Анклав магической любви

— Если говорит неправду человек такой, как ты, Мне что остается делать? Был красивым, милым я, Добрым же, однако, дельным не был никогда вовек И не буду, не надейся на мою порядочность.

— Ты, конечно, понимаешь, каковы дела твои. Ежели правдивым будешь, к выгоде твоей пойдет. Ты свою дурную участь несколько улучшишь так. Правду истинную всю мне говори хоть до сих пор Никогда еще по правде поступать не думал ты…

      Актёры были так паршиво и ярко раскрашены, что даже в сумеречном свете можно без устали разглядывать тонны белил на лицах, отчего Мордред лишь засмеялся, игнорируя и так комичный сюжет. Ему всего пятнадцать лет, и он никогда не видел театральное представление настолько близко. — Тебе нравится? — улыбнулся Децим, разворачиваясь к друиду. — Моя мать обожала эту пьесу… И я люблю…       Его улыбка была настолько беззаботной и непринуждённой, что невольно заставляла собеседников улыбаться в ответ, заряжась светом, что дарил Децим.        Нет. Сейчас всё совсем по-другому. Мордред даже не открыл глаза после пробуждения, пытаясь сбросить ностальгию, вызванную сновидением прошлого. Он зажмурился, желая поспать ещё немного, но в сознании мелькали лишь образы прошлого: факелы, белила, хлопки, римская музыка, беззаботная улыбка друга… Через год после этого странного вечера Децим убил Клариссу, а потом и вовсе разучился доброй улыбке, разве что искусственно подделывая её для соблазнения женщин.       Друид всё открыл глаза и повернулся на постели, ожидая увидеть ещё спящую Моргану, но её не было. Уже светало, и она всегда вставала рано, если ночью не отмечался какой-нибудь праздник. Он спросонья оглядел комнату и нашёл её сидящей у стола и читающей один из гримуаров. — Он опять мне снился, — пробормотал Мордред, приподнимаясь на подушки. — Это кошмары? — с лёгким волнением спросила ведьма, откладывая книгу. — Я не знаю.       Она посмотрела на него с волнением и заботой, будто бы он вновь был тем мальчишкой, что нуждался в её защите десять лет назад. Он дарил ей ощущение счастья и видеть в нём любую печаль ей было невыносимо. Ей тоже пару раз снился странный сон, где Сифа плавала в озере, но она не могла его никак расшифровать. — Тебе страшно? — Моргана села к нему на постель. — Нет-нет. Это мои глубокие сожаления, — он немного улыбнулся ей и взял за руку. — Сегодня хороший день, чтобы не сожалеть о прошлом. — Наверное. — С днём рождения, — она игриво поцеловала его в щеку. — Да, напоминание того, что я прожил двадцать лет. Половину жизни! И бо́льшую часть этих лет я хочу навсегда забыть. — Я уверена, что ты проживёшь долгую и счастливую жизнь, — ведьма широко улыбнулась и снова поцеловала его, но на этот раз в губы.       Иногда она чувствовала непрошеную вину за своё счастье, будто бы она ничего не заслужила, но эти мысли были так мимолётны, что Моргана и не зацикливалась на них, но тем не менее с каждым днём обстановка вокруг них становилась всё более и более кошмарной: подготовка к войне, бесконечный пересчет сметы, напряжение и тайны… — У меня есть для тебя подарок, — прерывая ласку произнесла ведьма, пытаясь избавиться от лишних мыслей.       Она взяла руку друида за запястье и достала из небольшого кармана спрятанное золотое кольцо с изумрудом. Моргана аккуратно надела ему его на указательный палец и поцеловала его руку. — Красивое кольцо, — восхищенно сказал Мордред, прокручивая руку.       