Анклав магической любви

      Приближалась осень. С каждым днём постепенно усиливались холодные ветра, заставляющее колыхать ещё зелёную листву деревьев. Люди медленно собирались на главной площади, чтобы узреть необычное зрелище. Децим поднял глаза в небо, наблюдая за быстро плывущими облаками, представляя первую зиму, которую он встретит на чужбине. В Арморике всегда были тёплыми зимы, но здесь, судя по рассказам местных жителей, было достаточно холодно и снежно. — Всё готово, милорд, — шепнул ему на ухо один из слуг и жестом указал на огромную бочку с водой. — Прибыл римский священник из Лондинума. — Замечательно! — улыбнулся римлянин и приказал начать церемонию.       Леди Моргана, стоявшая рядом с ним махнула рукой, и слуги принялись исполнять приказ. Она с лёгким недоверием наблюдала за процессией, внимательно рассматривая новоприбывшего жреца чужой веры, но молчала. Она не давала ни чёткого согласия, ни отказа, когда спустя всего лишь несколько дней после смерти Кары Децим вместе с Сифой упросили её разрешить пригласить священника для принятия крещения. Мордред был против, но не осмелился высказать свою волю поверх воли королевы Ишмира, а она ответила, что это лишь личный выбор Сифы, искреннее не желая ссориться со своей последней подругой.       Или же она была настолько сильно погружена в собственную печаль и скорбь, что никак не анализировала и не думала о последствиях подобного разрешения…       Теперь же, наблюдая за начавшейся церемонией, ведьму одолевали сомнения в собственных словах и дальнейшем будущим Сифы. Руадан вёл Сифу, одетую в одну лишь белую широкую рубаху, к бочке с водой. Его глаза были направлены в землю, словно он не желал смотреть прямо, не желал видеть то, то делала его дочь из-за любви к римлянину, но он тоже молчал. Когда они подошли к назначенной точке, Руадан оставил дочь рядом со священником, а сам отошёл к Моргане, всё ещё не поднимая взгляда на церемонию. — Я уверен, что она совершает ошибку, — тихо проговорил он. — Или я совершил ошибку, когда дал разрешение ей выйти замуж за иноверца. — Я не хочу, чтобы она страдала, как Кара. Она ведь счастлива? — произнесла Моргана, поворачиваясь к советнику. — Я тоже раньше думал, что счастье ребёнка важнее, чем борьба с врагом, но сейчас Сифа уже не ребёнок, но выбрала веру смиренных детей. Ты слышала, что она читала из их книги? — Что же? — «О, человек! сказано тебе, что́ — добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренно мудренно ходить пред Богом твоим.» Я выучил эти слова. Откуда иноверцам, писавшим книгу знать что-то о справедливости на нашей земле? Зачем нам раболепствовать перед чужим Богом? — Сифа не перестаёт быть верной нашему делу из-за поклонения какой-то книжке. Она прекрасно видит, что происходит вокруг нас, и знает, что наш долг — бороться за свою свободу, а не раболепствовать, — уверенно ответила Моргана. — Нельзя недооценивать влияние плохой книги на человека, миледи. — Я не читала Библию. — Я советую это сделать для ознакомления. Теперь те мысли — мысли моей дочери, и мне страшно. — Страшно? — с удивлением переспросила она. — Страх вызывает смирение перед тяготами этой жизни взамен на другую небесную, — сдержанно отвечал Руадан. — Люди не знают как жить эту жизнь, и уже готовятся к другой. Это и страшно. — Рай и ад. Я уже слышала об этом, — ответила ведьма. — Я не совсем понимаю эти категории. — Смерть для нас никогда не была освобождением от страданий или наказанием за дурные поступки, но Сифа теперь думает иначе.       