раз распутник, то это по твоей части. А ведь она ему столько напророчила! И по судьбе прошлась, и по суженому… После долгого, хорошего такого сеанса рыдания заклинатель затих, все еще время от времени захлебываясь воздухом. Юань мог это выносить только потому, что это уже была старая история, которую они проработали, и новые вводные не должны были ничего радикально изменить. Вчера не чесались, и сегодня еще проживут точно. Да и новая жизнь научила его, что иногда стоит хорошенько проплакаться, чтобы функционировать трезво дальше. Небольшая проглоченная горчинка не несет опасности вернуться к затяжной депрессии, но помогает сбросить стресс и шагать дальше. Слезы — это не конец света. Хотя сердце Юаня всегда автоматически неприятно сжималось от слез а-Цзю, и он инстинктивно дергался утешить. — Ты помнишь точные формулировки, которые она использовала? — привлек он внимание мужчины негромким спокойным тоном. — Ее задело, что я не оценил ее красоты, — опустил а-Цин мокрые ресницы. Его глаза знакомо помертвели от воспоминаний. — Как ты и сказал, заметив, что ее прелести не оказали на меня большого эффекта и я продолжил настаивать на возвращении мальчишки, она обвинила меня в том, что я не мужчина, раз не могу оценить по достоинству женщину. Надкушенный персик. Слово за слово, она уговорила меня позволить ей погадать… С понятным результатом. Прекрасное лицо а-Цина выразило чистую агонию. Он выгнулся как рыба на суше. Юань поймал его и прижал к себе. Пребывая в женском образе, он мог себе позволить стиснуть культиватора в удерживающих объятиях — установить внешние границы и дать понять, что кто-то есть рядом. На удивление а-Цзю с его негативным опытом часто хорошо реагировал на этот трюк, которому Юань научился у Цзянь. Человек снова улегся и стих. По его виску все еще катились слезы, которые Юань стер. — Я убил их всех. Я действительно убил их всех. Это я принес беду! — плакал а-Цзю беспомощно. — Что именно она предсказала? — настоял Юань, не давая ему погрузиться в стенания и ненависть. — Цзе… — сопливо заскулил а-Цзю, и на этом инкуб решил поставить точку. Посочувствовали и хватит. Еще б пузырь надул! — Все, минута сочувствия прошла, началась минута бестолковой жалости, — строго призвал он к порядку и вернул мужскую ипостась. — Сопли мы не возим, а потому сейчас садимся на взрослый разговор. Шень Цинцю протестующе заскрипел и скривился, желая еще драматично повыть о том, какой он ужасный, но смиренно пошел в ванную. Как ребенок, которого заставляли убираться в комнате, право слово. Юань отправился сделать чай и найти еды. А-Цзю всегда был ужасно негативен, когда голоден. К себе, к окружающим, к реальности. Не важно, сколько он там практиковал свою инедию и не голодал в реальности. Если его разум считал, что в животе пусто, он сучился, как ядовитая гадюка. Даже крошечный рисовый шарик творил чудеса. Миска риса — и а-Цин снова готов работать. Заклинатель вышел из купальни совершено другим человеком. Взрослым, для начала. Они расположились за столом в гостиной. Юань поставил перед ним тарелку с булочками со сладкой пастой из красных бобов, которые принесли сегодня заботливые ученики, и приступил к завариванию чая. Цзю без аппетита принялся дербанить булку. — У тебя есть сейчас ресурс говорить об этом конструктивно? Или отложить на потом? — уточнил Юань. Все же заставлять а-Цина работать на эмоциях тоже было нехорошо. — Лучше сейчас обсудить, — убито возразил тот, разглядывая, как вылезает паста из сдавливаемой булки. — Пока я не надумал еще больше и не пошел на второй круг. Юань не мог не согласиться. Еще не хватало заново пережевывать тот массив с Ло Бинхэ, предательством коллег и вот это все с учетом новой вводной. Они, конечно, могли, не вопрос, но… не хотелось. Обоим. У