О всех созданиях, лучших и умных

Они идут к Анджело, потому что это рядом с квартирой Шерлока, и потому что Анджело его обожает, а Джону Уотсону срочно нужно встретить как можно больше людей, которые в восторге от Шерлока. Может, Джон сумеет это перенять. Шерлок уверяет себя, что желает данного исхода не по капризу и не на последней волне кайфа от выплеска эндорфинов. Джон кажется практичным человеком, превосходным, полезным, несгибаемым и интригующим. Шерлок чувствует, что такой подход абсолютно эгоистичен, то есть вполне в его характере, когда воображает, что Джон может быть хорош и в расследованиях, поскольку он уже очень хорош в отлове убийц. И уж точно Шерлок не тащит Джона с собой из-за взгляда, который Джон бросает на него снизу вверх из-под светлых ресниц. Заинтересованного и слегка насмешливого. Анджело суетится вокруг Шерлока и усаживает за привычный стол у окна, из которого Шерлоку удобно наблюдать за прохожими и анализировать их. Затем приносит свечу, потому что решил, что это свидание, хотя Шерлок никогда не ходит на свидания. Целью свиданий является соблазнение, а Шерлок вовсе не хочет, чтобы какой-либо представитель хомо сапиенс оказался в непосредственной близости от его трусов. Но когда Анджело зажигает свечку, а Джон, хоть и отмечает, что это не свидание, смиренным кивком позволяет ей остаться, Шерлок приходит к выводу, что у свиданий, наверное, могут быть и другие причины. Такие, как разговор, или попытка узнать больше о человеке, или обсуждение нового дела, или повод уставиться в лицо сидящего напротив. Когда Шерлок осознает, что он все еще пялится что за дьявольщина, он открывает меню. — Заказывай, что хочешь, он действительно никогда не берет с меня плату, — важно заявляет Шерлок. Слова конченого паразита, запоздало догадывается он, закрывает меню и в отчаянии передвигает его несколько сантиметров по столу. — Хороший способ отблагодарить тебя за спасение доброго имени. — Не то чтобы там было много спасать. Ты уже говорил это, когда здесь был Анджело, думает Шерлок и хочет провалиться сквозь землю. Как нормальные люди вообще выносят свидания? Кретины с бешеным либидо и мозгами с грецкий орех, как это им удается? Или способность к свиданиям у нормальных является врожденной, как и желание срывать друг с друга одежду? А это точно свидание? Оно не закончится сексом, но, может, все-таки свидание? И что делать дальше? Наверное, хвалить, решает Шерлок. Людям нравится слушать комплименты. — У тебя неплохо выходит валять по земле людей крупнее себя. Ты только что назвал его недомерком. Если не карликом. Ты самый последний дебил в Содружестве*. Отсутствие у тебя сексуального влечения — явный результат эволюционного отсева, чтобы не портил породу своей недоразвитой ДНК. [ *Прим.перев.: Содружество — межгосударственное объединение Великобритании и большинства бывших английских доминионов, колоний и зависимых территорий. Включает 50 государств, население около 1,5 млрд. человек. ] Джон Уотсон лишь улыбается: — Играл в регби в детстве, веришь или нет. Шерлок вспоминает, как дышать. — Наверное, у тебя талант. Я удивился, я не ожидал, что ты отреагируешь вообще. Это было бесподобно. Джон пожимает плечами. На нем толстый джемпер кремового цвета, из-за которого волосы Джона кажутся темнее, чем золото, но теплее, чем бронза. — Это еще не самый безумный поступок, что я совершил. — Да. Ты вторгся в Афганистан. — Не то чтобы там был только я, — поправляет Джон, улыбаясь. Анджело возвращается к столу с фокаччой в корзинке и розой в вазочке. Поставив их рядом с оливковым маслом, он неприлично подмигивает, словно точно знает, что скоро произойдет, и сердечно одобряет. Шерлоку хочется умереть. Но Джон, похоже, не возражает. — Чем ты занимался в Афганистане? — интересуется Шерлок. — А, пытался спасать жизни, в основном. Иногда даже получалось. Я врач. — Военный врач, — восхищенно повторяет Шерлок. Ты разговариваешь так, словно получил по башке лопатой, осознает он в отчаянии. Такому