***
В кафе на улице Шихуа Ванцзи приходил как на работу. В каком-то смысле это и была его работа. Он просыпался ещё затемно, когда город только вновь наполнялся шумом автомобилей и сизый туман с шелестом шин оседал на гранитные тумбы и пластиковые подоконники многоквартирных высоток. Медитация, коллаген, душ, завтрак — овсянка с протеином и льняными семенами, натуральный кофе. Кофе они пили все вместе за общим столом, но молча. По утрам в семье Лань не разговаривали. Ванцзи малодушно радовался этому, хотя даже тишина не мешала дяде бросать на него обеспокоенные и неодобрительные взгляды поверх планшета. Сичэнь в такие моменты ободряюще улыбался, поддерживал, и от этих понимающих улыбок брата Ванцзи хотелось сбежать ещё сильнее. Он и сбегал в ближайший тренажерный зал, дышал стылым воздухом просыпающегося города, пока помещение прогревалось. В такое время посетителей ещё не было: Ванцзи всегда приходил первым. После длительной и плодотворной тренировки он снова принимал душ (расточительство, но чистота — базовая потребность), собирался и спускался в метро. К этому моменту город уже окончательно просыпался. Людская толпа гудела, шумела и двигалась в одном направлении: нельзя выбиваться из потока, надо двигаться как все и тогда всё будет хорошо. Ванцзи нравилось прятаться в толпу, сливаться с ней, становиться никем, всего лишь песчинкой в часах жизни. Ванцзи ненавидел толпу: люди, которые постоянно его касаются, шум, гвалт, резкие запахи — он задыхался в толпе, ему было тесно и душно. Самые ненавистные минуты его утра. Ванцзи каждый раз облегченно вздыхал, когда толпа, наконец, выплёвывала его. Шихуа не была центральной улицей, она даже до крупной не дотягивала — так, небольшая боковая улочка, расположившаяся вдоль парка: по утрам здесь почти не было людей, если сравнивать с метро. А те, что были, уже не двигались плотным потоком: толпа распадалась на отдельные группы. Ванцзи опускался на лавку спиной к великолепному пруду и наблюдал, смотрел на мир сквозь призму невидимого толстого стекла. Люди хмурились, залипали в телефоны, недовольно переговаривались между собой — они сосредоточены, собраны и куда-то спешат. Вот на любимом кафе Ванцзи открылись рольставни и девушка с рюкзаком на одном плече, поозиравшись по сторонам, расплылась в улыбке, заметив постоянного клиента, и, показывая пять пальцев, скрылась в помещении. Через пять минут Ванцзи поднялся с лавки и неспешно направился в сторону кафе. Заведение встречало его запахом кофе и солнечной улыбкой баристы. Девять часов. Его день начался.***
Вообще-то кафе не позиционировало себя как фудворкинг, но Ванцзи оттуда никто не гнал. Даже в самый «час пик», когда посетители сменяли один другого, превращаясь в нескончаемый поток «мне чай и суп, дайте салат и выпечку, а ещё рыбу, и, будьте добры, ещё одну маньтоу, спасибо», и все столики были заняты обедающими компаниями, Ванцзи никто не гнал. Утром он располагался за угловым столиком между окном и стеной, брал чашку чёрного кофе с двумя кусочками сахара и открывал ноутбук. Люди скользили по улице мимо кафе, а Ванцзи наблюдал, лениво мешая ложечкой в чашке и время от времени делая элегантный глоток. Было бы ложью сказать, что он не знал, почему получает особое отношение. Разумеется, дело было не в том — по крайней мере, не только в том, — что он ежедневно оставлял в заведении до ста пятидесяти юаней. Да, он был клиентом и приносил деньги, но ещё он создавал иллюзию востребованности заведения и являлся своеобразной рекламой. Ванцзи знал, что он был красив — просто факт, никакого самолюбования, — и что с кофе и ноутбуком он выглядел как один из тех парней-моделей со страниц популярных