них Юэ Цинъюань с его ослиным молчанием и предвзятостью в процессе. — Начнем с того, что же она напророчила, — согласился Юань. — Потому что мне интересно. А потом перейдем к более конструктивному обсуждению произошедшего. Полную сессию проведем уже не сегодня. Цзю враз затолкал куски расчлененной булки и проглотил, не жуя. Инкуб бросил на него осуждающий взгляд. И этот человек читал ему выговоры о манерах? Видели бы его ученики, что деется. На что мужчина ответил своим, мол, что хочу, то и делаю в минуту расстройства. Располовинил и затолкал за обе щеки еще одну булку, став похожим на хомяка. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы детей не калечило, как говорится. Юань поджал уголки глаз в ласковой улыбке. Выдохнув и прожевав, а-Цин начал объяснять: — Она сначала предлагала мне чай, игру в вейцзы, но я требовал прекратить тянуть время и не собирался брать ничего в рот в ее логове. Поэтому она умолила немного мне погадать. Короткая мелочь, пока ждем. И я согласился, решив, что это очередная блажь, чтобы потянуть мое время, но по крайней мере не опасная. — Это известный прием торговцев, он мне знаком, — согласился инкуб, отдавая диди чашку заварившегося чая. — Сначала ты предлагаешь дважды то, от чего человек откажется. Слишком дорогое или неуместное. Показательно расстраиваешься. И в третий раз подсовываешь то, что надеешься ему всучить. Что не так неприятно. В третий раз отказывать тебе человеку будет неудобно, ведь ты делаешь усилие. Поэтому человек наиболее склонен рассмотреть твое предложение и сделает мысленно все, чтобы уговорить себя согласиться. А-Цин издал саркастический смешок: — Она поймала меня на уловке торгашей, — неверяще пробормотал он. — Немыслимо. Я ждал от демонов яда или попытки побега, а она подсунула цветок! Он с досадой ударил по столу. Подумал. — Я не мог такого просчитать, — справедливо признал он совсем другим, взрослым тоном и бросил вопросительный взгляд на инкуба. Юань поднял брови. А-Цин сам себе кивнул. Он стал очень хорош в отделении своей вины и реалистичном восприятии действительности. Даже если до сих пор иногда переспрашивал, правильно ли он отделил или понял. — Если бы ты мог, ты бы просчитал, разве нет? — указал Юань. — Задним умом крепки все. Люди и даже многие суккубы нашего поколения не знают, что она фея. Я сам узнал только потому, что любил болтать с бабушкой, которой было семьсот лет. Она же мне и разъяснила многое. Ну, и бережно объяснила, почему мне не жить феей. Мужчина обмяк и растер лицо. — Я подышал на этот чертов цветок и бросил ей. Она тут же принялась изгаляться. Ах, заметила она с насмешкой, этот мастер вылез из грязи и бедности, — а-Цзю смотрел в чашку, будто искал там ответы или смотрел свои воспоминания. — С низов вознесся над простыми смертными этот ничтожный червь. Как красиво расправила величественные крылья эта бабочка и все такое... Осыпала комплиментами мои врожденные таланты и безжалостное упрямство, разозлив тем донельзя. Я счел ее слова уродливой грубой насмешкой. Таковой они и были. У Юаня появились вопросы. То есть, параноидального Шень Цинцю, который включал панику на любой лишь намек на свое происхождение, нисколько не заинтересовало, как она узнала? Он просто… что? Спустил ей? Не узнал у нее, как она поняла, чтобы это исправить? Возможно, это было отголоском его восприятия перепелок. А-Цзю был чувствителен как акула, чуявшая кровь, едва дело доходило до пересудов культиваторов и богачей. Но женщины Павильона всегда знали, что их покровитель и сам был когда-то беден и бесправен. Даже с Юанем он поделился своей историей почти сразу, не пытаясь закрыться за ширмой «да он же совершенно точно богатый господин и всегда был, к чему переспрашивать». Инкуб поставил галочку уточнить