Now I see fire.
США, Калифорния,
г. Реддинг, 2023 г.
Время. Такое простое, но вместе с тем слишком глубокое слово. Несоизмеримо много вещей в людской жизни связано именно с ним. Время, словно коварная паучиха, сплетает все вещи и события в одно непрерывное полотно. Человечество привыкло кромсать эти серебряные хрупкие нити, стараясь увеличить или уменьшить размеры узорчатой сетки. Но правда в том, что когда томишься в сладостно-мучительном ожидании, словно увязнувшая в цепких переплетениях крыльями бабочка, кажется, время тянется неимоверно долго, а когда оно внезапно наступает, как голодная жадная восьминогая хищница, становится тошно, потому что накрывает разрушительным осознанием, что оно давно уже здесь. У бабочки и не было шанса спастись. Чонгук, сколько себя помнит, никогда не задумывался о слишком неосязаемых вещах: время и смерть казались для него чем-то эфемерным. Да и что можно было взять с генерала императорской армии? С самого детства его мировоззрение затачивали лишь под одно: видишь прямо перед собой цель — не останавливайся и иди к ней. Отдали приказ — выполнять, попросили помощи — помочь, отправили на передовую — беспрекословно следовать за главнокомандующим. Видишь вот прямо перед тобой — иди и делай. Все просто и без прикрас. Когда вся твоя жизнь посвящена войне, духовные ценности обретают второстепенный смысл. И нет никакой нужды задумываться о чем-то таком, что где-то там может когда-то произойти. Вот и наш генерал старался не отвлекаться на бессмысленные думы, на это у него был горячо любимый муж. Но так было до того рокового дня. Потому-то тогда альфа и осознал: действительно, время — это мираж, да вот незадача: оно стремительно сокращается в минуты счастья и растягивается в часы страданий. И именно в этом безумном водовороте контрастов ты понимаешь, что время — эфемерная, но весьма ощутимая величина. Генерал запомнил этот день слишком хорошо. Еще бы, кто бы не запомнил день своей смерти, будь у него возможность никогда не поддаваться забвению? Вот и Чонгук помнил это время настолько хорошо, словно это было вчера.Корё, 935 г.
Помнит пронзительный звук горна, который заставил тотчас сорваться с места, даже не поцеловав своего мужа. Помнит, как на скорую руку крепил литые доспехи, вместе с тем строя войско солдат. Тогда, не зная еще, что их ждет, Чонгук был уверен в очередной победе. Да кто бы сомневался, учитывая результаты всех предшествующих боев: Корё всегда наступало первым и всегда приносило победу. Видимо, богов не устроил такой расклад. Вражеское войско словно появилось из ниоткуда: так стремительно и быстро, что солдаты и глазом не успели моргнуть, как мечи скрестились в бою не на жизнь, а на смерть. Было много крови. Очень. Наверное, Чонгук никогда не видел еще настолько нечеловеческой жестокости: людей резали как свиней с каким-то особым, извращенным чувством удовольствия. Будто у них не было какой-то конкретной цели: просто убивали. В какой-то момент генерал поймал себя на мысли: сегодня домой он не вернется. Они бились почти сутки без продыху: и нельзя было сосчитать, сколько и чьих трупов вокруг было. Казалось, даже небо окрасилось в красный. Хотя, возможно, сие явление чудилось потому, что кровь не переставала заслонять глаза: военоначальник дрался на совесть, до победного. Он не мог позволить пройти врагам дальше, потому что дальше — его самое главное в мире богатство и сокровище, его император, его личное святилище, его золотце и его сердце. Такое даже и в мыслях допустить нельзя было: чтобы кто-то навредил ему? Да ни в какой из Вселенных Чонгук не позволит данному року случиться. Получая удары за ударами, он думал лишь о прекрасных шелковистых волосах цвета золотого колоса; содрогаясь от порезов смертоносных клинков, вспоминал теплую улыбку, что была ярче