Шпильбрехер

Если бы меня когда-нибудь попросили описать чувство влюбленности, то, вероятнее всего, я бы сказал, что это похоже на непреодолимое желание касаться. Нас ждала чертовски неловкая и от этого длинная поездка. Майкл сел рядом, забыл отказаться или еще что. Я заметил, что лето в этом году слишком жаркое. Майкл ответил: — Здесь всегда так, — с интонацией человека, который ненавидит пустые светские разговоры. Его глаза до сих пор блестели глубокой грустью. Губы были сжаты и очень сухие. — В бардачке твоя книга. Не надумал забрать её? — спустя время я зачем-то вновь попытался начать беседу. — Она мне теперь не нужна. Оторвав руку от руля, осторожно сжал его плечо. — Давай условимся так. Мы постепенно подъезжали к городу. И мне не хотелось отпускать Майкла в таком состоянии. — То, что произошло — полностью моя вина. Я сделал плохую вещь, обидел тебя. В очередной раз. Понятно? Он ничего не отвечал, лишь покачал головой. Воздух в салоне становился душным, но, если открыть окна, налетит еще больше пыли. — Понятно? — еще раз с нажимом спросил, сдавливая чужую руку. Заметив приближающиеся дома, Майкл съехал немного вниз — так, чтобы его было сложно заметить с улицы. Коленки мерно, в такт редким кочкам, стукались о бардачок, голова была запрокинута немного вверх. Я невольно засмотрелся на его шею, несмотря на несуразное положение, любое движение, мне казалось, наполнено грацией и неземной красотой. — Нет. Я сам сделал первый шаг, — тихо и твердо произнес Майкл. От его слов побежали мурашки счастья и страха одновременно. На свои переживания, откровенно говоря, было почти плевать. Но я боялся отпускать Майкла. Мне казалось, что он может натворить глупостей. Даже не так. Глупости совершают люди в активном отчаянии. У него же все переживания как запечатаны. Было страшно подумать, что происходило у парня в голове. — Знаете, у меня плохое предчувствие. Понимающе кивнул, удушливый ком собрался в горле. Я отчаянно ненавидел себя за то, что не могу успокоить Майкла сейчас, пообещать, что все будет хорошо. — Настроения в городе плохие. Майкл смотрел куда-то мимо всего. То ли светская беседа наоборот, то ли мысли действительно метались от одного к другому. — Почему? — Из-за выборов в мэрию. Майкл немного развернулся, уперся лбом куда-то мне в бок. Я дрожащей рукой погладил жесткие кудрявые волосы, по всему телу словно пробежал ток и вместе с ним прилив нездоровой нежности. — Вы видели выступления Кинга? Мне не хотелось ни о чем думать. Только продолжать касаться. — Про мирные митинги? — Да. Белые дома отсвечивали на фоне пурпурно-голубого неба. Ровно постриженные газончики, ленивые собаки на цепях даже не вели ухом, когда машина проезжала мимо. За одним из столиков на веранде черная прислуга сидела с милой упитанной девочкой в розовом платье, они о чем-то разговаривали, смеялись, плели косички дорогим большим куклам с фарфоровой кожей и яркими кругами румянца. — Мне кажется, будет как в Талсе, — прошептал Майкл. Я затормозил у входа в магазин. — Пообещай, что если будут стычки, то ты никуда не пойдешь. Ты… Как подобрать слова? Хотел сказать что-то вроде «ты для меня слишком важен». — Ты слишком хрупкий. Майкл весело рассеялся, осторожно перелез на заднее сидение. Юрко открыл дверь. Не успел я шевельнутся, он уже с улицы открыл и мою. Протянул руку, помогая вылезти из салона, как даме какой-то. Оглянувшись по сторонам и не заметив никого, я быстро притянул его запястье к губам, украдкой чмокнул куда-то в край рубашки. Всё бы отдал, чтобы продолжать стоять здесь, в тени навеса наедине с Майклом. — Не знаю ещё. Он нежно улыбнулся и тут же отвел взгляд в сторону. Как обычно.