О всех созданиях, лучших и умных

Тренируя сосредоточенность, Шерлок изучает трапецию, образуемую четверкой — им самим и Джоном перед кухонным столом и Майкрофтом с Шинвеллом на фоне все еще распахнутой входной двери; дымный бриз щекочет обнаженные лодыжки Шерлока. Взрыв всё еще звенит в ушах, высоко и пронзительно, как радиопомехи, и никто ничего не говорит. Это решительно весьма необычно. Джон взбесится куда сильнее, если тишина продлится еще немного, полагает Шерлок и открывает рот в порядке превентивной меры. — Закроешь за собой дверь? — язвительно спрашивает он брата. — Немного сквозит. Джон не смеется, вместо этого он занимает более широкую стойку легким движением — Шерлок уже знает, что это значит, и радуется, что шутка помогла. Струящийся сквозь окна воздух пахнет осенью и ноткой горечи, хорошо ощутимой под кислой вонью органического топлива, едкого, как чистое зло; сажа оседает на обоях и досках пола. Майкрофт с восхитительно возмущенным выражением поворачивается, чтобы закрыть дверь, но замирает, услышав шаркающие шаги ног в тапочках. Один человек. Весом не более пятидесяти килограммов, с больным бедром. Джон смотрит на Шерлока, потом на пистолет, и Шерлок качает головой. — Мальчики! — кричит миссис Хадсон. — Мальчики… о, мальчики, с вами всё в порядке? Миссис Хадсон врывается в комнату, в ее тонких волосах фиолетовые бигуди, милое лицо выглядит неестественно бледным без привычных румян. Она сразу подходит к Шерлоку, и он, завидев ее, ощущает знакомый болезненный укол совести, и протягивает руки, и берет в свои длинные пальцы её тонкие локти. Миссис Хадсон дрожит, неотрывно глядя на выбитые окна. Миссис Хадсон не должна дрожать… это противоречит всем разумным принципам. Она пахнет ромашкой и тонким медным ароматом её квартиры. — Я дремала перед телевизором: когда состаришься, всегда хуже спишь, с травяными настойками или без, и неважно, насколько ты устал в течение дня, бегая по хозяйству туда-сюда без перерыва и... — она всхлипывает. — О господи, IOU, Шерлок, что бы то ни... — Да заткнитесь вы, миссис Хадсон, — рычит Майкрофт, закрывая двери. — Майкрофт! — выкрикивают одновременно Шерлок и Джон, в то время как: — Право, мистер Холмс, наверное, мы можем сделать над собой усилие и попытаться быть повежливее даже при таких прискорбно сложных и беспрецедентных обстоятельствах, — не одобряет Шинвелл Джонсон, скрестив над животом толстые руки. Майкрофт удивлен этими протестами в достаточной мере, чтобы отступить на дюйм, скривившись, словно вместо сливок выпил сок лимона. Шерлок не испытывал такого удовлетворения вечность. — Так, вы добрались сюда на машине? — спрашивает Джон Майкрофтa, осторожно высвобождая миссис Хадсон из защитной хватки Шерлока. Потеря досадна: ее прикосновения успокаивали — этот столь человеческий трепет и бездонная вежливость, — но Шерлок отпускает её. — Что? — рявкает Майкрофт. Это самый лучший взрыв, в котором я когда-либо участвовал, полагает в неуместном восторге Шерлок, наблюдая за бурлением брата. А их было несколько. — Ты меня слышал. У тебя все в порядке со слухом. Твоя машина, она внизу? — настаивает Джон, забирая пистолет. — Да, за углом, на Марилебон-стрит, хотя зачем тебе... — Твоя секретарша, как-её-там, элитная цыпа, которая меня похитила, ждёт внутри, полагаю? — Джон кивает. — Отлично. Миссис Хадсон, пойдемте со мной. Внизу ожидает дорогой автомобиль, и леди по имени Антея сейчас отвезет вас в отель, хорошо? Она выберет совершенно безопасный отель и организует вам наряд охраны, не так ли, мистер Холмс? — О боже, — вздыхает миссис Хадсон и взмахивает рукой. — Я только... дайте мне минутку надеть пальто, я... То есть... но это же не умышленно… Шерлок, это был несчастный случай, не так ли? Это же не... это ведь не он сделал? Шерлок не впервые находит повод пожалеть, что миссис Хадсон знает о нем абсолютно всё. Вспоминает, как испугался после одного отходняка еще на Монтегю-стрит, потому что его ум полностью замер, просто увяз в инертной, застывшей паузе, а миссис Хадсон колотила в дверь и застала его в компании шприцов, вороха журналов по криминалистике, бутылки виски и пустой коробки, где когда-то (возможно, на прошлой неделе) была пицца, и разбросанной плеяды писем Мориарти, в которых не было ни следа системы. Ах, мой бедный мальчик, сказала женщина, чьего мужа он послал на смерть и которую сумел от себя не оттолкнуть, теперь ты пойдешь со мной, сказала она тоном, которого Шерлок никогда не слышал от матери, даже когда был совсем маленьким, мы пойдем прямо домой и вместе со всем справимся, вот увидишь, завтра утром все будет хорошо, потому что утро вечера мудренее. Идём из этого места, мой милый. — Если даже забыть о том, что улицы редко взрываются по собственному желанию, я склонен