Ведьма лишь тяжело вздохнула, выслушивая разочарование Руадана. Ей тяжело было вновь задумываться о загробной жизни, она до сих пор не до конца оправилась со смерти Кары, хотя прошло уже более двух недель. Мордред помогал ей и поддерживал её, разрешая некоторые замковые дела, пока у нее не было сил подняться с постели, вместе с Руаданом они провели и организовали друидический поминальный обряд, ведь Моргана и не понятия не имела, как проводили похороны друиды, в книгах редко писали о подобном. Она была благодарна, но сейчас Мордреда не было рядом. Он настойчиво отказался присутствовать на церемонии, и ведьме оставалось опираться на воздух, когда она желала чувствовать друида рядом со собой.       Священник пристально рассматривал Сифу, одаривая ее любопытным и в тотже время благосклонным взглядом, а затем он дунул трижды крестообразно на ее лицо, благословил трижды лоб и грудь, чтобы защитить от нечистых духов. Все жители Ишмира с удивлением наблюдали за странным мужчиной в платье и всей этой непонятной процессией. — Отрицаешь ли ты дух сатаны, и все дела его, и всех ангелов его, и всего служения его, и всей гордыни его? — произнес священник, разворачивая Сифу на запад. — Отрицаю, — отвечала она с нетерпением. — Сочетаешься ли с Христом? — Сочетаюсь. — И веруешь ли Ему? — Верую Ему, как Царю и Богу.       Священик немного улыбнулся Сифе и начал благословлять воду в бочке, проводя по ней перстами крестообразно две черты. После того как вода освящена, она помазовал её уже освященным елеем. Омочив в сосуде с елеем кисточку, священник трижды творит им в воде знамение креста. — Помазуется рабыня Божия Сифа елеем радования, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь, — произнося эти слова, священник крестообразно помазывал ее лоб.       Когда он окончил мазать все ее тело, то жестом пригласил Сифу к бочке, и она поднялась по небольшой деревянной лесенке. Она повернулась на восток и неспешно окунулась в воду три раза.       Руадан зажмурился, не желая продолжать смотреть за церемонией, и плюнул себе под ноги, оставляя Моргану и Децима наблюдать за происходящим. Децим с недовольством оглянулся на тестя, желая высказать ему свою злость, но ведьма перехватила его за локоть, останавливая яростный порыв. — Если ты до этого дня ничего не смог ему объяснить, то сейчас уж точно не сможешь, — властно проговорила она, медленно отпуская его руку. — Незачем напрасно ссориться с близкими людьми.       Децим смиренно промолчал и вернулся к церемонии. Почти всё было кончено. Он взял полотенце из рук служанки и подошёл к жене, укутывая её в тепло после холодной воды. Сифа выглядела радостной и смотрела на мужа преданными и чистыми глазами. Теперь они были ещё ближе друг к другу — у них была одна вера на двоих.       Когда церемония была закончена, Моргана поспешила удалиться с площади обратно в замок, не желая участвовать в лицемерных поздравлениях и празднике, который римлянин устроил для Сифы. Тело Кары ещё не остыло, так они решили отдаться веселью…       С тяжёлым ощущением от крещения Сифы, Верховная жрица шла в рабочую комнату, чтобы вернуться к обыденным делам. За столом сидел Мордред, обещавший пересчитать смету по добыче олова. Услышав её шаги, он тут же поднял глаза на дверь, и проследил как она зашла. — Тебя не было, — несколько грубо произнесла она, взглянув на друида. — Я видел это уже много раз. Вряд-ли увижу что-то новое, — вздохнул он. — Сифа предала нас. — Я так не считаю. Наоборот, моё лояльное отношение к разным верованиям и народам должно сплотить людей вокруг меня. — А в Камелоте будут говорить, что сумасшедшая ведьма готова пойти на всё, чтобы уничтожить нас, и собирает всякий сброд со всего мира. — Мира? — она усмехнулась и села на стул напротив Мордреда. — Ты мне льстишь. — Возможно, — друид улыбнулся ей и протянул тетрадь с вычислениями. — Посмотри. Выходит ноль. Если количество добычи олова уменьшится, я не знаю, чем мы будем кормить Ишмир, и это если не считать того, что к тебе всё прибывают и прибывают люди. Скоро зима. — Придется где-то раздобыть ещё золото, но я не хочу устраивать налёты на деревни. — Децим может заплатить, — сурово рассудил Мордред. — У него ещё