Анклав магической любви

— Здесь всегда так беспокойно, — громко воскликнул молодой мужчина, рассматривая суету главных улиц Корспотиума — Возможно, но спокойнее, чем в Галлии или Риме, — ответил Мордред, отвлекаясь от воспоминаний, и поднял взгляд на своего друга по имени «Децим».       Децим был римлянином, но его дом был полностью разграблен во время одного из нашествий вестготов десять лет назад. Он был не намного старше Мордреда, всего лишь на три года, но как никогда его понимал, видел схожесть перипетий чувств во взгляде и находил себя. Именно единение в одиночестве и меланхолии помогло, как ни странно, стать друзьями. — Через несколько дней мы уже будем в порту, — с некоторым сожалением сказал римлянин, оглядываясь на спешащих прохожих. — Ты рад? — Не знаю, — сухо ответил Мордред, напрягая лицо в попытках найти в самом себе ответ на этот вопрос.       Он не был на Альбионе восемь лет и прожил их в совершенной дали и незнании того, что происходило на острове. Эта неизвестность пугала и в то же время притягивала к себе. Можно было остановиться в Галлии, уехать на Сицилию или пересечь Mare Nostrum и оказаться в Александрии, но гнетущее желание увидеть родные земли слишком сильно засело в голову Мордреду. Он устал от чужеземных обычаев, ритуалов, их непонятных и далёких верований, культов и уголовных преследований, хоть и последнее непрестанно напоминало ему Альбион. Децим же сколько угодно раз рассказывал друиду про Христа, вел беседы о монофизитстве и арианстве, но никогда ни одна из этих догм не могла растопить веру Мордреда в Триединую Богиню, Тараниса и Эзуса и других кельтских богов. Он всегда оставался верен себе, несмотря на инаковость нового мира. — Что ты помнишь о доме? — Децим уже задавал ему этот вопрос, но каждый раз получал скомканные и невзрачные ответы, но тем не менее согласился отправиться на неизвестный ему остров ради единственного друга. — Бесконечные дожди и туманы. Мрак и сырость, морось и грязь. — Звучит как что-то не самое приятное для путешествия. — Будто бы Рим более приятное место, — друид протёр лицо, откидывая пряди кудрявых волос. — Нет, — вздохнул Децим. — Но я рассказывал тебе о своём доме, рассказывал о сестре и отце, который хотел, чтобы я стал претором. Но теперь у меня нет ничего. — Я хочу отомстить, — вяло и неуверенно сказал Мордред, отводя взгляд на каменную кладку улицы. — Поэтому мне и хочется вернуться. — Кому? — с интересом спросил римлянин. — Эмрису. — Это маг, который что-то означает в ваших пророчествах? — Да, — хрипло сказал друид. — Но я не знаю, что могло произойти за эти годы, может быть, он уже мертв. — Вас же не так просто убить, разве нет? — Ты прекрасно можешь вонзить в меня меч, демонстрируя свои навыки римского легионера. — Я им так и не стал. — Неважно, — ненавязчиво улыбнулся Мордред. — Я говорю лишь о возможностях. — И что? Отомстишь ему и что? — Начну вести спокойную жизнь? У меня достаточно денег для этого. — Ворованных. — Будто бы это так важно, Децим. Или будто бы твои золотые монеты заработаны честным трудом.       Римлянин тоже улыбнулся и беспечно рассмеялся, вспоминая как с помощью его ловкости и магии Мордреда им удалось выкрасть несколько сундуков с драгоценностями и монетами, за счёт которых можно прожить достаточно долгое время. Но друид предложил пересечь море и поехать на Альбион, в надежде на жизнь на родном земле, а у Децима никаких надежд на Рим не осталось, разве что на Константинополь, но быть в одиночестве ему совершенно не хотелось. Везде были варвары. Мордред тоже им был, как и все кельты, галлы, готы, саксы, бритты и ещё бесконечное перечисление всех племен, которые знал Децим и заучивал когда-то в детстве, засыпая в обнимку с «Галльскими записками» Цезаря.       Мордред оставил своего друга на постоялом дворе, пообещав вернуться к вечеру, и решил последний раз пройтись по рыночным площадям Корспотиума. Его привезли сюда, именно на этот невольничий рынок восемь лет назад.       