Золотая птица

      За окном посыпал первый снег. Тэхён неторопливо моет посуду, хотя мог бы загрузить её в посудомойку, и думает, что прошло уже достаточно времени с момента, как его привезли сюда.       Настолько достаточно, что незаметным гостем подкралась зима. А это значит лишь одно — скоро его день рождения. Буквально две недели — девятый день декабря осветит своим визитом его жизнь.       «День рождения». Что за отвратительный день. Тэхён так часто думал о том, что, если бы была возможность, он бы выбрал не рождаться, что любое напоминание о его существовании стало сродни издевательству. С другой стороны, этот праздник имеет и положительные черты. Их много.       Тэхён любит жизнь, даже если та не любит его, и напоминание о том, что ещё один страшный год миновал, дарует облегчение. К тому же, чем он старше, тем ближе к дате, когда его снимут с продажи. Ему бы так хотелось на «пенсию».       Когда золотой птице исполняется определённое количество лет, на плановых конгрессах люди, участвовавшие когда-либо в аукционах, принимают решение, оставлять ли раба на рынке, лишать ли его права оказания сексуальных услуг. Решается судьба нескольких людей, попавших в возрастную категорию. Всего за жизнь раба таких конгрессов проводится обычно два: первый в возрасте тридцати пяти или сорока лет, а второй от пятидесяти до шестидесяти.       На первом раба признают сексуально недееспособным, на втором — просто недееспособным. Неинтересным.       Иногда бывают исключения. Тэхён очень боится, что станет этим «исключением», поскольку горячо любим обществом, и некоторые могут быть им одержимы. Например, тот самый молодой Пак Хюншик, который вот уже года три пытался его купить, но не осмеливался тратить слишком большую денежную сумму.       В случае, если раб является общественным любимчиком, на конгрессе могут предложить оставить ему обязательство продолжать функционировать на рынке, как товар.       Остаётся лишь сетовать на то, что он либо с Чонгуком до старости, либо не является исключением и уйдёт «в отставку», зажив спокойной жизнью в каком-нибудь из своих владений.       В детстве он никогда не получал подарки на день рождения. Только единожды. Мать на четырёхлетие подарила ему перо гуйи, которое позже он предсказуемо потерял в силу отсутствия осознанности и детской неосторожности. Пусть и плакал потом, уже будучи постарше, когда понял, что от матери больше ничего не осталось. Перо наверняка было где-то в доме — если рассматривать наилучший расклад.       Так его мог вполне вероятно продать отец, выручив ещё денег. Может, их и отдал в качестве взноса за продажу сына, кто знает, правда?       Пусть Тэхён и был умным ребёнком, всё же бо́льшую роль в развитии его хобби по стрельбе из лука сыграло желание оставить какое-то светлое напоминание о маме. Да, он думал и о выгоде: меткость, твёрдая рука, крепкий мышечный каркас, но не в таких масштабах, в каких хвастался Вилли, подтрунивая и иронизируя над самим собой.       Концы стрел обрамлены маленькими перьями. К сожалению, тот единственный подарок мог взаправду остаться в прошлом доме, но возвращаться ради какого-то пера показалось глупым даже тогда, когда ему было двенадцать. Он не был настолько умным в том возрасте, чтобы думать далеко: плести интриги против владельцев и желать их убить.       Просто понимал, что любой спорт однажды сможет пригодиться, а перья — приятное напоминание о человеке, что заботился о нём.       Так странно, что Тэхён вспоминает прошлое чаще, чем думает о настоящем. Может, таким образом избегает чего-то, что не хочет замечать? На удивление, в его жизнь пришёл штиль. Правда, после него, обычно, следует буря, но о ней размышлять не хочется. Что может быть этой бурей?       Все мысли в последнее время о Чонгуке. Он отравил мозг, иначе почему каждая мысль занята им. Начиная с того, что Ким просыпается с его именем на губах, заканчивая тем, что и засыпает он тоже с его именем на губах. Мысли цикличны, обсессивны — что ему приготовить, что для него сделать, что, что, что.       Скоро начнёт и кончать с его именем на губах, но пока до таких чудес не дошло.       В тот день, у джакузи, что-то внутри определённо сломалось. Тэхён, кажется не переварил знание, что Чонгук чокнутый на всю голову, и шарики у него заехали за ролики.       Но это половина беды. Допустим, тот не так уж и здоров, значит, симптомы его безумия будут либо ухудшаться, либо улучшаться, что уже выглядит не так непредсказуемо, как если бы в его голове было чисто, марай — не хочу.       Вторая половина беды заключается в том, что он, Ким, тоже тронулся умом. Прямо поплыл. Откололся, как кусочек айсберга, и поплыл в дальнее плавание, потому что как иначе объяснить трепещущую в груди благодарность. Хуже неё только очевидная симпатия к Чон-ниму, но не как к романтическому объекту.       Был бы Тэхён менее внимательным, не понял бы, что оправдывает Чонгука, если есть возможность. Прощает ему глупые выходки, бахвальство и всё прочее, что вызывает не самые положительные чувства.       Но он внимательный. И прекрасно понял, что вошёл в состояние жертвы рядом с Чонгуком окончательно. Теперь все люди на фоне него меркнут, кажутся злыми, агрессивными и похотливыми, а сам Чонгук оправдывается такими словами, как: дурной, очень дурной и ещё дурнее.       В голове Кима сформировалась «прекрасная» концепция привязанности. Тревожность теперь взлетела до потолка, желание Чонгуку сдаться — до небес. И вроде как этому чувству противишься, а потом появляются мысли из разряда: «Именно он уважает меня. Именно он принимает меня. Именно он испытывает ко мне чувства. Именно он — добрый, а все остальные «до» были фальсифицированным продуктом».       Главное, за что он чувствует это к нему? За то, что тот не трахает у каждого свободного угла всем, что под руку попадётся?       Нет, конечно, не по этой причине. Если посмотреть объективно — Чонгук милосердный владелец. Рядом с ним не снятся даже кошмары, а психическое здоровье вошло в состояние ремиссии. Перестало тошнить от людей, пусть и не ушло отвращение к ним, не думается каждую секунду об убийствах.       Раньше, ложась в одну постель с человеком, Ким не смыкал глаз, потому что ждал, когда на него накинутся с подушкой, чтобы задушить. Представления всегда были красочными, очень реалистичными, потому теперь, когда его не преследует жуткая паранойя, стало непривычно легко.       Хоть и весь мир, который он представлял, рухнул.        — Хён, — Вилли окликает сзади, и с шумом отодвигает стул, плюхаясь на него, аки царь. Тэхён не обращает на него внимания, даже не поворачивает головы, продолжая заниматься своим не особо увлекательным занятием.       Пару месяцев назад, он клянётся, у него был нервный тик из-за этого «хён». Его нервная система так истощилась, что мысли о привязанностях и близких человеческих отношениях стали для него триггером. Как табу.       До этого Тэхёну не приходилось сталкиваться с такой проблемой, потому как он легко применял в своей жизни метод дистанцирования, но как только его использование перестало быть возможным, вскрылись ещё одни последствия насилия в детстве.       Как жаль, что человек — не прямая рельса, починив которую восстанавливается мышление, а кривой моток ниток, сломанный проводной наушник и железнодорожная станция, которую не ремонтировали с её рождения.        — Не знаешь, как склеить девчонку?       У Тэхёна из рук едва не выпадает тарелка. Он поворачивается, удивлённо поднимая брови, но из-за усталости его выражение лица больше похоже на «ты идиот?», нежели чем на «что ты такое говоришь?».        — Не знаю, — сказал, как отрезал, вернувшись к рефлексии.        — Ну хён, — зовёт Вилли снова, раскачиваясь на стуле. Дёргается глаз.        — Я похож на человека, который разбирается в любовных делах? — всё-таки поворачивается, и даже выглядит немного злым. — Напомню, что я рассчитан немного не на тот контингент отношений.        — И что? Ты никогда не влюблялся в девушек?        — Я не то, что в девушек, я вообще никогда не влюблялся, — ворчит, снимая с рук резиновые перчатки.       Вилли с любопытством поглядывает на его спину.        — А сексом-то хотя бы с девушками занимался?        — Занимался. И что? — утомлённо присаживается на стул напротив подростка, в полной мере осознавая, что тот не отвяжется, пока не удовлетворишь его интерес.        — Как «и что»? Приятно хоть?       Тэхён потирает виски, не понимая, почему должен обсуждать такие вопросы с ребёнком. С другой стороны, а кто теперь, если не он? Вряд ли Чонгуку будет интересно заниматься чужим сексуальным воспитанием. Поднимает взгляд на мальчика, натыкаясь на колечко-пирсинг в носу, и вздыхает ещё горче, нахмурившись.        — У меня на тот момент не стоял, так что не знаю.       Вилли морщится, но замолкает.        — Ладно, мне просто нравится одна… А обсудить не с кем.        — У тебя нет друзей?       Молчание и скептичное выражение лица послужили ответом.        — Я сижу взаперти и не хожу в школу со второго класса средней школы. Конечно, у меня нет друзей.        — А влюбился тогда в кого?        — Да по переписке девочка, — немного смущённо отмахивается. Тэхён кивает, словно действительно заинтересован, а потом спрашивает:        — Родители пишут?       Вилли поджимает губы.        — Да куда там, — подпирает щёку рукой, делая вид, что это не так важно, а у самого на лице написано, как ему больно. Тэхён почти ему сочувствует, хотя в какой-то момент ощущает укол в районе рёбер. Кажется, это обида.       Сколько же в нём сидит дерьма, если он рушится только при мысли, что кто-то (в том числе и он) может сочувствовать чужому горю. А ему сочувствовать этот кто-то, отчего-то, не может. Как будто хочется, чтобы посочувствовали.       Только, вот, есть ощущение, будто он не заслуживает этого. Тянущая вина, в последствии — злость. Ещё с признания Чонгука он вдруг понял, что не считает себя достойным чего-то хорошего.       Потому что когда тебе плохо, проще объяснить это собственной греховностью, нежели стечением обстоятельств. Ведь стечение обстоятельств — это несправедливо, а наказание за грехи — справедливо.       Наверное, по этой причине во время трагедий часто наблюдается рост религиозности и морализма. Люди могут чувствовать, что заслужили наказание за какие-то прошлые грехи, и накладывать на себя ограничения в попытке искупить вину.       Когда на деле ни в чём не виноваты.       Ким принимает безразличное выражение лица, отходя от самокопания.        — Толк любить тех, кому на тебя плевать? — не особо подбирая выражения, режет без ножа Тэхён, со скуки накалывая кусочек ананаса на маленькую шпажку из корзинки с фруктами, стоящей на столе. Отправляет в рот, разжёвывая. Сам нарезал, сам ест — умничка какой.        — Психолог мне говорит, что с родителями важно наладить контакт. Правда, как бы я ни пытался, это… Ну, ты видишь, я всё ещё здесь и никому не нужен, — горечь, горечь, горечь. Поди секунда — и заплачет. Ким хмыкает:        — Херовый психолог. Тебя никто не должен обязывать налаживать отношения с кем-то. Особенно в случае, если это только и делает, что приносит тебе страдания. Тебя должны были научить тому, что родные люди не всегда тебя любят. Что семья — это не что-то тёплое, и некоторые её компоненты часто распадаются. Как карточный домик, — изображает пирамидку руками. — Если ты вытаскиваешь из него одну карту, сыпется весь дом. Пытаясь вернуть карту на место, то есть, попытавшись наладить отношения с родными, дом чудесным образом не восстановится. Нужно начать строить его с самого начала. Иными словами — работать с башкой каждого члена семьи. Но, сам подумай, нужно ли им это?       Вилли молчит какое-то время. Тэхён смотрит на него, замечает покрасневший нос и попытку сдержать слёзы в дрожащих губах и увлажнившихся глазах. Вздыхает, потому что начинает лишь злиться. По разным причинам. И от осознания, что не знает, как поддержать, и от осознания, что не хочет этого.       С каждым днём он только сильнее убеждается в том, что чувствует удовлетворение, когда кто-то страдает, и от этого просыпается отвращение к себе. Это противоречие бесит. И без него проблем достаточно.        — Никогда не думал, что по-настоящему осознаю, что никому не нужен, таким образом, — стирает ладонью посыпавшиеся из глаз слёзы, и принимает ещё более жалкий вид. Тэхён смотрит на него с толикой презрения, потому что проводит параллель с собой, но отгоняет странные ассоциации, прикусывая язык.       Тянет ладонь к чужой макушке, а после останавливается. Сжимает ладонь в кулак, а потом… перебарывает себя, всё-таки взъерошивая зелёные волосы. Он всё равно это делал и прежде, просто иногда внутренний барьер на прикосновения даёт о себе знать.        — Что тебе сделает легче: оскорбление твоих родных или слова о том, что ты бедный и несчастный? — спрашивает не для того, чтобы обидеть, хотя звучит в итоге грубовато. Вилли поднимает глаза, утирая нос, и негромко смеётся.        — Попытка проявить ко мне интерес уже делает мне легче, — гундосит, моргая. Рука Тэхёна в его волосах замирает.       Интересно, почему он проявляет к кому-то интерес, а к нему никто не проявляет? Это не размышления взрослого человека — это мысли задушенного однажды ребёнка, а потому отвращение к себе снова царапает грудь. Он тоже однажды хотел, чтобы его любили. В итоге его никто не любит, и он не может никого любить в ответ.       Но Вилли встаёт со стула и обнимает его. Утыкается мокрым носом в воротник рубашки, и Тэхён может рассмотреть его лицо вблизи. Красное, опухшее. Но до странного невинное. Очень похож на Чонгука. Наверное, это в крови семейства Чон — передавать свои самые красивые черты.       Ким клянётся, что каких-то несколько месяцев назад готов бы был поверить в то, что Вилли тянется к нему исключительно из-за выгоды, скрытых мотивов и ненависти. И не играет роли нелогичность доводов — в его системе мира всё бы разложилось по полочкам.       Иногда даже радует, что чужая искренность вызывает лишь сомнения, а не кажется фальшивой от и до.       Пускай от объятия он и теряется. Кладёт неуверенно ладони на чужие плечи, выдыхая через нос — тяжко. Тактильный контакт для него получается вынужденным, но не таким неприятным, каким он ожидал.        — Не плачь, — говорит в итоге. — Даже если ты думаешь, что тебя никто не любит, можешь вспоминать меня — будет не так одиноко.       Вилли жмётся после этих слов к нему сильнее, и Тэхёна это на секунду пугает, из-за чего он непроизвольно дёргается. Очередная мысль формата: «А вот не сидел бы на колёсах, посчитал бы, что он меня пытается задушить», пролетает на световой скорости, но испаряется, стоит растерянно моргнуть.        — Я сначала презирал тебя, а теперь ты кажешься мне самым лучшим человеком на свете, — тихо произносит мальчик, щекой чувствуя ускорившийся стук чужого сердца.        — У тебя дурной вкус, — хмыкает в ответ Ким, хотя в кончиках пальцев пушистой щекоткой ощущается тепло.        — Как и люди вокруг, — шепчет, закрывая глаза. Секунды тишины по ощущениям длятся часами. — Хён, — обращается. — Я слышал, что у тебя скоро день рождения, — кажется, успокоился. Ну и хорошо.        — Не напоминай.        — Я тебе шоколадку куплю.        — Очень щедро с твоей стороны, — усмехается Тэхён, отстраняя парня от себя. Смотрит на него и думает: «Инфантильный, глупый и наивный». Напоминает Чонгука.        — Если будешь ворчать, то ничего не подарю.        — Просто сдай, ради всего святого, мне тест по экономике — это будет лучшим подарком.        — Хуйня твой тест, — отмахивается Вилли в ответ, показывая язык, и уходит. Тэхён закатывает глаза, хотя чувствует себя странно приободрённым.       Вот так, значит, люди взаимоотношения строят?

