Pasarela

      — Как ты умудряешься прогуливать уроки и продолжать быть таким невыносимым ботаном?       Мастер бросил взгляд в маленькое зеркальце и быстро захлопнул дверцу шкафчика. Рано.       — Завидуй молча, — бросил он, оскалившись. Всего полгода назад за такой дерзкий ответ у него были бы проблемы, но, после пропажи основного заводилы, трогать физически их перестали.       Не то, чтобы он планировал бояться. День сегодня особенный, но об этом они узнают немного попозже…       — Вырядился-то как, — скривился Шон, оглядывая его. — Как попугай. Что, попугаиха так и держит тебя во френдзоне?       — Кто бы говорил про попугая, — заметил Мастер, демонстративно уставившись на кислотного цвета кроссовки.       — Не путай премиальную яркость со своими перьями из секонда, — высокомерно бросил Шон и прошел мимо, задевая того плечом. Хихикающие подружки поспешили за своим лидером, и Мастер задумчиво проводил их взглядом.       — На твоём месте я бы цвет кроссовок под цвет своей крови подбирал, — задумчиво, словно невзначай, пробормотал он.       — Чего? — непонимающе спросил Шон, останавливаясь на секунду. — Опять свою ботанскую херню несешь?       Мастер не ответил ничего, только улыбнулся и достал телефон.       «Как насчет прогулять историю?»       Сообщение было прочитано почти сразу.       «Я уже думала, ты и не предложишь. Столовая?»       «Лучше у медпункта»       «… Кощей, с тобой всё хорошо? Наткнулся на кого-то из этих?»       «Наткнулся, но всё в порядке. Голова болит, за таблеткой схожу»       Последовала небольшая пауза.       «Надеюсь, ты не врёшь. У медпункта — так у медпункта»       Он улыбнулся и постучал чехлом по подбородку. Врёт, конечно же, но не о том, о чем она переживает. Ему просто надо увести её как можно дальше от столовой, в которую уже начали подтягиваться те, кто ему нужен.       Мастер снова открыл шкафчик и достал оттуда пакет и спортивную сумку, и направился в сторону столовой. Сумку он нёс очень бережно, регулярно озираясь: не хватало еще, чтобы его кто-то случайно или специально толкнул. Самодельные изделия крайне нестабильны, как бы он ни был уверен в себе, предосторожности никто не отменял.       Пронести её было невероятно легко. Все привыкли к ученикам, занимающихся спортом и ходящим на дополнительные занятия, поэтому спортивная сумка в руках, даже самая забитая до отказа, не вызывала совсем никаких вопросов. Так на школьные балы протаскивали алкоголь его одноклассники, прослоив звенящие бутылки спортивной формой, так почему бы и ему не использовать ту же схему?       Шон в столовой скривил лицо, увидев его на пороге, и зашушукал с друзьями. Поставив сумку неподалёку у стола, Мастер, игнорируя их, пошел к стойке, делая вид, что собирается взять еду.       Он знал, что в сумку не полезут, заранее потратил пару месяцев на «сюрпризы» в них, отучая этих малолетних мажоров, охреневших от собственной наглости, лазить по их с Тетой вещам. Да, парочка учебников от этого испортились, но смотреть на визжащего дурака, получившего взрыв чернил на весь свой брендовый костюмчик, стоящее того удовольствие.       Он тоже мог себе позволить такой костюм, если будет достаточно долго манипулировать и закатывать родителям истерики, но он не видел смысла, и в этом его ценности и ценности его одноклассников сильно отличались. Мастеру было плевать, какого бренда на тебе тряпки, если ты тупой, но тот же Шон считал иначе. Можно купить друзей, купить еду, купить шмотки…       А вот жизнь ты никогда не купишь, как и мозги.       Дождавшись, когда народу соберется побольше и его упустят из виду, Мастер выскользнул из столовой, направляясь к кабинету истории. Теперь нужно спешить, не найдя его у медпункта, Тета пойдёт искать, а ему этого не надо. У него иные планы на свою лучшую подругу, и лучше бы ей не потеряться в этой суматохе.       