Он был исхудавшим слабым мальчишкой и всё время молчал, отчего работорговцы сочли его немым, потому что не слышали ни единого писка, когда били его хлыстом, если он вдруг не исполнял их приказы или если им снова захотелось проверить работу его голосовых связок.       Сначала жизнь, закованная в цепи, была лучше бесконечного преследования за дар, которым обладал друид. Ему казалось положение раба более безопасным, чем скитающегося по альбионовским лесам ребёнка, но подобное ощущение продлилось ровно до того момента, как его, вместе с другими несчастными, погрузили на корабль.       Мордред мог разорвать эти железные цепи, мог убить разбойников, что продали его как скотину, но он не стал ничего делать.       Ему было страшно быть тем, кто он есть, особенно, когда даже Эмрис предал его. Чего тогда стоила его жизнь? В чем смысл был вечного побега из одной пещеры в другую, из одного укрытия в следующее?       Но в Корспотиуме за эти годы ничего не изменилось. Друид наблюдал, как новых несчастных сковывали в цепи, как жадно осматривали товар возможные покупатели, как занимались отчаянным бахвальством торговцы, желая продать умирающих и старых рабов. Это был вечный круг, неиссякаемый круг, хоть и где-то, на соседней площади, стоял проповедник и рассказывал о муках Христа и грехах, о вечном блаженстве в раю после страданий в здешнем мире, но все эти речи в очередной раз казались Мордреду блажью.       Когда ему надоело вспоминать, он исполнил своё обещание и вернулся к Дециму вечером, а уже утром они двинулись в путь, и к вечеру следующего дня были в порту.       Мордред устал от Арморики, и с некоторым нетерпением представлял как, наконец, пересечет море, и окажется на родной земле. Он с воодушевлением смотрел на искры брызг от воды, что так красиво сверкали на весеннем солнце. Он мог радоваться таким мелочам совсем как мальчишка, будто бы ему не девятнадцать лет, а гораздо меньше. Иногда он ещё грезил о том, что всё будет хорошо и прекрасно в дальнейшем будущем. И сегодня, в ожидании посадки на корабль, его глаза отражали этот благоприятный настрой, его взгляд был живым и словно ищущим ещё что-то более прекрасное и удивительное, чем эта бухта и портовая рутина. Он купил новый альбом и уголь и сел рисовать на один из приколов. — Еще один рисунок на память? — улыбнулся Децим. — Я надеюсь, что никогда не вернусь сюда. — Бог услышит тебя, и всё будет наоборот. — Разве? — друид остановился, перепачкав углем все пальцы. — Почему твой Бог так жесток? — Это была шутка, Адамант, — рассмеялся римлянин, произнося рабское прозвище друида. — Или мне лучше звать тебя твоим настоящим именем? — Нет, не стоит, — сказал он, переводя взгляд на Децима. — На Альбионе это может быть опасно.       На рассвете они сели на корабль, и к вечеру следующего дня должны пересечь море и оказаться на острове. Мордред то и дело смотрел на медленно отдаляющуюся землю Арморики, всем сердцем проклиная её, но в то же время осознавая, что рабство спасло ему жизнь от преследования в Камелоте, от возможной виселицы или костра. Он смотрел на синеву моря и часто вздыхал, чувствуя солёный воздух в лёгких, словно не мог им насытиться, не мог никак в полной мере насладиться этим моментом, пока они не прибыли в порт на острове, переплывая море, а затем и реку Темез. — Наконец-то берег! — воскликнул Децим, сойдя с корабля на деревянный мост. — Мы не так долго шли по воде, чтобы устать, — улыбнулся Мордред, глубоко вдыхая родной воздух Альбиона.       Это был один из главных портов, центр острова — город Лондиниум. Вокруг суетились люди, где-то шла торговля рабами, прямо перед кораблями, отбывающими на материк; где-то беглые мальчишки-отроки выносили товар из трюмов, чтобы поскорее доставить его на открытый рынок, неподалеку от порта; даже барды ходили вдоль набережной осторожно выпрашивая небольшое вознаграждение за исполнение какой-нибудь смешной и забавной песни. — Давно ли римляне покинули эти земли? — Де-юре почти сто лет назад, — вздохнул друид, — но многие постройки ещё остались. — Хотелось бы посмотреть на них. — Мы как раз поедем в Камелот. — В Камелот? Так сразу? — вскинул брови Децим, пытаясь разглядеть в глазах Мордреда его эмоции. — Посмотреть, — он махнул рукой и снисходительно посмотрел вдаль улиц Лондиниума.       