самой блистательной в мире звезды; обжигая руки колючим огнем, будто фантомно ощущал на кончиках пальцев вместо адской боли самое любимое вкусное тело, что всегда пленяло своей мягкостью форм и бархатом кожи; падая от выстрелов лучников, перед глазами видел лишь одни единственные любимые ореховые очи, в которых всегда встречал ответный огонь всепоглощающей любви и страсти. Тело стремительно ощущало слабость, неимоверно хотелось отключиться. Но было лишь одно желание — увидеть в последний раз такой родной взор. Честно говоря, генерал Чон практически не помнил бой, лишь смазанные картинки: солдаты, звук скрещенных мечей, кровь, снова солдаты, факелы, пожар, кто-то горит, где-то слышен взрыв, опять солдаты, кровь, много крови, первые трупы, звук скрещенных мечей, трупы, много выпущенных стрел и много трупов. Сознание словно ушло в какое-то другое измерение, лишь бы не воспринимать скользкий ужас открывшегося кровавого пейзажа. Очнуться от пьянящего забвения помог чей-то резкий пронзительный крик. Сфокусировав глаза, альфа наконец увидел солдата, что заслонил его своим широким телом. Совсем молодой, можно сказать, мальчишка. На его щеке красовался еле заметный порез, с которого стекала тонкая рубиновая струя, а чуть ниже можно было рассмотреть непоправимое: в районе ключиц торчала злополучная стрела, прошедшая насквозь. Только этой стрелы не было минуту назад уж точно: видно растекающуюся свежесть раны слишком хорошо. Смертельный выстрел предназначался не молодому бойцу, нет, точно военачальнику. — Генерал… — прохрипел еле слышно спаситель. — Бегите, — молил юноша, — вы должны вернуться к нему… — губы дрогнули в слабой, еле заметной улыбке. О любви императора и генерала Чона знала даже каждая дворовая собака: не было ни души на этой земле, которая бы не ведала историю двух любящих сердец. Наверное, каждый в своей жизни хотел испытать такое же всепоглощающее чувство. Честно, альфа даже не помнил, как он смог подняться: будто что-то неведомое взяло его, как нерадивого котенка, за шкирку и заставило вопреки всему встать на ноги. Оглянувшись, Чонгук увидел отступающие остатки вражеского войска — им нужно было время, чтобы залечить свои раны. Как жаль, что у генерала и его верных товарищей такой привилегии больше не осталось. На поле не нашлось ни одного живого человека. Путь до столицы альфа тоже помнил урывками: его сознание разрывалось лишь между двумя постоянными воспоминаниями — о любимом светлом лике своего сердца и непрерывной адской болью во всем теле. Спина горела обжигающим пламенем: раны от многочисленных стрел, которые мужчина так и не смог вытащить, все глубже впивались в спину и разрывали литые мышцы, а та, что в боку, отдавала неприятным уколом боли аж в самое сердце. Но альфа чувствовал, что эта боль не его — точно императора. Стало боязно не за свое будущее, нет, состояние горячо любимого мужа — вот самое главное беспокойство. Впереди уже виднелись очертания до боли знакомого города, но тело, на потеху судьбе-злодейке, внезапно дало слабину: ноги подкосились, дыхание затрепетало, и генерал оступился. Грузное тело чуть было не рухнуло с высокого подступа прямо в глубокий овраг, однако альфа успел зацепиться за ветку старого иссохшего дуба. На грешную секунду Чонгук подумал, что это падение стоило бы ему всего. Видимо, судьба все-таки не так уж и жестока: вместо смертельного исхода генерал отделался лишь несколькими ссадинами на руках и коленях. Но болезненного рыка все-таки не смог сдержать. Переждав пару секунд, раненый воин вновь продолжил путь. Как он смог дойти до города, все еще остается большой загадкой. Видимо, влияние его мужа было настолько сильным, что никакая боль не могла остановить желание увидеть хотя бы мимолетной секундой его лучистые ореховые глаза. Раны становились совсем