пленительному созданию, как врач-убийца, вряд ли будет интересна твоя компания. Вся эта новая информация действительно очаровывает. Джон Уотсон, очевидно, не только маленький, быстрый, сильный, веселый, дружелюбный, занимательный и красивый. Он еще и отважный, умный, скрытный, бескорыстный, пылкий, сложный, бесстрашный охотник за адреналином. Похоже, он совершенство. — Итак, ты спасал жизни, находясь под огнем врага, — продолжает Шерлок. — Что было дальше? — Подстрелили. — Но не в ногу. — Нет. Стоп, а ты откуда знаешь? — Джон тянется за кусочком лепешки. — Ты иногда забываешь про боль в ноге. Будь там травма, ты ощущал бы ее постоянно. — Вместо этого я ощущаю странную придуманную фантомную боль, да, — соглашается Джон с горечью в голосе. Шерлок тоже тянется за кусочком лепешки, чтобы чем-то заняться, хотя еще никогда не был менее голоден. Он очень рад, что пальцы не дрожат. Что, черт возьми, случилось с холодным равнодушием? Шум ресторана неприятно давит на уши. Откуда-то снова появляется Анджело, с довольным видом потирая руки. — Ты заказывай, я не голоден, — говорит Шерлок. — Правда? — удивляется Джон. — Хм. Ну ладно. Что порекомендуешь? — Болоньезе. — Подойдет, — кивает он Анджело. — Но ты точно ничего не хочешь? Нормальные люди едят, когда другие едят, чтобы никто не чувствовал себя неудобно из-за еды, осознает Шерлок и мысленно лупит себя еще несколько раз. — Два болоньезе и бутылку Дольчетто, — заказывает он. Когда Анджело исчезает, Шерлок решает, что больше не раскроет рта, пока не будет абсолютно уверен, что оттуда не вылетит очередная чушь. Но, кажется, Джон уже забыл о разговоре про ногу и опять полностью расслаблен. Он наливает на тарелку оливковое масло и окунает в него кусочек хлеба, мягко и непринужденно, словно и не было этого момента напряжения. У Шерлока не укладывается в голове, как состояние человека может так быстро меняться. Словно Джон просто нажал на кнопку и выключил свой гнев. — У тебя есть девушка? — легко спрашивает Джон. Только не эта тема, умоляет Шерлок вселенную. Только не сейчас, не так быстро. Этот разговор всегда всегда заканчивается чьим-то разочарованием в Шерлоке. Всегда. — Нет, не совсем моя сфера, — удается ему ответить. — О. Ясно. Значит, у тебя есть парень? Кстати, это нормально. — Я знаю, что это нормально, — грубит Шерлок, ощущая, как паника нарастает в груди, подобно речной воде, заполняющей рухнувшую с моста машину. — То есть ты свободен. Как и я. Шерлок набирает полную грудь воздуха и ныряет: — Джон, несмотря на то, что мне льстит твой интерес, я считаю себя женатым на своей работе, и совместный обед имеет целью выражение благодарности, как увертюра признательности с моей стороны человеку, задержавшему опасного преступника посередине Гайд-Парка, походя, и не ожидая компенсации, просто на благо человечества, и… — Эй, — перебивает Джон мягко. — Шерлок… я могу называть тебя Шерлок? Все в порядке. Правда. Все хорошо. У меня нет проблем с захватом преступников, особенно если они того заслуживают, окей? Все отлично. Я уже сто лет никого не сбивал с ног, получил море удовольствия. И спасибо за обед. Ты мне ничего не должен, и уж точно не должен объясняться. Пока Шерлок глазеет на нового знакомого, страх отступает. Очевидно, того, что он выглядит идиотом, недостаточно. Он должен выглядеть еще и как истеричный трус. Прекрасно, просто фантастика. — В чем дело? — беспокоится Джон. — Большинство людей говорит не это, — шепчет Шерлок. — А что говорит большинство? Шерлок качает головой, натягивая на лицо обычное нейтральное выражение. Он не планирует отвечать на этот вопрос. Они говорят «урод» или «ты просто еще не встретил своего человека», или «тебя, наверное, насиловали в детстве, и ты блокируешь воспоминания», или «у тебя проблемы с гормонами», или «не нужно мне врать, если я тебе не нравлюсь», или «ты, наверное, настоящий извращенец, если не хочешь об этом говорить». Потом они смотрят на меня, словно я музейный экспонат. Это они