достаточно золота. — Как и у тебя. — Моё золото и так твоё, а Децим пытается разрушить нашу веру и… — Он твой друг, — Моргана нахмурилась. — Вы не говорили с ним уже две недели, и ты мне так ничего и не объяснил. Может быть, я чего-то не понимаю, но я не вижу чего-то поистине разрушительного от… — Вера — это то, что определяет тебя в этом мире. Кем бы мы были, если бы тоже обратились к Христу? Децим говорит, что свободными от мести и всех пороков, но это совершенно не так. Мы бы обрели другой, более ужасный порок, — ложь. — Для Сифы теперь это не ложь, — вздохнула ведьма. — Я бы хотела видеть ее счастливой. — И ты полагаешь, что можно стать счастливой, отдав себя чужим идеалам? — Наверное, нет.       Она опустила глаза, напрасно вглядываясь в числа и строчки, написанные почерком Мордреда, чтобы избавить себя от гнетущих мыслей. Прошло слишком мало времени со смерти Кары, но Моргана явственно ощущала разлад и смятение между всеми своими подданными. Она не имела понятия, что должно было сказать Сифе на её просьбу перейти в иную веру, казалось, что Верховная жрица и не рассуждала ни о чем, прячась в скорбь. Всё это время было туманом, и она никак не могла выбраться оттуда, чтобы что-то предпринять. — Децим по-прежнему мой друг, — неуверенно произнес Мордред после паузы. — Я надеюсь на это. Я принимаю веру другого человека, какой бы она не была, потому что сам страдал от угнетения. — Думаешь, что он так решил спасти Сифу? Я так не думаю. — А о чем ты думаешь? Ты промолчала и сейчас говоришь о мнимом счастье. — Это ее выбор. От этого она не перестала обладать магией и лечить людей… После смерти Кары я стала больше задумываться о счастье каждого из нас. Я не хочу, чтобы Сифа страдала, чтобы страдали мои люди, — она слегка замялась, — чтобы страдал ты… Но что я могу дать вам для счастья, кроме свободы? — Быть рабыней Христа — это не свобода. Руадан оберегал свою дочь всю жизнь, так и не сумев объяснить ей, как устроен наш мир, и кто мы такие. Она жила в иллюзии, а теперь когда иллюзия спала, Децим нашёл способ дать ей новую иллюзию, чтобы она по-прежнему пряталась. Это и есть спасение от угнетения, только бегством. — Что я должна была сделать по-твоему? Я боюсь ранить и обидеть её, чтобы не произошло того же, что и с Карой. — Не вини себя ни в чем, Моргана, — он встал из-за стола и осторожно забрал из её рук тетрадь. — Руадан понимает, что перемена веры — ошибка, и сможет объяснить это дочери.       Она подняла на него потерянный взгляд с долей надежды. Мордред видел в ее глазах лишь печаль со дня смерти Кары, и ничего не менялось. Моргане было неимоверно тяжело справляться со своими переживаниями, но друид восхищался ее выдержкой и силой. На его взгляд, она слишком недооценивала себя, загоняя в яму и позволяя другим пользоваться её состоянием, как это сделал его друг вместе с Сифой, когда спрашивал дозволение на крещение. Друид пытался ей объяснить неправильность этого разрешения, но не смел переходить границы, когда она находилась в агонии скорби и воспоминаний о Каре. — Спасибо за помощь, — она немного улыбнулась, глядя на друида. — Ты делаешь за меня мою работу. — Ты выглядишь уставшей. — Всё в порядке. Это скоро пройдёт, — тяжело ответила Моргана.       Она встала со стула и начала перебирать бумаги на столе, чтобы немного навести порядок и отвлечься. Обычно в это время она тренировалась с Карой или объясняла ей суть некоторых магических явлений, заклинаний или заклятий, но теперь это время было пустым. — Если я могу ещё что-то сделать для тебя… Только скажи, — нежно сказал Мордред, наблюдая за ней.       