болезненными: один вид истекающего рубиновой жидкостью порванного бока чего стоит. Но стиснув зубы, альфа продолжал свой путь. Он жил лишь по одному принципу: видишь прямо перед собой цель — не останавливайся и иди к ней. Он держал это в голове как в десять лет, так и в двадцать восемь. На удивление мужчины, как только он переступил границу, чувство боли будто притупилось. По правде говоря, все пейзажи смазались, а звуки слились в белый шум, как только он увидел его. Он даже в таком трагическом свете событий выглядел просто великолепно: красный шелковый ханбок обрамлял чувственные изгибы тела, атласный черный пояс, расшитый золотыми нитями с перламутровым заморским жемчугом, подчеркивал хрупкую талию, а на голове красовалась небольшая, но очень аккуратная корона. Этот омега выглядел как самая изящная хрустальная скульптура, над творением которой лично потрудился сам Небесный Владыка. У Чонгука в очередной раз сбилось дыхание, и уже было не разобрать, от чего конкретно: от изнывающих ран или столь захватывающей картины. Губы дрогнули в улыбке: теперь можно дать отдых измученному телу, ведь сердце — вот оно, теперь совсем-совсем рядом. Стоило только бросить секундный взгляд, и тревоги, и мрачные воспоминания тут же испарились. Тело рухнуло вниз. Глаза потяжелели — ощущение, будто в них насыпали не просто горстку песка, а целую пустыню Гоби. Но это все меркнет на фоне прекрасного тягучего голоса, что отчаянно пытается пробиться сквозь толстый слой темной пелены. Точно, этот дивный звук принадлежит его невероятному мужу. Кажется, он что-то говорит про лекаря. Неземной. Даже сейчас думает лишь о чужих ранах, хотя в пору заботиться о своих. Чонгук был крайне сильно привязан к своему избраннику, но и тот не меньше: и счастье, и боль делили лишь на двоих, четко поровну. Но как же в эту минуту альфе хотелось стать всемогущим только ради одной цели — забрать все переживания его излюбленного сердца. Последних собранных сил хватило лишь на клятву вечности их любви. Словно самое настоящее таинство, самозабвенно шептал мужу о том, что найдет его в любой из жизней. Всякий путь воина заканчивается там, где начинается его сердце. А Тэхен для Чонгука таковым и являлся. Но боги милостивые, как же генерал хотел сказать еще больше прекрасных слов, заверить, что все будет в порядке. Что обещание, нет, клятва — не пустой звук, что он разорвет временные пространства, но найдет его. Как же неимоверно жалко, костлявая уже протянула свою уродливую руку и забрала растерзанную душу в свои темные холодные объятия. Великобритания, г. Лондон, 1851 г. Последним воспоминанием перед смертью, как бы тривиально это не звучало, в голове Чонгука промелькнула их первая близость. И не смеет никто сомневаться в величине генеральской любви: для Чонгука столь сакральный момент был самым ярким и ценным воспоминанием. Именно тогда он впервые познал всю полноту единения тел, душ и сердец. Словно самая дивная симфония сыграла свои ангельские аккорды. Тот день стал подобным взрыву сверхновой: когда ты достигаешь небывалого пика, и все твои эмоции и ощущения переливаются через край, а затем тебя разрывает на миллиарды частиц. Ты чувствуешь поразительную легкость, ощущение, будто паришь где-то высоко в небе. А после зарождается что-то новое, еще маленькое, но уже такое яркое и теплое, что впоследствии разрастется в новую огромную мощную энергию. Это было начало их вечной бессмертной любви. Как же давно это было. Почти тысячу лет назад? Но генерал помнит все предельно четко: нежные легкие касания рук, что скользили по плавным изгибам тела и стягивали невесомую голубую вуаль с острых аккуратных плеч, эфемерное ощущение бархата кожи под кончиками пальцев, пока руки с силой сминали мягкие, словно самый дорогой французский зефир, медовые бедра; а эти