предположить, что граффити служит достаточным признаком злого умысла, — любезно отвечает Шерлок. У него нет желания высмеивать её за вопрос, срезать острым словом... ему следовало знать, что Бейкер-стрит не безопасное место: нужно было сразу убирать отсюда миссис Хадсон. Он ненавидит себя за упущение. Ненавидит дрожь её рук. Ненавидит, что её пальцы теребят полу махрового халата. — Хватит ныть, миссис Хадсон, вы отлично знаете: на траекторию пули это не влияет. Джон прав. Он проводит вас вниз. Мой брат только что отправил СМС своей секретутке... простите, ассистентке, ведь так называется эта должность... чтобы она о вас позаботилась. Идите. — Но Шерлок, как я могу, в то время как ты... — Со мной всё будет хорошо, — улыбается Шерлок. Знает, что его глаза не улыбаются, но в данный момент это всё, на что он способен. — Майкрофт. СМС. Вместо того чтобы начать вводить текст, Майкрофт, поджав губы, нажимает кнопку быстрого набора. Джон, коснувшись мимоходом плеча Шерлока, уводит миссис Хадсон вниз по лестнице, пока Майкрофт инструктирует Антею. Всё вместе занимает две с половиной минуты, и, когда Джон возвращается — босой, со светлыми волосками на груди, встопорщенными от холода, пробравшегося под великоватый халат, — Шерлок продолжает разглядывать своих гостей в немой враждебности. — Итак, — бесстрастно говорит Шерлок, когда Джон захлопывает дверь. — Итак, — соглашается Джон, снова положив пистолет на стол. — О, разве это не прекрасно? — тянет Майкрофт, окидывая гневным взглядом осколки стекла. — Совсем как семейная встреча, только более... атмосферная. Должен признать, мистер Джонсон, что не ожидал встретить вас здесь сегодня. Я предполагал застать моего брата, конечно, и неразумно было бы с моей стороны не предполагать присутствия его нового... о, какая жалость, должен признать, что затрудняюсь подобрать подходящее определение, поскольку, невзирая на крайнюю опасность нашей текущей ситуации, мы, кажется, застали его в состоянии некоторого déshabillé... — Доктор вполне подойдет, — говорит Джон, прислоняясь бедром к спинке дивана. — Или еще вариант: капитан. Если желаете. Для госслужащих самый уместный. Он уже в ярости, понимает Шерлок, и это только усиливается. Нечто осязаемое между ними изменилось. Нечто, не имеющее ничего общего с сексом, хотя Шерлок понимает, что в менее насыщенных обстоятельствах он мог бы принять это за близость, возникшую из-за событий вечера — того внезапного ослепительного ощущения, когда сердце Джона отчаянно колотилось в тонкую кожу ног Шерлока, того, как те биения сравнялись с пульсом, трепещущим в его глотке между неровными вдохами. Это было... невозможно описать словами, потрясло слишком всецело для банальных слов, хотя Шерлок допускает, что мог бы попытаться нарисовать диаграмму. Нет. Они поцеловались — вот что изменило всё. Это не должно иметь значения, точно так же, как и всё остальное не должно — все пустяки, которыми они делились, не должны ни на что влиять, но влияют. В глобальном масштабе — влияют. Шерлок фактически вдохнул Джона, впитал его телом, пригласил его в места, где еще никого не было, сделал Джона своим воздухом, напитал свои клетки сутью Джона, и теперь, глядя на напряженные плечи и сжатые губы, Шерлок знает, что сейчас случится нечто необычное. Он предчувствует будущее Джона, как особенно чуткие люди ощущают приближение бури. Тем временем в груди Шерлока появляется некоторое беспокойство. На сколько хватило бы Джона, задумывается он, если бы мы не вдохнули друг друга. Несколько недель, учитывая обстоятельства? В других обстоятельствах — годы? Не то чтобы я знал что-либо о данной сфере, в конце концов. Майкрофт поворачивается, чтобы изучить сияющее желтое I-O-U, и издает звук, похожий на особенно злобное урчание. — Доктор или капитан. Какой занимательный выбор вариантов. Да, как же я мог забыть хоть на миг, действительно, так предусмотрительно со стороны моего брата завести в одном лице и личного врача, и телохранителя, тогда как всё, что требуется от него взамен... впрочем, не хочу быть неделикатным, тем более Шерлок, невзирая на физическую нерасположенность, стал уже столь искусным в обмене услуга за услугу, что, пожалуй, может называться профессионалом. Шерлок чувствует, как уши начинают гореть, и на мгновение всерьез задумывается, не свернуть ли шею Майкрофту собственными руками. Это посильная задача, несомненно. Проверено на каминной кочерге. Но стыд, ощущение, которое он себе никогда не позволяет, потому что это лишь долбаный транспорт в любом случае, обмен одних химических реакций на другие, идеальная справедливая система бартера веществ, словно заполняет ноги свинцом. Джон не должен был это узнать, Джон никогда не должен был... — Ну уж, — кашляет Шинвелл Джонсон, покраснев. — Это, мистер