позже. Это также могли быть просто чары, феромоны. Они вызывали расслабление и рассеянность в людях. С несовершенным ядром а-Цзю был им вполне подвержен. Пока болтали в той пещере, она и притравила противника. Юань бы точно так сделал. А древняя суккуба явно располагает составами покрепче его базовых разработок. — А потом она сообщила, что видит в будущем мое столь же стремительное и неизбежное падение, — а-Цзю сжал чашку, грозно хмурясь. — Мол, задержаться в небе жалким насекомым не по силам. Их век короток так или иначе. Крылья бабочек уязвимы к суровым ветрам. Червем начал, червем закончу. Я непременно упаду обратно в грязь — моя дорога замкнута в кольцо и приведет меня туда, откуда я пришел. Никто и ничто не сможет остановить мое падение. А если попытаются, то последуют за мной. Юань замер. Дорога в кольце — да это же описание его путешествия во времени, не? Это вполне можно трактовать и как суд, где Шень Цинцю оказался растоптан в грязь и оставлен соратниками. Он начал и закончил собственностью «а-Ло», бессильным, как ребенок и оставленным семьей. — Это очень многоплановое предсказание, — признал Хэ. — Она не остановилась. Я разозлился на ее глупые слова и пустые угрозы, потребовал у нее отдать мальчишку немедленно. Мадам Мейинь запаниковала — сделала вид, что занервничала — и поспешила посмотреть на любовь в моей судьбе. Быть может любовь скрасит печальную участь и уймет противный характер! С милым рай и в выгребной яме и все в таком духе. — Вот же тварь! Она тебя дважды решила приложить, чтобы наверняка! — не выдержал и вспылил Юань. А-Цзю неопределенно покачал головой в задумчивости. — Здесь она, приняв издевательски-удивленный вид, предсказала мне верность, любовь до гроба и в следующей жизни. Мол, мой суженый — мужчина все же! — всегда будет следовать за мной, куда бы я не пошел. До самого моего последнего вздоха он останется со мной. Здесь я не выдержал горькой издевки и выхватил меч. Мы с Ци-гэ давали клятву друг другу — быть верными в этой и следующей жизни. И я верил, что он оставил меня... Ее слова вонзились туда, где было больно. Этот вышел из себя и на том прекратилась наша беседа. Я перебил ее хищных подопечных. Она сбежала. Миссия была завершена: я доставил украденных мужчин в город. Что было потом, известно. Отступницу я больше не видел и не встречал. Они замолчали. Юань примерял слова а-Цина и предсказание на его жизнь. Падением, возвращением могло быть и время с протагонистом, и регресс в прошлое. Верным любовником она могла назвать и Юэ Цинъюаня, и самого Ло Бинхэ. Ибо не о любви вовсе была речь в ее словах, а о верности, одержимом преследовании длиной в эту жизнь и следующую. Не говоря уже о том, что Юэ Цинъюань был таким себе «суженым» для а-Цзю. Та лишь разница, что убивал лаской и душил заботой. Считалась ли жизнь возрожденного в прошлом а-Цзю за следующую? Он ведь умер. Отменяло ли путешествие в прошлое ее предсказание, или судьба, наоборот, снова довлела над а-Цином? Инкуб вздохнул. Тут было над чем подумать. Но он сомневался, что падение Цанцюн оставалось реальной возможностью по сей день. А-Цин слишком изменился — он больше не полезет в ту же бочку! — Что бы она ни предсказала, — сказал он вслух уверенно, — это ушло в прошлое. Ты официально был убит. Ее ли предсказанием или вследствие своих и чужих поступков — это не важно. Ты умер, никакое предсказание феи больше не должно действовать. — Она упоминала преследование длиной в две жизни. — Под это условие подходят и глава секты, и полудемон. Оба следовали за тобой неотрывно до твоей смерти и даже в этой вы встретились вновь. — Не с Ло Бинхэ, — одернулся, опустил испуганные глаза мужчина. — Разве? — Юань поднял брови. Осознав, а-Цин побледнел, а потом покраснел. Его рука сжалась на