не способны слышать, но я, кто чувствует себя, как на витрине, как часы, пластиковые, на батарейках, на которые можно показать пальцем и уйти прочь, а время продолжает тикать. Они говорят «тебе должно быть невыносимо одиноко». А потом они уходят. — Забудь, — говорит Джон. И кажется полностью искренним в том, что признал тему закрытой. Он откидывается на стуле и складывает на груди руки в манере, напоминающей Шерлоку об уюте домашнего очага. — Лучше расскажи мне про наблюдение и дедукцию. Буду рад найти новое хобби. После обеда, который по большей части протекает плавно после прибытия вина и спагетти (Шерлок ковыряется в последних с полным пренебрежением), он оставляет пять фунтов на столе для Анджело и надевает пальто. Джон выглядит сытым и вполне довольным этим фактом. Шерлок придерживает для него дверь на выходе. Уже довольно поздно, и улицы почти пусты. Дождя нет, но веет сентябрьской прохладой. Квартира Шерлока в двух шагах отсюда, но мысль о возвращении к эксперименту (по измерению скорости воздействия щелочи на человеческие ткани) стала вдруг куда менее привлекательной, чем была еще этим утром, когда он вышел из дома. Он больше никогда не увидит Джона Уотсона. Джон вернется на временную работу, упомянутую им ранее, а Шерлок снова будет расследовать преступления или злоупотреблять наркотиками в компенсацию отсутствия дел, а когда он однажды умрет, то никто и не заметит, пока квартира не начнет смердеть. — Ну, приятно было с тобой познакомиться. И необычно. Необычно, но приятно. — Джон протягивает руку. — Будь осторожен и… — Пошли ко мне на кофе, — выпаливает Шерлок. Джон моргает. Потом опускает зависшую в воздухе руку. Переступает с ноги на ногу. — Я, хм… Это… Ладно, если совсем честно, думаю тебе следует знать, что мой ответ теоретически звучал бы «да», но ранее ты сказал… — Кофе значит кофе, — говорит Шерлок, его мысли скачут. — Потому что ты должен знать, кого задержал. У меня дома есть все документы. Я могу рассказать тебе, как я раскрыл дело, у тебя будет полная картина случившегося, что предотвратит появление чувства вины, когда сам увидишь, кого помог задержать. — У меня нет чувства вины, — разумно замечает Джон. И действительно, он не выглядит виноватым ни в малейшей степени. — Я тебе доверяю. — Почему? — Если честно, понятия не имею. — Тебе не нужно мне доверять, ты можешь увидеть своими глазами. Это одно из интереснейших дел. — Много драк, значит? Шерлок не может уверенно определить, издевается Джон над ним или нет. Это напрягает. Он подозревает, что да, но беззлобно — доктор ухмыляется, не скрываясь, пока выясняет время на неуместно дорогом смартфоне. — Ты смеешься надо мной? — Немножко. — Большинство людей не осмелились бы. — Я не большинство. — Я заметил. Пошли, здесь три минуты ходьбы. Ты же хочешь пойти, я вижу. — Что ты видишь? Шерлок поднимает палец, показывая безмолвное «подожди», и возвращается в ресторан. Это риск, но фортуна улыбается храбрым. Подойдя к уже прибранному столику, он стискивает в ладони легкую серебристую трость, притаившуюся в тени у стены, и на мгновение закрывает глаза. Пусть он побудет со мной еще немного, думает он. Молится, скорее, хоть и не знает кому. Я ему пригожусь. Пусть он останется еще чуть-чуть. Пожалуйста. Я отпущу его, когда меня ему станет мало. Когда он появляется в дверях с тростью в руке, Джон поднимает брови и начинает хохотать. Шерлок подбрасывает трость, Джон ловит ее с легкостью и вращает в пальцах. В ней отражаются уличные фонари, мимо проносятся автомобили. — Неудобно получилось, — говорит Джон. — Почему? — Проклятая нога, — тихо вздыхает Джон и улыбается Шерлоку. — Я люблю кофе. * * * — У тебя классная квартира, — восторженно заявляет Джон. Шерлок хорошо это знает. Живя здесь, он едва сводит концы с концами, несмотря даже на значительную скидку у миссис Хадсон, но личного пространства много не бывает, а если денег на аренду не хватает, он находит способ украсть их у Майкрофта. Проживание в Вестминстере