Мордред долго пытался представить себе день, когда он, наконец, вернётся домой. Как бы это не было странном, но фактического дома у него здесь не было, но он чувствовал, что Альбион — его дом, его родная земля, и находясь так долго на чужбине, будучи несвободным человеком, он представлял себе, что у него будет возможность вновь увидеть туманные леса и вечно серое небо, без намёка на солнечный свет.       Они нашли небольшое пристанище на постоялом дворе, и уже завтра собирались отправиться в Камелот. Мордред от усталости протёр глаза и достал свой альбом, внимательно просматривая рисунки последних дней, теперь, почему-то, казавшиеся ему бесконечно далёкими и невозвратными. Он действительно не желал возвращаться на материк. Точно — не сейчас, пока у него есть цель на острове. Децим с угрюмым видом рассматривал скудную комнату и жалел, что не заплатил больше за что-то лучше, чем полу гнилые полы и мешки с соломой.       Утром они купили лошадей и отбыли в сторону Камелота по главной дороги, проходившей сквозь лес и холмистую местность.       Не прошло и трёх часов, как перед ними предстала белокаменная цитадель Камелота, рядом с которой было около десятков деревень и всюду кипела жизнь, купаясь в весенних цветах и теплом солнце, знаменующем приближение лета. Мордред с опаской оглядывался, хоть и прекрасно понимал, что их с Децимом сочли просто-напросто чужеземцами из-за иного стиля одежды и их открытых и лёгких взглядов.       Когда они вошли в город через замковые ворота и оставили лошадей на постоялом дворе, то Мордред высоко поднял голову, рассматривая быстрые облака, что гнал ветер, и тяжело вздохнул, возвращая взгляд на город, лишивший его надежды на светлое будущее своего погибающего народа. Вечно прятаться в лесу, закрываясь ветвями дуба, и по ночам рассматривать звезды — не вышло. Друид считал себя по-детски наивным в свои двенадцать лет, раз действительно верил в пророчества о Великом Эмрисе, которому суждено вернуть магию на Альбион. Горечь долго разъедала сердце от предательства Мерлина, от его службы Камелоту, и всё время крутился лишь один вопрос: «За что?» «За что он хотел моей смерти?»       Но эти воспоминания столько лет были так далеки, что Мордреду начало казаться, будто бы они были выдумкой и блажью, но друидическая татуировка трискелиона и магия, которая по-прежнему бурлила в нём, непрестанно напоминали ему о том, кем он был на самом деле. Децим закашлялся и вывел Мордреда из мыслей о прошлом. — Всё в порядке? — спросил друид, поворачиваясь к другу. — Да, — вздохнул римлянин. — Здесь другой воздух. Непривычно им дышать. — Более влажный? — Скорее всего. Я хочу выпить, — улыбнулся он, увидев вдалеке рыночной площади указатель на трактир. — Я не ручаюсь за твоё здоровье от здешних напитков, — засомневался Мордред.       Они шли вдоль рыночных галерей, с интересом рассматривая прилавки и товары, что были несколько иными, чем в Корспотиуме или даже Лондиниуме. Камелот был неимоверно богат разнообразием, даже несмотря на свою отдаленность от центрального порта. Все торговые пути на север шли через королевство Пендрагона, и король не преминул воспользоваться этим выгодным расположением. — Я чувствую магию Эмриса, — тихо прошептал Мордред на ухо другу. — Он до сих пор здесь и до сих пор жив. — Видимо, твоя цель найдена, — нахмурился Децим. — Но я не одобряю месть. — Опять будешь рассказывать про Иисуса? — Я боюсь, что это чувство тебя погубит, — с печалью в голосе рассуждал римлянин. — И приведет тебя лишь к смерти. — Ты хотел выпить, — несколько строго отрезал друид, не желая выслушивать религиозные изыскания друга, и открыл перед ним дверь достаточно приличной таверны. — Да, — вздохнул Децим, поднимая глаза на Мордреда.       