* * * * * *

       — Твой муж подготовил для меня офис? — Чонгук отклоняется в кресле назад, закидывая на стол ноги. Сосёт со скукой леденец, прижимая телефон к уху, и поглядывает на дверь, параллельно думая о Тэхёне. — В договоре права уже принадлежат мне, — с улыбкой в голосе говорит, а сам злорадствует.       Да, он высасывает из окружающих максимум, даже если те — его родственники. И что ему будет?        — Да, — вздох по ту сторону. — Осталось оформить.        — Вот и отлично, — причмокивает сладостью в трубку, морщась от удовольствия. Супер-кислые японские леденцы — то, что нужно в трудный рабочий день, даже если отдаёт от них дешевизной и прожжённой кожей языка. — Больше не придётся разыгрывать маразматика перед ним, притворяясь, что я говнюк последний, что не хочет протянуть руку помощи сестре, — аж фыркает от смеха.        — Уверена, будь это не я, ты бы поступил так, как сделал с троюродным братом твоего отца.        — А что я такого сделал? — спрашивает наигранно-глупо, поднимая брови. — Я не люблю, когда моему бизнесу мешают мелкие лягушата. Только под ногами путаются.        — Ну да, а шантажировать его было обязательной частью бизнес-плана.        — Конечно, — с улыбкой в интонации. — Наконец-то у меня будет новый офис. Давно его хотел, — покачивается на стуле, поглядывая на дверь. — Спасибо, что подсобила.        — Мне особо и стараться не пришлось. Если бы ты его не забрал, он бы действительно у меня пошёл на рынок.       Чонгук вздыхает, взъерошивая волосы на затылке. В какой-то момент он задумывается, что действительно является бессовестным. Чтобы отбелить перед Тэхёном своё имя, он запятнал перед ним имя сестры, выставив ту сумасшедшей. Конечно, делал это он по большей части для того, чтобы скрыть факт инцеста, но можно было бы и получше поработать над легендой.       По сути, он отвратительный. Даже сейчас, потому что прекрасно осознаёт, что просто-напросто манипулирует Солой и её чувствами к себе. Не дурак, потому прекрасно понимает, что та сердцем всё ещё трепещет рядом с ним. А на таких легко давить. Таких легко уговаривать. С такими легко заключать сделки.       И как же подло через неё добиваться исполнения хотелок. Благо, Тэхён ещё не познал всю его внутреннюю чернь бизнесмена. Иначе неизвестно, как бы он стал к нему относиться. С другой стороны… как? К нему же ведь он добр, а финансовые вопросы его не касаются — он вне политики этого жестокого мира.       Поэтому и не попадает под раздачу, не плавает в водовороте не касающихся его интриг. В отличие от того же Вилли, которого он тоже прибрал к себе не просто так, а с целью передать управление после того, как у самого сил на него не останется. А из подростков удобно лепить то, что хочется. Да, они могут сопротивляться и бунтовать, но, если вкладывать в них желаемые вещи из контекста «права выбора», рано или поздно они поверят, что сделали верное решение.       Даже если другого им не давали, а они этого не поняли. Поэтому Чонгук продолжает в меру честно, вздохнув:        — Я бы не допустил. Ты же знаешь, чем это чревато. Слухи, репутация, разрыв важных контрактов… К тому же, я действительно собираюсь передать ему права в будущем. Просто мне нужно было чем-то манипулировать, чтобы твой муж поддался на уговоры и продал парочку своих филиалов и главный офис в центре. Повезло, что он без ума от тебя, раз пошёл на такое, будучи убеждённым, что твоему душевному здоровью это пойдёт на пользу. Я давно глаз положил на некоторые его пожитки, но всё не было времени для поиска лазейки к ним.        — Так он тебе ещё и платит каждый месяц за то, что Вилли у тебя живёт. Поражаюсь твоей меркантильности. Вроде, обычный человек добрых нравов, а иногда такие вещи жуткие творишь, что не узнаю тебя.        — Это бизнес, — Чонгук пожимает плечами и прижимает телефон плечом к уху, вытягивая вперёд руки, чтобы хрустнуть пальцами. — Если тебе не глубоко плевать на своих конкурентов, то, считай, управленец из тебя никакой. Враги должны интересовать ровно в той степени, чтобы знать их слабые места и в нужное время бить по ним, не испытывая угрызений совести.        — Уж извини, но старался над этим «гениальным», — слышится сарказм, — планом, ты не один. Знаешь, как сложно было его убедить в том, что жизнь Вилли именно с тобой принесёт мне покой? Ты из родственников не единственный, но я…        — Да, спасибо. Ты лучшая, — отправляет кокетливый чмок в трубку, пребывая в хорошем настроении. Улыбается, запихивает ещё одну кислую конфету в рот и думает, что можно у Тэхёна на сегодня заказать много сладкого. Даже если тот начнёт бубнить о том, что много сахара — вредно, это не помешает насладиться десертами в полной мере.        — Может… Отплатишь тогда мне? Просьба нескромного, может быть, даже инт…       Чонгука отвлекает стук в дверь.        — Ох, прости, Тэхён пришёл. Потом договорим, — сбрасывает звонок, кидает телефон небрежно на стол и скрещивает на затылке руки, отклоняясь в кресле назад. — Входи, — с улыбкой произносит, и Ким озаряет своим присутствием и без того яркий день, делая его ещё лучше. Может быть, так кажется только Чонгуку.        — Я пришёл за распечатками для Вилли.       Чонгук вытягивает губы уточкой, убирая со стола ноги.        — Хоть раз бы сказал, что пришёл за сексом, я бы на седьмое небо от счастья улетел, — обиженно бурчит, протягивая руки к бумаге в принтере. — На, — отдаёт листы, и Тэхён их благодарно принимает, кивая. — Как у него обстоят дела с обучением?        — Впитывает, усваивает. Справляется неплохо. Но, мне кажется, было бы лучше нанять…        — Нет, точно нет. Мои разработки самые толковые. Что эти коучи Вилли умного расскажут, если сами не занимаются управлением? Вот и думай, — пожимает плечами, хмыкнув. — Просто следи за тем, как он всё это усваивает. И сладкого мне принеси.        — Сейчас?       Чонгук кивает:        — Да, жуть, как хочется. Тебя тоже, но, — поднимает на Кима взгляд, делая выжидающее выражение лица. В ответ ему молчат, поэтому он вздыхает, продолжая самостоятельно. — Ты бы… хотел? Провести со мной время? — подбирает выражение аккуратно, не будучи уверенным в том, что ему ответят.       Вот честно, из-за чувств он ощущает себя дураком, но это так приятно. В некоторых моментах. Не всегда же быть умным, правильно?       Фрейд писал, зависимость в любви имеет принижающий эффект. Влюбленный человек жертвует частью своего нарциссизма, и его самооценка зависит от взаимности чувств со стороны объекта любви. Это означает, что он испытывает удручённость, когда любовь неразделённа.       