плавные, глубокие толчки, распаляющие своей невероятной силой и жаром. Смазка текла из лона омеги слишком густо: будто карамельная патока обволакивала крупный венистый член. Было мучительно душно, теснота омеги ощущалась слишком ярко для одной влюбленной души. Но его сердце горело вместе с ним: подобно золоту, Тэхен плавился в этом сладостном огне страсти. Шумное дыхание — одно на двоих перебивалось чередой глубоких мокрых поцелуев. Какими сладкими и пьянящими они были — точно лучшее сицилийское вино. Боже, его муж был всегда красивым, но в тот миг — он был словно самое невероятное ангельское создание. Своей невинностью и хрупкостью образа омега сокрушил одно и без того пораженное альфье сердце. Гулкие удары механизма, что был упрятан за накачанной мощной грудью, разгоняли кипящую кровь по венам. Мышцы рук, затвердевшие от удержания одной прыткой ценной ноши в своих руках, что извивалась в сладостном томлении, словно виноградная лоза, и оплетала своими длинными гладкими ногами мощную спину альфы, красиво перекатывались свете лампады. Особо громкий бархатный стон звучал лучшим аккомпанементом в этой симфонии соития душ: омега кончал очень красиво. Чувственные вишневые от укусов губы раскрывались как лепестки утренних цветов, на длинных густых ресницах собирались бриллиантами томные слезы, а веки слегка подрагивали. Толчок. Шумный вздох. Толчок. Пульс еще больше ускорился. Толчок. И омега жемчужными каплями украсил исполосованный страстными отметинами мягкий живот. Генерал, не выдержав сладостной пытки, излился следом в омежье нутро. И невозможно никакими словами описать, какое единение испытали двое влюбленных. Альфа, безусловно, еще ценил и то, что в тот день Тэхен сам к нему пришел: он первым приговорил их чувства к проклятью вечной любви. Но можно ли назвать проклятьем то, что каждую из жизней заставляло не переставать дышать? И Чонгук безумно счастлив, что именно такой сокровенный эпизод самой первой жизни он смог еще раз подробно рассмотреть перед скорой кончиной. Потому что, наверное, только этот сладостно-короткий миг заставил его не опустить руки. Было тяжело. Особенно тогда, когда ты помнил все. Однажды альфа представлял перерождение душ, фантазировал, что появится, возможно, в новом теле, непременно снова отыщет Тэхена, заново влюбит в себя и покажет все сладостные грани их любви, несмотря на забвение. Представлял их первую встречу, когда они еще совсем не будут знать друг друга. Однако генерал верил в то, что их души, несомненно, потянутся друг к другу, будто магниты. Как же мужчина ошибался. Переродившись впервые в 993 году, слава богу, на своей родной земле, в государстве Корё, альфа рос в совершенно другой семье: отец был торговцем посуды, а папа занимался расшивкой тканей. И все бы ничего, да вот только к десяти годам от роду проявились первые воспоминания. Будучи ребенком, Чонгук, конечно же, сильно испугался. Мальчика начали мучать страшные кошмары, которые не позволяли спокойно спать по ночам. Отчаявшиеся родители отвели свое чадо к местному шаману — там мальчишке и поведали страшную истину. К семнадцати годам к юноше вернулись все воспоминания. И с каждой последующей жизнью память возвращалась все быстрее и быстрее, пока альфа не переродился снова, уже в этом времени, в 1821 году. С этого момента что-то пошло не так, потому что Чонгук теперь помнил абсолютно все, начиная с самого младенчества. И это стало настоящей пыткой. Однако, главная проблема была вовсе не в том, что альфа помнил каждую жизнь, при этом умирая, как и все люди. Проблема была в том, что его горячо любимый муж совершенно ничего не помнил. Ни в какой из жизней. Генерал все еще помнит этот напуганный взгляд: тогда, в семнадцать лет, в своем первом перерождении, вспомнив каждую мелочь, он отчего-то решил, что на