Холмс, прошу простить мою попытку внести здесь свои три копейки, как сторонний наблюдатель и все такое прочее, к нашему делу не относится, дела давно минувших дней... — Шерлок, знаешь что? По-моему, рукава твоего халата мне длинноваты, спасибо за предложение, — объявляет Джон и сбрасывает халат на пол. Майкрофт и Шинвелл изумленно смотрят, как обнаженный Джон Уотсон приближается к ним мягкой поступью болотной рыси, и Шерлок запоминает это для дальнейшего изучения, поскольку сейчас его способности к наблюдению затруднены из-за сводящей живот смеси восторга и ужаса. — Слушай меня внимательно, потому что повторять не буду, — шипит Джон. Упирается руками в узкие бедра, мышцы напряжены, вена на шее пульсирует, жилы натянуты в праведном гневе. — Чего твой братик делает в кровати, не твоя забота. Чего я там делаю, точно не твоя забота. — Что, — поправляет Шерлок автоматически. — Спасибо, любимый. Прости, что. — Джон облизывает губы, глядя в перекошенное лицо Майкрофтa, и у Шерлока переполняется сердце. — И если тебя колбасит, что ты увидел меня с голой жопой, то, блять, в другой раз звони перед приходом, особенно после внепланового взрыва. Я провел много месяцев в пустыне, опасаясь, что меня подстрелят, каждый раз, когда выходил наружу посрать в пакетик, и вытряхивал песок из мест, о существовании которых ты даже не подозреваешь, и не узнаешь о них, пока не съездишь на такую экскурсию, рядом с которой Майванд — милый курорт. А теперь я иду в нашу спальню, чтобы одеться, — не потому, что у тебя такое выражение лица, нет, оно как раз мне очень нравится, приятель, — но лишь потому, что наши долбаные окна сейчас не в лучшем состоянии, и есть все шансы отморозить яйца. И лучше, чтобы здесь был чай, когда я вернусь. Джон разворачивается на пятках и шагает прочь. Шерлок помалкивает, наблюдая, как его брат пытается оправиться от недиагностированной ранее формы апоплексии. Царит молчание, золотое, мерцающее, как свет уличных фонарей, отражающийся в море битого стекла. — Это была, на мой взгляд, при всем уважении и не стремясь к конфликту, мистер Холмс, не могу не констатировать, самая безумная вещь, которую я в жизни видел, включая период моей, кажется, ранее кратко упомянутой, карьеры торговца оружием на Балканах, — каким бы кратким и одновременно прискорбно ярким этот эпизод ни был в моей жизни, — говорит в конце концов Шинвелл, потирая челюсть и ухмыляясь. — Он вторгся в Афганистан, — признает Шерлок, пожимая плечами, потому что театральный поклон, вероятно, испортил бы момент. А потом идет ставить чайник. *** — Наблюдение, разумеется, — холодно отвечает Майкрофт на вопрос, что именно привело его на Бейкер-стрит, игнорируя чашку с чаем, которую ставит Шерлок рядом с креслом, даже не взглянув на нее. Поскольку и Шинвелл, и Майкрофт обуты, Шерлок махнул им на кресла и узурпировал диван для себя и Джона, перед этим забрав из камина домашние тапочки. — Мы обнаружили аберрации показателей газа, указывающие на утечку или прорыв, а любые нетипичные факты поблизости от Бейкер-стрит изучаются моими людьми с максимальной тщательностью. Кроме этого, уличные камеры показали, что дорожная инспекция перекрыла траффик по обе стороны вашего квартала. Я приехал так быстро, как только мог. Надпись, полагает Шерлок, разглядывая в окна большое пустое здание напротив. И прожекторы. Ему потребовалось время. Шерлок ставит другую чашку перед Шинвеллом, опускает поднос на столик (на который залезает временами, когда для размышлений требуется высокая точка обзора), идет к входной двери, где натягивает свой Белстаф, застегивает его поверх халата и ставит воротник, и удобно устраивается в углу дивана с телефоном. Ничего. Пока ничего, уточняет он, выключая экран. Потому что Шерлок знает, что происходит. Он точно знает, что происходит, и это ему совсем не нравится. Джону это понравится еще меньше, понимает Шерлок и не может сдержать грустный вздох. Выключает звук в телефоне. Если он будет внимателен, то ничего не проворонит. А Джон... Джону всегда можно сообщить позже. Доктор возвращается — полностью одетым он непонятным образом кажется меньше. Шерлок знает, что это математически невозможно, но Джон выглядит, словно как-то сжался, надев голубые джинсы и свитер в черно-белую полоску. Он берет чашку с чаем, присаживаясь достаточно близко к Шерлоку, чтобы это не осталось незамеченным, но при этом и достаточно далеко, чтобы пить English Breakfast, имея свободу движений. — Наблюдение, — говорит он, кивая в сторону Майкрофта с профессиональным выражением. Вся агрессивность словно сошла с него. Шерлоку хочется вернуть её, он задумывается, где, черт возьми, Джон её прячет. Ведь нельзя просто сбросить приступ гнева в ящик с носками, повернуться и уйти. — Я слышал из спальни. Не