Свободных столов не было, и им ничего не оставалось, кроме как подсесть к двум молодым мужчинам в дорогой одежде, что беседовали и распивали эль. Один из них с некоторым удивлением посмотрел на них и слегка кивнул головой, а второй улыбнулся и не стесняясь рассматривал их словно зверушек. Его взгляд был веселым и беззлобным, отчего Мордред улыбнулся ему в ответ, присаживаясь за стол, пока Децим покупал выпивку и еду. — Откуда вы? — спросил мужчина, всё ещё не открывая взгляда от друида. — Рим, — ровным голосом ответил Мордред. — Рим? Это же невероятно далёко, — удивился его собеседник. — А ты хорошо знаешь наш язык. — В Арморике много кто говорит на валлийском. — В Арморике — да. А что привело на Альбион?       Это чрезмерное любопытство со стороны незнакомца немного пугало Мордреда, но «дознаватель» был пьян, и скорее всего, был в поиске новой компании для общения и развлечений. Децим вернулся с двумя кубками, наполненными брагой, и выпил один из них залпом, оперевшись на спинку стула. — Хочется спокойной жизни. В Галлии опасно, а Рим грабят готские племена, — спокойно ответил Мордред. — У вас, кажется, нет никаких войн, — сказал Децим, вмешиваясь в диалог. — Не ну здесь, конечно, спокойно, но никто не уверен, что это надолго, — менее весело произнес собеседник. — Сестра короля Артура желает ему смерти и властвовать над Камелотом. — У него есть сестра? — удивился друид, смеряя мужчину оценивающим взглядом, пытаясь определить ложь или правду он только что сказал. — Да, Моргана. Не слышали ничего о ней? Собирает армию в Ишмире. — Нет, ничего не слышали, — нахмурился Мордред и отвёл глаза на мгновение в стол. — Мы были в Лондиниуме, но там говорили лишь о короле Артуре. — Моргана была несколько лет пленницей короля Саррума, а как только сбежала из плена, решила вновь собирать армию. Опасная женщина, — продолжил он и допил свой кубок эля. — Откуда тебе это известно? — поинтересовался Децим. — Меня зовут Гвейн, я рыцарь Круглого стола, — улыбнулся он. — Ваши имена? — Адамант, — сказал Мордред, улыбнувшись рыцарю в ответ. — Я художник, а Децим — мой друг. — Художник? А можно посмотреть твои работы? — Да, — кивнул друид и протянул Гвейну альбом из сумки. — Последние рисунки — это Корспотиум и немного Лондиниума. В Камелот мы лишь только приехали. — Красиво, — с некоторой долей восторга сказал рыцарь, листая альбом. — Надолго ты здесь? Я бы мог показать твои работы во дворце, нам нужны такие художники. — Спасибо, — сглотнул Мордред, — но мы планировали посмотреть весь остров. — Когда денег вдоволь, действительно, можно заниматься, чем хочется. — Верно, но они могут закончиться, — посмеялся Децим, выпивая второй кубок браги, и чуть ли не закашлялся снова. — А давно идёт вражда между Морганой и королем Артуром? — поинтересовался друид, вспоминая юную девушку, что когда-то спасла ему жизнь. — Около шести лет, — вздохнул Гвейн. — Возможно, что следующей весной она может напасть на нас. Так что никакой спокойной жизни!       Будучи пьяным рыцарь достаточно рассказал о быте Камелота, о прошлой войне и захвате королевства, о Моргане, которую теперь боялись и ненавидели, о прекрасном короле Артуре, что стремился дать мир и процветание своему народу и всему Альбиону.       Как только они покинули таверну, Мордред вновь поднял глаза на небосвод, разыскивая среди ночной пелены облаков звёзды, и не найдя ничего, кроме серости, повернулся к Дециму. Римлянин снова закашлялся, то ли от лёгкого пьянства, то ли до сих пор не мог привыкнуть к влажному воздуху. — Я хочу увидеть её, — странным голосом произнес друид. — Кого? — Леди Моргану, — слабо улыбнулся он, вспоминая ее образ. — Я встречался с ней в детстве, но не знал, что она сестра Артура. — Значит, мы едем в Ишир? Ты не боишься её? Судя по его рассказам… — В Ишмир… Нет, почему я должен ее бояться? Мы оба — изгои этого мира, и я думаю, что она тоже заинтересована в смерти Эмриса.