этой Земле где-то бродит точно такой же потерянный Тэхен, который все никак не может отыскать место, куда спряталась его душа. И конечно же, юный альфа решил непременно его отыскать — иначе быть не могло, клятва нерушимой печатью сплетала их души. Каково же было его удивление, когда, увидев знакомую белобрысую макушку в толпе прохожих зевак, пришедших посмотреть на выступление уличных музыкантов, налетев с горячими медвежьими объятиями, ему ударили по лицу. Нет, Чонгук знал, что его муж очень своенравный, но это явно была не та реакция, которую он ожидал. И тогда он получил еще один удар, прямо в сердце, ведь, заглянув в глаза напротив, увидел в них полное непонимание и страх. Любимый его никогда не боялся. Тогда альфа и осознал, что совершил ошибку, неловко извинился и поспешил прочь с площади. Уже на следующий день, разузнав, где живет омега, нарвал огромный букет любимых полевых цветов своего императора, счастливый направился к своему сердцу. Но у шутницы-судьбы были свои планы на этих двоих, ведь альфа еще не знал, что в этот день он умрет во второй раз. В район, где жил Тэхен, был совершен очередной набег наемников, воевавших за вражескую династию Ляо. Такие набеги были далеко не редкостью, однако они еще никогда не продвигались настолько далеко в город. Увидев дым, генерал без раздумий сорвался на бешеный темп бега прямиком в сторону дома возлюбленного. И ровно в этот момент улицу пронзил до боли знакомый крик — лишь бы это было секундное помутнение рассудка, а не его муж. Ворвавшись в дом, альфа узрел картину, заставившую глаза покраснеть от гнева: к его сердцу тянул свои грязные лапы смертник, не меньше. Военачальник был благодарен, что все воспоминания прошлой жизни были при нем — драться было в разы легче. Безумец напротив оскалился, выхватив из ножен острый тонкий кинжал: глупец явно был уверен в своей победе. Как же он удивился, когда юноша, схватив острие оружия голыми руками, с силой выхватил его, отбросив в сторону. Кровь стремительно хлынула, пачкая такой светлый уютный интерьер. Однако Чонгука это вовсе не волновало — он все еще был тем самым генералом. Уверенным целеустремленным ублюдком, готовым из-за маленькой слезинки омеги уничтожить голыми руками весь мир. Что ему этот несчастный нож. Пока враг напротив метался взглядом из стороны в сторону, юноша успел отломать ножку стула, и напасть импровизированным оружием. Ох, звук порвавшейся плоти был прелестным — острие дерева вошло аккурат в сердце. Правда, альфа опять совершил очередную ошибку — он пронзил не одно, а сразу три. Мужчина напротив хоть и не отличался чувством самосохранения, но чувством ненависти был преисполнен сполна: из последних сил успел подобрать свой родной клинок и вонзить генералу прямиком в беззащитное горло. Чонгук, схватившись за горло, начал заходиться в предсмертных хрипах. И в этот же момент до слуха альфы донесся еще один хрип: омега, что сидел в углу, начал задыхаться вместе с ним так, будто его ранили вместе с генералом. А в ореховых очах было слишком много болезненного осознания. Перед смертью Чонгук не успел и слова прошептать, но, наверное, взгляд его пылал красноречием — в нем отражалась вина. Не смог сдержать в этот раз данное обещание: не уберег. Кто бы мог подумать, что данная клятва свяжет их и в прямом, и в физическом смысле. После позорной неудачи, если так можно назвать первую встречу со своим мужем, боги словно решили наказать альфу за совершенные ошибки, стали укрывать омегу все дальше и дальше. Конечно, он всегда его искал — не было ни дня, когда бы любовь к этому прекрасному созданию стихала. Наоборот, каждый раз чувства будто накалялись сильнее. Но настоящая дьявольская шутка судьбы заключалась в том, что Тэхен не только ничего не помнил, а еще и в том, что каждый раз они перерождались