могу не поинтересоваться, что, в свою очередь, делаете здесь вы, — обращается он к Шинвеллу достаточно дружелюбным тоном. — Ах! — пыхтит Шинвелл, поправляя бейсболку с надписью «ну и чо» и с довольным хлюпаньем пробуя горячий чай. — Хотите верьте, доктор Уотсон... а я думаю, вы поверите, как человек, вполне привыкший к чудным капризам судьбы, что к этим дверям и вдобавок в то же самое время привели меня точно те же обстоятельства. Присутствующий здесь младший мистер Холмс последнее время высылал мне изо дня в день определенную фразу, о которой мы заранее договаривались, чтобы дать мне знать, что он пребывает в добром здравии, — я лелею надежду, что это положение вещей не изменится, — и вы, наверное, в курсе этого, но мы решили развернуть дополнительные меры предосторожности, включающие неоценимый круглосуточный присмотр торчков, бомжей, алкашей, шлюх, гуляк, скинхэдов, извращенцев и дураков, нанятых нами в эти дни тяжелых испытаний... — Сеть Бездомных, — объясняет Шерлок приподнявшимся бровям Джона. — Работают на Шинвеллa. Работают на меня, когда я в них нуждаюсь. Наблюдают за квартирой. — А ты не считаешь, что было бы неплохо, ну, не знаю, ставить меня в известность о таких вещах? — интересуется Джон, покачивая чай в своей чашке. — Возможно, — признает Шерлок. — И я планировал, но они работают лучше, когда на них не смотрят. — Речь о том, — плавно продолжает Шинвелл, — что полчаса назад я как раз собрался порадовать себя несколькими полуночными плюшками и принял некое гомеопатическое средство еще по рецепту моей светлой памяти бабуси, земля ей пухом, — идеальное средство от проклятой бессонницы, болячки, паразитирующей на фамильном древе Джонсонов с начала времен: воистину, мать-природа, являя чудо сотворения, подчас порождает плоды... Майкрофт Холмс фыркает, проверяет телефон и продолжает с интересом разглядывать полировку у себя на туфлях. — Его нервирует тема марихуаны, — встревает Шерлок, — потому что в юности его считал укурком каждый первый, а потом, начав работать на правительство, он был вынужден признаться, что у него паршивый метаболизм и маниакальная одержимость патокой, которой он поливает всю еду. Любую. Продолжайте, прошу. — Я был вызван на передовую из-за подозрительной активности, — завершает Шинвелл, салютуя Джону тремя пальцами — жестом наполовину почтительным, наполовину ироничным. — В смысле организации объезда, а не той штуки с газом. Это жалкое чмо точно не Бэнкси*. Я припарковал свою колесницу на боковой улице, примерно в это время подъехал мистер Холмс, ну и вот, рвануло почти сразу, повезло, что не задело, хотя вы знаете, что я не уклоняюсь от ответственности и опасности. Удалось ли мне прикрыть свою задницу? — завершает он, подмигивая Шерлоку. [ *Прим.перев.: Бэ́нкси (англ. Banksy) — псевдоним скандально известного английского андерграундного художника граффити, политического активиста и режиссёра, чья личность не установлена. ] — О боже, — вздыхает Джон, выпивая остатки чая так, словно это виски. Шерлок наклоняется, чтобы снова наполнить чашку. — Мир. Мир, дружба, прекратить огонь. Пожалуйста. — О, меня вы не смутили ни в малейшей степени, уверяю вас, и если мне позволено будет заметить, продолжительность нашего делового знакомства и его чистота в некотором роде вылились в эмоциональные связи между мной и присутствующим здесь мистером Шерлоком Холмсом... — продолжает Шинвелл, полностью игнорируя выражение ироничного шока на лице Шерлока, — и не могу сдержаться и не утверждать со всей искренностью, что с давних пор мечтал, что он найдет себе цыпу, ну или цыпу-парня, если ему так предпочтительнее, который подошел бы ему, и суть здесь именно в сродстве, а не половой принадлежности сторон, как вы понимаете, и чтоб мне провалиться, если нет, но вроде бы, и наконец, он это сделал, и я настолько вне себя от радости, доктор, что мое первое позитивное впечатление подтверждается и всё такое, что вы сейчас можете трясти своим хозяйством прямо перед моим носом, а я даже глазом, как говорится, не моргну. В порядке эксперимента Шерлок пытается вообразить эту сентенцию Шинвелла в виде диаграммы. Попытка быстро проваливается. — Мм, — говорит Джон, слегка улыбаясь. — Спасибо, наверное? — Да, раз вы снискали расположение этого... индивидуума, разумеется, не отказывайте себе в удовольствии провести любую отвратительную демонстрацию, — гневно бурчит Майкрофт. — Я уже закончил, спасибо, — отвечает Джон. — Вовсе не обязательно, это моя квартира, а мне ты голым нравишься, — раздраженно говорит Шерлок, плотнее затягивая воротник пальто. Он весьма доволен жизнью, потому что имеет редкую возможность наблюдать, как корчится брат. — Не его дело, чем ты занимаешься за закрытой дверью. Или за разбитыми окнами. — Принимая во внимание