Он подошел к кабинету и сверился с часами. Двадцать секунд. Не торопясь, он достал из пакета ремень с небольшими самосшитыми мешочками и застегнул на себе. Немного портит вид, но что ж… Говорят, красота требует жертв. Хихикнув от этой мысли, Мастер достал из пакета последнюю «запчасть» его сюрприза — небольшой блестящий пистолет — и отбросил в сторону уже ненужный пакет. Три секунды.       Присев у стены, он закрыл уши ладонями. Такой звук это не заглушит, но поможет не потерять концентрацию и не дезориентироваться.       Стены здания, кажется, заходили ходуном от взрыва, и рядом с Мастером упало несколько хлопьев штукатурки, а в нескольких кабинетах со слабыми замками распахнулись двери. Мастер убрал руки.       — Wind it up! — и расхохотался, громко, взахлёб, полный восторга и приятного чувства глубокого удовлетворения.       «Ботаник» ли он, как его звал Шон? О да. Не злите ботаников: они знают, что делают, когда имеют цель, и уж тем более способны разобраться в даркнете, чтобы найти, что нужно, и инструкции, и ингредиенты, и даже спонсоров.       Шум не стихал — к звуку обрушений добавился вой и крики множества голосов, слышные даже тут, в другой части здания и на другом этаже. Наверное, где-то здесь должно прийти раскаяние и ужас. Но их не было.       Мастер ненавидел их всех. Тупорылых задир с деньгами вместо мозга в черепной коробке. Чертовых лицемеров, засунувших язык в жопу и притворяющихся слепыми и глухими, как трехликая обезьянка, боящиеся только за свою драгоценную шкурку — лишь бы не стать очередным объектом нелюбви. И терпил, молча глотающих обиды, лишь иногда, в момент особого отчаяния, и так думающих о смерти. Он и сам таким был до недавнего времени, пока Тета не показала ему, что можно иначе…       Сделав глубокий вдох и выдох, Мастер поднялся и сжал в руке пистолет. «Сигнал» самому себе прозвучал, надо успеть до того, как его цели разбегутся, словно тараканы, потревоженные звуком взрыва.       Дверь кабинета распахнулась без его участия — историчка решила проверить, что случилось.       — Кощей, почему ты не в классе? — неприятным, скрежещущим голосом спросила она. Вместо ответа Мастер поднял пистолет. — Прекрати валять дурака!       Она точно не поняла, что происходит. Вместо ответа он направил дуло к её плечу и выстрелил.       Историчка отпрянула, в недоумении закрывая начавшую сочиться кровью дырку ладонью и начиная осознавать. Когда она подняла испуганный взгляд обратно на него, Мастер сделал шаг вперед и выстрелил снова, в живот. Та, наконец, упала, издавая неуклюжий вскрик и смотря на него снизу вверх.       Почему она? Нет-нет, конечно, он выбрал день недели и время не случайно, именно сегодня урок их классной руководительницы был в районе обеда. Это было очень важно: совместить её урок и время, когда большинство мажоров их класса идут поесть. Не будет же она останавливать тех, кто не то, что на шторы скидывается — в одиночку оплачивает и интерактивную доску, и её отпуск?       — Ты всё видела, — улыбаясь, Мастер подошёл ближе к тяжело дышащей учительнице, направляя пистолет прямо на её глаз. — Все сломанные вещи, синяки, смех… И слышала. Все мои просьбы разобраться, просьбы о помощи хотя бы моей подруге. Что ты мне сказала? «Учись взаимодействовать с людьми. Должно быть, они чувствуют, что с тобой что-то не так», — он принял задумчивый вид, потирая свободной рукой подбородок. — Видимо, ты была права. Рада? — ухмыльнулся он. — Мой отец всегда говорил, если наказали незаслуженно — заслужи.       — Кощей, ну ты же умный ма…       Голова дёрнулась от выстрела, и Мастер ощутил приступ детской радости: прямо в зрачок. Как он и хотел. А вот слушать её пиздёж и манипуляции — совсем не хотел. Наслушался вдоволь, и ничего нового она ему не скажет.       Прострелить второй зрачок тоже бы не помешало, для симметрии, но одноклассники ожили — кто-то полез прятаться, опрокидывая парты, надеясь, что сраная фанера остановит пулю, кто-то — к двери. Последних остановить было просто: он выстрелил самому первому бок, и тот, всхлипнув, осел, сползая по стене на пол, ослепшими от боли глазами смотря на Мастера, и остальные замерли, будто лань в свете фар несущейся на неё машины.       — Больно? Бедняжка, — в притворном сочувствии покачал Мастер головой. — Уж мне ли не понимать твою беспомощность перед тем, кто опаснее. Я два года был на твоём месте. Как, хочется теперь стоять в сторонке и делать вид, что ничего не происходит? — последнее он адресовал всем, окинув комнату взглядом.       — Где Тета? Пусть усмирит своего фрика!       Мастер ухмыльнулся, идя к уложенной на бок парте с истеричным голосом. Конечно, он узнал его, и этот голос был в Первостепенном Списке.       — Ушла минут десять назад, — ответил ей кто-то шепотом. Мастер туда даже не повернулся — были цели поважнее.       — Сука знала.       Щелчок курка был словно хруст любимых чипсов.       — Она не знала, — с усмешкой произнес Мастер в застывшие от ужаса глаза с нарощенными ресницами, настолько много «D», что глаза напоминали разрезанные вдоль гусеницы. — Твоё дохлое тело — мой ей сюрприз.       Закричать Селеста не успела — только набрать воздух в лёгкие. Кроваво-красное отверстие прямо промеж глаз выглядело так приятно, что Мастер аж облизнул губы.       Она получила то, что заслужила. И, главное, поняла за что.       Её подружка, которой под ноги свалилось тело, завизжала, и одноклассники за спиной Мастера снова, на этот раз толпой, рванули к двери, толкаясь и пихаясь, проход к которой он оставил свободным ради желания пристрелить второй именно эту курицу.       — Зря, — лениво бросил он, снова поднимая пистолет. Нет, его не расстраивал побег — просто это было хуже для остальных. Ему-то как раз веселее попадать по движущимся мишеням. И спины такие гладкие, незащищенные — стреляй — не хочу. Кто сейчас вспомнит про сумки и рюкзаки?       От взрыва в коридорах было многолюдно.       — Он больной! Уходите! — кричали его одноклассники на ходу, не останавливаясь ни на секунду. Он не осуждал, хоть, на их месте, ничего бы не кричал при этом. Хорошая дыхалка — больше шансов убежать так, чтобы ранение было несмертельным.       Пулю всё же всё равно не обгонишь, как ни старайся…       Не все замечали сразу оружие в его руках. Ему это было на руку. Тиры дешевые и доступные в каждом парке: раз в месяц никого из хозяев не насторожит, а в городке их было, наверное, с десяток. Он часами тренировался дома, и перезарядка занимала совсем мало времени. Особенно ему нравилось попадать в шею: от высокого давления на сером мраморе оставались такие красивые брызги, ярко-красные. С этим у него была своя любимая ассоциация. К слову, на этом этаже медпункт, пора найти в нём своего Доктора…       Он завернул за угол, готовый нажать на спусковой крючок. Там точно кто-то есть.       Четыре фигуры.       Улыбаясь, Мастер выстрелил трижды.       — Доктор.       Единственная оставшаяся невредимой блондинка застыла на бегу. Он видел пробежавшую по её плечам дрожь узнавания голоса и затаил дыхание в ожидании, когда она осознает, когда поймёт… Девушка обернулась, смотря на него с ужасом в глазах, который был ему уже до боли знаком.       — Кощей…       Он покачал головой с лёгкой улыбкой. Посмотрев на всё еще направленный её в грудь пистолет, она сглотнула.       — Мастер? — это прозвучало еще тише, чем до этого, но он улыбнулся шире, прикрывая глаза на секунду. Детские клички, что они дали друг другу, играя на берегу той проклятой реки, в шутку — наверное — часто используемые до сих пор.       — Обожаю, когда ты меня так зовёшь.       Он слышал тщательно сдерживаемое дыхание из-за шкафов и уроненых столов проходной аудитории. Они не одни в этой комнате, даже если предположить, что те трое ранены смертельно. За разбитым от взрыва окном выла скорая, обрывками всполохов оставляя переливающиеся пятна на грязно-сером мраморе. Кто-то успел вызвать, сучёныш… 21 век, дали обезьяне телефон. Хотя это могли сделать и прохожие — бабахнуло знатно. Да и плевать, он всё равно слышал всех. Нервы искрили, словно оголённые провода, пели и выдавали любой, даже едва слышный шорох, но его мишени вряд ли смогли бы услышать что-то, когда не хотел он.       