Возможно, это близко к тому, что чувствует Чонгук, но он не страдает из-за односторонности своих чувств. Странно страдать, когда можно наслаждаться стадией существования, в которой мозг ведёт себя, как счастливый наркоман.        — Что Вы хотите от меня услышать? — строит безразличное выражение лица, сцепливая руки за спиной. По невербальным жестам видно, что из-за чужой влюблённости он чувствует превосходство. И, почему-то, Чонгука это возбуждает. Он аж подтягивается в кресле, выпрямляя спину. Прокашливается смущённо от странных мыслей:        — Я думаю, очевидно, но мне интересно конкретно то, что сказал бы ты. Я тебе разрешаю себя отшить, — признаёт с горьким смешком, давая понять, что прекрасно осознаёт, что ему ответят. Но, отчего-то, Тэхён с ответом медлит, опуская взгляд в пол.       Вот секундами до он действительно мог Чонгуку отказать, а после того, что он сказал, желание послать его в пешее эротическое резко снизилось.       Что это, жалость? Возможно, он неправильно трактует свои реакции, но как будто он испытал жалость.        — Чего бы Вы ни захотели, я буду не против, — подбирает такой деликатный ответ, даже не понимая, как он для Чонгука звучит со стороны. Тот совсем теряется, забывая про все свои умения ведения уверенных переговоров. Вся харизма испаряется, остаётся только робкая радость и сомнение.        — Ты мной манипулируешь? — смущённо уточняет, хотя и не понимает, зачем. Будто Тэхён ответил бы на такой провокационный вопрос честно.        — Всё моё существование — уже манипуляция над Вами. Особо стараться не приходится, — хоть и говорит достаточно холодно, что-то выдаёт в нём снисхождение. И даже непонятно, всерьёз ли он или это такая ирония. Чонгук поправляет неловко волосы, смотря в чужие глаза внимательно. Взглядом бегает по чужому внешнему виду: деловой костюм, в нагрудном кармане часы на цепочке, во внутреннем, он знает наверняка, блокнот с ручкой. Красавчик.        — Звучишь самоуверенно, — подмечает Чонгук.        — А вы — жалко, — в тон отвечает Ким, продолжая стоять посреди кабинета. Это немного странно — вести подобный диалог, периодически погружаясь в неловкую тишину. Чонгук встряхивает волосами, пытаясь глазами выискать какой-нибудь предмет на столе, с помощью которого можно было бы от диалога закрыться.       Совсем его врасплох застали.        — Ладно, быть терпеливым в отношении тебя — не мой конёк. Подойди, — сдаётся внутренним желаниям, понимая, что от Тэхёна вряд ли чего-то когда-либо дождётся. Да, он осознаёт, что, по сути, всё их общение строится на принуждении, но, когда он старается это поменять, упирается в стену чужой отчуждённости, в полной мере осознавая всю невзаимность своих чувств. От этого в груди появляется странный неприятный осадок.       Чонгук садится на стол, указывая Тэхёну рукой на кресло перед собой.        — На столе, кажется, мы ещё не занимались сексом? — спрашивает бесстыже, и Ким, считывая чужое настроение, садится в кресло спокойно, укладывая на подлокотники руки. На его лице нет совершенно никаких эмоций: ни отвращения, ни презрения, ни возбуждения или страха. Ему никак, и он знает, что нужно сделать, чтобы Чон-ним растаял ещё больше.       Конечно же, польстить и пофлиртовать.       Чонгук сидит на столе, прижимая туфлёй Тэхёна к креслу — на губах играет довольная улыбка.        — Удобно? — спрашивает у Кима, игриво вздёргивая бровь. Тот ладонью пробирается под его штанину, оглаживая теплом ногу — вживается в роль сексуального «слуги».        — В вашем присутствии и апокалипсис стерпится, — Тэхён нагло врёт, про себя думая, что Чонгук, вообще-то, и есть его личный апокалипсис. Но что поделать, если на подобные фразочки у кое-кого краснеют щёки и улыбка расползается до ушей.        — Вот так хочется тебя иногда стукнуть по голове за то, что ты так нагло заставляешь моё сердце трепетать, — ворчит Чон-ним, но Тэхён вмиг убирает с его лица всю хмурость, закидывая его ноги себе на плечи, придвигаясь в кресле к столу.        — Разве не по этой причине Вы купили меня?        — М? — Чонгук заинтересованно облизывает губы. — Может быть. Конечно, ты приглянулся мне сразу. Развязное поведение, неприличная одежда — разве не интересно? Рабы зачастую на аукционах ведут себя зажато, потому что осознают, что в нормальную жизнь дорога им закрыта. Тебе же удаётся играть человека, наслаждающегося своим положением. Очень было похоже на позицию моей матери, поэтому стало любопытно, насколько твой образ правдивый.        — И насколько?        — На ноль, — хмыкает. — Здорово, что я знаю, какой ты.       Достаточно смелое утверждение, но Тэхён не решается его комментировать, улыбнувшись лишь в глубине души.        — И какой? — вопрос для поддержания беседы.        — Ты умный. В некоторых вещах можешь ошибаться, но догадки вполне весомые и сильные касательно многих аспектов моей жизни. Хотя, я бы посоветовал тебе не так уж и сильно доверять моим словам — я могу тебя обманывать.        — Если Вы так говорите, то это может значит только две вещи — либо Вы играетесь, либо Вам доводилось меня обманывать.        — Над этим подумаешь сам, — Чонгук обхватывает пальцами подбородок Тэхёна, оставляя на его губах лёгкий поцелуй. — А пока, можешь идти. У меня много работы, у тебя много работы. Секс — это хорошо, но твоё благополучие ещё лучше.       Ким так и замирает. Распахивает глаза, взгляд делается вопросительным. Чон-ним намеренно пытается показаться терпеливым и добродетельным, чтобы расположить к себе? Или это его истинное намерение?       А у людей ещё вопросы возникают касательно паранойи. Никому нельзя верить, хоть Тэхён и делает сейчас допущение (довольно наивное) в сторону того, что Чонгук из уважения старается показать ему всю глубину своих «чувств», что даже отказывается от того, чтобы выполняли его прихоти.        — От твоей организации пришли документы на финансирование банкета в честь твоего дня рождения. Надеюсь, помнишь? — Чонгук кладёт ногу на ногу, так и не слезая со стола. Тэхён вздыхает. Хочется ответить: «Увы и ах!», но отвечает нейтрально:        — Помню.        — Умная птичка, — треплет по волосам внезапно, посмеявшись. — За это и люблю тебя.       Последние слова оставляют тошнотное чувство в желудке. Ким выходит из кабинета опустошённым, даже не зная, почему вдруг от чужого ироничного тона так неприятно.       Очевидно, он стал слишком мягким, раз принимает близко к сердцу подобные мелочи. А это не есть хороший признак.