этикет, повсеместно принятый в подобных случаях, вы совершили грубую промашку, сэр, можете не сомневаться на сей счет, — глубокомысленно соглашается Шинвелл, толкая локтем сверкающий ботинок Майкрофтa. — Конкретно лоханулись, проще говоря. Человеку свойственно. Майкрофт, ранее бордового цвета, приобретает непривлекательный оттенок баклажана. — Это не имеет значения, — ровно говорит Джон, возвращая чашку в блюдечко. — Почему вдруг теперь не имеет значения? — требует Шерлок. — Потому что я так сказал. — Нет, — раздраженно протестует Шерлок. Проверяет телефон. По-прежнему ничего. — Пять минут назад ты... — Шерлок, огонь по своим еще называется фратрицид, в буквальном переводе с латинского — «братоубийство», — рычит Джон. Садится прямо, кладет ногу на колено и окидывает Майкрофта пристальным взглядом. — В любом случае, я согласен с твоим братом. — Ты что? — вскидывается Шерлок. — Я согласен с твоим братом, все твои прежние партнеры — ублюдки, и, да, я был на взводе, но он знает меня еще хуже, чем ты, и это о многом говорит, так что закономерно между нами будут трения, пока я не сумею проявить себя, боже, в научном аспекте или как-нибудь иначе, — Джон смиренно вздыхает. — Но тебе вовсе не нужно... — Дело в том, что кое-кто пытается тебя запугать и убить, а твой брат любит тебя и не хочет, чтобы это случилось. В точности тот же спор мы с тобой вели после дела с норвудским строителем. Я еще подумал, откуда déjà vu, но у нас нет времени на вторую такую же дискуссию. Поэтому твой брат может считать меня дерьмом на подошве сколько влезет — неплохое хобби, пока не надоест. Я не имею значения. Пока он не обнародует секреты, о которых ты не хочешь говорить, я не собираюсь раздражаться. Тем временем мы будем играть дружно и вместе воевать с террористами. Следующий вопрос? Шерлок скользит по брату режущим взглядом серых глаз. Насыщенные оттенки лица Майкрофта медленно бледнеют, он поправляет галстук, хотя узел уже идеален. Он размышляет, словно сверяет данные из этой короткой речи с тем, что уже знает о Джоне, сканируя ментальные базы данных в поисках расхождений. Раздумывает еще минуту. Это выбешивает. Наконец, берет нетронутый чай, налитый ему Шерлоком, и делает маленький глоток. — Рад лично убедиться, что ваш ушиб хорошо заживает, доктор, — нейтрально говорит он. Джон широко ухмыляется в ответ. Но Шерлок обнаруживает, что теперь испытывает еще большее замешательство. Ты был прав, думает он, глядя на довольный изгиб брови Джона. Ты был прав и ты знал, что прав, но не стал настаивать. Ради меня. И ты плевать хотел на то, что думает о тебе Майкрофт. Это было для меня, полностью ради меня. Почему ты стал меньше? думает он затем, хмурясь. Что случилось между спадом волны адреналина и твоим возвращением, чтобы призвать войска к порядку? Слышит голос Джона: Я не имею значения. А затем, За тебя стоит умереть. Я бы умер за тебя, я думаю. Желудок болезненно сжимается. Шерлок проверяет телефон. Ничего. Тем не менее что-то очень не так. Ну, то есть сильнее, чем обычно. Он жаждет понять, что именно. — Должен признать, выбор времени для этой новой формы агрессии меня озадачил, — говорит Майкрофт, глядя на Джона и приподняв брови, словно задавая ему прямой вопрос. — Меня тоже. До этого он постепенно наращивал напряжение. Я полагаю, что ваши люди уже прочесывают территорию? — интересуется Джон. — Не окажется, что пока мы гоняем чаи со сливками, наш объект свалит в безопасное место? — Нет, нет, пока мы беседуем, команда обыскивает территорию, развернут плотный периметр, спланированный много дней назад с приоритетом, разумеется, поимки Джеймса Мориарти, случись ему здесь появиться, на что он, несомненно, не пойдет, — уверяет Майкрофт. — Но мне хотелось бы понять, что именно склонило его к данной конкретной акции. — Я не поблагодарил его, — осторожно говорит Шерлок. Все взгляды скрещиваются на детективе. Тот откашливается, пытаясь избавиться от першения в горле. — Я не оценил его подарка, по крайней мере, не вербально, — объясняет Шерлок. — Запертая комната. Дело Стоунеров. Это был подарок. Он много лет доставал меня хаотичностью, а теперь предполагается, что я должен быть благодарен, когда он выдал мне системность: я отгадываю загадку, получаю награду: остановлю таймер, спасу заложника и почувствую себя победителем. Это книжная классика, и его следующий подарок, очевидно, Стокгольмский синдром. Он хотел, чтобы я признал, что он единственный человек на свете, который может подарить мне идеальное убийство в запертой комнате. Ветер раздувает шторы и сбивает пыль в маленькие клубки, пока собравшиеся рассматривают этот тезис. Майкрофт глубоко вздыхает, потирая переносицу. Ладони Джона сжимаются на коленях. — И это правда? — спрашивает он стальным голосом. — Да, — рычит