в разные периоды времени и в разных точках планеты. Генералу приходилось много бегать, чтобы найти своего неведущего мужа. А осложнялось сие действие еще и физической связью. Умирал альфа — вслед за ним уходил и любимый. Душа не может существовать без сердца, как и сердце без души. Поэтому даже в самые отчаянные моменты жизни мужчине приходилось не жить, а существовать вопреки всему. Ради того, чтобы его драгоценное сердце продолжало биться. В следующей жизни Чонгук также нашел избранника, на этот раз он обнаружил перед собой озорного мальчишку лет тринадцати, проживающего вместе со своей семьей на юге французской деревушки, что располагалась близ Парижа. Однако на этот раз он решил держаться подальше: появилась грешная мысль, что омеге, особенно сейчас, такому хрупкому и невинному будет явно лучше без него. Чонгук начал видеть корень проблем в себе, поэтому просто продолжал следовать верной незримой тенью по пятам Тэхена. И честное слово, альфа все еще не знал, как эта чертова связь душ работает: было слишком много вопросов, ответы на которые не мог дать никто. Например, он еще не совсем понимал, каким образом находил Тэхена: просто в один момент появлялась чересчур навязчивая мысль посетить какое-то конкретное место. Честное слово, генерал напоминал самому себе какого-то серийного маньяка: в каждой жизни, как одержимый, искал только одну светлую макушку, чтобы продолжать любить и оберегать свое сердце, пусть и решил оставаться в тени. Но судьба оказалась весьма кровожадной, потому что заставила двоих играть по ее собственным правилам: когда Чонгук стремился отдаляться от омеги, дабы сберечь свое сокровище, незримая нить натягивалась и вела Тэхена прямиком в руки к генералу. Ирония в том, что за любые попытки как-то смягчить или изменить свою судьбу, та наказывала в двойном размере: отдавала своих детей вновь на растерзание смерти. Да, человек, который придумал выражение «судьба-злодейка», точно сумел понаблюдать за пьесой этих двоих.***
— Простите, сэр, вы что-то успели уже присмотреть себе? — вывел из раздумий альфу родной бархатный голос. — Ох, простите мне мою рассеянность, так и не смог сосредоточиться на чем-то одном. Все работы обладают такой же невероятной красотой, как и их художник, — вежливо проговорил мужчина. — Вы явно мне льстите, мистер Чон. Вы приходите сюда уже в пятый раз, можете не отпираться, я замечал вас со второго этажа мастерской, — ехидно проговорил омега. — Стало быть, вы тоже за мной наблюдали? — расплылся в обворожительной улыбке альфа. — Признайтесь, господин Ким, я вам явно небезразличен. — Мечтайте, мистер Чон. Если вам и достанется мое сердце, то точно не в этой жизни, — задиристо ответил мастер. — Я бы на вашем месте так не зарекался, сокровище. Ваше сердце будет принадлежать мне и в этой жизни, и во всех последующих, — уверенно закончил альфа. И было в его взгляде что-то такое темное и сильное, что уверяло — так оно и будет. — Говорите вы красиво, мистер Чон. Однако, может быть, все-таки соизволите ответить на мой вопрос? Что вас привело ко мне в галерею? — нетерпеливо поинтересовался омега. — Портрет. Я видел недавно на Всемирной выставке вы выставляли невероятно изысканный портрет. Очень хочу приобрести его у вас. — Это будет стоить вам баснословных денег. Скажите честно, вам этот портрет понравился только потому, что я списывал его с себя? Да вы настоящий маньяк. Я, грешным делом, теперь подумываю в срочном порядке сменить адрес мастерской, — не мог не пожурить мужчину художник. — Вы же знаете, сокровище, я всегда вас найду, — с улыбкой проговорил альфа. Хоть омега старался этого не показывать, но такие беседы его явно смущали. Это было понятно по тому, с какой поразительной скоростью Тэхен упорхнул на второй этаж мастерской за тем самым портретом. Несмотря