Ведьма остановилась от его слов, ощущая предательскую теплоту в своем сердце. Он был так внимателен и заботлив по отношению к ней последнее время, и она даже не знала, о чем большем она могла его просить. Ей было достаточно его успокаивающих слов, того, что он мог выслушать её… Моргана поймала себя на мысли, что ей достаточно просто его присутствия — ей становилось легче, когда он был рядом; но сказать подобное вслух она ни за что бы не осмелилась, и что бы он подумал о таких словах? — Нет. Спасибо, — единственное, что она сказала ему, перед тем, как он покинул рабочую комнату.       Мордред тяжело выдохнул, закрывая за собой дверь. Моргана всё ещё была слишком разбитой и опечаленной, и в то же время холодной и скованной. Он хотел снова взять её за руку, снова обнять её, но теперь у него не было повода, не было никакой причины. Она не просила поддержки и больше не просила помощи, вновь отдаляясь от него. Что он мог сделать? Признаться?       Он тут же откинул эту мысль, полагая, что только расстроил бы её своим непрошенным чувством. Друид тихо спустился на площадь, где час назад прошла церемония. Толпы уже никакой не было, но бочка с водой ещё стояла в центре площади, так как не было никаких указаний, что делать с ней дальше. Обычно её разрешено набирать другим людям и поливать растения и посевы, но на Альбионе было достаточно мало христиан, которые верили в святую воду.       С Децимом он говорить совершенно не желал, хоть и следовало бы. В какой-то степени Мордред не узнавал его, раньше он не был настолько фанатичным касательно своей веры в Христа или же друид не замечал и игнорировал бесконечные толчки к принятию его истинной веры. Они должны были примириться, и это было важно и для их долгой дружбы, и для общего дела; но что их связывало теперь? В Арморике — беспощадная брошенность и покинутость, а здесь что? — Милорд, прошу прощения, — звонко обратился к Мордреду Дэгал, разрушая омут его размышлений. — Да? — друид повернулся к юноше и смерил его доброжелательным взглядом. — Как ты? — Лучше, — он коряво улыбнулся. — Я бы хотел оставить свою работу на кухне и сделать что-то ради Кары. — Сделать что-то ради Кары? — переспросил Мордред, внимательно рассматривая Дэгала, и ощущая его напряжённость. — Что ты имеешь в виду? — На кухне от меня нет никакой пользы. Я думал, что смогу жениться на Каре и сделать её счастливой, пока она борется с врагом. Я думал, что смогу дать ей спокойствие, но я ошибся. Они убили её, и я хочу отомстить. — Но ты не воин, — вздохнул друид. — Я могу научиться, милорд. Я быстро учусь. — Ты хочешь умереть ради мести? Кого ты собираешься убивать? — Любого, кто хоть как-то причастен к смерти Кары. Я готов на все, — решительно заявил Дэгал, глядя Мордреду прямо в глаза. — Я выполню любой приказ. — Я бы посоветовал тебе успокоиться и пережить её смерть. Вряд-ли она бы хотела, чтобы потратил свою жизнь на… — Милорд, — отчаянно перебил его юноша. — Я любил её. Разве можно всё просто так оставить? Как бы ты поступил? Смирился бы?       Мордред покрутил головой, невольно представляя себя на месте Дэгала, он бы не простил себе бездействие, если бы с Морганой что-то произошло, если бы Эмрис позволил бы себе хотя бы прикоснуться к ней… Ему стало тут же больно и выносимо горько, если бы Верховной жрице грозила погибель, и именно подобная горечь и разожгла бы пламя мести, ничего иного не оставляя. Видимо, подобное опустошение и толкнуло Дэгала на этот разговор, его рвение к мести столь сильно и непоколебимо, словно это чувство было колесом, которое невозможно остановить, если кто-то уже запустил его. — Нет, ты прав, — строго ответил друид. — Так что я могу сделать? Я бесполезен на кухне. — Я подумаю, что можно сделать. — Спасибо, — звонко воскликнул Дэгал.       Юноша на время возвратился к своим обязанностям, оставляя Мордреду лишь тяжёлые размышления, которых у него и так было достаточно. Очевидно, что Дэгал попросит вновь, если друид не сможет дать ему какое-то либо задание. Нужно было бы обсудить это с Морганой, но вряд-ли она готова вновь обсуждать месть ради Кары, которую и сгубило это чувство.