* * * * * *

      Чонгук до самого вечера пишет письма, сердечно приглашая людей на закрытый банкет по случаю дня рождения Тэхёна. На самом деле, не будь этих приглашений, банкет отменить бы не получилось, и на него всё равно бы пришли люди, числящиеся в списке организации по аукционам, где продают людей.       Формальность. Так принято в светских кругах, и прямая обязанность Чонгука — следовать правилам, придерживаясь репутации. Подобные банкеты в честь рабов показательны; это ещё одна возможность проявить себя и заручиться поддержкой состоятельных людей, которые готовы бы были тебя купить в случае преждевременной продажи или смерти нынешнего владельца.       Помимо этого, цитатки в местных жёлтых газетёнках — потеха для обычных людей, которые не знают, что кроется за фарсом. Конечно, Чонгуку будет весело играть супруга Тэхёна, но вот что сам он думает о подобных мероприятиях? К сожалению, в случае его нежелания посетить «вечеринку», нельзя будет всё отменить.       По сему случаю, Чонгук так и спрашивает:        — Тебе нравится празднование дня рождения? — интересуется, откладывая бумаги. Рука изрядно затекла, потому как приглашения он пишет на протяжении уже часов пяти, не менее. Ким выгибает бровь, так и намекая: «Разве похоже, что я рад?»       Но банкет — не только роскошная показуха. Птицы получают приветственные подарки и поздравления. Это единственный день, когда их существование преподносится в более свободном и радостном ключе: можно получить внимание и комплименты. Но Тэхён всё ещё не выглядит радостным.        — Если Вы хотите нейтрального ответа: я очень рад, что моей персоне уделят столько внимания.        — А если твоё мнение?        — Я ненавижу этот день и всех людей, которые там будут, — звучит холодно. Взгляд его ужесточается, словно он злится. Чонгук потирает подбородок.        — Тебя же не пускали по кругу на подобных приватных вечеринках?       Поскольку банкеты — дело, не получающее распространения в массы, в зависимости от воли владельца, проводятся по-разному. Некоторые устраивают обычные светские беседы с большим количеством еды, а некоторые развлекаются, рекламируя сексуальные услуги своего раба.       Лицо Тэхёна сереет на глазах.        — Нет. Один раз сняли рубашку, но не более.       Чонгук выдыхает. Рубашка ещё куда не шло… Если Тэхён, конечно, не утаивает от него тяготы своего прошлого, что вполне вероятно.        — Кстати, — меняет всё же тему. — Как планируешь одеться?        — Как проститутка, готовая сосать любому старику.        — На удивление, очень откровенный ответ, — Чонгук аж выпрямляется, действительно удивившись. Обычно Ким юлит даже в таких банальных вопросах, но сейчас, похоже, настолько зол внутри, что готов говорить, как думает. Очень интересно. — А если ревновать начну?        — Может быть, сейчас я Ваша золотая птица, но неизвестно, когда смерть придёт за Вами или когда Ваши чувства ко мне угаснут, и за ненадобностью я вернусь на рынок, прыгая с рук одних толстосумов в руки других, подобно лягушке-путешественнице. Мне необходимо сохранять покорный образ безупречной безделушки.        — Могу попросить кое о чём?        — Всегда.        — Не думай рядом со мной о том, как добиться расположения других, — голос внезапно приобретает грубые нотки. Тэхён удивляется, но внешне этого не выдаёт, ощущая дрожь лишь где-то под кожей — на молекулярном уровне.       Что-то здесь не так. Он снова упускает нечто важное, что находится прямо под носом. Но что? Чонгук бы, даже в силу своего темперамента, не стал разбрасываться такими словами попусту. У них есть причина. Какая? Что сподвигло Чон-нима напрямую сказать: «Ты в моих руках, и ни к кому из них не выпорхнешь». Это не чувство собственничества и не ревность. Это что-то более глубокое и злое.       Верно. Тэхён чётко читает в его глазах не то, что желание контроля, а полный контроль. Чонгук определённо знает что-то, что заставляет его чувствовать себя так уверенно и превосходно. Или сделал что-то, чтобы так себя чувствовать.       Внезапно по спине покатился холодный пот. Последние дни и так были очень тревожными, он плохо спал из-за стресса. Что ещё хуже, от этого усилилась забывчивость — который день он не может отыскать в блокноте галочки напротив пункта с приёмом таблеток, хотя в воспоминаниях смутно моменты, когда он их пьёт, присутствуют.       Для обычного человека подобная забывчивость покажется отговоркой, только вот иногда от лекарств мозги действительно сваливаются в кучу и почти ничего не соображают. Но это так, половина беды. Больше всего Тэхён не любит подобные мероприятия из-за алкоголя, который в него частенько пытаются влить. Отказать — нельзя. Сказать, что противопоказания по здоровью? Всем до этого нет дела.       Со спецификой его лекарств ему нельзя алкогольную, табачную и любую другую продукцию, повышающую дофамин, потому что от него он ловит глюки. Есть риск появления психоза. Ему оно надо?        — Так что, наденешь что-то вульгарное? — возвращает к теме Чонгук, склонив голову вбок.        — Это моя работа.        — Твоя работа на данный момент — утолять мои желания. А я хочу, чтобы ты оделся так, как мне хочется. Выберу тебе костюм.        — Скажите, — Тэхён приглаживает ладонью волосы, словно стирает с себя страх задать вопрос, — есть что-то, о чём я не знаю?       Чонгук подпирает щёку рукой, загадочно улыбнувшись.        — Таких вещи две. Об одной из них ты, скорее всего, рано или поздно узнаешь, а вот вторая — полностью на моей совести. Если выдастся случай, я расскажу. Но сейчас не стану — это плохо скажется на твоём ментальном здоровье. Простишь за дерзость? — хмыкает, ухмыльнувшись.        — Это пугает, — честно признаёт Ким, нервно выдохнув.        — Поэтому пока не буду рассказывать, — пожимает беззаботно плечами. — Просто не нужно думать, что я умею прощать предательства. Это тебе намёк — можешь подумать, к чему. А пока, пожалуй, закажу у портных тебе костюм. Съездим завтра снять мерки. Через неделю банкет, так что, надеюсь, ты подготовишься. Я кое-что подарю тебе. Ты должен оценить, — глаза блеснули строгостью. — Обижусь, если не впечатлит.        — Надеюсь, это не член из золота, обрамлённый алмазами.        — С ума сошёл? — Чонгук смеётся, откидываясь на спинку кресла. — Похож на извращенца — всё к сексу сводишь, — иронизирует. — Я подарю тебе кое-что действительно очень ценное. В знак того, что я готов тебе довериться. Понимаешь, да?        — Не понимаю, но уже радует, что это не член, — без тени улыбки на лице. Кажется, Тэхёну вовсе не интересно, что за подарок подготовил Чон-ним.        — Он правда дорогой, Тэхён, — серьёзно выдаёт, выдыхая. — Будешь самым роскошным, — улыбается слегка, выглядя удовлетворённым. — Правда, придётся потерпеть какое-то время, но, думаю, ты справишься.        — Это та самая вещь, которую я «рано или поздно узнаю»?        — Нет, не она. И вообще, не допытывайся, — слегка осаждает. В ответ ему смиренно кивают. — Готовься к празднику.