стоит того, чтобы потерпеть гневные звонки гадкого старшего братца, кроме того, если ты ненавидишь девяносто процентов людей, когда-либо сюда входивших, то сама квартира просто обязана нравиться, рассуждает он. Шерлок вытряхивается из пальто и пиджака и вешает их, потом деликатно стягивает с плеч Джона черную куртку, пользуясь моментом, чтобы поймать запах доктора. Квартира на Бейкер-стрит технически слишком велика для одного Шерлока, и вторая спальня служит складом для книг и реквизита. Это, действительно, несколько расточительно. Остаток вещей удобно свален на первом этаже, где обои флёр-де-лис, горы химического оборудования и друг Шерлока, череп. Череп — лучший товарищ, которым может похвастать Шерлок. Он никогда не задает вопросов и не пытается его пощупать. Собственно, ему и нечем, так что темы никогда не поднимались. Шерлок ставит руки на бедра и оценивающе осматривается. — Я раньше жил в дыре на Монтегю-стрит, — признается он. — Тут гораздо приятнее. — Тебе подходит. — Да. Джон ставит трость у кресла, развернутого передом к окну. Улыбается. Сердце Шерлока исполняет маленькое сальто, но определить тому причину возможным не представляется. — Я сделаю кофе. Черный? Не уверен, есть ли молоко или сливки. — Шерлок засовывает голову в холодильник: там два лошадиных копыта и баночка с ногтями. — Чёрт. Но у меня есть Бейлис, где-то, мне кажется. И сахар. Сахар точно есть. Или виски, — включив кофеварку, Шерлок пытается сосредоточиться, потому что ему наплевать на кофе. — О. Чего у меня нет, так это кофе без кофеина. Если хочешь, я могу сбегать вниз в «Спиди» и… — Обычный черный вполне сойдет. — Джон присоединился к Шерлоку в кухне и с любопытством озирается. — На службе привыкаешь есть, что дают. Сорт в любом случае не важен — я могу, в сущности, заснуть по приказу. — Из-за медшколы или афганской войны? — Ну… — Джон снова улыбается, на этот раз туже. — Сложность, скорее, в том, чтобы оставаться спящим. — У тебя посттравматический синдром, — заключает Шерлок. — Это ясно как день. Периодический тремор левой руки, фантомные боли в ноге, бессонница, притупленность эмоций, немотивированная бдительность. Классический ПТСР, возможно, есть также непрошенные галлюцинаторные переживания и чувство нереальности происходящего, похожее на сон, когда ты не уверен, настоящие ли вокруг мир и покой, вся эта тоскливая обыденность, впрочем, не важно, потому что тебя она мучает в любом случае. Когда ты свалил убийцу, ты был совершенно спокоен, следовательно, причина не в стрессе и не в сценах насилия на гражданке, только в бездействии. Скука. Сон. Спокойствие. Восхитительно. Война тебя изменила, но не сломала. В каком-то смысле ты с нее не вернулся. Смерть, сложные условия, постоянный высокий риск. Ты привык к насилию, от этого не отучишься, и тебе кажется, что та жизнь, служба в вооруженных силах, лучше, чем настоящая, даже если это иррационально по большинству стандартов, тем более, учитывая, что ты наверняка видел смерть друзей. Травма, пережитая тобой, здесь действует на реверсе: опасность ощущается нормой. А спокойствие тебя ужасает. У Джона отваливается челюсть и несколько раз подергивается, прежде чем ему удается её поднять. Синие глаза темнеют и кажутся черными. Джон проводит рукой по шее, потирает затылок. — Ого, — спокойно говорит он. — Ты не обиделся? — Ты хотел меня обидеть? — подчеркивает Джон, опираясь на кухонный стол. Шерлоку очень хотелось бы ответить на вопрос, но он обнаруживает, что может лишь молча стоять в своей рубашке стального цвета и смотреть сверху вниз на доктора, вероятно убившего немало врагов. Упомянутый доктор либо в шоке, либо зол, и если последнее, то Шерлоку хочется уползти в канализацию. Он будет жить в коллекторе Базалгета* с остальными крысами, тараканами и клопами. Но он не может подобрать слова. ПТС, очевидно, является плохой темой для разговора, но у Шерлока отсутствует такт. Обычно это не проблема, ну, точнее, иногда это проблема, не то чтобы ему есть дело до того, что о нем думают слюнявые идиоты, и не то чтобы важно, что его ненавидят все за редким исключением, это ничего не значит, ему и одному, в общем, неплохо, разве нет, ему отлично, но если он обидит Джона Уотсона, то Джон Уотсон уйдет, а это невыносимый исход. [ *Прим.