Женщины редко делали ему подарки, да и он не мог вспомнить любой дар дороже корзины с фруктами. Кольцо было достаточно крупным, но изысканным. И не то, чтобы женщины, ни один человек не делал для него столь дорогих подарков. Он с благодарностью посмотрел на ведьму и поцеловал её в лоб. — Спасибо, миледи Моргана, — ласково сказал друид. — Ты сильно расстроен. Я вижу, что ты страдаешь. — Нет, это не правда. Я рад, и безмерно признателен за подарок. Изумруды всегда напоминают мне твои глаза. — Ты всё время думаешь о своём друге, смакуя прошлое, отчего оно тебе и мерещится во снах, — спокойно рассуждала ведьма. — Того прошлого больше нет. Я не раб, и вся та жизнь — ложь. Дружба с таким человеком, как Децим, можно считать моей ошибкой. Когда-то он был несчастным мальчишкой, потерявшим семью и дом, и я чувствовал, что мы с ним близки, но с течением лет всё растворилось, и я не узнаю в нём того человека, который заботился об окружающих, который освободил меня от рабства. Может быть, у него и всегда была склонность к пороку, но я закрывал глаза. Мы же были друзьями. — Ты порою обвинял меня в радикализме, но при этом при каждой ссоре с ним, ты говоришь, что вы никогда не помиритесь, но потом вы снова дружите, — Моргана потрепала друида по волосам. — Но я тоже в какой-то степени его опасаюсь. — Он ничего плохого не сделает. — Он убил невинную девушку. — Это были другие обстоятельства и другая страна, — с сомнением сказал Мордред. — А он тот же человек, что и был. — Это прошлое меня слишком тяготит, и его стоило оставить в Римской империи. Дециму следовало бы не ехать со мной. Я действительно устал размышлять об этом. — Прошу тебя, отдохни — она мягко шептала ему на ухо, поцеловав его в шею. — Сегодня твой праздник.       Друид обнял её за талию, позволяя целовать его так, как ей захочется. Моргана делала подобное достаточно редко из-за своей скованности и робости, но всё же она медленно таяла и становилась достаточно страстной женщиной.       К вечеру они действительно устроили праздник для близких друзей, только друид никак не смог выбросить из головы мысли о Дециме. Они говорили буквально неделю назад о том вечере с комедией Плавта, а теперь его посещали ностальгические сны и яркие образы прошлого.       Римлянин улыбнулся ему, приветствуя за ужином, и крепко пожал ему руку. Сифа растерянно кивнула головой и была не в силах смотреть друиду в глаза. — Мы тебя поздравляем, — с напыщенной радостью сказал Децим и протянул ему небольшой флакон с голубоватой жидкостью. — Что это? — Аконит. — Спасибо.       Децим продолжал улыбаться ему, слушая его сухой и безэмоциональный голос, донельзя безразличный. Было бы замечательно, если бы друид выпил аконит вместо вина… Римлянин ощущал свою никчемность перед ним, поглядывая на стоящую рядом леди Моргану, чье лицо сияло радостью и красотой, пока она беседовала с Руаданом и Эдвином. На последнего Децим и смотреть даже не хотел, один его образ в его голове был омерзителен. Обоженное лицо, светлые полубесцветные сероватые волосы, уродливая улыбка, пугающе обнажающая зубы… Что в нём могла найти Сифа? Она променяла его на ничтожество, она изменила ему с сумасшедшим магом… — Сифа, как ты себя чувствуешь? — мягко спросила леди Моргана, окончив беседу с мужчинами и вернувшись за стол.       Её непринуждённый и звонкий голос отвлек Децима от нещадных представлений романа его жены и некроманта. — Всё хорошо. На самом деле я уже жду, когда мой малыш будет толкаться. — Это несколько месяцев. Полгода, — немного улыбнулась Моргана.       Руадан как никогда счастлив в последнее время, только вся эта радость никак не касалась Децима. Сифа предательница и изменница, и прощать её даже без извинений и раскаяния римлянин не собирался. Мордред выбрал магию и власть, развлекаясь по ночам с правительницей. Децим смотрел на него, пристально наблюдал за ним, пока взор друида был направлен на Моргану. На королеву Ишмира. И почему Децим изначально не обратил своё внимание к ней, а выбрал никудышную и глупую девчонку?       