локте. Проделав много работы, он раскаялся в своих действиях, признав их несправедливыми, жестокими и недостойными. Но, как бы, ничего и не исправишь. Мальчик убит. Жестокий тиранический император так никогда и не получил шанса. Они помолчали. В бамбуковом домике вообще была удивительно мирная тишина. И даже в самые трудные минуты она не казалась невыносимо тяжелой. Шуршание рощи за окнами напоминало Юаню море и навевало расслабляющее созерцательное спокойствие. — Эта моя жизнь — это уже следующая или та же, как думаешь? Юань только вздохнул. Шень Цинцю был не идиот, и он пришел к тем же выводам. Он потерял краски, осознав, что предсказание отступницы все еще может довлеть над ним. Если уж феи могут играть со временем, то отчего бы у древней демоницы не быть особому чувству на своих жертв вне времени и пространства? Может, потому она и высунулась, что почуяла уже обработанную добычу, которую еще не создавала! Может, предсказание требовало обновления в этой жизни, чтобы заработать вновь?.. Задумчивый мужчина вдруг побледнел еще сильнее, захлебнувшись ужасом. Юань чертыхнулся, встретив взгляд диких черных глаз. Вот еще одной навязчивой фобии не хватало! Сука! Зачем он только рот открыл сегодня! Приступ прошел тяжело. Юаню пришлось поддерживать искажение средней сложности при натруженных каналах. А-Цин уже успел погонять на собрании. И после заклинатель трусился, как лист. — Чш-чш-чш-ш, — погладил инкуб по спине, когда мужчина вырвался из флэшбека. — Все повторится. Юань, все снова будет так же. Я должен уйти. Я должен уйти из секты, пока не поздно. Я не хочу еще раз стать причиной… Он едва мог встать, беззащитный, как новорожденный ягненок, но уже поднимался на сборы. Юань быстро поймал его, утихомиривая, и прижал к себе. — Мы не будем бежать от судьбы, как идиоты, — сказал он, встряхнув мужчину. — Ну же, ты стратег Цанцюн! Никаких решений сгоряча, если есть время подумать! Диди развезло по новой. Он ссутулился, намереваясь зайти на еще один круг неконструктивных рыданий. Они это все проходили, но никогда настолько остро. Угроза повторения кошмара с другой, новой, стороны оказалась для Шень Цинцю просто разрушительной. Он мог жить с виной за смерть Ло Бинхэ, за совершенные несправедливости, за смерти, которые еще не случились… Он нашел свое успокоение в том, что не повторит своих ошибок. А теперь снова угроза повторения печальной участи, ужас от того, что спастись нельзя, — это и вправду было достойно паники. Юань сменил подход. Тем более, он, кажется, от страха судорожно нащупал ниточку, которая выглядела очень многообещающе. — Ну тише, диди, дыши хорошо, — заворковал он, вытирая лицо от испарины и слез, — Идем в кровать, у твоего гэгэ появилась идея, как тебе избежать неизбежного. Идем, вместе ее обкатаем. Он отнес любовника в постель (не в сексуальном смысле, увы, а как мешок риса) и завернул в одеяло. Черные радужки с покрасневшими белками выглядели ужасно и следили за Юанем неотрывно. Пальцы стискивали край одеяла у губ. А-Цзю ни за что бы не дал себя завернуть без возможности выбраться. — Ты же сказал, что от ее предсказаний нельзя сбежать, — со скрытым обвинением указал мужчина. С подозрением того, кто очень хотел поверить, но опасался давать себе надежду. Юань сцеловал слезы с холодных щек. Диди вытянулся за лаской, как цветочек, угасающий под осенней стужей и спасающийся последними солнечными лучиками. — Смотри, смысл нам гадать, что может или не может древняя фея-суккуб из другого времени. Что она там знает или чует, она нам вряд ли правдиво ответит. Может она там дотянуться до тебя или не может… Юань разгладил человека. Тот фыркнул. — Шущ! Мы знать не можем, насколько далеко простираются ее способности и тонкости того, как они работают. Но мы можем зайти с