Каждый о своём, но вместе

      Начало репетиций неотвратимо приближается, надвигается лавиной, готовой накрыть с головой, заблокировать доступ к кислороду и навсегда похоронить под собой. Джизас убеждает себя, что ничего дурного случиться не должно, что это просто очередной для них с Сашкой проект. Но тревога, сковавшая тисками, давящая со всех сторон — вот-вот и Ярик просто взорвётся — преследует на каждом шагу, нагоняет ночами сотни мыслей в духе «а, что, если…».       Баярунас всё чаще и чаще начинает наблюдать слишком сосредоточенного Сашу, учащего тексты, вышагивающего круги по комнате с листами в руках и повторяющего одними губами (чтобы никому не мешать) слова. У Казьмина глаза горят не шуточно, азартно, счастливо.       Сперва Баярунасу это кажется даже забавным — такая старательная подготовка к роли. Он и сам радуется, отодвигая тревогу на задний план, что Саше нравится, что Сашиными глазами на него всё чаще смотрит Джудас.       Но потом это начинает пугать.       Ярик разлепляет глаза и тупо смотрит в потолок, прямо как пару недель назад, на трещину штукатурки. Моргает сонно, хмурится, привыкая к окружающей темноте. Трещина, как единственная константа в жизни, не меняется. В голове мелькает глупая мысль, что нужно её наконец заделать, чтобы не мельтешила перед глазами постоянно — нервирует, но как-то даже жалко. Баярунас лежит в кровати, рассматривая потолок, и пытается понять, что его разбудило посреди ночи. Никаких снов, тревожных и жутких, на удивление не снилось; холодно ему не было, жарко тоже — золотая середина.       Он поворачивает голову набок — на лицо тут же падают запутанные пряди, и Ярик их слабыми после сна пальцами пытается убрать. Получается не сразу. Спутанные и гладкие, они выскальзывают, падают обратно, лезут в рот, заставляя отплёвываться, и снова застилают взор. А, как убирает, озадаченно хмурится: Саши на подушке нет.       Сперва Ярик хочет наплевать на это, отвернуться обратно и уснуть. Он, собственно, так и поступает, думая, что Казьмин просто ушёл в туалет, попить воды или ещё что-нибудь, да куда-нибудь, и непременно скоро должен вернуться. Он устраивается поудобнее, закрывает глаза и растворяется в тишине. Полусонные мысли блуждают в голове туда-сюда, когда Ярик замечает, что в квартире действительно чересчур тихо: не слышно ни шагов, ни возни, ни шума воды. Ничего не слышно.       Баярунас не знает, сколько ещё он так лежит, но за это время сходить попить и вернуться можно было раз пять точно. Он с тяжёлым вздохом открывает глаза, спихивает с себя одеяло и свешивает тонкие бледные ноги с края кровати. Включает ночник на тумбочке и встревоженно шарится по комнате глазами в поисках Казьмина, прекрасно понимая, что не найдёт.       Подушка Сашина примята, как и простыня, но совсем немного. Одеяло аккуратно сложено в ногах, а зарядник торчит из розетки. Телефона его тоже нет. Провод бесхозно валяется на полу. Но Ярик прекрасно помнит, как засыпал, разглядывая лицо Казьмина, снизу вверх освещённое экраном телефона. Так все его мимические морщинки очерчивались ещё ярче и сонному Баярунасу по привычке хотелось разгладить их пальцами, но было слишком лень шевелиться.       А сейчас вот Саши на кровати нет. Ярик недовольно цокает и вылезает из постели, намереваясь проверить, в какую такую даль занесло Казьмина посреди ночи на этот раз.       Пол премерзко холодный — отопление только-только выключили, и по стопам на бёдра бегут мурашки, рассыпаются по рукам и позвоночнику, щекочут шею.       Баярунас недовольно ёжится и, шарясь кончиками пальцев по стене, чтобы не упасть, бредёт на кухню. Стулья совершенно пусты, холодильник привычно тарахтит, на столе неубранная пачка печенья и кружка. Ярик подходит ближе и чувствует от нерадивого куска фарфора запах кофе. Морщится и глаза закатывает. Осматривает кухню ещё раз, подытоживает, что тут Саши тоже нет.       