Уже не имело никакого смысла пытаться вернуться в прошлое и переиначить его так, как бы ему хотелось. Сейчас он был добр и внимателен к жене, делая вид, что ему совершенно ничего неизвестно, пока она так мило улыбалась на небольшом празднике. — Выпьем за магию, — с гордостью сказал Руадан, поднимая кубок. — За то, что мы ещё живы и продолжаем жить, за то, что наш народ возрождается! — За магию, — восторженно поддержал его Мордред, чокаясь кубками.       Децим поежился от омерзения, но тоже протянул кубок. Совсем скоро ему не придётся притворяться одним из них и терпеть это паршивое общество… — Мы завтра поедем на голубое озеро? — шепотом спросил он у жены. — Сейчас там очень красиво. Тем более, если выйдет солнце. — Конечно, — радостно кивнула она, пытаясь быть счастливой женой. — Я давно не была нигде, кроме этой крепости. — Это замечательно. Я люблю тебя. — Я тебя тоже, — немного растерянно произнесла Сифа.       Она чувствовала себя невыносимо скованной из-за лжи, будто бы сама на себя надела цепи и закрыла клетку, а ключ выбросила в море, и теперь никак не могла найти его в мелкой прибрежной гальке. Посидев ещё немного рядом с мужем, она аккуратно встала из-за стола и направилась к выходу, еле сдерживая слёзы. Моргана, заметив её побег, тут же пошла за ней и схватила её за руку, крепко сжимая запястье. — Я очень устала. Мне плохо, — тихо сказала Сифа. — Я не могу больше тут находиться. — Может, выйдем на балкон? Ты подышишь свежим воздухом. — Нет, Моргана, прости меня. Мне тяжело играть роль счастливой жены и дочери, и я надеюсь, что Мордред не сочтет неуважением, что я ухожу так рано. Я беременна и мне хочется спать. — Или побыть в одиночестве, — вздохнула ведьма. — Я понимаю. И я искренне надеюсь, что тебе станет легче. — Спасибо, — она осторожно обняла её за плечи, чувствуя себя защищённой в её руках.       Сифа ушла, не оглянувшись на Эдвина, хоть и отчаянно желала вновь посмотреть на него. Он был нарочито радостным. Он лгал. Лгал так же, как и она, но страдал не так сильно. Впрочем, Сифа и понятия не имела о чувствах, что бушевали в нём от одного только ее присутствия в комнате, но Эдвин помнил про долг и своё обещание, отчего даже не смотрел на неё. Так было легче, чем вновь тонуть в синеве её печальных глаз.       Вернувшись в свои покои, она легла на постель и быстро заснула, пытаясь представить хоть что-то хорошее, что может случиться завтра, когда она, наконец, сможет немного отдохнуть от бесконечных пейзажей ишмирского замка.       Утром вышло солнце, как и того желал Децим. Он почти не спал и всю оставшуюся после праздника ночь вертел золотой крестик, что носил на шее. — Ты ещё спишь? — он с осторожностью пихнул жену в бок. — Немного, — сонно ответила Сифа. — Просыпайся. После завтрака поедем на озеро. Погода хорошая. Нет ветра и не сильный мороз. — Почему так рано?       Децим сглотнул и отвернул от неё взгляд. Она обязана согласиться поехать как можно раньше, чтобы его план сложился… — Пока вновь небо не заволокли проклятыми тучами. У вас очень мрачный остров. — Ладно, — она лениво поднялась с постели, потягивая руки.       Пока Сифа завтракала, Децим достал свою старую небольшую сумку и положил туда Библию и осторожно, чтобы жена ничего не заметила, засунул в сумку всё своё золото, что у него осталось.       Когда они вышли на замковую площадь, Сифа вдохнула прекрасный и чистый воздух, наслаждаясь хрустом снега под ногами. — Видишь вон ту башню? — обратилась она к Дециму, избегая молчания. — Самую левую. — Да. И что с ней? — Именно в этой башне есть тайный ход со стороны моря. Удивительно, как продуман этот замок. — До моря четыре мили. — Это маленькое расстояние, если скачешь верхом. Можем проверить. — Не сегодня, но я обязательно запомню про башню, — римлянин загадочно улыбнулся. — Это интересно.       