Мысль пробежала быстрым росчерком, сразу трансформируясь в порыв, такой сладкий и желанный, что он не мог ему сопротивляться.       — Иди ко мне.       Вздрогнув, она подошла ближе, гипнотизируя взглядом ствол в его руках. Тета, его Тета… Боится. Ничего. Это поправимо.       Неисправимые уже лежат.       — Повернись спиной.       Тета прикрыла глаза и подчинилась, мысленно смиряясь со смертью. Хорошо. Убить имеет право только тот, кто сам готов к тому же.       Мастер подошел к ней вплотную, настолько, что было отчетливо видно каждую мурашку ужаса на её шее и плечах в вырезе любимой водолазки. Тета затаила дыхание, ощущая его тепло каждой клеточкой своего тела.       Он глубоко вдохнул такие знакомые запахи и почувствовал дрожь на кончиках пальцев. Они редко касались друг друга, что делало каждое прикосновение особенным, даже самое целомудренное. Словно пробежавшая искра в тёмной комнате, таким же ярким и мгновенным. Их одноклассники давно друг с другом перетискались, словно животные, и Мастер презирал это. Прикосновение — высший контакт, нарушение личного пространства, зачем бездумно пересекать эту черту?       Но сегодняшний день был особенным. Кажется, всю свою тактильность он, не осознавая этого, берег ради одного-единственного дня.       Мастер поднял свободную от пистолета руку и осторожно прижал Тету к себе, положив ладонь на её живот, мгновенно напрягшийся от этого жеста, словно гранитная плита. Легко подув на её ухо, освобождая его от упавших прядей волос, он прошептал:       — Подними правую руку. — Она снова покрылась мурашками и едва слышно выдохнула, выполняя. — Не так резко. Чуть согни. Да, вот так…       Ощущая, как дрожит её рука, он скользнул по ней своей рукой с пистолетом, медленно, смакуя каждый сантиметр прикосновения. Рукав не давал прямого контакта с её кожей, но отлично передавал тепло. От этого ощущения его руки и сами покрылись микроскопическими бугорками мурашек.       Тета в ужасе застыла, поняв, что именно он вкладывает в её руку.       — Держи крепче. Поудобнее перехвати.       Теперь она с широко распахнутыми глазами наблюдала, как он поправляет её пальцы, кладя указательный на крючок, смотрела так, словно это была чья-то чужая рука, не её.       — К… Мастер…       — Чувствуешь тяжесть? — она едва заметно кивнула, пощекотав упавшей прядью его кончик носа. — Скажи, камень был такой же тяжести?       Кажется, Тета окончательно окаменела от этой фразы.       — Ты обещал…       — Я никому не говорил и не скажу. Я не просто так шепчу, только мы слышим друг друга в этой какофонии. Просто ответь.       Она сглотнула, и её рука едва заметно заходила ходуном.       — Похоже по весу, — прошептала бледная от страха Тета. Мастер удовлетворённо кивнул. Он так и думал, лёгким камнем так не сделать.       — Я хочу, чтобы ты снова использовала «камень».       Она дёрнулась, но Мастер удержал её на месте, вовремя перехватив через живот удобнее. Она так похожа на кошку, которая пытается вырваться, в этот момент…       — Это была случайность!       — Знаю. И сейчас будет она же. Видишь, ты же даже не целишься. Что это, если не случайность? — продолжил шептать он ей на ухо. — Сделай это для меня, прошу…       Тета дёрнула головой.       — Я не могу…       Мастер тепло улыбнулся ей в затылок. Маленькая лгунья.       — Можешь говорить это кому угодно, кроме меня.       — Мастер, зачем?       Он улыбнулся шире, легонько зарываясь носом в её волосы, на пару секунд теряя из виду окружающие силуэты, каждый из которых наивно полагал, что он их не видит и не слышит. Её тело так приятно грело нервным жаром, передававшимся через слои их одежды. Наверняка её рука уже начала уставать, и, как бы ему ни хотелось продлить такие приятные объятия, дело пора брать в свои руки. Буквально.       — Давай я тебе помогу.       Его ладонь снова скользнула по рукаву Теты, кладя свои пальцы поверх её.       — Спусковой крючок нажимается с усилием, но не бойся, я хорошенько подготовил оружие. Оно в отличном состоянии, тебе не должно это доставить неудобств.       — Это не то, о чём я переживаю.       Мастер весело хмыкнул, расплываясь в широкой улыбке. Её страх начал постепенно уходить, и ему это очень нравилось.       — Давай, Доктор, выбери цель. Вон тот, за шкафом? — он слегка повернул её руку, и в том углу стало невероятно тихо. — А, может, вот тот подозрительно дрожащий стол? — Мастер слегка повёл её руку вбок и чуть ниже. — Modelo uno rotate, modelo dos rotate, modelo tres rotate, lucete ahora es… — пропел он. — Смелее, дорогая. Видишь, я даже готов помочь тебе нажать. Можешь винить меня, если тебе так проще, я совсем не обижусь.       Она зажмурилась, и Мастер ощутил клокочущее внутри раздражение. Неужели она не понимает, какой это важный момент? Особенный. К чему жалость? Они их не жалели.       Он издал тяжелый вздох.       — Закрыв глаза — ты прострелишь нам ноги. Или кому-то — колени. И тогда они точно не смогут убежать, — с лёгкой укоризной заметил он. — Я же знаю, что ты на это рассчитываешь.       Тета распахнула глаза, поворачивая к нему голову, но сказать ничего не успела: один из прячущихся выскочил прямо на них, видимо, рассчитывая выбить из рук оружие, так некрепко держащееся в двух ладонях одновременно. Вскрикнув из-за и без того натянутых, словно струны, нервов, она резко повернулась к нему.       Оставалось лишь едва-едва надавить на её и так сжавший от страха и неожиданности крючок палец…       Звук был оглушающим в этой отделанной мрамором аудитории, и эхо гулко унесло его по длинным коридорам. Мастер ощутил, как выстрел прошел через тело Теты импульсом, начиная от пальца и дрогнувшей от отдачи кисти, дальше по руке, вжавшемуся в Мастера спиной её корпусу, и заканчивая макушкой и кончиками пальцев её ног. Он готов был кричать от экстаза: её тело пело, наконец, на его языке, и из-за такой почти интимной позы он чувствовал практически каждую её участвовавшую в этом мышцу.       Задыхаясь от ужаса, Тета огромными глазами смотрела на парня, осевшего на пол с расплывающимся на футболке красным пятном.       — Я не…       — Он сам бросился. Считай, сам попросил. Ты нас защищала, — зашептал Мастер, стараясь скрыть такую отчетливую страсть в своём голосе, прижимая к себе остолбеневшую девушку так сильно, что это, наверное, было болезненно. Она, наконец, вырвалась, поворачиваясь к нему лицом.       Сейчас она выстрелит. Снова. Улыбаясь, Мастер не смотрел в дуло, лишь в её глаза, которые она пыталась скрыть от него пистолетом. Страшно ли ему?       Да ни капли. Если бы не она в той летней тишине у реки, когда слышно пение рыбёшек на дне, его бы здесь не было. Не было бы этой мелодии в голове, этих ярких мгновений выстрелов, восторга разорвавшейся бомбы и мягкой тёплой кожи её живота под пальцами.       Он, а не Торвик, скрывался бы сейчас на дне под металлической крышкой давно затопленного колодца, скрытого илистым дном.       Нижняя губа Теты задрожала, и рука с пистолетом начала медленно опускаться. Он сделал шаг вперед, осторожно забирая оружие.       — Что же так? — с легкой грустью в голосе спросил он. — Жалко меня?       Глаза девушки покраснели, но ни одной слезинки так и не появилось в них.       — Не могу. Только не ты.       Мастер поднял её ладонь и принялся осторожно целовать её. Доктор зачарованно смотрела, как он сцеловывает невидимые глазу крупицы пороха с её нежной кожи, вдыхая жжено-металлический запах. Он не мог успокоиться, раз за разом проигрывая в голове оба самых важных воспоминания, один из которых был только что, и лишь усилием воли заставил себя оторваться и проверить, сколько патронов еще осталось.       — Зачем, Мастер?       На этот раз это прозвучало с такой леденящей душу тоской, что он не мог не ответить.       — Затем, что впервые за долгое время я чувствую себя таким живым… Словно делаю то, что должен был давно, — он прижался щекой к её ладони. — Они должны были заплатить, и они это сделали.       — Но не такой же ценой…       Мастер хмыкнул, запрокидывая голову.       — Почём твои слёзы, Доктор?       Она молчала, лишь поджала губы в ответ. Он не удержался и протянул руку вперед, касаясь большим пальцем её верхней губы — бархатной, нежной, тёплой, задевая слегка кожу.       — Ответ совсем неважен, ведь у меня своя цена. И твоим, и моим.       С этими словами он резким движением вставил заряженный магазин обратно в пистолет.       — Я лишь прошу быть со мной в этот момент.       У кого-то слева сдали нервы, и раздался тихий, полный отчаяния всхлип. Поглотив его всем телом, Мастер повернулся в ту сторону, поднимая оружие.       — Не смогу.       Это заставило его замереть.       — Почему?       — ФБР.       От закрытой двери, до которой он не успел дойти, раздалось тихое шипение и звон выбитой личинки замка, и всё, что Мастер успел сделать — только оттолкнуть Доктора подальше от себя, когда дверь резко распахнулась от толчка, и в следующее мгновение резкая боль в груди слева заставила его упасть, выронив пистолет. Короткий крик Теты — и боль в затылке от ледяного мрамора пола заставила мир вокруг померкнуть за доли секунды.

***

      Тету трясло. Она сидела в окружении множества людей и ощущала такую вину, какую она в жизни не испытывала.       Осмотрев её и найдя лишь лёгкий ушиб, который она заработала, ударившись о парту от толчка, её отправили к таким же здоровым ученикам. Это логично: в школе точно были те, кому помощь нужна была в разы сильнее.       Кощей всегда был хорош в том, что делал. И, как бы ни хотелось верить в обратное, убивал он тоже, наверняка, более чем эффективно.       Это всё до сих пор не укладывалось в голове. Кощей, её Кощей… такой умный, тёплый…       — Она всё знала.       Тета услышала эту фразу краем уха, но чуткий слух доносил каждый звук. Непонимающими глазами она посмотрела на одноклассника, со злостью сверлящего её взглядом.       — Перестань. Ты помнишь, что он сказал, убивая Селесту? Она не знала.       Селеста. Мертва. Странное чувство злорадства, благодарности и ужаса. Надо испытывать… что? Внутри был винегрет из чувств. Её лучший друг убийца. Массовый, это очевидно. Возлюбленный, соучастник, убийца, и… пристрелил главную её боль в заднице. Выходит, преступник, даже в безумии, всё еще её друг?       Странное, иррациональное чувство.       — Не могла не знать!       — Как и ты теорему Пифагора.       Раздалось нервное, истерическое хихиканье со всех сторон. Тета услышала своё и удивилась — это странно. Она почти не контролировала свои реакции.       — Нет, правда, ты не в курсе?       Она вцепилась пальцами в волосы.       — Я не думала, что он вообще на такое способен, — тихо призналась она.       К их узкому кружку приблизилась полицейская.       — Да, двадцать один человек контактировал и не пострадал.       Тета вцепилась в штанину темнокожей полицейской.       — Он жив?       Та убрала руку от уха, где торчал наушник и устало посмотрела на девушку.       — Он — это кто?       Внутри боролась порядочность с дружбой. Судя по виду женщины, та была лишь рядовым полицейским, которая вряд ли знала даже имя Кощея.       — Парень с простреленым животом. Последний раненый.       Та бросила взгляд в сторону скопления служебных машин.       — Увезли на скорой, так что пока жив. Иначе увезла бы другая машина.       Тета судорожно выдохнула, опуская взгляд, но когда полицейская дернулась идти дальше, она её штанину не отпустила.       — А стрелок?       Молчание было намного тяжелее.       — Жив, к сожалению.       Тета бы поспорила. Отпустив женщину, она просто свернулась калачиком на земле, накрывшись одеялом, не зная, бояться ли ей или радоваться.       Что же ты натворил?..