Вариантов остаётся немного, поэтому Баярунас шлёпает босыми ногами обратно в коридор. Там жутко темно и страшно, посему Ярик ускоряет шаг. Внезапно боковым зрением замечает какое-то шевеление.       В полной мгле он чувствует себя слепым котёнком, замирает с широко открытыми глазами, медленно оборачивается, а потом расслабленно выдыхает, обнаруживая зеркало. В тёмной неясной фигуре с трудом узнаётся собственное отражение, поэтому Ярик несколько секунд за ним пристально наблюдает, шевелит рукой, чтобы удостовериться, что это точно он, и только потом идёт дальше.       Дверь в последнюю оставшуюся комнату закрыта, хотя он сам прекрасно помнит, как оставлял её приоткрытой. Тянет ручку на себя очень тихо и аккуратно, чтобы Сашку нечаянно громким звуком не напугать. Но дверь всё равно звонко щёлкает, да ещё и мерзко скрипит.       В комнате оказывается куда светлее, отчего в пространстве становится в разы проще ориентироваться. Баярунас бегло осматривается: компьютер включён и громко в тишине комнаты жужжит, красиво светится. На экране какой-то текстовый файл. Ярик особенно сильно не вглядывается — не привык лезть в чужое, да и ночью спать хочется больше, чем изучать Сашкины файлы (а он почти на сто процентов уверен, что это либретто). Впрочем, Казьмина нет как за компьютерным столом, так и на диване.       Ярик растерянно проходит в центр комнаты и тревожно оглядывается ещё раз — у него уже начинает мелькать мысль позвонить Саше, как раздаётся сильно приглушённый, но до одури знакомый голос. Баярунас вертит лохматой макушкой и уже почти полностью проснувшейся головой пытается понять, откуда же идёт звук. Понимает не сразу, а когда понимает, очень удивляется.       Он подходит к окну, плотно задёрнутому тёмными шторами, и рукой чуть отводит край гардины в сторону. За стеклом замечает светящийся экран телефона и дёргает на себя старую балконную дверь. Та с грохотом открывается — Казьмин ожидаемо пугается, матерится шёпотом и вперивается взглядом в Баярунаса.       Голые Яриковы ноги моментально обдаёт холодом, плечи вновь покрываются мурашками, и он судорожно обхватывает себя рукам, не ожидая такого дубняка. Спиной он продолжает ощущать домашнее тепло, одежда не успевает моментально остыть, но порывистый ветер беспощадно залезает под футболку и треплет волосы. Ярику безумно хочется шагнуть обратно, закрыть к чёртовой матери дверь, спрятаться под тёплым одеялом и желательно прилипнуть ко всегда как печке горячему Казьмину. Который, кажется, совсем не разделяет его желания и продолжает оторопело смотреть. Без Сашки возвращаться не хочется, поэтому Баярунас молча оценивает обстановку.       Казьмин сидит на стуле, поджав под себя ноги в домашних шортах с голыми коленками, на которые даже смотреть холодно. Тапочки валяются на полу у ножек табуретки. Поверх футболки накинута старая ветровка, которая тоже совсем не выглядит тёплой. Экран телефона в Сашиных руках чуть тускнеет, и он на автомате тапает его пальцем, возвращая яркость. Казьмин бегло облизывает губы, и так уже обветренные на холоде. Зелёные глаза в темноте улицы влажно блестят, подсвеченные телефоном, и выглядят так, будто он сейчас же разрыдается. Но Ярик понимает, что это неправда, что это просто слишком яркий в ночной мгле свет. Смотрится это всё равно безумно красиво.       Уголки пухлых губ дёргаются вверх — Саша чуть улыбается и шепчет удивлённое:       — Привет.       И замолкает.       Ярик следит за тем, как двигаются его губы и зависает, забывая ответить. Казьмин выжидающе смотрит снова.       — Привет, — опомнившись, так же шёпотом бормочет Баярунас.       Смотрит на слегка дрожащие от холода Сашины плечи, и сам себя обхватывает руками покрепче в попытке сохранить ускользающее тепло и неловко переминается с ноги на ногу по ледяной балконной плитке.       Казьмин перехватывает взглядом это его движение и тут же хмурится.       — Какого чёрта ты сюда без тапок выперся? — недовольным шёпотом выдаёт он.       Ярик закатывает глаза.       — Того же самого, что и ты выперся сюда среди ночи раздетый, — уже полностью проснувшись, парирует Баярунас. — Что ты вообще тут забыл?       — Учил, — Сашка пожимает плечами, кивая на светящийся экран телефона.       Ярик непонимающе вскидывает брови, смотрит на Казьмина пару секунд как на дебила, а затем оглядывается на комнату за своей спиной, ещё больше желая вернуться в тёплую постель.       — Что ты там учил? Тебе что, дня не хватает, что ли? И почему вообще на балконе? В квартире места мало? — всё тем же шёпотом ворчит он, а затем неопределённо качает головой в сторону дверного проёма, продолжая уже громче. — Пошли в дом. Тут холодно пиздец.       Поворачивается к Саше спиной, готовясь шагнуть в столь привлекательное тепло квартиры. Но замирает, продолжая стоять, выжидая, пока Казьмин оторвёт свою промёрзшую задницу от такого же промёрзшего стула.       Саша, уже явно уставший и борющийся с сонливостью, тупит некоторое время, а потом торопливо распрямляется, запихивает в карман телефон, суетливо пытается затёкшими и замёрзшими ногами попасть в тапки и, наконец, поднимается.       Ярик с облегчением ныряет в теплоту квартиры и идёт на кухню, не оглядываясь, надеясь, что Казьмин додумается проследовать за ним.       Саша юркает в комнату и в её тепле с удивлением понимает, насколько сильно продрог. Он быстро захлопывает дверь на балкон и торопливо шаркает за Баярунасом по коридору, медленно отогреваясь. По дороге скидывает ветровку, оставляя валяться на тумбочке. Когда он заворачивает на кухню, Ярик уже успевает включить подсветку на вытяжке и щёлкнуть электрический чайник.       Не зная куда себя деть, он неловко опускается на стул. Баярунас в это время закидывает в уже подготовленные кружки по пакетику заварки, бросает взгляд на чайник и, понимая, что до кипения ещё есть время, оборачивается на Сашу, опираясь поясницей о столешницу. На автомате осматривает знакомое до чёртиков лицо, и его просто передёргивает от того, насколько синими от холода кажутся губы. Ярик снова обхватывает себя руками и ловит взгляд Казьмина. По-усталому пристально смотрит в ответ, словно пытаясь найти что-то в глубине широких в темноте зрачков, но прерывается, слыша щелчок всё-таки закипевшего чайника.       Молча разливает воду по кружкам и ставит их на стол. Забирается на стул с ногами, подбирая замёрзшие ступни под себя — по полу гуляет впущенная с балкона прохлада. Снова смотрит на Сашу.       — Ну? — говорит Ярик, притягивая кружку поближе.       Казьмин копирует движение, обнимает холодными пальцами обжигающе горячие фарфоровые бока, греясь. Заварка в кипятке моментально окрашивает воду рыжими разводами. Те витиеватыми узорами не спеша расплываются, кружатся и темнеют. Саша пару раз бездумно дёргает за верёвочку, ускоряя процесс. Чай становится равномерно коричневым. Он пожимает плечами.       — Что? — растерянно спрашивает Казьмин, не понимая вопроса, и пробует отхлебнуть из кружки. Чай оказывается слишком горячим и тут же неприятно обжигает язык и нёбо. Он морщится, но упрямо делает ещё пару глотков.       — Вот скажи, чего тебя так надирает работать ночами, а? — устало, почти умоляюще спрашивает Ярик. — Я понимаю ещё, когда ты днём ничего не успеваешь, а у тебя все сроки синим пламенем полыхают, но сейчас в этом ведь нет совершенно никакой необходимости. — Негодует он в пустоту, понимая, что ничего путного в ответ не услышит. — Нахуя, Саш?       Казьмин снова пожимает плечами, рассеянно дёргая верёвочку заварки. Баярунас тяжело вздыхает.       — Что ты учил? — повторяет оставшийся без ответа вопрос Ярик. Он его прекрасно знает, знает, но хочет услышать что-то другое. Что-то противоречащее его растущей паранойе. Смотрит с наивной надеждой на Сашу. Понимает ведь, что надежды нет.       Казьмин бросает на Ярика совершенно нечитаемый взгляд и просто отвечает:       — ИХС.       Ярик взрывается. С грохотом ставит кружку на стол, чай выплёскивается на руку обжигающими каплями, растекается маленькими лужицами по столешнице.       — Ты учил его на прошлой неделе, на этой, позавчера, вчера, вечером, перед сном и вместо сна тоже пошёл учить. — Ярика откровенно пугает то, насколько Саша зациклился на ИХС, на Иуде, Ярик не понимает. А непонимание тревожит. — Время до начала репетиций ещё есть, да и учить там не так много. — Он делает паузу, рассматривая растерянное уставшее лицо Саши и выдаёт не менее растерянное. — Зачем?       — Не знаю. Мне слишком нравится, я не, — Казьмин замолкает, в попытках подобрать нужные слова. — Понимаешь, Ясь, я просто оторваться не могу... Это же блин мечта! Слишком моё, как будто я всю свою жизнь только ради этой роли жил, — торопливо объясняет он, поднимая голову и пытается поймать взгляд Ярика.       Который недовольно поджимает губы, нервно стуча коленкой об ножку стола.       Сашины глаза вновь загораются знакомой зеленью.       Баярунас покрывается мурашками и сокрушённо качает головой, делает несколько больших глотков оставшегося чая, мельком наслаждаясь тем, как он обжигает глотку и согревает продрогшие внутренности. У него нет аргументов против Сашиной радости — есть только страх.       — Но зачем на балкон-то выперся? — непонимающе вскидывает брови Ярик. — Погода сейчас пиздец... Как всегда — отопление отключили, и холодрыга наступила. Почему дома нельзя было сесть спокойненько и учить? Я не понимаю...       Саша улыбается ему мягко и чуть виновато.       — Я не хотел тебе мешать? — больше вопросительно, нежели утвердительно бормочет он.       Ярик закатывает глаза.       — Пиздец, Саш, — резюмирует он. — Ты со своим Иудой совсем кукухой двинулся.       Казьмин фыркает. И про себя с Яриком соглашается.       — Ладно, пошли спать уже, времени дохуя, — говорит Баярунас. Неспешно встаёт из-за стола, в молчании убирает кружки в раковину и мягко сжимает Сашино плечо. Казьмин послушно поднимается и уходит в спальню.       Засыпают они тоже в тишине. Баярунас долго возится, но в итоге привычно облепляет Сашу всеми своими конечностями, на что тот, конечно же, недовольно морщится, но притискивает костлявое тело к себе поближе. Яриковы руки-ступни-нос всё ещё остаются ледяными, как будто он только-только зашёл в квартиру. Саша натягивает на них оба одеяла, кладёт ладонь на пушистую макушку и моментально отрубается.       Ярик замечает, как дыхание Казьмина выравнивается. Грудь начинает медленнее вздыматься и опускаться, рука соскальзывает с его головы и остаётся расслабленно лежать на простыне.       Он ещё какое-то время пялит в стену из-под прикрытых век, прокручивая в голове последние дни, с грустью замечает, что времени с Сашей вместе они почти не проводили — Казьмин постоянно был занят подготовкой. Ярик пытается сам себя успокоить, вспомнить, было ли что-то подобное с другими ролями и проектами. Приходит к выводу, что нет. Расстраивается ещё сильнее. И в смешанных чувствах засыпает.       Саша просыпается первым. Солнце, хотя уже и белое, только выползает из-за домов. Птицы вовсю горланят свои замысловатые песенки, а дворник методично шоркает метёлкой по тротуарам. Ярик под боком звучно сопит, лёжа поперёк кровати, закинув одну руку на Сашину грудь, а головой утыкаясь в его плечо. Казьмин кривится, обнаруживая обслюнявленную футболку. Аккуратно сдвигает Баярунаса в сторону, мельком поглаживает по макушке, целует в лоб и уходит на кухню, прикрывая дверь, чтобы не шуметь.       Он неспешно заваривает себе кофе и идёт вместе с кружкой в комнату. Вспоминает, что не выключил компьютер, шевелит мышкой, выводя его из сна. На экране появляется либретто.       Саша задумчиво крутится на стуле, вспоминая недовольного Ярика на пороге балкона и ночной холод улицы. Возникает ощущение, словно он забыл что-то. Что-то очень важное, но вспомнить никак не может. Перебирает в голове их путь от балкона до кухни, потом от кухни до спальни, но ощущение не исчезает. Казьмин хмурится, но в итоге отбрасывает все мысли, решительно придвигается к столу и пробует шёпотом воспроизвести слова наизусть.       