Анклав магической любви

      Верховная жрица с трудом стояла на ногах, но взгляд её сосредоточен на похоронной процессии. Её бедная подруга, носившая ребенка, лежала распухшая и зелёная внутри каменной коробки с выгравированными друидическими символами. Её гробницу расположили рядом с гробницей Кары, совсем близко. Моргана набрала побольше воздуха в лёгкие, каждый раз невольно задерживая дыхание. Это же был её приказ, чтобы они были рядом.       Руадан рыдал на коленях, так громко и так непривычно для мужчины с его должностью и положением в Ишмире. Эдвин и вовсе отказался присутствовать, хоть и переживал отсутствие Сифы, казалось, сильнее её отца…       А ведь утром следующего дня, когда Сифа и Децим не вернулись с прогулки, некромант отчаянно рассматривал и исследовал ее покои, иногда забываясь и нюхая её платья. — Децим увёз её! Насильно увез, — с нескрываемой болью и сожалением произнес Эдвин, глядя на Моргану. — Возможно, что так, — тяжело проговорила она, собирая все свои мысли.       Неужели ей не удалось ее спасти? Не удалось хоть как-то помочь подруге? Неужели она сделала недостаточно? Моргана пыталась понять, что произошло, и все ее догадки вместе с горечью вины смешивались в её голове, не давая возможности здравым рассуждениям. — Она не могла просто уехать и не забрать ничего, — вздохнула ведьма, расхаживая по покоям Сифы и Децима. — Она не могла бросить Ишмир. — Когда-то она хотела, — растерянно произнёс Эдвин, продолжая пристально рассматривать комнату. — Но не с ним. — Я знаю, что не с ним. — Разве она может быть счастлива с ним? Без дома, без друзей. Разве она стала бы с ним куда-то ехать?! — нервно лепетал Эдвин, будто бы расколовшись на части от исчезновения возлюбленной…       Когда уже три дня они терзали себя переживаниями о Сифе, не имея ни малейшего понятия, где она могла бы быть. Моргана проводила много времени в её комнате, исследуя оставленные вещи, а Эдвин не мог заставить себя успокоиться и заняться работой, а не бесконечным похождениям по замку в поиске Сифы. — Тебя ждут её ученицы, — вновь напомнила ему ведьма, когда он зашёл в покои возлюбленной. — Я устал от них, — тихо пробормотал некромант и сел на диван. — Она даже письма прощального не оставила. — Ты думаешь, что она что-то бы написала тебе? Ты отверг её. Ты отказался от неё и ее любви.       Моргане хотелось отрезать самой себе язык из-за дешёвого оправдания. Она сама попросила Мордреда поговорить с ними о долге, она вынудила Эдвина принять твоё решение, и теперь она чувствовала, как тошнота поступала к горлу от её собственных слов. — На это были причины, миледи. Вы сами этого хотели, — строго ответил Эдвин. — Но я уверен, что она бы послала мне хоть какую-нибудь весточку. Она бы попрощалась со мной. — Ей было необходимо избавиться от прошлого, чтобы жить спо… — Хватит! Это всё мнимый бред и ложь. Я виноват в том, что выбрал долг вместо любви! Я виноват в том, что не защитил ее и не заставил развестись с чужеземцем! То, что она уехала с ним, бросив всё — моя вина. Сифа любила меня, и я уверен, что любит до сих пор, несмотря на мое малодушие и оправдания… Всё это несправедливо. Несправедливо! — Успокойся! — прикрикнула Моргана, чувствуя себя в невероятной растерянности, словно она плавала в болоте, тонула в тине, а не стояла на ногах на каменном полу.       Эдвин замолчал и протёр глаза, сбрасывая морок переживаний. Его руки непривычно дрожали, будто бы с каждым часом предчувствуя что-то ужасное, но ему было страшно озвучить эту мысль. Тем более Моргане, что постоянно огрызалась и, видимо, была более положительно настроенной… Или некроманту так казалось, что она не испытывала тех же терзаний, что и он. Посмотрев на неё, нельзя было ничего сказать. Ведьма давно умела скрывать свои переживания и казаться уверенной, ведь она — королева Ишмира. Но вся её напускная уверенность — фальшь, но и её положение не давало больше ей права на осечку.       