перев.: Джозеф Базалгет (1819 — 1891) — инженер, создатель канализационной сети центрального Лондона. ] — Ты не хотел, — вслух размышляет Джон, снова выпрямляясь. — Боже. Ты действительно не хотел, да? Ты просто толкаешь людям речь, а что из этого получится в итоге — не твои проблемы. И так снова и снова, да, как игра в двадцать одно, пока в итоге не выложишь слишком крупную карту и не проиграешь. И что тогда происходит, в смысле, обычно? — Люди уходят или плачут, — докладывает Шерлок. — Иногда бьют меня в лицо. — Я, пожалуй, понимаю, почему им кажется, что это отличное решение. — Я не очень хорош в самоцензуре, — признает Шерлок. — Не вижу в этом смысла. Но ты не совершил ни один из этих поступков. — Так мне еще и кофе не налили. В Шерлоке вспыхивает искра надежды: — Ты правда не сердишься? — Было бы низко с моей стороны, ведь я подозреваю, что всё, что ты сказал — правда. Из Шерлока вырывается хохот, неуместный целиком и полностью, но он потрясенно обнаруживает, что Джону тоже весело. Джон отворачивается в сторону, фырканье готово превратиться в смех, и это, наверное, лучше всего, что Шерлок Холмс когда-либо видел в жизни. Джон выглядит на десять лет моложе, он щурится от смеха и у него морщинки вокруг глаз, мышцы корпуса сведены, словно он балансирует на палубе корабля, да, они оба пираты, и дует солёный бриз, капер прямо по курсу, они только что расстреляли невольничье судно, освободили пленников, забрали всё золото и, если откровенно, то… Откровенно, это красиво. Шерлок замечает, что перестал смеяться. Джон тоже прекращает, чуть позже. — Что это? — спрашивает он, изменившись в голосе. Шерлок бросает взгляд туда, куда смотрит Джон. Ох. Джон, как выяснилось, уже читает последнее письмо, и, как выяснилось еще раньше, конкретно это письмо весьма неприятно, даже хуже остальных двухсот шестидесяти одного. Шерлок получает их почти ежемесячно лет с одиннадцати. Они ему не нравятся, как не нравится и потеря превосходного душевного равновесия, которую они всегда, всегда вызывают, хотя, конечно, получение очередного послания — повод отточить интеллектуальные навыки, — он почти болезненно ощущает, как обостряется его ум, словно о точильный камень, пока глаза просматривают бредовые строчки. Конкретно это письмо содержит следующее: Дорогой Шерлок, Через неделю я выхожу! Надеюсь, ты тоже рад? Мы построили столько совместных планов за эти годы, я просто не могу дождаться. Я унесу с собой столько воспоминаний, драгоценных для меня моментов: например, тот день, когда кое-кто пытался меня запугать, а я лишь пнул его в яйца несколько раз, хотя мог избить до смерти; или тот раз, когда в душевой слишком заигрались, немного грубовато, если ты знаешь, о чем я, и мне не очень понравилось общее направление флирта, сам понимаешь, болела голова, и я ткнул его в глаз авторучкой (он потом утверждал, что сам это сделал и по психическому состоянию не может остаться в тюрьме, какой очаровашка, таааакой умный!), а когда его прошение о переводе отклонили, я таки позволил ему жить, хоть ему и не очень хотелось, когда я с ним закончил, если ты понимаешь, о чем я; или моменты, когда каждое лицо вокруг казалось мне твоим, твоим чудесным лицом, которое я видел в прошлом году в газетах, в связи с делом о контрабанде алкоголя, Вэмберри, кажется, звали того негодяя (ты потрясающий, ты это знаешь?), и я просто разглядывал твой снимок, и думал о том, что до сих пор не сжёг твои сладкие, сладкие губки плойкой. Я уже считаю дни, моя душечка. Джим Джон тянется к листу и придвигает его поближе. — Что за ушлёпок это написал? — рычит он. — Я отправил его в тюрьму, когда мне было десять, — тихо отвечает Шерлок. Джон в ярости. Это очень тихое