журналов. Ванцзи видел заинтересованные взгляды молоденьких потенциальных посетительниц через окно и слышал их перешёптывания, когда те заходили в кафе. И Ванцзи знал, что не только он это замечает. В конце концов, декор на его столе всегда был чуть более качественный и опрятный, а меловой штендер занимал снаружи место аккурат напротив него. Ванцзи знал, что его используют, но не имел ничего против этого. Он тоже использовал кафе в своих целях. В какой-то момент своего утра Ванцзи оставлял чашку с допитым кофе, съедал небольшую печеньку и начинал печатать, время от времени замирая и переводя задумчивый взгляд на парковую зону. Впрочем, новых мыслей по утрам он обычно не записывал, предпочитая редактировать и дополнять вчерашние. Эти часы перед обедом Ванцзи тратил на структурирование мыслей. Потом случался обед. Небольшой зал кафе заполнялся до отказа и тишина, разбавленная лишь ненавязчивым музыкальным фоном, разбивалась людским гвалтом. Ванцзи в этот момент переставал слышать даже собственные мысли, какое тут писать?! А вот работать было самое время. В обед он «охотился»: жадно рассматривал посетителей, прислушивался к их разговорам, впитывал их эмоции, запоминал их жесты и практически не касался собственного обеда. Еда — это очень важно, но получить новую информацию было важнее. И Ванцзи её получал. Когда в два обед заканчивался, Ванцзи уже имел новое «топливо» для своих текстов. Эти два часа нескончаемого шума давали ему заряд вдохновения на весь день. Он неторопливо доедал свой обед, провожая глазами запоздалых посетителей, и ровно в три начинал писать. Последующие три-четыре часа были самыми продуктивными за весь день. Кто-то мог бы сказать, что только в эти три часа он и работал, когда выплескивал все свои мысли и чужие переживания на белый лист. Когда Ванцзи, наконец, ставил последнюю точку, файл рукописи становился страниц на двадцать длиннее, а в кафе вновь начинали подтягиваться люди. Вечером ажиотажа за столиками не бывало: многие брали заказы с собой домой, чтобы поужинать уже там. Ванцзи бы тоже мог. Но вместо этого он заказывал молочный тофу, вотоны и апельсиновый сок. Когда сок сменял чайник зеленого чая, Ванцзи принимался перечитывать написанное, уделял внимание комментариям под прошлой главой, отвечал на них. Издатель настоятельно рекомендовал общаться с поклонниками, знать, чем они живут, что хотят увидеть дальше — ориентироваться на вкусы аудитории. Ванцзи не ориентировался, но делал выводы. Отвечал на глупые комментарии и делал выводы. Недоумевал, как могут люди, читающие детектив, забыть или не заметить то, что о чём сказано буквально в начале главы, и делал выводы. А потом всё равно писал так, как видел историю. В девять кафе закрывалось. Ванцзи рассчитывался за пятнадцать минут до закрытия, брал ментоловую жвачку и на автопилоте двигался в сторону дома. Он знал, что ему следовало бы возвращаться домой пораньше. Но дело в том, что ему не хотелось возвращаться. Дядя не считал его увлечение чем-то серьёзным, чем-то стоящим. Тот факт, что Лань Ванцзи — Ханьгуан-цзюнь — был широко известен в узких кругах tstdoors.com, не производил на дядю никакого впечатления. Что такое популярность в среде художественной литературы? Вот если бы он, как брат, занялся настоящим делом!.. А пока дядя ворчал и терпеливо ждал, когда же его младший племянник перебесится и возьмется за ум. То, что Ванцзи уже взялся за ум и занялся тем делом, к которому у него лежит душа, дядя не хотел признавать. А Ванцзи не хотел слушать его ворчание. Дом встречал его тёмным коридором и тишиной, хотя Ванцзи знал, что дядя ещё не спал, вслушиваясь в звуки. Дядя волновался. Каждый раз Ванцзи испытывал стыд за свое поведение, но ничего менять не планировал. Он шептал в тёмном коридоре «я дома, доброй ночи» и шёл в душ, после чего медитировал и проваливался в сон. Следующий его день проходил по аналогичному сценарию, а если и отличался, то незначительно. Ванцзи любил это кафе, любил их кофе, любил их меню, любил стабильность. Лань Ванцзи любил свою жизнь.***