Дверь распахнулась и вошёл Мордред, смеряя Моргану и Эдвина сочувствующим взглядом. Она тут же посмотрела на него в ответ и плотно сжала ткань своего плаща, предчувствуя нечто ужасное. Некромант тут же поднялся с дивана, ожидая речи вошедшего.       Но друид не спешил говорить и растягивал это и так отвратительное мгновение до невозможности. Он ощущал собственную вину из-за случившегося и единственное, чего он хотел — спрятаться на некоторое время, но это поступок труса, отчего он и стоял сейчас в этой комнате. — У меня плохие новости, — как можно сдержаннее сказал Мордред, не отводя взгляда от Морганы и Эдвина. — Какие? — ровно спросила ведьма и расслабила руки, пытаясь даже тело держать ровным и не подавать никакой слабости. — Саксонцы выполнили приказ и обыскали близлежащую территорию и нашли Сифу. Они нашли её мёртвой. — Я хочу видеть её! — решительно сказал Эдвин. — Я могу что-то сделать. Должно получиться.       Мордред нахмурился, вдыхая как можно больше воздуха в лёгкие, чтобы ответить некроманту, но остановился и выдохнул. Эдвину лучше увидеть самому, чем слушать описания друида.       Они спустились на площадь, где тело Сифы лежало на телеге, укрытое тканью. Эдвин поспешил к ней, но Мордред крепко взял его за локоть, останавливая. Моргана медленно шла за ними, стараясь сохранить самообладание. Она шла по снегу, но не чувствовала ног, боясь в любой момент запутаться и упасть.       Мордред кивнул стражнику, крепко сжимая локоть Эдвина, и отвел взгляд в небо, не желая вновь смотреть. Ещё немного и он сможет остаться наедине с собой.       Саксонец снял ткань и их взору открылось распухшее и зелёное тело Сифы со следами удушья на шее.       Эдвин молча заплакал, не отрывая взгляда от возлюбленной. Его серые глаза вмиг стали стеклянными, а слёзы были словно вода, равнодушно стекающая по краям его побледневших щек. Моргана приоткрыла рот и сделала круг вокруг телеги, рассматривая Сифу. С каждым шагом ей становилось невыносимо жарко, будто бы злость и ярость начали согревать её изнутри. — Децим убил её, — хрипло произнес Эдвин, вырываясь из хватки. — Этот никчёмный чужеземец убил её!       Мордред продолжал смотреть в серое небо, не в силах вернуть взгляд на Эдвина и тело Сифы. Некромант подбежал к телеге и начал трясти труп возлюбленной. Он поднимал её вялые и тяжелые руки, бил по щекам и сильно давил на её грудную клетку, пытаясь применить свои магические способности, но никак не мог почувствовать её сердце. — Она пролежала в теплой воде больше трёх дней. Ты не сможешь ей помочь, — печально сказал друид, подойдя к Эдвину. — Я искренне тебе сочувствую. — Ты сочувствуешь? — страшно улыбнулся некромант, обнажая зубы. — Ты умеешь сочувствовать? — Эдвин, тебе необходимо прийти в себя.       Мордред испугался его взгляда, одновременно пустого и неимоверно отчаянного, но не отступил, хоть и желал сделать пару шагов назад. — Я спокоен! Я абсолютно спокоен! — злостно выплюнул Эдвин. — Нужно вернуться в замок и сказать Руадану, — строго проговорила Моргана, вмешиваясь в их диалог…       И что теперь? На второй день было назначены похороны, и как ни странно, на улице потеплело. Близился последний месяц зимы, и начались беспросветные туманы, сквозь которые с трудом пробивались солнечные лучи.       Природа отражала печальную аллюзию на их жизнь.       