обратного конца. Шень Цинцю молчал и внимательно слушал. Юань обхватил свою человеческую гусеничку поперек туловища. Он еще раз изучил прострелившую его в дистрессе умную мысль. — Магия фей работает на имени. На знании сути. Так? — рассудительно сказал он вслух. — Тебе надо сменить суть, сменить имя, и тогда ее что-бы-там-ни-было перестанет к тебе относиться. Все! Цин-эр моргнул. — Подмена образа — известная тактика при работе с некоторыми разновидностями призраков, — осторожно сказал он. — С феями, я полагаю, такое не сработает. Они умнее мертвых ошметков душ. Юань закатил глаза. — Их магия работает на словах и их значениях. Фея знает конкретный объект с таким-то названием. Он подвластен. Если объект меняет свою природу, слово перестает обозначать его. Оно больше не подходит. Объект перестает быть подвластен. Если ты выпишешь человеку новые документы, накрасишь его до неузнаваемости, уведешь далеко-далеко, он останется тем же человеком. Внутри он будет соответствовать. Разумеется, фее такое — плюнуть-растереть! — Но если я перестану быть тем Шень Цинцю, то я смогу скинуть ее магию, — с расстановкой сообразил а-Цин и просветлел. Он с новой силой рванул на сборы. — М-м, не совсем, сладкий мой, — затолкал его Юань на место. Мужчина нахмурился. — Ты не Шень Цинцю. Следи за мыслью. Это его остановило. А-Цин с точностью повторил выражение мема. Ему только витающих математических формул не хватало. — В каком смысле? — наконец, снизошел он до поражения. — В самом прямом. Ты сам не называл ей своего большого имени, верно? — подтолкнул его инкуб. — Какое это имеет значение? Это все еще мое имя, — лорд Цинцзин даже начал сердиться. Он очень не любил, когда его достижения попирали другие. И с таким настроением он намеревался от феи скрываться? Да он же не в силах свое положение отбросить! Юань опустил ладонь в успокаивающем жесте, и а-Цин послушно затих. — Ты сказал, она прочла твое дыхание, — прямо указал он со значением. — А-Цин, если бы ты искренне верил, что твое настоящее имя — Красавчик Покоритель Вселенной, которое ты придумал себе в пять лет, то она бы его прочитала, а не какое-то там большое имя. Ты, определение тебя — это твое истинное название. А теперь, честно подумай и скажи мне, на тот момент времени каким было твое настоящее имя? Шень Цинцю? Мужчина застыл, обратив пустой взгляд в себя. Они оба давно уже вытащили из а-Цзю признание, что он никогда на самом деле глубоко внутри не считал свое назначение лордом реальным. Он, беглый раб — и лорд? Да это же очевидный обман. Он всех обманул! Ему повезло. Он стоял и на него луч света случайно упал. Рабы вообще не люди, не говоря уже о лордстве! Комплекс самозванца, что произрастал из нулевой самооценки, был вездесущ и колоссален. Все достижения Девятого были смешны, добыты бесчестно, получены незаслуженно. Украдены у других, более достойных и родовитых. Страх быть раскрытым был извечен. К счастью, нынче это было изжито, но а-Цин еще помнил отчетливо, как его настоящим именем всегда была Девятка. Все думали «нефрит», когда писали — иероглиф ведь тот же. В этой жизни он даже сразу прикинулся образованным господином, чтобы не давать подозрений, но внутри знал, что он просто число. — Цзю, как число, — признал мужчина и поежился. — Верно, — довольно ответил Юань. — Чего скалишься?! — вспылил защитно а-Цзю. — А того, что мы уже проделали огромную работу по смене твоего имени, и я сомневаюсь, что от сяо Цзю что-то существенное осталось. Шень Цинцю был шокирован этим простым заявлением до немоты. — Но… Но я же… — Расскажи мне, сладкий мой, о себе. Ты всего лишь раб, что с помощью обмана и чужих подачек пришел к власти и стал жестоким мучителем? Или что-то еще затесалось в список достоинств? А-Цин испустил прелестный беззвучный