Это только в книгах главный герой всегда с поразительной точностью знает, когда произошла та или иная встреча. В одной из своих новелл Лань Ванцзи бы написал «Всё началось двадцать третьего апреля в три часа по полудню, когда все приличные люди уже пообедали», но правда была в том, что он не знал, когда это началось. Не помнил, в какой день он впервые увидел эту парочку. Не отдавал себе отчёта, когда начал жадно следить за ними. Не осознавал, когда влюбился в их динамику. Просто в какой-то момент эти двое стали одними из его любимых клиентов, которых Ванцзи неосознанно выискивал взглядом, к которым начинал прислушиваться, стоило им только расположиться за соседним столиком. Благо с последним проблем не возникало: ни один из них явно не знал, что такое сдержанность. И это было к лучшему, иначе Ванцзи не смог бы так хорошо прописать своих персонажей. Конечно, он не брал всё подряд, не вписывал в свою работу реальных людей без их согласия, но внешность, характерные черты, диалоги и, конечно же, взаимоотношения!.. Лань Ванцзи смешивал всё это со щепоткой фантазии и другими наблюдениями, гипертрофировал, придавал книжности и нереалистичности — и на выходе получал нечто совершенно иное: живых персонажей, в которых без проблем угадывались два парня из кафе. Если бы, конечно, кто-то допустил мысль, что Лань Ванцзи их знал. Они не были судмедэкспертом и частным детективом. Да они даже не были адвокатом и медиком! Честно говоря, Ванцзи вообще не был уверен, кем они работают. Исследователь и юрист? Преподаватель и белый воротничок? Но это было не важно. Важно то, что они явно знали друг друга с детства — много отсылок на общие воспоминания — и часто делили друг с другом дом и кровать. Важно было, что сейчас они работают в разных конторах, отраслях, офисах и встречаются только на обеде — «Усянь, повтори ещё раз, почему я должен подстраиваться под твой график? — Чэн-Чэн, будь благодарен, что я спас тебя от голодной смерти! Твои коллеги и так, небось, считают тебя странным!» Важно, что Усянь явно менял свои романтические увлечения как перчатки и то и дело подбивал «Чэн-Чэна» сходить на свидание, а потом вытирал ему рот салфеткой и улыбался так, что даже у Ванцзи, видящего всё это в отражении стекла, подкашивались колени. Важно было, что «Чэн-Чэн», приходя первым, делал заказ на двоих или вовсе брал любимую еду Усяня навынос. Важно, что при хорошей погоде Усянь расстилал на пригорке плед и эти двое сидели на нём, смотря на озеро и наслаждаясь едой из кафе. Важно было, как они смотрели друг на друга, постоянно непроизвольно касались. Как «Чэн-Чэн» с интересом слушал о каком-то то ли опыте, то ли эксперименте, который пошел не по плану — Ванцзи едва ли понимал, что значит весь этот жаргон и сокращения, — как Усянь многозначительно поддакивал на очередную жалобу на очередного клиента. Важно — парные чашки кофе с тематически схожими рисунками и переплетенные пальцы сцепленных рук на столе. Ванцзи не знал, встречаются ли они — вряд ли, да и в его рассказе они не встречались, — но это, опять же, было не важно. Было важно, что, несмотря на все различия, они были на одной волне. Усянь смеялся и флиртовал. «Чэн-Чэн» хмурился и лениво огрызался. На первый взгляд не было двух людей более непохожих. Казалось, кто-то заставляет их против воли обедать