Ярик просыпается куда позже и подозрительно выспавшимся. Он довольно растягивается на кровати, а потом тянется за телефоном проверить время. С удивлением понимает, что до будильника ещё почти полчаса, отключает его и оглядывает Сашину половину. Пустую половину. Обречённо стонет и недовольно трёт лицо спросонья. Заставляет себя встать. И сразу идёт в соседнюю комнату, минуя кухню. Дверь снова оказывается закрытой.       Ярик дёргает ручку, даже не стараясь быть тихим и аккуратным. Саша сидит себе на стуле, чуть раскачиваясь, и тихонечко бормочет слова. Баярунас с громким скрипом распахивает дверь шире и недовольно хмурится. Казьмин отталкивается коленкой о стол, поворачиваясь к нему лицом.       — Казьмин, ты опять? — хриплым со сна раздражённым голосом ворчит Ярик. Саша замирает.       Перед его глазами мир словно теряет привычные очертания. Стены, дверь, потолок — всё заваливается куда-то назад, исчезает, оставляя за собой черноту неба в плевках звёзд и неровную линию горизонта. Саша пытается рассмотреть, понять, куда делась коробка дома, и почему так темно, если за окном всего пять минут назад точно было ясное утро.       Ему удаётся разглядеть лишь предрассветную дымку меж скал и холмов, да стелющийся над оливковым лесом туман. Казьмин вздрагивает, слыша внезапное шуршание одежд. Ярик в тусклом свете отчего-то выглядит, как в том самом сне, и Саша откровенно не понимает, как он смог измениться настолько сильно за считанные часы.       Облачённый в странные одежды, с длинными, лежащими на плечах локонами, он пристально глядит на Сашу своими невыносимо голубыми глазами. Они, кажется, светятся, иначе Казьмин не может понять, почему они настолько яркие в окружающей их темноте.       Ярик из сна делает медленные шаги к нему. Тонкие узловатые пальцы, чуть загорелые, оглаженные солнечными лучами, мягко перебирают ткань тоги — Саша не знает, откуда в его сознании всплывает название этой странной тряпки.       Губы Яриковы едва заметно двигаются, и Казьмин совсем уж теряется, не понимая, продолжает Баярунас из настоящего говорить или говорит только тот из сна. И есть ли вообще настоящий? Саша вертит головой, но не находит. А губы всё двигаются. Слов он не разбирает.       Его голубые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, смотрят устало и понимающе, а тонкие губы шевелятся. Баярунас медленно склоняет голову в сторону, не переставая говорить. Чуть волнистые пряди колышутся, соскальзывая с плеч. Губы двигаются уже более явно, как если бы Яр перешёл с шёпота на полную громкость. До Саши, наконец, доходят слова, медленно и как сквозь толщу воды или шум ветра:       — Джу, зачем ты снова тут?       Тонкие пальцы отпускают клочок ткани, рука движется в сторону, неопределённо указывая на окружающее пространство. Саша оборачивается, в попытке понять, где он всё-таки оказался, но натыкается взглядом лишь на старое трухлявое дерево. Он узнаёт в нём осину и озадаченно хмурится. За деревом скалистый обрыв. Он поворачивается к Ярику обратно ровно в то мгновение, когда тонкие губы перестают двигаться, смыкаясь. Их уголки чуть дёргаются вверх. Раздаётся ласковое тихое «Джу».       Ветер, порывистый и сухой, ударяет в затылок, подбрасывает пряди волос, царапает шею песчинками. Ярик закрывает глаза, позволяя потоку воздуха трепать одежды и дёргать за локоны.       Казьмин ошарашенно смаргивает наваждение. Чернота неба рассеивается, стены, дверь и полоток возвращаются, одежда на Ярике своеобразного кроя и со странным названием (Саша одними губами произносит слово "тога" и думает, что оно ему подозрительно знакомо) исчезает, оставляя знакомую футболку с шортами, волосы из красивых локонов превращаются в стандартное утреннее гнездо на голове. Саша потерянно смотрит на недовольное Яриково лицо, только что бывшее ласково-понимающим. Баярунас молчит, поджав губы, сверкая прозрачными сейчас глазами, и чего-то ждёт. Казьмин осоловело моргает.        