Послушный, как ветер, надежный, как тень

      Теперь все его внимание приковано к этой лихой компании — и квартира, и Паук забыты, два шара сиротливо простаивают в стороне.       Путь невероятной шестерки петляет через ночь. Из Квинса в Манхэттен, из Манхэттена в Челси, оттуда по кривому метро к Гудзону и снова в Квинс, чтобы через Вудсайд попасть на Лонг-Айлэнд, а там через мост — на 5-ю авеню. Они выходят из метро в дверь кофе, бара, паба. Они выбираются из него на крышу, прямо на проезжую часть. Они пьют литрами (виски, текилу, джин-тоник, пиво, водку, воду, снова водку, ром, коньяк, абсент) и не валятся с ног. Они едят галлонами (все — от луковых колец и картофельных кружков до бифштекса с кровью и ламинарии в меду) и не могут насытиться. На каждой остановке к ним подходят женщины, и ни один не уходит — хотя бы! — без поцелуя.       Дважды они встречают уличных музыкантов, и Рег с восторгом врывается в их тусовку, чтобы сыграть. Его акустическая гитара отращивает электрический шнур, сворачивается в скрипку, вытягивается в виолончель, превращается в барабан, бубен и флейту. На второй раз он тащит за собой Коннорса, возмущенно вопя: «Петь! Ты умеешь петь!» И это правда! Так что теперь везде, где есть караоке или мини-сцена для живой музыки, несчастного доктора суют под микрофон — и его отвыкший за двадцать лет голос дребезжит среди сумеречных, пропахших выпивкой и дурманом стен.       В баре «Долька апельсина» они дерутся. Какой-то молодняк за соседним столом вот-вот начнет безобразную свару — два парня, лучшие друзья и главари, никак не могут поделить девчонку. Рег, выждав момент, молча подходит и задевает их стол бедром. Эффект моментальный. Все семь юнцов подскакивают, как наэлектризованные. Им навстречу встают пятеро мужчин. Драка длится едва ли минут десять, за которые они успевают сцепиться, наораться и помириться. Все со всеми.       Из бара выходят в обнимку, чтобы попрощаться с парнями, зайти в следующий бар — и рассориться уже между собой. Оказывается, что Диллон — девственник. Факт, который очень веселит Озборна. И страшно бесит Диллона. Одно едкое словцо, и Электро бросается вперед, как пес — Марко едва успевает схватить его за локти. Но Озборн продолжает подначивать, игнорируя стоны Октавиуса, и драка завязывается. Они разбивают друг другу губы и носы, обдирают костяшки и оставляют несколько синяков под шикарной одежкой. А на улицу вываливаются вместе. Озборн целует уворачивающегося и истошно ноющего Макса в кровоточащий нос.       Шатаясь, они снова оказываются у Гудзона. Рег запевает песню на незнакомом языке (или он просто настолько пьян, что еле выговаривает слова). Вода разносит его голос на сотни миль вперед и вширь. Ветер ерошит его волосы. Едва показывается хоть сколько-нибудь приличное ограждение, он бросает дудочку, которая когда-то была гитарой, в ближайшую лужицу тени, запрыгивает на него — и бредет уверенно-пьяной походкой по не очень-то широкой полоске из камня и железа, голося во всю глотку. На кульминации — изгибается дугой, так, что кажется, вот-вот упадет.       И падает. Прямо им в объятия. Все воют, смеются, снова воют, обнимаются, целуются, не стесняясь. Зачем? Ночь в самом разгаре.       И посреди этого разгара Озборн просит щемяще трогательно:       — Рег. Ре-е-ег. Можно мы ограбим банк? Ну пожа-а-а-алуйста.       — Нет, — отвечает Рег. И ухмыляется. — Мы ограбим кое-что получше.       Вообще, он должен их остановить. Это его долг — гражданский, супергеройский и вообще. Но Стивен только наблюдает с ухмылкой, как эти клоуны под покровом ночной темноты (или тени) пробираются в финансовый отдел «Контроля Разрушений», чтобы разрушить там все, что под руку подвернется. Часть денег из сейфов Рег сует в карманы своей шайке (хоть Коннорс и Октавиус упираются), а остальное, все через ту же тень, отсылает в несколько больниц, пару питомников и один работный дом.       — Здесь камеры, — говорит Диллон, тычась носом в одну такую.       — А что камеры? — говорит Рег, помогая Марко вытащить еще один мешок. — Они сломаны. На них только тени. Макс, обналичишь еще пару счетов?..       В полночь они резко собираются домой — точнее, их главарь собирается.       — Вы бессовестные единоличники! — заявляет он, когда поднимается гвалт возмущения. — А как же Хэппи? Вы о нем подумали?!       Хэппи встречает их прямо на выходе из портала. Стивен мельком проглядывает запись со второго большого шара и узнает, что он приехал с полчаса назад. Что не мешает ему быть несколько… раздраженным.       — Вот значит как, — говорит Хоган, едва вся ошалевшая компания вваливается в квартиру. — Шляются непонятно где — и без меня! Наверное, еще и выпили… Ну естественно!       — Прости, — говорят Октавиус и Марко.       — Мы купили жрачки, — виновато лепечет Диллон, показывая пакеты.       — И выпивки, — икает Озборн, поднимая два ящика. Смотрит вниз и хмурится. — Э-эй. А где?..       — Выход кончился, красавица, — Рег цокает языком. — Переодевайся в домашнее. Хэппи, — он подскакивает к хозяину и кладет руки на его широкую грудь. Глаза — невинные озера ртути. — Хэппи, прости нас. Тысячу раз! Бессовестно просить тебя о чем-то после… такого! Но я все же попрошу. Взмолюсь! Молю, ты единственный, кто способен сделать наш вечер еще счастливее! Нам для полного счастья не хватает буквально ма-а-аленькой капельки. Ну пожа-а-алуйста.       Хэппи окидывает их непроницаемым взглядом: взъерошенных, потных, раскрасневшихся. Отпускает Рега, идет к одному из шкафчиков, открывает, убирает посуду. И обнажает ряд темных, как самая глубокая ночь, узкогорлых бутылок. Вся банда протяжно стонет. Стивен обхватывает горло, в котором и без того тесно.       Рег визгливо скулит, семеня к Хэппи.       — О-о-о, я уже чувствую, как счастье струится по венам, — говорит он и тянется за бутылкой, встав на цыпочки. — Я чувствую его на языке-е-е…       — Лапы убрал, — лениво тянет Хоган, хлопая его по руке. — Сначала закуска. Боже, скажите, что не веганская! Мэй меня ею уморит…       Они раскладывают подогретую еду из кафе, включают телевизор и откупоривают первую бутылку. Пока вино «дышит», Рег предлагает сыграть в игру. Старую как мир «Я никогда не…». «Если сделал хоть раз, пьешь!» — говорит он.       И все время смотрит наверх. Пристально. Призывно.       В конце концов Стивен ломается и идет за элем, пивом и вином. Они веселятся — почему ему нельзя?! Третий хрустальный шар убран на дальнюю полку. «Мальчишка справится, ему не впервой».       Они пьют ром. Начинает Коннорс.       — Я никогда не… — задумывается на миг, фыркает, — …одевался в женское платье!       Пьют все. Серия смешков, а за ней — буря смеха.       — Я был пьян!       — Я проиграл пари!       — Я был принцессой на детском утреннике!       — Это была шутка!       — Боже, как Тони хохотал…       Стивен, помешкав, пьет. Его все равно никто не видит. Следующий Рег.       — Я никогда не… — щурится, прикусывает губу. Ухмыляется, — …ходил на стрелку с бандитами!       Пьют Озборн, Октавиус и Марко.       — Мы были вместе, — фыркает Озборн, икнув. — Этот придурок приперся с саблей. Саблей, мать его!       — Это был муляж. А ты вообще ничего не взял, — ворчит Октавиус. — Идиот!       — Это была борьба за территорию, — говорит Марко. — Я был строителем, нас крышевали местные лихие парни. Нам надоели их приставания. Мы с трудом ушли, но своего добились.       — Храбрец!       — Мощь!       — За Марко!       За Марко Стивен пьет. Следующий Спрут.       — Я никогда не… просыпался в постели с незнакомой девчонкой!       Пьют Озборн, Хоган и Коннорс.       — Это было по молодости, — застенчиво говорит Коннорс.       — Ко мне девки так и липли, — закуривая, заявляет Озборн.       — Неудобно получилось, — признается Хэппи. — Это была подружка приятеля. Он был хорошим парнем, не хотелось делать ему больно. Я вылез через окно, пока она спала.       Стивен прикусывает щеку — и пьет. «Понимаю, Хоган. Прекрасно понимаю». Следующий как раз Хэппи.       — Я никогда не… убегал от копов вдрызг пьяный!       Пьют Озборн, Октавиус и Рег.       — Мы подрались в баре, — фыркает Октавиус и обменивается улыбками с Озборном. — Ублюдки со старших курсов полезли к Норману, и я дал одному из них в челюсть. А там как раз был кто-то из отделения. Летели через все кварталы по самым темным переулкам.       — Ты был великолепен, дорогой! — улыбается Озборн.       — Надо было утащить приблуду из военнаучного центра, чтобы уничтожить двумерного межпространственного одноглазого демона в котелке, — говорит Рег. — Дядя Форд очень просил. И я для бодрости залил за воротник. Чуть не попался.       Стивен не пьет, только внимательно разглядывает Рега. От выпивки у парня щеки красные и глаза блестят ярче. Красивый он все-таки. Чертовски красивый…       Следующий Марко.       — Я никогда не… — ох, и неприятная у него ухмылочка, — …целовался с мужиком.       Пауза. Все быстро переглядываются. У Макса вырывается нервный смешок. В конце концов, Рег пьет, за ним Коннорс. Озборн, тяжко вздохнув, тоже тянется за кружкой. И, морщась, бьет локтем Октавиуса — «давай пей!» Тот послушно пьет вместе с ним.       Макс, поерзав и покусав губы, тоже пьет. Стивен смотрит на дно кубка.       — Я был пьян! — выпаливает Диллон. — И вообще…       — Да ладно тебе, — улыбается Хоган. — Все молодые парни, у которых есть лучшие друзья, целуются.       — Я не целовался, — фыркает Марко.       — У нас тоже было спьяну, — фыркает Озборн. — У нас с Отто, я имею в виду.       — Они и так поняли.       — У меня по всякому, — улыбается Рег.       — У меня тоже, — говорит Коннорс.       — Чего? Спьяну? Или по всякому?       — Мы с Тони поздно подружились, — с грустной улыбкой говорит Хэппи. — Не успели.       — Плохо, — Марко качает головой. И толкает нахохлившегося Диллона в бок. — Видишь, гомиком тебя никто не назвал. Больше ныл.       Диллон поджимает губы, и что-то внутри Стивена восстает против этой гримасы. Он вскидывает подбородок и с достоинством выпивает до дна.       Черед Макса.       — Я никогда не… — он медлит, моргает. И громко хохочет, — …трахался с мужиком!       Пауза. Еще длиннее, чем предыдущая. Стивен как раз в этот момент наливает сызнова в кубок. Рука вздрагивает, вино льется мимо. Совсем немного остается на дне.       После минутного затишья Озборн изламывает брови. И берет кружку.       — Ну раз уж такое дело… Ладно, шучу! — смеется, поднимая руки.       — Это уже не со мной! — ему в тон хохочет Октавиус.       — Кажется, впервые у нас… — начинает Хоган.       И Рег пьет. На лице — ухмылка, в глазах — чертовщинка. Поднимается гвалт.       — Ну еще бы!       — Почему я не удивлен?       — Дорогой, — сально улыбается Озборн, — кто же этот счастливец?       Не успевает Рег ответить, как к кружке тянется еще одна рука. Гвалт враз обрывается. Коннорс спокойно берет кружку и степенно отпивает. Ставит кружку на стол. Оглядывается, уголки рта слабо приподнимаются.       Мужчины снова переглядываются. Диллон выпучивает глаза.       — Кхм, ну, — говорит Озборн, — ладно Рег. Но ты, Курт…       — Тоже спьяну? — с нервным смешком спрашивает Хоган.       — Нет, — Коннорс качает головой. — Точнее, и спьяну тоже. Я просто… Я ни с кем больше не сплю. Кроме мужчин.       Еще одна пауза. Октавиус смотрит на Озборна, Озборн прочищает горло. Хэппи смотрит на Марко, Марко чешет песочный подбородок. Глаза Диллона, кажется, вот-вот вылезут из орбит.       Рег обнимает Коннорса за плечи и мягко целует в щеку.       — Дураки, — громко шепчет. — Не бойся, я не дам тебя в обиду.       — Да какие обиды, — тут же выпаливает Хэппи. — Мы не осуждаем, Курт!       — Да-да! — быстро кивает Озборн.       — Ни в коем случае, — заявляет Октавиус.       — У всех свои недостатки, — бухает Марко.       На него тут же косятся и шикают, но Рег с Куртом смеются. Макс не спускает с Коннорса взгляда.       — Подожжите, — Макс мотает головой, как пес, которому в уши вода попала. — Подожжите. У тебя ж жена!       Чей-то истерический смех.       — Ого!       — Знаешь, одно другому…       — Что? — изумляется Курт. — У меня нет жены.       — Вот те раз.       — Охрене-е-еть.       — К-как нет?! — на Макса жалко смотреть. — Есть! Жена, сын!       — Еще и сын!       — Макс, милый, — Коннорс мягко касается его руки, — у меня никогда не было никакой жены. И уж тем более сына!       — Кажется, кому-то хватит, — фыркает Марко, хлопнув Макса по плечу.       — Да есть! — вопит Диллон, вне себя от возмущения и растерянности. — Есть, говорю вам! Я сам их видел! Жена темненькая такая, сын белый-белый, на одуванчик похож!.. Я видел их своими глазами!       — Звучишь так, будто дракона увидел, — хмыкает Озборн, почесывая нос.       — Но это правда!       — Макс, хватит придумывать…       — Он не придумывает, — говорит Рег.       И все тут же замолкают. Они расселись за столом, Рег — во главе. Откинувшись на спинку стула, он закинул лодыжку на колено и сидит, покачивая носком сапога и подперев кулаком подбородок. Стивен, помедлив, выпивает все, что осталось в кубке («никто не видит») и с интересом ждет продолжения.       Рег еще ни разу не разочаровывал.       — Миров много, — говорит он вкрадчиво. — Бесконечно много. Но откуда?.. Легко сказать, что есть изначальный мир, точка отсчета, нулевой меридиан, от которого все отталкиваются. Легко, но неверно. Все миры уникальны, даже если между ними минимум отличий. Где-то есть параллельный мир, в котором я сижу не вот так, а вот так, — он меняет кулак с правого на левый, — и только из-за этого он параллельный. Из-за такой мелочи. И тем не менее это уже другой мир, и тот я — другой человек.       — Оке-ей, — тянет Макс. — А с женой это как связано?       — Каждый из вас – существо параллельной реальности, — говорит Рег. Улыбается Хэппи. — Кроме вас, конечно, мистер Хоган. Заклинание составляли не дураки…       — Дураки его использовали, — фыркает Октавиус, и Стивен закатывает глаза.       — …они просчитали, что лучший вариант — надергать пришельцев из разных миров. Этот Курт, Макс, не твой Курт. Вполне вероятно, их линии разошлись в момент мутации одной из аллелей генов, влияющих на формирование сексуальной ориентации. Ты же знаешь, что такое гомосексуальность?       — Да, — уныло кивает Макс. — Эт когда с рождения. Того. Этого.       — Такого вполне достаточно, чтобы линия расслоилась. Ты родился в мире, где Курт счастливый семьянин, — Макс фыркает, — даже не подозревая, что существует еще один его вариант. И вот, — Рег с улыбкой берет руки Коннорса и Диллона и соединяет их вместе, — вы встретились. Вопреки ожиданиям судьбы.       Его глаза на миг поднимаются вверх. Стивен приподнимает бровь. Что? Очередной камешек в его огород? Ох, как он от этого устал…       — То есть все мы, — Озборн обводит стол полукругом, — из параллельных миров?       — Да, — Рег кивает.       — Которые никак не связаны друг с другом?       — Да.       — Откуда ты знаешь? — спрашивает Октавиус.       — Я — ученик демонов, — улыбается Рег, сверкая глазами. — Я знаю все.       Мурашки бегут по спине, и Стивен сжимает в руках бутылку. Рег еще раз целует Курта в щеку и вскакивает на стул.       — Мне ведомы самые страшные тайны ваших душ, — зловещим шепотом заявляет он. — И оттого вы мне дороги сверх меры. Каждый смертный грешен…       — Вот кому больше не наливать, — хмыкает Хэппи, обращаясь к Марко.       — …В каждом из вас живет грех, — продолжает Рег, сощурившись. — И я вижу его. Я вижу вас всех насквозь!       — Удиви! — ухмыляется Озборн.       — Легко!       Рег принимается тыкать в них пальцем.       — Макс — зависть!       Диллон болезненно морщится.       — Флинт — уныние!       Марко грустно кивает.       — Хэппи… свято-о-ой.       Хоган смеется.       — Норман — алчность!       Озборн невесело хмыкает.       — Отто — чревоугодие!       Октавиус смущенно улыбается.       — Курт — похоть!       Коннорс вскидывает брови.       — Ты! — Рег указывает вверх.       Стивен вздрагивает — оловянные глаза смотрят прямо на него.       — Стрэндж — гордыня! — тонко усмехается Рег.       — Он что, за нами следит?! — вопит Диллон.       — Давно уже, — фыркает Рег. — Еще когда мы вышли из квартиры.       — Вот скотина!       — Завидуешь, доктор?!       — А ты? — спрашивает Стивен прямо в шар, и все чертыхаются. Еще бы — голос гулкий, призрачный, идет отовсюду и из ниоткуда. Он ухмыляется. — У тебя какой грех?       — Как это «какой»? — улыбается Рег во все тридцать два. Не улыбка — оскал. — Гнев, разумеется.       — Можно вопрос? — тонко спрашивает Коннорс, помолчав.       — Конечно, моя радость.       — А почему я похоть?       В ответ — звонкий переливчатый смех. Рег врубает музыку через телевизор. Рег говорит: «Забудьте про этого дурака» и указывает вверх. Рег запрыгивает на стол, пинает бутылку с вином, хватает ее, обливая все вокруг, и пьет прямо из горлышка. Бросает Озборну с резким «пей!». Музыка инструментальная. Скрипка, волынка, флейта — электронная гитара. Какой-то дикий мотив, навевающий ассоциации с джунглями или адом. Душе от него неспокойно. Ноги гудят — зовут встать и танцевать, танцевать, танцевать!       Рег танцует прямо на столе. Он открывает еще бутылку и моментально «душит» ее одним глотком. Бросает Октавиусу, потом Диллону, потом Марко, Хогану, Коннорсу. «Их много! Пейте, пейте, пейте!» Его тело гибкое, как у змеи, сильное, как у гепарда, грациозное, как у лани. Глаза злые, как у волка, и хитрые, как у кошки. Рег танцует — и они танцуют вместе с ним. Рег воет — и они воют ему в унисон.       Творится форменное безумие. Столы сдвинуты, стулья разбросаны, маски содраны, и перед Стивеном не люди, а дикари, полусумасшедшие оборотни, взъерошенные демоны. Рег шепчет Максу, что он — «лучший, кого я когда-либо учил». Рег заверят Марко, что его стиль жизни — самый выигрышный, «жизнь слишком опасна, чтобы даже пытаться». Рег выпивает с Норманом два литра вина и съедает с Октавиусом три блюда еды. Сигары и сигареты переходят из рук в руки, и вся квартира затягивается табачным смогом.       В разгар безумного такта, падая со стола, куда он в очередной раз запрыгивает, вереща, как пьяная обезьяна, Рег цепляется за Коннорса. И впивается ему в губы. Вокруг орет музыка, но ее перекрывает общее восторженное — с небольшой долей отвращения — «о-о-о-о!». Коннорс со стоном запрокидывает голову.       Стивен смотрит, как Рег валит его на диван, как сминает губы, как ласкает шею, как Коннорс смеется, закатывает глаза и ерошит темные вихры. К счастью, все заканчивается быстро. Не успевает Рег расстегнуть клетчатую рубашку, как на него выливают ушат ледяной воды, и он с визгом бросается прочь. Хэппи, тяжело отдуваясь, ставит таз на пол.       — Не, не, не, ребятки, — говорит он, пьяный в стельку. — Не в мою смену.       Коннорс, на которого едва попало, ноет: «А меня-то за что?» Рег весь мокрый, как мышь, дрожащий, как наркоман без дозы. Горящие глаза вращаются, как у насекомого, пальцы нервно сжимаются, как у клептомана. Влажные волосы торчат во все стороны, как у ежа, мягкие-мягкие, как подшерсток. Животное, зверь. Ненасытное чудовище.       Рег издает боевой клич и снова бросается в гущу музыки, пота и угара.       — Вы мои! — кричит он, когда его в конце очередной песни обнимает шесть пар трепетных рук. — Мои, мои, мои-и-и-и!       «Это точно». Его люди, его рабы. Рег не демон. Рег — ученик демонов, и это намного хуже. Смертная оболочка скрывает дьявольскую отраву. Рег в сто тысяч раз опаснее — ведь он кажется безобидным. Такой красивый, такой добрый, такой внимательный, смешной, открытый, нежный… Теперь все стало очевидно. Стивен был прав с самого начала. Это приятно. Приятно чувствовать себя правым, даже если другие так не считают.       Особенно если другие так не считают.       Я мог бы им помочь, лениво думает чародей. Мог бы. Но не будет. Они решили выбрать скользкие пути? Решили прогуляться с дьяволом? Что ж. Их выбор. Они насмехались над ним. Они отказались от него. Пусть расхлебывают. Без него.       У него еще есть гордость.