После похоронной процессии началась тризна в торжественном зале. Руадан взял себя в руки и перестал рыдать как ребенок хотя бы на некоторое время, но все обитатели замка видели в его взгляде боль и скрытую ярость и дополняло эти ужасные чувства — желание смерти и отчаяние. То, что было поистине страшно наблюдать, но эти переживания отчасти присутствовали в каждом.       Когда тризна завершилась, хоть и прошла она будто бы под шлейфом тумана, Моргана вернулась в склеп, чтобы вновь посмотреть на гробницу.       Крупная каменная плита с изображением трискелиона и узоров, что иногда можно встретить в уцелевших святилищах Старой Религии. — Эдвин заперся в покоях Сифы, — спокойно сказал Мордред, что незаметно и неслышно для ведьмы встал рядом с ней. — Ты поговоришь с ним? — Как пожелаешь.       Друид подошел ближе к гробнице и провел по ней рукой, пытаясь почувствовать хоть что-то. Боль, разочарование, отчаяние, страх, горечь — любое чувство, что испытывали обитатели замка и то, что должен испытывать человек, оказавшийся на его месте. Он чувствовал лишь вину из-за того, что привёл Децима в Ишмир, но и это чувство не было уже столь ярким, как в день, когда её труп вытащили из озера. С тех пор, как друид сам побывал в агонии смерти и стал больше впадать в воспоминания прошлого, он не чувствовал практически ничего к другим людям, как бы ему не хотелось бы это скрывать. Моргана была единственным светом, что мог осветить его жизнь. Только её имя до сих пор так трепетно и тепло отзывалось в его сердце, но сейчас, глядя на неё украдкой, он не мог будто было преодолеть собственную холодность и черноту, постепенно поглощающую его.       Даже воспоминание о Дециме не выявило в Мордреде ярости или злости, толькоо осознание ошибки и, напротив, он начал задумываться о том, что его бывший друг был в чем-то прав относительно намерений друида, но молниеносно откидывал эти мысли, испугавшись слабости и лицемерия перед самим собой, что заставляла ощущать непомерную тяжесть при каждом вдохе.       Он обернулся и посмотрел на Моргану, та продолжала сверлить покрасневшими глазами гробницу Сифы. Она не выглядела столь потерянной и расстроенной, как полгода назад, когда узнала о смерти Кары. Тогда она была не в силах скрывать свои глубокие чувства и сожаления, а теперь она, хоть и с трудом, но продолжала стоять на ногах и никак не прекращала заниматься работой. Верховная жрица стала сильнее и в ее взгляде не было ни искры желания сдаться или отступить. — Как ты себя чувствуешь? — непривычно тихо спросил Мордред. — Я вспомнила свой сон, где Сифа плавала в очень теплой воде и звала меня к себе, — тяжело ответила ведьма, переводя глаза на друида. — Вещий сон, — заключил он и подошёл к ней. — С каждым разом мне всё труднее и труднее их понять. Я не умею пользоваться этим даром. — А когда-нибудь эти сны были простыми? — Нет, — ведьма вновь посмотрела на гробницу и истерично засмеялась. — Сплошной круговорот смерти. Я отравила Гвиневру, а теперь Сифа мертва, но не от их ответной мести, а как кара справедливости. — Какая справедливость?! — возмущённо спросил друид. — О чем ты? Ты до сих пор переживаешь из-за свинарки и нерожденного ублюдка? — Нет. Я не переживаю. Но ты и сам можешь увидеть, как Боги распределяют наши судьбы. Как Триединая Богиня потворствует нашей боли. Как она туманит мой разум, посылая невнятные сновидения, и как она лишила Сифу рассудка, завлекая её в любовный треугольник, будто бы желала отомстить за то, что Сифа избрала другую веру. — Ты очеловечиваешь Богов и их волю. — Их воля убивает нас, — с долей безумия проговорила Моргана. — Где сейчас может быть Децим? — Где угодно, — с волнением сказал Мордред, ощущая как чувство вины вновь вспыхнуло в нём. — В Константинополе или Александрии… — Он должен ответить за её смерть. — Я знаю.       