вместе. Но так лишь казалось. И Ванцзи знал, что читатели влюбятся в их динамику так же, как влюбился в неё он. А потом случился разговор, который всё изменил. — …так вот, это просто что-то с чем-то! Ты бы видел этих персонажей! Я просто не могу, когда они появляются в кадре, у меня внутри все просто проворачивается!.. Сперва Ванцзи не обратил на разговор особого внимания, предположив, что Усянь говорит о какой-то игре. Интересно, но подобные разговоры уже были, и не раз. — Ты читаешь из-за персонажей? — Усянь всегда фонтанировал восторгами, а «Чэн-Чэн» его осаждал. Ванцзи привык к этому. Это была часть их шарма. — В книге должно быть нечто большее. — Да ну тебя. Ханьгуан-цзюнь — гений. Его сюжеты шикарны. Это не обсуждается, но персонажи! Чэн-Чэн, тебе стоит почитать, не будь букой! — Ванцзи увидел в отражении, как Усянь протянул руку и ткнул пальцем в щёку своему собеседнику, будто тому было года три. — Там даже есть перс, который ну вылитый ты: такой же чёрствый, ворчливый, надутый сухарь! Тебе он понравится. Я бы его… Раскрыл. Усянь выразительно пошевелил бровями. Ванцзи этого не видел, но ощутил всем телом по его интонации. — Люблю таких неприступных, замкнутых, мрачных. Как моллюсков в раковине: вроде никак не подступишься, но стоит подковырнуть — и тебя ожидает горячее влажное нутро… — Усянь! Имей совесть, я же ем… — если на первом слове голос «Чэн-Чэна» сорвался почти на крик, то ко второму предложению уже затих и вернулся к норме. — К тому же, речь идет о персонаже. Ты, конечно, флиртуешь со всем, что движется, но это буквально чужая фантазия. Этого персонажа не существует. — Может быть, — речь Усяня на мгновение стала невнятной, пока он активно пережёвывал лапшу, продолжая вещать. Ванцзи половину так и не расслышал или не понял, в отличие от того же «Чэн-Чэна», который лишь скептически хмыкнул да ухмыльнулся. — …а автор вполне реален. И, так как каждая фантазия — это часть его самого… «Чэн-Чэн» со стоном уронил голову на руки: — Проще было слушать, как ты сохнешь по очередному коллеге. — Эй! Я ни по кому не сохну! В ушах Ванцзи стоял белый шум. Он пытался осознать услышанное, пропуская слова и фразы. Это был не первый раз, когда он встречал своего читателя, но почему-то именно сейчас его уши буквально горели, а пальцы нетерпеливо подрагивали. Он сидел, молчал, потягивал черный чай из чашки и склонялся всё ниже над столом. Хотелось сбежать. Ванцзи никогда не чувствовал раскаяния из-за того, что подслушивал чужие разговоры, подсматривал чужое взаимодействие, но сейчас четко ощущал, что ему не следовало этого слышать, этого видеть. Обед закончился. Пара неразлучников ушла, переговариваясь, кажется, на тему новостей из мира финансов. А Ванцзи остался за своим столиком, со своим обедом и ноутбуком, с безжалостной ясностью осознавая только одно: Усянь читал его книги. Усянь был его фанатом. Он мог общаться с Усянем посредством своих работ. Чай уже остыл, люди разошлись, а Ванцзи медлил, смотря на экран ноутбука. В его голове рождались мысли, которые он не смел реализовать. Не имел права на подобное. Но… История ничего не потеряет, если упор будет сделан больше на расследование полиции. Это будет даже логичнее. Правильнее. В конце концов, Судмедэксперт работал с полицией, а не с частным детективным агентством. Знакомство — это, конечно, хорошо, но есть работа, регламент… Ванцзи застонал и уронил голову, спрятав лицо в ладонях. Так было нельзя, но выпрямившись, он решительно напечатал первую строчку «День у Офицера выдался трудным, и неизбежное общение с их гениальным Судмедэкспертом не делало его лучше». Впервые за свою семилетнюю карьеру писателя Ванцзи вписывал себя в роман.