Шерлок. — К сожалению. Мы созданы друг для друга, звучит как хор в его голове. — Что ты имеешь в виду под тем, что ты не оценил его подарка, точнее, не вербально? — допытывается Джон и в этот раз даже не пробует сдержать гнев. — Тот факт, что ты сказал, что этот подарок как прекрасный яд, не делает его менее прекрасным, — безучастно отвечает Шерлок. — И ты должен быть совершенно счастлив, учитывая, как мне было паршиво из-за того, что он мне понравился. Скрипнув зубами, Джон пожимает плечами, переводя взгляд на три гигантских буквы. — Справедливо. Нет, думает Шерлок в ярости, насчет этого ты тоже прав. Сопротивляйся мне. Сопротивляйся же. Скажи, что я могу лучше. Отчаянно желая ответа, Шерлок углубляется дальше в воспоминания, прокручивая базу данных в поисках подсказок. Может ли это значить, что ты хоть немножко мой? Что ты останешься со мной и потом? спросил Джон, измученный и умоляющий. После чего почти сразу добавил: Забудь, что я спросил. Вычеркни. Сотри. — Что с тобой не так? — требует Шерлок. Джон озадаченно моргает. Отводит голову назад, удивленно приоткрыв рот. — Я... Что? Боже, Шерлок, как вообще ты можешь такое спрашивать? Наши долбаные окна уничтожены, психопат в порядке флирта подкидывает тебе убийства, а... — И ты не злишься на меня ни за что из этого! — выкрикивает Шерлок. — Злиться на тебя? У тебя совсем крышу снесло? — Я решил дело Карла Пауэрса, хранил письма все эти годы, перечитывал их как слово божье, установил между нами границы, которых сам не понимал, восторгался подаренным им преступлением и не ответил на твой вопрос, когда ты меня целовал, как ты можешь не злиться на меня? Теперь, когда Шерлок осознал, что его гнетет именно этот вопрос, он сгорает от желания узнать ответ. Это почти больно. После идентификации вопроса ему даже в голову не пришло, что его можно не задать, а если Майкрофт и Шинвелл теперь снова сидят, широко разинув рты, то у них под рукой много чая, чтобы промочить горло, в конце концов. Даже в скудном освещении заметно, что Джон бледнеет, вытирает ладони о джинсы и немного отодвигается. Молча. — Отвечай, — приказывает Шерлок. — Я не отвечу. — Отлично, убегай, — фыркает Шерлок. — Забудь, что я спросил. Вычеркни. Сотри. — Это нечестно, мать твою, — отвечает Джон, его голос дрожит. Шерлок еще никогда не слышал, чтобы голос Джона дрожал вот так. Это очаровывает. Он не радуется этому, но хочет большего — это как беспокоить рану и рассматривать вытекающую лужу крови. — Неважно, зато в несправедливости ты меня не упрекнешь, не так ли? — тянет Шерлок, смыкая подушечки пальцев. — Нет, мать твою, не упрекну, потому что у тебя опыт в отношениях такой же, как у забитого щенка. — Мне не нужна твоя жалость. — Как хорошо, потому что её ты не получишь. — Да сопротивляйся же! — Шерлок едва сдерживает крик. — Что, хочешь, чтобы я снова спустил брюки и потряс... — Сопротивляйся не им, — шипит Шерлок. — Мне. Я тот, кто превращает тебя в труса. — Пошел ты, — выразительно отвечает Джон. Поворачивается, чтобы посмотреть Шерлоку прямо в глаза и, господи, как это хорошо, как это великолепно, как искренне и как больно. Дрожь исчезла из голоса Джона, а его руки совершенно расслаблены. Он опять совершенно спокоен, уравновешен, хладнокровен и дееспособен. — Пошел ты, Шерлок Холмс. Что, доволен? Шерлок сглатывает. Он не в состоянии смотреть на Джона, поэтому смотрит на телефон. Новое голосовое сообщение. Без выражения он встает, забрасывает телефон в карман пальто, словно ничего не произошло. Майкрофт всматривается в него внимательно, в глазах светится нечто, похожее на понимание, что совершенно неприемлемо, поэтому Шерлок направляется в коридор. — Так, ладно, господа, нельзя ли мне чуток перенаправить разговор, раз уж случилось, что мы малость отклонились от главной темы и всё такое, никаких претензий ни к кому из вас, все более чем понятно, душевное напряжение огромно, — нервно говорит Шинвелл, растопырив толстые ладони. — Нам лучше бы... — Я только на минуту в туалет, — говорит Шерлок. — Шерлок, — говорит Джон, и тот понятия не имеет, что значат эти нотки. Он не остается, чтобы выяснить. Захлопнув за собой дверь ванной, — которую Джон успел починить после того, как взломал замок, — с трепещущим сердцем он открывает кран. Затем увеличивает громкость в телефоне и проверяет пропущенные звонки. Номер не определен. Разумеется. Шерлок вводит пароль и поднимает трубку к уху. — Привееееееет, моё ты солнышко! — трель настоящего Джима Мориарти поражает слух. Волна страха ударяет Шерлока: знакомого, неконтролируемого страха. Он сжимает край раковины побелевшими от напряжения пальцами, глядя, как вода бессмысленно утекает в слив, словно кровь в канаву. Он не может это сделать. Не может. Он может. Джон его научил. Джон не