Неприятное ощущение чего-то забытого, вертевшееся всё утро в голове, внезапно исчезает.       Саша откровенно пугается. То, что сейчас произошло, кажется ему настоящим, реальным. Он сам себя ругает — не может это быть реальным. Казьмин ещё раз окидывает взглядом Ярика, стоящего в дверном проёме, с обиженно нахмуренными бровями. Саша говорит себе, что это был сон. Просто сон, который он так внезапно вспомнил. И который совсем-совсем не был похож на галлюцинацию. Казьмин обещает себе в эту ночь выспаться.       Молчание затягивается, Баярунас теряет всё своё недовольство, и с озадаченным сложным выражением лица пытается поймать взгляд Казьмина. У него не получается. Он раздражается сильнее: вздёргивает брови и поджимает и без того тонкие губы.       — Саш? — тревога обдаёт внутренности холодом, и Ярик делает несколько торопливых шагов через комнату.       Казьмин не отзывается, но наконец поднимает глаза, на автомате зачёсывает пальцами чёлку назад и откидывается на спинку кресла, смотря куда-то сквозь.       — Ярик, — медленно тянет он почти шёпотом, — а ты знаешь, что такое "тога"? — он старательно проговаривает слово чётко, не задумываясь о том, куда ставить ударение; говорит так обыденно и привычно, словно использует его каждый день. Но продолжает сверлить взглядом стену, чуть качая головой.       У Ярика сердце, кажется, уходит в пятки. Он тяжело сглатывает, напуганный таким Сашей.       Казьмин внезапно несколько раз моргает и поднимает более осознанный взгляд на Баярунаса. Вопросительно вздёргивает бровь вверх. Ярик заторможено кивает и хмурится ещё сильнее.       — Это одежда древних римлян и иудеев. Иисус, например, носил тогу, — Баярунас пожимает плечами, пристально следя за Сашиным лицом. — А почему спрашиваешь?       Казьмин задумчиво жуёт губу.       — Да вот вспомнил откуда-то это слово. И не понимаю, как я его мог вспомнить, если не знал?       Ярик заставляет себя дышать. Джизас заставляет испуганного Ярика уйти. Заталкивает поглубже, прячет его страх и тревогу и мягко улыбается. Саша на его улыбку залипает, сравнивая с той, что видел во сне, и приходит к выводу, что она была точь-в-точь.       — Ты последние две недели, головы не поднимая, готовишься к роли. Сто пудов в ночи где-то вычитал, а сам и забыл, — он смеётся тихо, а затем говорит строго. — Тебе спать нужно больше. А то действительно уже крыша едет.       Саша, снова став задумчивым, молча кивает, соглашаясь.       — Я завтракать, — бросает Баярунас и исчезает за дверью.       Исчезает за дверью и Джизас, оставляя за собой вязкую и как нефть чёрную тревогу. Ярик на автопилоте доходит до кухни, пару раз оступаясь, путаясь в ногах. А в висках сердце собственное маленькой колибри стучит-стучит-стучит. Он руками, как не своими, пальцами непослушными щёлкает чайник, банку с кофе из шкафчика достаёт, медленно крышку открутить пытается. У него долго не получается отчего-то — Баярунас не думает об этом. Кладёт крышку на стол и чувствует, как гладкое холодное стекло выскальзывает из пальцев. Ярик смотрит с обречённостью и даже не пытается поймать, наблюдает, как банка, полная кофе, громко ударяется о край столешницы и падает на пол, рассеивая вокруг мелкие крупинки. Запах, яркий и концентрированный, щекочет ноздри, Баярунас морщится.       — Всё нормально? — орёт через стенку Саша.       Ярик поджимает губы.       — Да, — уверенно кричит он в ответ.       Поднимает на половину опустевшую банку, спокойно насыпает несколько ложек в чашку, закручивает крышку, ставит на место.       — Что упало? — снова спрашивает Казьмин.       — Банка, — вздыхает Ярик. Саша, не расслышав, переспрашивает. — Не парься, банка просто, — повторяет он уже громче.       Голос из-за стены замолкает, явно удовлетворённый ответом. Баярунас заливает в кружку кипяток, переступает через кофейную россыпь на полу и падает на стул. От слишком концентрированного запаха и тягучей тревоги тошнотворный комок поднимается по горлу. Ярик тяжело сглатывает его, выливает кофе в раковину. Распахивает настежь окно, запуская холод вместе со спасительной свежестью. Становится лучше.       