смешок, наконец, поняв замысел Юаня и расправился. С него сошли запуганность и беспомощность. Он успокоился внутри и остановился. — Он и правда… мало похож на меня, этот ничтожный… — он не стал продолжать. Знал лучше, чем оскорблять выбор себя-прошлого. Это было одной из первых вещей, что они выучили и тренировали с тех пор. Он не мог сделать лучше, не зная как. Конец. А-Цин мысленно оценивал свои изменения по сравнению с собой-прошлым, и инкуб по глазам видел, как вера в себя начинает расцветать с прежней силой внутренним светом. Грудная клетка и плечи ощутимо расправились. Юань вздохнул через силу, ощущая, как в груди теснятся облегчение и огромная гордость за то, какую длинную дорогу они прошли вдвоем. Вообще-то… Инкуб протянул ладони и обхватил лицо удивленного диди. — Я так тобой горжусь, — сказал Юань, имея это в виду до последней клеточки своего тела. — Я обожаю тебя так сильно и невероятно восхищаюсь тем, каким красивым и сильным ты стал. Каждый раз, как смотрю на тебя, а-Цин. Я физически не могу гордиться больше, мне кажется, но потом ты что-нибудь делаешь, и я понимаю, что себя недооценивал, это очень даже возможно — обожать тебя еще больше. Мужчина был так тронут, что его лицо снова потрескалось от чувств. Не так, как раньше могло бы. Он уже начинал привыкать к тому, что мог быть любим. Простые проявления внимания или теплые слова привязанности больше не доводили его до слез и не вызывали подозрительности. Но все равно трогали значительно, будучи в новинку. — Я ценю тебя тоже, гэгэ, — выдавил он, краснея как маков цвет. Юань сжал руки, чтобы его щеки сложились рыбьим ртом, и чмокнул бантик. А-Цин взвился в бешенстве. (Цундере). Они повозились на постели, пока а-Цин не дал себя прижать лицом в матрас. — Думаешь, этого достаточно? — тихо спросил он, повернув голову. Инкуб устроился на любовнике с удобством и сложил руки на спине. Он уж знал, какой подбородок бывает острый. — Еще немного — и тебя будет не узнать, — улыбнулся он. — А для надежности давай все же ритуально сменим тебе личное имя с числа на «нефрит»? Чтобы даже в мыслях ты разучился ассоциировать число со своим именем. Шень Цзю задумчиво притих. — Как это делается? — скромно спросил он. Даже принялся ковырять рукав, но немедленно бросил дурную привычку. Потому что безродный сирота, конечно, этого не знал. И в обыденных разговорах такие темы не всплывают. Кому бы пришло в голову болтать о младенцах со свирепым Шень Цинцю? Даже девочки в Павильоне не так уж рвались болтать с ним о личном, слишком уважая своего благодетеля. Да и не было у них семей по большому счету, чтобы представлять там детей. Сам же а-Цзю вряд ли стал бы бередить себе душу, читая про семейные обряды, которые никто для него не проведет. Инкуб потерся щекой об него. — Госаньжи люди проводят на третий день после рождения. Суккубы празднуют в тот же. Тебе же надо только хороший день выбрать… — Юань посчитал какие красивые даты есть в ближайшем будущем. — Завтра, например? Завтра на редкость отличный день. Новенького представляют предкам и основателям рода у семейного алтаря. Глава рода дает личное имя, — мягко пояснил он. — Хорошо бы заколоть какое-нибудь животное — кровью омывают дощечки предков. Или можно поднести иную пищу в жертву. В нашем случае лучше отдариться энергией, конечно. Длинной лапши съесть для долголетия. — У тебя есть семейный алтарь и дощечки? — искренне удивился а-Цин. Хэ засмеялся. Мужчина выглядел, будто демон сейчас из рукава достанет весь инвентарь и целую часовню. Ах, его диди смотрел на него снизу вверх. — Я и есть алтарь и все дощечки моего рода, — признался инкуб. — Помнишь? Я суккуб. В моей крови песня пяти поколений линии Хэ с тех пор, как мы пришли в мир людей. Это круче, чем любая дощечка! Потому