* * * * * *

      От костюма хочется задохнуться. Чонгук сидел в дизайнерском доме на гостевом кресле, оценивающим взглядом пробегаясь по его внешнему виду. Если судить по позже появившейся на его лице улыбке, своим выбором остался вполне доволен.       А Тэхён, смотрясь в зеркало, чувствовал себя стильной капустой. Раньше на аукционы он одевался открыто, весь его образ был из полупрозрачных рубашек с цветочным орнаментом и ажурными перчатками. А теперь он похож на культурного джентльмена.       Пиджак с удлиненным покроем с лацканами и широким отворотом из шелковистого бархата благородного тёмно-синего цвета, обрамлённый матовой атласной окантовкой по краям и пуговицами из оникса.        — Там ещё потайной внутренний карман для платка, — подсказывает Чонгук, и Тэхён заглядывает в него, находя платок из шёлка с орнаментом, контрастирующим с костюмом.       Под пиджаком — жилет приталенного кроя из текстурированной парчи серебряного цвета с тонким растительным узором. Пуговицы из перламутра со скрытыми застёжками-крючками.       Под жилетом — сорочка из высококачественного хлопка белого цвета с французскими манжетами.       Тэхён встаёт к зеркалу полубоком, рассматривая брюки. Те прямого кроя с высокой талией из мягкого гренадина тёмно-серого цвета с лёгкими вертикальными складками и лампасами из атласной ленты в тон жилету.       И, в качестве завершающей ноты, аксессуары: платок-паше из бархата в тон костюму, запонки из драгоценных камней и…        — Часики тебе в качестве подарка. Подумал, что те, с которыми ты ходишь, очень дешёвые, — пожимает плечами Чонгук, когда Ким достаёт антикварные карманные часы с цепочкой из благородного металла.        — Это мой подарок от Вас?.. — интересуется потерянно, а Чонгук в ответ смеётся так, словно услышал самую большую глупость во вселенной.        — Это всего лишь маленький бонус к торжеству. Если тебе кажется, что он дорогой, тогда не знаю, что с тобой будет, подари я тебе то, что задумал.       Тэхёну уже страшно от масштабов покупки, но он молчит, поправляя воротник. Уже спустя двадцать минут они садятся в машину, отправляясь отмечать его день рождения. Сначала волнение рябью пробегается по желудку, а после…       Величественный бальный зал сияет ослепительной роскошью, приглашая гостей в мир изыска. Тэхён щурит глаза, ведомый под руку Чон-нимом. Осматривается. Им овладевает чувство дежавю, будто когда-то он уже шёл так с ним по коридорам в эпицентр событий.       Высокие своды здания расписаны замысловатыми фресками, изображающими сцены из мифологии. Тэхён поднимает к потолку голову, раскрывая в удивлении рот. Раньше искусство впечатляло его гораздо меньше, чем сейчас. Чонгук замечает его взгляд, улыбнувшись. Говорит:        — Выглядишь приятно удивлённым. Тебе нравится здесь?        — Это Вы сняли здание, чтобы провести в мою честь праздник? — тихо уточняет Ким, рассматривая ангелов, порхающих в облаках. Внутри странно тянет — первый раз место, где проводится его день рождения, похоже на исторический дворец, а не подпольный бизнес с нелегальными торгами.       Не то чтобы до этого владельцы не снимали для него роскошные поместья, просто всегда от них веяло чем-то некультурным и запретным, за исключением пары случаев. Хотя, возможно, от этого веет тем же, просто отравленный всяким лишним мозг убеждает в обратном.       Это путает.        — Выбрал один из вариантов, предложенных организацией. Вполне симпатично, но, наверное, нужно было посоветоваться с тобой.       Тэхён его слова игнорирует, рассматривая живопись. Сегодня, на удивление, он не испытывает сильного волнения. Возможно, причиной тому уменьшенная дозировка лекарства. Как он понял, вся его тревога, некоторые проблемы со сном, концентрацией, вниманием, забывчивостью и общением появились на фоне развивающегося нейролептического дефицитарного синдрома.       Теперь его состояние должно чуть подкорректироваться, уменьшится заторможенность мышления и речи. По крайней мере, Тэхён надеется, что не умрёт раньше времени из-за какой-нибудь побочки — а то будет безумно обидно из-за того, что не дожил до беззаботного времени старости.       Тем временем, наперекор его мрачным мыслям, перед глазами мерцает паркет, отражая сверкающие люстры. Кристаллы на них похожи на вкрапления маленьких звёзд. Ким, правда, небом-то толком ночным не любовался, — так, из окна, — но на картинках в книжках оно, как правило, усеяно большим количеством созвездий.       Съездить бы однажды подальше от города, где хоть что-то видно, помимо смога и облаков. Глядишь, на млечный путь наткнётся.       В зал они заходят так же под руку. Гомон стихает, как только Чонгук поднимается на небольшую сцену, представляя Тэхёна гостям. Тот стоит непоколебимо рядом, вылавливая взглядом по старой привычке пузатеньких дедушек. Ох уж эта охота на пожилых олигархов… было время, так сказать.       Как будто, пока жил у Чонгука, резко растратил весь ресурс на фальшивые улыбки и флирт с седыми извращенцами. И всё же, он отправляет свой коронный воздушный поцелуй в зал, подмигивая гостям. Чон-ним, бросив на него взгляд, с торжественной речи сбивается, кажется, и сам позабыв, какой Тэхён замечательный актёр.       Тот и правда выглядит довольным вниманием: машет пальчиками в зал, смущённо смеётся, когда ловит чьи-то поцелуи в ответ. Жалко только вблизи видно сухость взгляда и подрагивающий уголок губ, что неестественно изогнулся в любезности.       Чонгук на секунду ловит себя на мысли, что не помнит, как Ким улыбается по-настоящему. Это его так поражает, что он немного выпадает из общего ритма обязанностей, возвращаясь к делу только в момент, когда понимает, что все затихли и ждут продолжения его пламенных речей.       Сейчас он должен объявить конкурс на лучший подарок. «Лучшесть» определяет сам именинник, а в конце дня подводятся итоги. Этакая забава и потеха, а также лишний повод проверить друг друга на щедрость и размер кармана.       Когда они сходят со сцены, на ней появляется ведущий вечера. Скинуть на него половину обязанностей по организации торжества не было плохой идеей. Об этом думает Ким, отходя в тенёк. Чонгук же идёт в самую толпу, целуясь и здороваясь едва ли не со всеми гостями.       Со стороны выглядит, как пиранья, плавающая в своём бассейне. Если сунуть ногу — откусит. Понятно, что охотится за новыми сплетнями, слухами и информацией — Тэхён эту практику замечает не первый раз. Хорошо, наверное, использовать имя раба в своих целях, чтобы поузнавать ещё грязных секретиков.       