бешенство. Он, кажется, стал еще меньше, словно лев на охоте, крадущийся в высокой траве, и шокирующе легко представить, как Джон бросается на жертву и разрывает ее на куски. У Шерлока дух захватывает от этого нового Джона, а еще он немного ошарашен. Почему его так разозлило письмо? Дрянь, конечно, та ещё. Но к Джону отношения не имеет. Левый кулак Джона сжимается и разжимается несколько раз, словно готовится к действию. Тремора как не бывало. — Рассказывай, — говорит он. Шерлок пускается в подробное изложение дела Карла Пауэрса, кроссовок и его одиночной кампании по борьбе со злом. Он даже не подбирает слова, столько раз рассказывал эту историю, но Джон выглядит полностью ею поглощенным. Шерлок решает, что причина в том, что преступление Джима Мориарти было бы необыкновенно умным даже для взрослого человека, что уж говорить о маленьком мальчике, поэтому замедляет темп и включает в рассказ больше деталей и красок. Не обходит пустяков, таких, как чувствовал себя, когда увидел в первый раз Новый Скотланд Ярд: был немного разочарован, потому что всегда представлял здание как мрачную, громадную крепость, мощную и удивительную, а взамен увидел что-то вроде банка. Потом объясняет, что Мориарти вполне корректно упрекает Шерлока за упущенное детство, поэтому планирует отсечь ему уши, засолить и выслать Мамочке. Шерлок уже научился бесстрастно это обсуждать, поэтому его голос спокоен. — А полиция что, ничего не сделала? Шерлок пожимает плечами: — Ну, он имеет право писать письма. — Но не изводить тебя. — Это понятно. Но они всегда содержат полезную информацию. Он понемногу рассказывает о себе в каждом письме, и если всё взвесить, то лучше их получать. Например, раньше он содержался под строгим режимом, потому что выяснилось, что он занимался вымогательствами через освободившихся приспешников, и, получив это письмо, я могу сделать вывод, что его снова вернули к другим заключенным. Это полезно знать. Он оброс связями за время заключения до такой степени, что человек предпочел солгать, что выколол себе глаз, нежели указать настоящего виновника. Тоже полезно. Знает, как я выгляжу. Полезно. Джон кивает: — Я об этом не подумал. Глупо с моей стороны. — Да, но большинство людей — идиоты, — соглашается Шерлок. Джон кашляет, чтобы скрыть смех. Качает головой: — Шерлок, это кажется мне серьезным. Очень серьезным. Ну, ты знаешь… смертельно серьезным. Шерлок вспоминает, как впервые попробовал героин, в общем, случайно, в возрасте двадцати трех лет, когда еще посещал несвязанные между собой, но полезные с точки зрения расследований курсы в университете. Это случилось перед Рождеством, сразу после выпускных экзаменов. Однокурсники закатили огромную вечеринку, где обращались с ним как с призраком, практикуя технику «игнорируй-проблему-может-исчезнет», которую начали применять после того, как обнаружили, что он очень привлекателен, но не заинтересован, очень умен, но не даст списать, и держится на дистанции, но в любую секунду готов прилюдно рассказать, кто с кем спит. Постояв в одиночестве, как человек-остров*, пока музыка била по ушам, он серией быстрых дедукций определил, у кого лучшая дурь** и кто мог бы согласиться на бартер. Незабываемо неприятный и негигиеничный минет в неописуемо загаженной ванной комнате обеспечил Шерлоку тем вечером совершенно астрономический приход в его новой квартирке, но потом он обнаружил очередное письмо Мориарти в маленькой горке корреспонденции. И тот факт, что врагу потребовалось менее месяца на то, чтобы узнать о переезде Шерлока из общежития на Монтегю-стрит и адресовать письмо правильно, вызвал в нем дикую, усиленную наркотиком, панику. В течение минуты он даже подозревал, что Мориарти не придется его убивать, потому что сердечный приступ прикончит его первым. [ *Прим.