что они живут во мне! Со мной. Мы тебя полноценно представим, если ты согласишься. Проведем церемонию приветствия нового члена гнезда, как положено! Ди, согласись! Это будет так здорово! Шень Цинцю почти согласился, но в последний момент его остановил страх: — Церемония, о которой ты говоришь, это ведь… секс? Ты говорил про секс. — Не совсем, — бережно поправил его Юань. — Это про удовольствие в целом. Обмен энергией. Ты дашь мне ци, а я — верну, замыкая круг. Это будет именно что парное совершенствование. На самом базовом уровне, но все же… И я буду в очень глубокой медитации. О-о, это будет так круто! Юань даже чуть «попрыгал» на человеке, напрягая мышцы спины и живота, от предвкушения. Взгляд а-Цзю стал откровенно скептическим и неверящим. — В медитации? Секс? — уточнил он с затаенным ужасом. — Ты узнаешь! — отмахнулся Юань. — Я бы предложил и тебе медитировать во время папапа, чтобы полнее ощущать, что происходит, но ты не сможешь и участвовать, и смотреть. Поэтому только что-то одно. Ты — участвуешь. А потом сможешь посмотреть в медитации утром. О-о, это будет так круто, я внесу тебя в нашу песню! Я знаю как! Цзянь меня научили быть Мадам. Ты станешь официально-преофициально членом гнезда, и на тебе написано будет — все мэймэй знать будут! Инкуб в нетерпении погрыз мышцу под собой. Его так и тянуло сжать челюсти в семейном «кусе». Он только немного стиснул клыками лопатку человека и поспешил затереть и зацеловать грубость. А-Цзю начал пахнуть вполне возбужденно. Юань издал счастливый звук и стиснул любовника в своих объятиях. Перспектива провести для диди госаньжи привела инкуба в полный восторг и оживление. Это будет его вторая подобная церемония! — Я могу подумать? — спросил диди, вдруг звуча растерянно и неуверенно. Юань моргнул. Это… сбило возбуждение. Лично он вообще не видел, чего там можно не хотеть. Но а-Цин имел право не разделять его желаний. — Конечно, сладкий, — улыбнулся он. — Завтра полнолуние — самый хороший день месяца. Тебе хватит дня на раздумья, или мы подождем до следующей возможности? Выбирай любой день, какой тебе кажется подходящим или символическим. Можем в праздник. Чунъян будет хорош, если подождать. Заменим образ девятки на две девятки. Семейный Юаньсяо, но до него далеко. Я в Юаньсяо тоже родился! А-Цин удивленно моргнул. — …Завтра я дам ответ, — постановил он. — Это точно не про секс?.. — и добавил нерешительно. — Мы не сделаем сексуально ничего, что уже не делали, тут я могу поручиться, — Юань убрал с лица человека упавшую прядку. — Возможно, хотя, что я не удержу возбуждающий яд или чары. Это не опасно, но учитывать стоит. — Чем это грозит? Я потеряю контроль или?… — Возбуждением? — пожал плечами инкуб, подняв бровь. — Сами по себе суккубы не выделяют сильных веществ, помрачающих сознание — это наркотические добавки и яды, которые мы используем для усиления эффекта. Поэтому самое страшное, что тебе грозит в таком случае, — это каменный стояк. С таким и рука справится. Придется, конечно, пару раз закончить, но на окружающих не кинешься. А уж с твоим контролем ци… Это вообще ни о чем. — Я подумаю, — вздохнул Шень Цинцю, и на этом разговор был закончен. Юань поцеловал его в щеку много-много раз и еще раз убедился, что все волнения о Сливовой Мадам они разрешили и разогнали. Они ответственно подготовили несколько рабочих сценариев «на случай апокалипсиса», а потом а-Цин был только рад списать панику из головы и сердца и не думать никогда опять. Церемония имянаречения была ему милее как предмет дум. Это ничего. Были у человека свои пределы, сколько он мог унести на своих плечах. Юань решил озаботиться этим вопросом с судьбами и все хорошенько обдумать, убедиться, что они все учли. Диди не стоило забивать свою прелестную головку.