идеален, Джон сейчас на самом деле ужасно загадочен, но Джону не всё равно, и Джон не собирается уходить, и Джон думает, что Шерлок может это сделать. Шерлок дышит. Вдох-выдох. Смотрит в зеркало, в серые глаза. Они твердые как гранит, и далекие, как древние звёздные системы. Мориарти дышит ему в ухо как любовник. — Я был так уверен, что тебе понравится мой маленький подарок, — продолжает он с ирландским акцентом. — Я надеялся, что ты позвонишь, знаешь? После такого потрясающего свидания. Ведь это действительно было чертовски потрясающее свидание, и какое нам дело, что они о нём думают. Ты был в восторге от моего клиента, Грэнта Ройлотта, разве нет? Убийственно впечатляет? Такое огромное, грубое животное, полная противоположность нам с тобой. Когда я воображаю тебя и твой потрясающий мозг в той запертой комнате, как ты наблюдаешь, анализируешь, сплетаешь оставленные мною ниточки в прекрасный узор, туда и сюда, боже, Шерлок, и то сборище тупиц, что смотрят, как мы с тобой танцуем... Следует очередная долгая пауза. Челюсть Шерлока сжимается в отвращении. — Это было как публичный секс! Упс! Прости, любимый, — добавляет Мориарти, слегка задыхаясь. — Должен был немного привести себя в порядок, мой новенький костюм отлично сшит, а одна мысль о твоем совершенно идеальном лице вызывает у меня непристойные реакции. Ааааах. Вот так. Но у тебя нет таких проблем, правда? Ничего страшного, милый, я не обижаюсь. Ну, пока еще нет. Зеркало отражает Шерлоку его вытянутые, бледные черты, огонь страдания в глазах, кровь, медленно оттекающую от кожи. Шерлок уже похож на смерть, всего лишь от голосового сообщения. Насколько больше ему придется выдержать? — Послушай, ласточка, есть причина, по которой я тебе звоню, — чирикает Мориарти, — дело в том, что я думаю, ты немного отвлекся. Из-за этого своего Джеффа. Джека? Или не Джека? Джона. Точно. Дурацкое имя, но ведь идеально ему подходит, правда? Твой ручной ветеран. Боже, он сходит с ума по тебе, разве нет? Как сраный золотистый ретривер. Я уже пообещал тебе замучить его до смерти? Вроде бы да... или нет? Или вроде собирался, если ты проиграешь? Ведь такие были правила? У меня отвратительная память на недавние события, если речь идет о бедных тупых зверьках, ты уж извини. Так или иначе, мне очень хотелось, чтобы ты сосредоточился на удовольствии от последней загадки, но я думаю, что он немного всё испортил, так что угадай что, Шерлок, отрада моего сердца! Шерлок ждёт. — Остальные дела тебе весельем не покажутся! — рявкает Джим Мориарти. Прислоняться тут несколько затруднительно, так что Шерлок ставит локти на край раковины. Смотрит, как ресницы его отражения дрожат, словно крылья мотылька. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох. — Концентрация. На мне, Шерлок. Ни на ком другом. Думай о деле. Тебе есть за что бороться. Ну, я думаю, что на этом всё, — объявляет Мориарти радостно. — О, и раз уж ты не спишь, бабах и все дела, я сейчас пришлю тебе следующий ребус. Та-да, дражайший! Скоро будем вместе. А я тем временем попробую припомнить, решил ли я, что Джон Уотсон умрет, прежде чем мы встретимся лично. Моя память действительно уже не та, что до тюрьмы, благодаря тебе, мой сладкий. Ну всё, я считаю часы! — заключает он и разъединяется. Уронив телефон на тумбу у раковины, Шерлок прячет лицо в ладонях. Только одно рыдание, один тихий звук. Никто не услышит. Все в порядке. Его секрет. Никто не узнает. Особенно Джон. Джон. Вода продолжает утекать. Шерлоку не следовало так его доставать. Если Джон уйдет... нет, только к лучшему, учитывая обстоятельства, если Джон уйдет. Еще один ужасный скулящий звук вырывается из горла. Шум воды его заглушит. Вот так. Шерлок выпрямляется, тяжело дыша. Глаза стеклянные. Брызгает водой на лицо. Лучше. Поворачивается и открывает дверь. Джон стоит с другой стороны. В ожидании. Не злой. Ему следует быть очень злым. Вместо этого он выглядит подавленно. — Мы должны опередить его, — поспешно говорит Шерлок. — Мы топчемся на месте и проигрываем, так его не победить. Мне придется решить задачу быстрее, чем он ожидает, но не сообщать до конца отсчета, это даст нам время испробовать другие методы или, я не знаю, быть в двух местах одновременно, но если дальше мы будем действовать как раньше, ничего не изменится, у нас не останется выхода, и я не смогу придумать, как нам выбраться. Протянув руку, Джон проводит кончиками пальцев по ресницам Шерлока. Его полуулыбка исчезает. Вся тяжесть, лежащая на сердце Джона, проявляется на его лице. Возможно, Шерлок открыл дверь слишком рано. Может, ему вообще не следовало выходить. Никогда. — Прости, — шепчет Шерлок. — Ты не трус. — Пошел ты, — повторяет Джон. — Пожалуйста, это невыносимо... — Телефон. — Джон протягивает ладонь. — Нет, это