Несмотря на ужасный холод, царящий на всем Альбионе, Сифа совсем не дрожала, следуя за мужем к красивому озеру. Её конь был более медлительным или же она уже позабыла каково это — скакать на лошади, когда ветер обдувает, а морозный ветер ещё и обжигает. Но это приятно. Во всяком случае гораздо приятнее невнятной рутины в замке. Децим словно куда-то спешил, он всё время останавливался и оборачивался назад, боясь потерять Сифу из виду.       Когда они прибыли к озеру, римлянин слез с коня и привязал его к дереву, глубоко вдыхая воздух. Холод беспокоил его не так сильно, в отличие от тревоги и страха, неожиданно нахлынувших на него. Сифа последовала его примеру, спешилась с лошади вместе с его помощью и привязала животное к тому же дереву, искоса поглядывая на мужа. Он пристально смотрел на не замерзшую воду сквозь шлейф парового тумана. Местные жители считали это озеро даром Богов, потому что даже в самую сильную студёную пору оно не замерзало и всегда оставалось тёплым, словно на улице лето. — Здесь и правда очень красиво, — сказала Сифа, вглядываясь в пар. — Всё это озеро олицетворяет ваш остров. Туманный Альбион. — Красивые слова. — Что бы ты никогда не смогла простить? — резко спросил Децим, разворачиваясь к ней. — Прости? — она растерялась и сделала шаг назад. — Ты бы простила измену? — строго произнес римлянин и грубо схватил ее за руку. — Мне больно! — испуганно воскликнула она, пытаясь вырваться. — Отвечай на вопрос! — прокричал Децим, разворачивая к себе жену. — Отвечай на вопрос, лживая тварь! — Отпусти меня! Отпусти!       Сифа отчаянно вырывалась, но он ударил её по лицу и разбил ей губу. Она чувствовала, что была совсем одна и впервые в жизни ощутила животный страх и неимоверное желание поскорее спастись от гнева мужа. Децим смотрел на неё с непримиримой злобой, ожидая ответа, но после удара она молчала, а кровь с подбородка стекала на одежду и снег. — Ты предала меня, — холодно и безразлично произнес он, другой рукой перехватывая её за волосы и притягивая к воде. — Это неправда! — Неправда?! Как часто тот урод тебя трахал? — Отпусти меня! — она пыталась сконцентрироваться, чтобы оттолкнуть его магией, но всё её переживания сливались в мешанину и не давали ей возможности использовать магию. — Я не позволю тебе родить ублюдка! — злостно сказал римлянин, крепко обхватывая её горло руками и начал её душить. — Пощади, умоляю! — отчаянно прохрипела Сифа, пиная его руками и ногами. — Я люблю тебя… Прошу… — Лживая тварь. Тварь! Слышишь?! Ты сдохнешь сейчас и навечно останешься глупой и легковерной девчонкой. Жаль, что только ты уже не увидишь как вы все подохните, — безумно говорил он с неконтролируемой интонацией голоса. — И твоя королева, и Мордред-предатель, и твой милый папочка! А Эдвин будет долго-долго мучиться, а затем сдохнет как мой раб и пёс. Впрочем эту участь можно отдать и Моргане. — Умоляю, отпусти, — на последнем издыхании произнесла она, перестав сопротивляться.       Увидев, что она уже мертва, он тут же отпустил её тело и его вырвало от переизбытка переживаний. Сердце бешено колотилось как и тогда, когда он убил Клариссу. Идентичное чувство, только казалось, что во второй раз убивать возлюбленную легче.       Восстановив дыхание, он взял её тело на руки и скинул в вечно теплое озеро, наблюдая как медленно её уже нейтральное и расслабленное лицо навсегда погружалось под воду.       Ему нельзя было дольше здесь оставаться. Децим отвязал обеих лошадей и оседлал свою, направившись на юг.