Шпильбрехер

Мы возвращались к машине. Поле напоминало махровый ковер, по открытым щиколоткам скользила высокая трава. Майкл даже заправил брюки в носки - не переносил щекотку. Небо бухло облаками, словно кто-то решил вскипятить мир и снять молочные пенки. Кажется, я уже думал о чем-то подобном на берегу. Замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, чтобы насладиться окружающей красотой. Бывают такие моменты, когда щемит сердце от сладкого и в то же время страшного ощущения реальности. Нет лишних мыслей, тревог, мечтаний о будущем и о том, как вкусно удастся поужинать вечером. Только настоящий, ускользающий момент — косые лучи пробивающегося сквозь ветки солнца, плавное движение плеч человека, который идет впереди. Майкл непонимающе обернулся: — Что-то не так? — Так здорово жить, если подумать! — Вы обрели Бога? Я негромко рассмеялся — боялся спугнуть вдруг возникшие чувства. Майкл тоже замер, прислушиваясь. Грациозный и настороженный, возможно, именно он был причиной моей внезапной чувствительности и мечтательности. Хоть поездка вышла неудачной, мне всё равно ужасно нравилось, что мы сейчас вместе где-то далеко, за городом. Только мы вдвоем и высокое небо, зелень вокруг. Никому нет дела до того, о чем мы разговариваем, как смотрим друг на друга. Конечно, мы не переходили черту в сложившихся личных отношениях. Но если бы кто-то понаблюдал со стороны, то у него, наверняка, возникли вопросы. Я пошел быстрее вперед: — Ладно. Пора. Дурень. Зачем я вообще начал думать о том, что правильно и неправильно? Было так легко секундой ранее! Будто на зло воображаемым осуждающим взглядам, я деловито взял Майкла за руку. — Если не свернем, придется делать крюк, — не очень оправдание. Ладонь Майкла удивительно хорошо лежала в моей, словно и была создана для этого. Хотя грубо звучит… Его существо обладало странной аурой. Было очевидно, что Майкл пришёл в мир для чего-то большего — проповеди, служение Богу, вдохновение, рисунки на полях и тихие песни над цветами. Скорее, моя была создана для него. И это ни в коем случае не показное обесценивание. Я правда считаю, что живу мелочно, бездуховно. И лишь нанятый работник начал освещать мой путь своим волшебным светом в недавнее время. Может, я и полюбил его отчасти из-за этого. Пальцы Майкла дрогнули. Загрубевшие подушечки от ожогов скользнули по коже. — Альберт, давайте не будем друзьями. Я погорячился. — Почему же? Несмотря на его слова, было все так же весело и приятно. Я повернулся к Майклу, заметил, как тот, по привычке, закусывает губу в нерешительности — хочет что-то сказать да не может. Но вдруг он выдернул свою руку из моей и боязно прижал к себе. Нервно повел к шее, как бы оглаживая затылок. Плохое движение. Так обычно делают ласковые, тактильные люди, которые привыкли успокаивать себя сами. — Ну, что? Вспомнилось плохое? Забудь. — Может еще посидим здесь немного? — Можно. Я одобрительно кивнул и сбросил сумки с плеч. Но не успел распрямиться, как почувствовал, что меня тянут вверх за ворот. Глаза напротив воспалено, напугано блестели, будто у пойманного охотниками зверька. Я невольно залюбовался этим выражением. Похоже смотрела подруга детства, когда решила опробовать на мне первый поцелуй. В карих радужках плескалось что-то отчаянное и не до конца решившееся. Я расплылся в улыбке как больной. Мне нравилась родинка у Майкла на левой щеке. Я двинул головой вперед, по-дурацки мазнул по ней небритым подбородком, прижался, и так замер на секунду. Ничего не последовало. Я лишь чувствовал в руках дрожащее от нетерпения и страха тело. Единственное, что мне оставалось — сжать его в объятиях чуть сильнее. Майкл спрятал лицо в изгиб моего плеча. Прерывистое дыхание оседало на коже. Я машинально положил ладонь на кудрявый затылок. Зачем-то размашисто погладил, как Майкл до этого. Зарылся пальцами глубже, отстраняя парня от себя. Таким движением обычно властно хватают мелкое животное за шею, с целью перенести в другое место. Но я лишь хотел поймать расфокусированный, будто пьяный взгляд своего кроткого свидетеля Иеговы. На его пухлых губах появилась очаровательная складочка. Зачем хорошему мальчику такие манящие черты? Я обхватил его голову, потянул на себя. Майклу немного не хватало роста, он встал на цыпочки, потому что я почему-то не мог заставить себя наклониться к нему. Дыхание перехватило. Робкий, смазанный поцелуй. Я знал, что существуют люди, получающие удовольствие во время драки или когда другому страшно. И я никогда не причислял себя к ним. Но ощущение от того, что всё существо человека, который важен сердцу и который вдруг оказался полностью в моей власти, пугало своей силой и темнотой желаний. Мне никто и ничего не сделает, если я сейчас же повалю его на землю. Продолжу целовать, раздену или пну ногой, не важно. Он не расскажет, ему не поверят. Зачем об этом думаю? Наверное, из-за недавнего исторического репортажа о «хороших производителях» по радио. Майкл двинул губами, коротко отвечая на поцелуй. Меня всего затрясло. Было абсолютно наплевать, что будет дальше. Себя я уже отпустил. А Майкл будто опомнился. Дернулся весь, завалился назад, вырываясь. Глупо потерял равновесие, шлепнулся прямо в траву под ноги. Я думал, он заплачет, по крайней мере, что-то в его лице было странное. — Не хочу, — твердо и уверено проговорил он: — Не хочу! — Я ничего не сделаю. Опустился рядом, подобрал чужую руку и стал, вопреки своим же словам, в открытую, не так, как на берегу у озера, целовать — длинные пальчики, выпуклые косточки, изгиб локтя. — Знаете, что там валялось на пороге, когда мы уезжали? Его голос весь звенел от негодования. — Ты из-за этого весь день переживаешь? Кто-то просто ел апельсин и намусорил. Зачем беспокоиться? — Раньше таким образом члены ку-клукс-клан предупреждали об убийстве. Сейчас понятное дело никто не предупреждает… Просто жестокая шутка надо мной, потому что работаю в неположенном районе. Но… но. Майкл прервался, делая рваный вдох, и все же разревелся. — Я не хочу жить в таком мире! В Боге справедливость? Но и Бог мне не нужен. Ни перерождения, ничего! Его слова постепенно сбивались и походили бред, я испугался, что у парня начинается горячка. А тут еще и... Ладно. — Чего же ты хочешь, глупый? — я перехватил его руки, поймал как в замок, на этот раз осторожно притягивая к себе в объятия: — Чего? — Ничего не надо, — зашептал Майкл, словно теряясь. Кудрявые волосы растрепались, на высоких скулах выступил болезненный румянец: — Только погладьте меня по голове ещё раз… Пожалуйста.