Странно, что Чонгук особо не пытался выпытывать из него информацию. Возможно, он оказался невыгодным в плане знаний, ибо его прошлые владельцы так — мелкие сошки. Тэхён точно не знает. Кажется, у него Чон-ним спрашивал только про Бэкхёна?       «— Тэхён, — зовёт по имени, склонив голову к плечу. В ответ лишь вздрагивают, поворачиваясь неторопливо. Отвыкли, когда зовут в открытую по имени. Обычно всё из сторонних разговоров, мол, Тэхён то, Тэхён сё. — Расскажешь мне про Бэкхёна, своего четвёртого владельца, подробнее? Самое грязное, что знаешь о нем?»       Просто так же из любопытства не мог спросить?       Но от мысли отвлекает тяжёлый звук виолончели. Он поворачивает голову в сторону, откуда разразилась нота.       Начинается музыка. Оркестр звучит с балконов, мелодия эхом расползается под потолком. Одетые в изысканные туалеты, гости вихрем кружатся по залу. Женщины облачены в великолепные шелковые платья, расшитые сияющими нитями и сверкающими драгоценностями. Их спутники выглядят не менее сногсшибательно в элегантных смокингах и фраках. Их образы дополняют бабочки и запонки из драгоценных металлов.       Тэхён оглядывается: помещение украшено свежими цветами. Розы, лилии и орхидеи распустились пышным цветом повсюду, наполнив воздух нежным благоуханием. Какая пустая трата денег — завянут же. Наверняка Чонгук под свой вкус заказывал.       С губ срывается вздох. Тот сам себе на уме вечно, а потом ещё извиняется, мол, мнение именинника не спросил. Непохоже, что вообще собирался, правда. Видимо, решил навести шумихи вокруг них — побогаче снял помещение, украсил, чтобы шепотки пошли.       Что ж, хотя бы красиво. Огромные букеты служат центром композиции на столах, где гости наслаждаются изысканными угощениями.       Столы ломятся от деликатесов. Икра, копчёный лосось, нежнейшая баранина и креативные десерты соблазняют взоры и дразнят рецепторы. Тэхён в какой-то момент понимает, что во рту скопилась от голода слюна. В основном он не готовит себе жирную или сильно калорийную пищу, перебивая желание поесть водой или салатами, чтобы не нарушать рацион. Но сегодня как будто всё сделано для соблазнов.       Он не отказывает себе в слабости подойти к столу и запихнуть в рот канапе с рыбкой, прикрыв от удовольствия глаза. Фонтаны с шампанским и тонкие бокалы с различными сортами вин он намеренно игнорирует, хоть и подмечает, что те добавляют столу «изобилия».       Чонгук наблюдает за ним со стороны, невольно отвлекаясь от посторонних. Его накрывает странное чувство тоски при взгляде на Тэхёна. Как будто тот — ускользающая сквозь пальцы тень. Неуловимая, эфемерная. Как бы ты её к себе не пришивал, словно Питер Пен, она появляется и исчезает в зависимости от обстоятельств и своего желания. Непокорная.       Перед Чонгуком — стеклянная холодная стена, в которую он стучит, ожидая, когда откроют дверь. Потому что знает: разобьёт стену — потеряет то, что за ней.       Гости танцевали, общались и наслаждались празднеством в полной мере. Смех и разговоры заполнили зал, создав атмосферу веселья и беззаботности. Некоторые ожидаемо подходили к Киму, брали его за руки, кокетливо играя мехами, подмигивая и флиртуя.       «Очаровательный»       «Обаятельный»       «Сексуальный»       Но самым неожиданным, пожалуй, оказалась фраза неизвестного ему мужчины: «Помню, раньше ты носил вульгарные вещи. Даже не знаю, что нравится на тебе больше: звенящая пошлость или элегантная статность». Тэхён потом спросил через стиснутые зубы у Чонгука, кто это, а он ему сказал, что акционер, который часто вкладывает в их союз деньги.       Как интересно.       На протяжении всего вечера Тэхён предпочитал оставаться в тени, изредка подходя к столу, чтобы перекусить. Чонгук действительно хорошо постарался над празднеством: и кухню выбрал, и помещение, и украшения, и костюмы. Очевидно, с какой-то целью. Не может быть такой щедрости просто от «великой любви».       Но, при всём подозрении, Ким чувствует себя на сегодняшнем собрании действительно именинником (впрочем, для него это чувство ново), потому что его одежда теперь похожа на одежду аристократа, свободного джентльмена, а не мальчика-эскортника.       По рукам даже пробегают мурашки от прикованного к нему внимания: непошлого, ненавязчивого и по-странному нового.       Хоть и сам Чон-ним лишь пару раз подходил к нему, чтобы пошептаться о том, о сём. Зато вот его сестра, которую сложно было не узнать из-за безумной схожести, проявила к нему куда больше интереса, взмахнув веером, чтобы прикрыть изящно лицо.        — Вот мы и встретились, Тэхён, — обращение по имени соскальзывает с её губ шершаво. — Наслышана о тебе, — прищуривает глаза, и Тэхён, не сдержавшись, нахмуривает брови. Ему не нравится чужой тон разговора. Он идёт взглядом выше чужой макушки, пытаясь отыскать Чонгука глазами, но не успевает, отвлечённый очередной репликой. — Не суетись, мне просто интересно, кому в этот раз братец отдал своё ранимое сердечко, — саркастично, махнув веером.        — Мне, — подбирается Ким, выбирая тактику нападения. Кажется, прокатывает, потому что Солу это немного коробит — она удивляется его наглости. — Спасибо, что посетили сегодняшний вечер, я польщён, — слегка кланяется, с огромной неохотой обхватывая женскую ладонь, облачённую в перчатку, чтобы поцеловать.       Обплевался про себя при мысли о том, насколько эти перчатки могли бы быть грязными, но, в противовес ощущениям, любезно улыбнулся.       Сола смотрит на него из-под ресниц, порываясь сказать что-то ещё, но её перебивает Чонгук. Он подходит к Тэхёну сзади, нагло обнимая его. Кладёт на плечо подбородок, расплываясь в улыбке.        — Привет, — произносит в сторону сестры, подмигивая ей. — Уже познакомилась с моим мужем? — хитро щурится, в голосе — веселье.        — Да, — тихо отвечает, и Ким внимательно следит за её мимикой, чувствуя странное отторжение. Он ловит каждое изменение в её реакциях, и, если бы он мог себе доверять, то сказал бы, что застал крупицы ревности, промелькнувшие в чужих глазах. — Красивее, чем Мирэ.        — Ещё бы, — хмыкает, чмокая Тэхёна в щёку. Тот непоколебимо смотрит на Солу, замечая за ней странную суетность: бегает глазами по залу, смотрит под ноги, дрогает рука, держащая веер. Почему она так нервничает? — Выглядишь, кстати, как всегда замечательно, — отвешивает комплимент её платью Чон-ним, и Сола, внезапно, рдеет.       