не поможет... — Сейчас же, — рычит Джон. — Я выпроводил твоего брата и друга, чтобы плели интриги без нас. Они сами убедились, что нам... есть о чем поговорить. — Но он не мой... — Если Шинвелл Джонсон не твой друг, я вообще не знаю, что такое друг. Тот факт, что он также твой дилер, несколько, хм, расширил мои горизонты. И ты был прав, мне следует сопротивляться тебе. Когда я буду знать, как это объяснить, я попробую, ладно? Я всё же более неадекватен, чем ты склонен полагать, дружок. Так что... дай мне свой долбаный телефон и... Шерлок включает голосовое сообщение, вручает ему мобильник, медленно опускаясь на колени, пряча лицо в живот Джона. Несомненно, следует справляться с этим, как полагается мужчине, но дышать Джону в свитер представляется сейчас лучшим из возможных действий. Джон прижимает к себе голову Шерлока, а телефон к уху, и прислоняется к дверной коробке. — Тссс. Всё, всё, любимый. Боже, Шерлок, всё в порядке, — говорит он, — я просто... Замолкает. Слушает запись. Перебирает пальцами волосы Шерлока. Все еще слушает. Его живот, минуту назад очень мягкий, теперь твёрд как скала. Когда запись кончается, Джон осторожно кладет мобильник в карман брюк и нежно отталкивает от себя голову Шерлока обеими руками. — Эй. Эй, приятель. Посмотри на меня. Теперь, когда Джон услышал самое худшее, Шерлок более спокоен. Поколебавшись, он смотрит вверх. — Мне нужно быть сильным для тебя в настоящий момент, — хрипло говорит Джон. Его глаза слегка покраснели. — Если я не смогу быть сильным для тебя, никогда себе этого не прощу. Но у меня не получится, пока ты ломаешь меня на кусочки и собираешь их обратно. У тебя отлично получается, поверь, но это не лучший момент. То есть очень, очень плохой момент, чтобы играть мною в пазл. — Это не честно. Ты разбил меня на кусочки и собрал обратно, — протестует Шерлок, большой палец Джона ласкает его бровь. Джон открывает рот. Закрывает его. Обдумывает это. — Я занимался с тобой любовью, это разные вещи. — Так вот чем это было? — Голос Шерлока звучит куда более высоко, чем обычно. — Естественно, да. Подожди, ты что... — Ты вообще представляешь, что этим со мной сделал? Почему ты постоянно отступаешь? Ты вполне способен попросить, чего хочешь, только когда речь не идет обо мне. Ты действительно думаешь, что после того, чем ты со мной занимался, у меня нет права знать, что, к черту, с тобой не так? Злость проявляется на лице Джона. — Ты отлично знаешь, что со мной не так, ты, безумный засранец. Это ты назвал меня трусом. Знаешь что, Шерлок? Пошел. В жопу. Я не могу... Мобильник Шерлока вибрирует у Джона в кармане. Сунув туда руку, Шерлок извлекает устройство. Джон опускается на колени рядом с ним — и два измученных человека рассматривают снимок, присланный Мориарти. Это фото из полицейского досье. На снимке женщина. Она очень красива, даже Шерлок осознает этот факт. У нее энергичное, ясно очерченное, чуткое лицо, и, хотя в ее глазах видна душевная восприимчивость, она производит впечатление сильной духом, словно способна на лидерство на выбранном поле деятельности. По отметкам на стене позади нее ясно, что она высокая, её длинные черные волосы заколоты сзади, а в темных глазах замерло ищущее, потерянное выражение загнанного существа. Она держит табличку, на которой написан номер заключенного и имя Грейс Данбэр. — Весельем это вообще не кажется, — мягко говорит Джон. — Весело не будет, — соглашается Шерлок, выключая экран. — Но долг зовет. — Подожди, — говорит Джон. Наклоняется и целует Шерлока. Их губы раскрываются, словно цветы в фильме с замедленной записью. Детектив знает, что Джон имеет в виду. Поэтому не остается в долгу, его язык отслеживает все встреченные бесконечно мягкие края — и всё заканчивается почти так же быстро, как началось, хотя Шерлоку хочется, чтобы никогда не заканчивалось, чтобы они всегда стояли так в коридоре, в пыли и обломках, и пусть кто-нибудь только посмеет помешать. Думает, что мог бы этим жить. Только Джону это знать не следует. По крайней мере, пока всё не закончится, так или иначе. В этой мысли слишком много хрупкой надежды, слишком много оптимизма. Мысль, что все могло бы быть отлично, разрывает Шерлоку сердце. — Я очень хотел, чтобы ты ответил на мой вопрос, — признает Джон, когда поцелуй прерывается. — Хотел тебя себе. Хотел тебя навсегда, хотел знать, что это не было лишь частью проклятой извращенной игры. Всё еще хочу. Но я подожду. Ладно? Я подожду тебя. — Ты идиот, — говорит Шерлок. — Ты сказал, чтобы я просил о том, чего хочу. — А я не дам тебе ничего, что скоро будет отобрано. — Шерлок, — говорит Джон с ужасом. — Как ты можешь.. — Нет, — рычит Шерлок, вскакивая на ноги. — Отсюда только одна дорога, и она ведет через ад. Сейчас помоги мне найти мисс Грэйс Данбэр.