Он уходит за веником, оставляя за собой след из растворимого кофе. На то, чтобы смести всё в одну кучу, уходит непозволительно много времени, и Ярик с тоской смотрит на приличную горку в совке. Выкидывать так много жизненно необходимого топлива просто жалко, но не заваривать же его теперь.       Снова раздаётся голос, но из коридора, когда Баярунас уже сидит за столом и жуёт сырок.       — Яр, откуда сквозняк такой? — становятся различимы шаги. — Ты чего вытрезвитель устроил? — голос звучит уже громче.       Баярунас продолжает жевать сырок, переводит меланхоличный взгляд на дверной проём. Саша заходит на кухню, но останавливается, едва переступив порог.       — Чем так пахнет?       Ярик жмёт плечами, не переставая жевать.       — Ты сам ответил на свой предыдущий вопрос, — проглотив, говорит он всё-таки.       Саша подозрительно осматривается, сводя брови у переносицы.       — Это, — он втягивает носом воздух, — кофе?       — Да, – Ярик тянется через стол, закрывает окно. — Я же банку уронил, — поясняет он.       — Банку… с кофе?       Баярунас кивает. Саша смеётся.       — Господи, ну ты и руина, — фыркает он.       Ярик с ним целиком и полностью согласен.

***

      Вечером, когда они вместе едут домой, Баярунас чувствует себя как минимум безумно усталым, как максимум — смертельно больным. Он прислоняется лбом к приятно прохладному стеклу окна. В голове мелькает мысль, что, если бы ещё и дождь шёл, то было бы почти киношно.       Ярик тихо фыркает.       Саша, мягко ведущий машину, косит на него взгляд, но почти сразу переводит обратно — замечает моргающий жёлтый на светофоре.       Казьмин ничего не говорит. Ярик знает, что Саша тоже конкретно так заебался за день, что у него гудят ноги и болит голова. А ещё сушит линзами глаза. В машине не играет музыка — царит тишина, которой категорически не хватает в течение дня, в которую хочется поскорее уйти, разгрузить мозг, отдохнуть.       Они проезжают вот-вот закроющуюся пятёрочку, и Ярик устало перебирает в голове содержание холодильника. К своему сожалению понимает, что в магазин зайти надо.       Саша ловит его взгляд на очередном светофоре и понимающе кивает. Сворачивает к ближайшему перекрёстку. Когда он паркуется, тишину внезапно разрушает уведомление Ярикова телефона.       Настроение сразу же становится паршивей.       Баярунас долго смотрит на светящийся экран, нехотя снимает блокировку, пролистывает поприходившие за день сообщения и хмурится, открывая последнее. Сначала не особо придаёт значение увиденному расписанию репетиций. А потом понимает. Почти забывший за день утренний инцидент, он крупно вздрагивает, смотрит на текстовое сообщение и думает, что пиздец не за горами.       Ярик прикрывает глаза и делает пару медленных вдохов-выдохов. Саша, припарковавшись, отстёгивает ремень безопасности, включает в салоне свет, перегибается через Баярунаса и роется в бардачке, сопит недовольно, пристально вглядываясь. Где-то в недрах находит-таки пакет и довольно выпрямляется. Выключает свет и уже тянется открыть дверь, когда замечает закрытые глаза Ярика и успешно погасший телефон в его тонких пальцах.       — Ярик, — тихо зовёт он, — просыпайся. В магазин пошли.       Баярунас послушно открывает глаза. Саша чуть улыбается.       — Когда умудрился вырубиться? Вроде только в телефоне сидел, – он коротко смеётся. – Ща быстренько закупимся и домой.       Ярик качает головой, отстёгивает ремень. Смотрит на экран телефона, вновь загоревшийся.       — Расписание реп сделали, — ровно говорит он и открывает дверь.       — Реально? — Саша выскакивает вслед за ним и моментально залезает в телефон. Светиться сразу начинает, как новогодняя гирлянда. И воодушевлённо тащит Ярика ко входу в магазин.       Баярунас улыбается и позволяет себя вести.