Взгляд Кима стекленеет. Чонгук, кажется, даже замечает, как он напрягается.       Нет, он не может сделать настолько опрометчивое предположение. Такая реакция могла быть вызвана чем угодно: от искренних переживаний за Чонгука и природной скромности, до ненависти к рабам. Пускай он чувствителен к эмоциям окружающих, ошибаться всё ещё свойственно его природе.       Внезапно вспоминаются и недавние слова Чон-нима о доверии. Действительно ли они имели смысл?       Сола сдержанно вздыхает, поджимая губы. Она изучает Тэхёна внимательно, действительно отмечая его красоту. И возмущается: как же Чонгук мог переключиться на мужчин? Когда она первый раз услышала от него о влечении к своему полу, её это потрясло так сильно, что она не смогла вымолвить и слова.       Потом стало легче. В их мире это распространённое явление, гомосексуальных пар очень много. Аристократия, в своём роде, капризна и извращённа — всех тянет на что-то «эдакое».       Ким, стоящий перед ней в дорогом костюме, явно подобранном Чонгуком, был весьма привлекателен: высокий и статный, с густыми тёмными волосами и пронзительными глазами. Его черты лица правильные, как у скульптуры, и он обладает естественной элегантностью, которая заставляет всех присутствующих оборачиваться ему вслед.       Однако за его привлекательной внешностью скрывается холодность и отчуждённость. Как бы он дружелюбно ей не улыбался, чувствовалась неестественность. Ким хмурился, его взгляд был пустым, неживым, а напускная улыбка, которую он надевал при знакомстве с новыми лицами, была лишена всякого тепла. Кажется, он совершенно равнодушен к празднеству, устроенному в его честь.       Вместе с тем интригующий контраст его личности Соле нравится — и привлекает, и отталкивает одновременно. Гости шепчутся о нём, гадая, что скрывается за его маской.       Тэхён держался в стороне от всеобщего веселья. Он бродил по залу, наблюдая за гостями с едва заметным презрением. Казалось, единственное, чего он желал, — чтобы этот вечер поскорее закончился.       Возможно, её рассуждения недалеки от правды.        — Кстати, — Чонгук встаёт подле Тэхёна, перестав к нему липнуть. — Что ты подготовила для нашего именинника?        — Интимное нижнее бельё.        — Довольно оскорбительно, — подмечает Чон-ним, бросая на Кима взгляд. — Могла бы подготовить что-то получше для моего супруга, — фырчит, хотя все понимают, что невсерьёз. Пускай Сола едва заметно обижается.       Может, она и подарила неэтичный подарок, но он соответствует чужому статусу раба, который оказывает сексуальные услуги. А бельё она выбирала под вкус Чонгука в хорошем магазине. Разве плохой сюрприз?        — Зато я точно знаю, кто в конкурсе не выиграет, — позволяет себе дерзость Тэхён, мило улыбнувшись.       Чонгук в ответ смеётся, погладив Солу по руке, чтобы несильно дулась. Та и успокаивается, напоследок лишь волком посмотрев на Кима.       Остальная часть вечера проходит спокойно. За окнами темнеет, блестят хлопья снега, кружась в воздухе. Гости по очереди складывают подарки, и Тэхён, играя счастье (что удаётся, честно, с трудом, потому что ноги от долгого стояния уже не держат и клонит в сон), распаковывает один за другим.       Оценивающее улюлюканье прокатывается по залу с каждой новой отброшенной обёрткой всё громче. Некоторые подарки, очевидно, не вмещались в коробки, поэтому находились на заднем дворе здания. Лишь символически в коробочках встречаются ключи, например, от машины или документы на недвижимость.       Он что только не получил сегодня. Но, как обычно бывает, большинство подарков перейдёт владельцу — Чонгуку. За ненадобностью самому Тэхёну. Да и, если говорить честно, рабские именины владельцам не менее выгодны.       Даже если Чонгук максимально сделал всё, чтобы казалось, будто день правда всецело посвящён ему.       В коробках Тэхён находил ювелирные изделия: изготовленные по индивидуальному заказу ожерелья, браслеты, серьги и кольца с драгоценными камнями, такими как бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры. Антиквариат: редкие и ценные предметы искусства, картины старых мастеров, мебель, фарфор и скульптуры.       Коллекционные предметы: редкие книги, марки, монеты и другие предметы коллекционирования, которые высоко ценятся за их историческое или культурное значение. Чонгук особенно оценит, как ему кажется, посуду, потому что сам коллекционирует её, периодически открывая шкафчики, чтобы полюбоваться тем, что удалось достать.       Особенно он горд французским антиквариатом, и постоянно про него рассказывает, хотя Тэхён уже сто тысяч раз слышал.       Нашлись даже путёвки: эксклюзивные туры в экзотические места. Естественно, подарки подобного рода не для него, а для Чон-нима. Но это ни капли не обижает — всё равно не горит желанием покидать пентхаус.       К той же категории подарков «ему, но на самом деле Чонгуку» входят и автомобили класса люкс: Rolls-Royce, Bentley и Ferrari.       Тэхён, позволив себе быть наивным, лучшим подарком выбрал благотворительные пожертвования от его имени детскому дому и больнице. Ранее, для поддержания образа, он бы пошёл на задний двор танцевать стриптиз на какой-нибудь из дорогих тачек.       Метафорично, конечно, но, в целом, выбор бы пал на что-то, что выставило бы его ненасытной, роскошной, беспринципной и меркантильной сукой. Это правда, что удивительно, но многие дедули действительно любят за такими приударить.       Или, может быть, у Кима просто был такой странный опыт.       Завершение бала дарует облегчение. Чонгук, хорошенько выпив, навеселе подходит к нему и виснет на плечах, подобно маленькому ребёнку. Что-то бубнит, пока они идут к машине, но Тэхён спокойно расправляется с ним, пристёгивая без особого труда.       Водитель смотрит на них пару секунд и трогается с места. В кресле тело расслабляется, а глаза непроизвольно начинают прикрываться.       Чонгук подарок так и не подарил под предлогом того, что хотел бы вручить его в приватной обстановке. В целом, Тэхёну всё равно, хотя такая интрига заставляет немного нервничать.       Но вряд ли там будет что-то действительно ценное для него. Материальных подарков у него теперь выше крыши, пусть и воспользуется он только малой долей полученного.       Прав на бо́льшую часть вещей у него нет, а зарегистрированы они скорее всего на Чон-нима.       Когда они приезжают домой, Вилли, как и обещал, встречает шоколадкой.