От усталости у нее подкосились ноги, и она чуть не упала на каменный пол, но друид подхватил её и помог удержаться. Моргана дрожала от холода и переживаний, но голос её на протяжении всего их диалога не выдал столь серьёзных терзаний. Она сдерживала себя даже с друидом, не позволяя себе больше быть слабой и напуганной. — Тебе следует отдохнуть, — мягко сказал Мордред, обхватывая её за плечи.       Она тяжело дышала, пытаясь набраться сил. Моргана устала от собственной ничтожности и желала показать всем, в частности и себе и друиду, что она больше не погружена в страдания, что она занята лишь целью и исполнением долга перед магическим народом, а не бессмысленными переживаниями. — У меня нет на это времени, — она сделала несколько шагов вперёд и обернулась, стараясь не упасть. — Мы выступим через два месяца, нужно больше заниматься подготовкой. Я хочу закупить римское оружие, если мы успеем. Ты сможешь поехать в Арморику?       Мордред опешил от ее неожиданного предложения, внимательно вглядываясь в ее решительные глаза. — Ехать нужно сейчас, чтобы воины… — Я знаю, — уверенно перебила она. — Ты поедешь? Я дам тебе достаточное количество золота. Здесь мы не сможем выплавить хорошее оружие, и дело не в железе, а в примитивных кузницах и недостаточной опытности ремесленников. — Хорошо, — он кивнул, не переставая смотреть на неё. — Я поговорю с командиром саксонцев и возьму нескольких надёжных людей.       Услышав его ответ, Моргана подошла обратно к нему и осторожно взяла за руку, ощущая непривычный холод его кожи. Последние дни он был очень отстранённым, и на самом деле ей не хватало его поддержки, хоть она и старалась не показывать этого. Друид сначала крепче сжал её руку, по-прежнему чувствуя дрожь в её теле, а затем, поддавшись чувствам, обнял её, желая согреть и успокоить её дрожь. Она обхватила руками его плечи и положила голову ему на грудь.       Он с нежностью гладил её по голове, ощущая мягкость её темных волос. От нее пахло цветами, как и всегда, и ему до жути нравился этот запах. Моргана не отпускала его, казалось, что с помощью объятия ей удавалось лучше стоять на ногах, а Мордред и не был против.       Она изменилась. Он ощущал стойкость и уверенность в ней, несмотря на всю боль и переживания. Ведьма не ломалась дальше, она смогла остановиться и теперь была гораздо сильнее…       Друид помнил про Эдвина, и когда проводил Моргану до ее покоев, стремительно удалился. Было уже поздно, и он счёл, что не стоило беспокоить горе несчастного некроманта и решил вернуться в свою комнату.       Утром снова был непроглядный туман, застилавший всё пространство. Мордред лишь тяжело вздохнул, умывая лицо. Он годами скучал по этой погоде, но теперь жаждал вновь увидеть солнце, вместо мрака и сырости.       В крепости было тихо, если не учитывать звуков обыденной работы челяди. Хотя даже они, казалось, были тише. Друид лишь с печалью оглядел замковую лестницу и прошёл в сторону бывших покоев Сифы и Децима.       Он не стал стучать и по привычке резко отворил дверь, отчего Эдвин вздрогнул, немного испуганно посмотрев на Мордреда. В комнате ничего не изменилось, но друид подумал о том, что следовало бы уничтожить все оставшиеся вещи Децима, а те, что принадлежали Сифе — отдать её отцу, хотя, вероятнее всего Эдвин хотел бы забрать что-то себе. Непривычно было видеть его таким изможденным и уставшим, укутанным в синий плащ возлюбленной. — Что нужно? Я не работаю сейчас, — огрызнулся некромант, осторожно приподнимаясь с пола. — Ты спал вообще? — Вчера.       