перев.: * "человек-остров" — аллегория к Джону Донну, английскому поэту и священнику, точнее, проповеди "По ком звонит колокол"; ** "дурь" (сленг.): героин, марихуана и ее производные.] В тот раз Мориарти планировал отрубить колуном его руки и ноги, а потом держать на аппарате жизнеобеспечения до девяноста лет. — Серьезно, да, — вздыхает Шерлок. — Дай свой телефон. Бровь Джона приподнимается: — Зачем? — Потому что мой — на другом конце комнаты в кармане пальто. Джон выглядит немного раздраженным, но достает мобильник. У него есть брат-алкоголик, недавно развелся. Интересно. Шерлок быстро набирает «Еще одно. ШХ» и отправляет Майкрофту, потому что Майкрофт умеет очень нудно настаивать, а Шерлок и так откладывал это бремя с самого утра. Потом он заходит в контакты Джона и добавляет запись Шерлок Холмс вместе с номером, отчаянно надеясь, что Джон не заметит его действий и не прервет его. Ему удается. Эти мгновения похожи на тест, есть ли бог на свете, похожи на ставки в рулетке и похожи на отчаянные меры. Закрыв контакты, он возвращает телефон Джону. — Черт, посмотри на время, — бормочет Джон. — Мне действительно пора, ладно? Спасибо, что пригласил, и за обед. И что рассказал про того подонка. Это был очень интересный день, но завтра с утра мне нужно быть на работе. — Тоска, — фыркает Шерлок. — Да, но я беден, — усмехается Джон. Он возвращается в гостиную за тростью. — И я хочу успеть поспать хотя бы шесть часов, а живу я на другом конце Лондона. — Спать скучно. — Только не мне, — говорит Джон, и в его голосе опять появляется мрачная нотка. — Уж поверь. Джон надевает куртку, и Шерлок провожает его до двери. В этот раз Джон не улыбается, пожимая ему руку. Он прикусывает губу. Его близость и ощущение неминуемой потери разрывают Шерлока физически, как гравитация или магнетизм, словно они с Джоном вырабатывают противоположные заряды или словно плотность Джона гораздо, гораздо больше его реальных размеров. Шерлок подозревает, что в обеих гипотезах есть доля правды. — Ты будь осторожен, ладно? — говорит Джон. — Я серьезно, ты… Просто это очень паршивые письма, очень. Держи глаза на затылке, прошу. Джон уходит, и Шерлок закрывает дверь, запирая её на ночь на замок. Потом прислоняется к ней спиной и оседает на пол. Тишина. Как всегда. С этим ничего не поделаешь, если только не встать и не начать терзать скрипку. Тишину следует ожидать. И все же. Его квартира опять стала квартирой. Совсем недолго его квартира была миром в стеклянном шаре, где кружили в хороводе и мерцали снежинки, и все было другим, все было ярче. Что выбрать сегодня, устало думает Шерлок, позволяя голове отклониться назад, морфий или кокаин? С тех пор, как он связался с Лейстрейдом, он вынужден быть более осторожным. До сих пор скрываться удавалось, хотя доза иногда недостаточна для его целей, а приходы случаются только после недели или более воздержания. Уколоться хочется каждое утро, и он воздерживается каждое утро, в надежде, что появится дело, требующее его участия. Но когда день проходит, оглушительную тишину в квартире становится невозможно выносить стоически. Тиньк. Встав, Шерлок лезет в карман пальто и достает телефон. Сообщение с неизвестного номера. Ловкий ход. Похоже, ты сделан по образу и подобию кого-то другого, да? Пространство расширяется, потом сжимается, и приходит ощущение Большого Взрыва, мчавшегося сквозь вселенную, а потом вернувшегося в простую квартиру на Бейкер-стрит, где подушка "Юнион Джек", на фасаде высокие окна, а сигареты спрятаны в носке персидской туфли. — Ох, — выдыхает Шерлок. Думаю, я его превзошел. ШХ Ответ приходит шесть минут спустя, и Шерлок замечает, что всё это время стоял неподвижно, не отрывая глаз от телефона в руке. Ну, если тебе понадобится еще кого-нибудь сбить с ног, ты знаешь, где меня найти. Шерлок разглядывает едва завуалированное предложение, замерев, как кролик перед удавом. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Никто не хочет общаться с ним добровольно. Ну, может, Молли, но Молли явно спятила. Он всё еще таращится в телефон, когда приходит новое сообщение. Хотя, наверное, ты и сам отлично справляешься. В любом случае, спасибо за спагетти, приятель. Рад был помочь. — Нет, нет, нет, нет, — шипит Шерлок, бешено печатая. Надежный партнер всегда пригодится. ШХ На этот раз, ожидая ответ, он кружит по комнате, маниакально растирая пальцами скальп. Предполагается, что я пишу блог для моей терапии. Обычно там всякая хрень, но сегодняшний пост будет несколько лучше, чем всегда. Что ты думаешь о блогерах? Они могут пригодиться? Мысль о Джоне, пишущем про их день, удивительна, но странно привлекательна, как дневник или мемуар. Даже очень. ШХ Шерлок отправляется в спальню, не выпуская из рук мобильник. Следующее сообщение приходит, когда он натягивает мягкую пижамную рубашку, и, чудом не удавившись в попытке вырваться из рукавов, он хватает телефон. Правда? Большинство людей лишь ноют о том, как ненавидят свою работу, и выкладывают снимки того, что едят. Мой последний пост был про мою стирку. Когда люди хранят свою жизнь онлайн, это бывает полезно в расследованиях. Почему стирка? Ее украли? ШХ Нет, ничего столь захватывающего, просто грязные вещи, а написал, чтобы отвязаться от Эллы, моего терапевта. Со мной никогда ничего не случается. Хоть это и нелогично, Шерлока захлестывает горькая ревность: Корона платит деньги какой-то Элле, чтобы та регулярно общалась с Джоном Уотсоном, а ведь она явная идиотка, и всё очень очень очень несправедливо. Но сегодня ты случился с Эбернетти. Довольно сильно, на самом деле. ШХ Да, пожалуй. И запястье потянул. Стоило того? ШХ Шерлок сворачивается на диване в клубочек вместе с телефоном, сна ни в одном глазу. Он притворяется, что в ожидании ответа на этот вопрос у него не подвело живот. Но когда телефон, наконец, пищит в его руке, он почти не может заставить себя прочитать сообщение. О боже, да. Улыбаясь, Шерлок сжимает и разжимает пальцы ног, потом лениво потягивается, как кот. Поужинаем? ШХ Что, ты опять голоден? Ты же только что съел целых два глотка макарон! Я не голоден. Поужинаем? ШХ Это бессмыслица. Ну ладно. Где-нибудь в конце недели? Спишемся. Это сигнал заткнуться, который Шерлок распознает, но у него нет никакого желания снова оставаться в одиночестве. Расскажи мне о войне. ШХ Что, сейчас? Да. Ты сейчас ничем не занят, ты едешь в автобусе. ШХ Почему ты всё время пишешь свои инициалы? И откуда ты знаешь? Зевая, Шерлок заваливается на бок, уткнувшись лицом в спинку дивана, потому что так гораздо уютнее. Логика. Ты сказал, что беден, следовательно, машины у тебя нет, и равно маловероятно, что ты позволил себе такси, ну а раз ты пишешь мне, ты явно не в метро. ШХ Прежде чем приходит ответ, проходит несколько минут, когда он молит вселенную не позволить Джону обидеться на резкое беден, даже если Джон сам так сказал. Иногда, вспоминает Шерлок, люди говорят о себе неправду в надежде, что их опровергнут. Но Джон не кажется одним из них. Изумительно. Вытянув палец, Шерлок проводит кончиком пальца по буквам. Почему от них возникает странное чувство тесноты в груди, и ноет сердце? Элементарно. ШХ Мучительно медленно проходят еще несколько минут. Война была жаркой, грязной и жестокой. Они переписываются еще час. Иногда Джон не отвечает по несколько минут, тогда Шерлок впадает в отчаяние, а иногда ответ приходит немедленно; ответы про оружие и ручные гранаты, американцев, кровотечение, повстанцев, химическое оружие, и как ощущается брюшной тиф, и Шерлоку кажется, что он чувствует запах пустыни прямо здесь. И всё благодаря серии коротких сообщений. Изумительно. Больше чем изумительно. Что-то глубже. Наконец Джон присылает: Я дома. Ложусь спать. Почитай уже что-нибудь. Какую книгу посоветуешь? ШХ Зарывшись поглубже в подушки, он ждет ответа Джона. Но тот всё не приходит, и Шерлок чувствует, что глаза закрываются, и позволяет себе дрейфовать в тишине, полностью забыв про морфий и кокаин, положив ладони с мобильником лодочкой себе под щеку. Он просыпается на следующий день достаточно поздно, чтобы осознать, что жить, вероятнее всего, осталось неделю, а он так и не приготовил кофе Джону Уотсону.