Мордред закрыл дверь и сел на диван, разглядывая Эдвина. Он всегда казался ему совершенно невозмутимым, живущим по своим собственным правилам, отчего никогда и не вписывающимися в идеал о сильном магическом клане. Это утопичная мысль вновь мелькнула в сознании друида, и смотря прямо в печальные глаза некроманта, он вдруг почувствовал горечь от её несостоятельности. Они все были по-прежнему разрозненными и одинокими. — Ты должен привести себя в порядок, — мягко сказал Мордред, присаживаясь на стул. — Я знаю. Несколько дней. — Уже прошло три дня. — В тебе нет ни капли сочувствия? — хрипло произнес Эдвин и откашлялся. — Твой друг убил её.       Мордред ждал упрёков; ждал, что ответственность за поступок Децима ляжет и на его плечи. Моргана не сказала ни слова, а Руадан и вовсе не говорил с ним, но это было ещё хуже, чем откровенное обвинение. И почему-то, услышав речь некроманта, друиду стало легче, будто бы он вновь почувствовал вину, хоть что-то кроме зияющей пустоты. — Да. Децим и до этого убивал любимых женщин. — И ты позволил ему жениться на Сифе?! — чуть ли не крича спросил Эдвин. — Она была такой чистой и лёгкой. В её глазах была наивность, она искренне пыталась понять этот мир, пыталась найти в нем место для себя, а он портил ей жизнь… — Я сожалею.       Некромант рассмеялся, смеряя друида недоверчивым взглядом. Его истеричная и натянутая улыбка поистине была пугающей, особенно на его обожженном лице. Только грязные светлые пряди волос сглаживали его специфичную внешность. — Мне не нужно твоё сожаление. Ты говорил о долге, о долге перед нашим народом, но позволь спросить: если тебе придется пожертвовать Морганой ради нашего общего блага, ты это сделаешь? Ты обвинял нас с Сифой в безответственности, но ты не знаешь каково это: стоять перед таким выбором. — Моргана и есть наш народ. Наше будущее. Она Верховная жрица. — Это всего лишь титул. Будь Сифа или та другая погибшая девушка Верховной жрицей, то и твоё отношение было бы иным, — Эдвин потряс головой, пытаясь избавиться от переживаний и вернуть себе рассудок. — Ты любишь её как человека, её суть, а не за титул, не за то, что она принадлежит к нашему народу. И здесь всё равно есть выбор между любовью и долгом. Разве ты не хочешь уехать с ней подальше от войны, жениться на ней, как на обычной женщине, а не быть советником при королеве? — Это глупый вопрос, — ответил друид, отворачиваясь от Эдвина. — Подумай о том, сможешь ли ты сам следовать своим правилам, прежде чем указывать на них другим. Мерило твоё, ты и отвечай ему в первую очередь. — Я давно выбрал долг. — Я запомню твои слова, — усмехнулся некромант, откладывая плащ Сифы. — Я не могу ее вернуть. И мне больно смотреть на камень, что заковал её. Но долг был важнее, не правда ли? Долг оставить всё, как было, чтобы враги не воспользовались разладом… — Никто не мог предугадать, чем все завершится, — с комом в горле произнес друид. — И я признаю, что была и моя вина в доверии другу. — А разве здесь вы были друзьями? Он был верен тебе лишь тогда, когда ты умирал. — Все эти ветви рассуждений ни к чему не приведут. — Действительно. Они не смогут вернуть Сифу, — он резко вскинул брови и снова начал безумно улыбаться. — Не смогут подарить ей ещё одну жизнь. — Твоя боль пройдет со временем, — снисходительно сказал Мордред. — И не стоит находиться в этой комнате. — Я отомщу за неё. Я перережу горло этому предателю или возьму его тело как живую пробу для экспериментов. — Будешь пытать? — Какая разница? Он этого заслуживает. Я найду его, где бы он не был. — Мир слишком большой, — заключил Мордред. — Нам нужно готовиться к предстоящей войне. Мы скоро выступаем. Я уеду на две-три недели за новым оружием на материк, а ты обязан привести себя в порядок и взять себе в управление несколько вопросов. — Я перестану плакать, конечно. Ты ждёшь, когда эта слабость закончится. — Это не слабость, Эдвин.