на то, что омега думал, что нарисовал портрет из чистого вдохновения, это не являлось истинной причиной его создания. Наверное, сам творец не смог бы ответить точнее на этот вопрос, чем альфа. Чонгук давно заподозрил, что воспоминания к Тэхену внезапно начали возвращаться: правда, в какой-то очень искаженной форме. Это было заметно по картинам, которые создавал омега: аудитория, конечно же, оценила его шедевры по достоинству, отмечая, что в работах юного дарования присутствует какая-то еле уловимая жизнь, словно он сам побывал в тех эпохах. А он действительно побывал. Генерал слишком хорошо помнил пережитые события, чтобы усомниться в подлинности картин. Но омега не всегда писал сюжеты лишь из кусочков воспоминаний. Его собственная двухэтажная галерея, совмещенная с просторной мастерской, открывала отличные возможности для творчества: здесь можно было найти полотна, выполненные в самых разнообразных техниках, скульптуры как из мрамора, так и из дерева, расписную самодельную посуду и прочую утварь. Сколько бы жизней альфа не жил, а в каждой будто заново влюблялся с большей силой в своего мужа, пусть он пока об этом и не осведомлен. Но ничего, Чонгук точно знает, что осталось совсем немного до их совместной счастливой жизни. В этот раз что-то точно изменилось, генерал чувствовал, что скоро сможет зажить счастливо раз и навсегда, вдвоем со своим сердцем. А пока из-за угла показалась светлая кудрявая макушка, несшая полутораметровое полотно, с которого на альфу своими пронзительными ореховыми глазами смотрел император.***
США, Калифорния,
г. Реддинг, 2023 г.
Волновался ли Чонгук сегодня? Совершенно нет. Но на этот раз у альфы слишком многое стояло на кону. Благо, финансовая подушка, накопленная за шесть прожитых жизней, позволяла выйти из любой ситуации практически полностью сухим. Пришлось немало попотеть, чтобы подделать документы и попасть в университет, где сейчас учится его сердце: когда тебе двадцать шесть, сложно получить паспорт двадцатидвухлетнего шкета. Но деньги в этом мире творили какие-то невообразимые чудеса. Спустившись в подземный гараж своего пока что пустого и холодного особняка, мужчина снял с сигнализации свой черный матовый мотоцикл фирмы McLaren: решил не выделяться — для первого учебного дня будет слишком жирно показывать свою спортивную четырехколесную малышку — для такого детки пока явно не готовы. А с другой стороны, могут хоть сколько истекать слюнями, потому что все это предназначено только для одного человека. Ну и для их маленьких копий. Хотя об этом пока рано говорить, надо для начала пережить первую встречу. В этом времени у Чонгука было много возможностей пересечься с мужем, однако он учел ошибки минувших лет, поэтому старался не бежать впереди паровоза. Выехав на трассу, альфа, стремительно сокращая километры до места назначения, все гадал, какая же будет реакция у его святилища: в этот раз он был уверен, что Тэхен что-то вспомнит, если не уже. Его расчеты не могли нигде дать осечку. Подъезжая к университету, он чувствовал сладостное предвкушение. Ей богу, каждый раз как в первый. Сердце зашлось в бешеном ритме, дыхание сбилось, а в глазах потемнело, стоило только снять шлем. Генерал расплылся в широкой улыбке: это он. Он его чувствует. Забрав рюкзак, альфа уверенной походкой проследовал ко входу: приехал точно вовремя. Вокруг сновали туда-сюда уставшие студенты, профессора бегали из кабинета в кабинет, а новенькие неуверенно прижимались к стене. Но только не Чонгук. Конечно, попробуйте остаться неуверенным, когда не боитесь смерти, зная, что все равно вернетесь. Хотя не сказать, что альфа радовался этой особенности, скорее, просто смирился и начал замечать только положительные стороны. Но и нельзя сказать, что смирение ему не в радость: в конце концов, он наконец-то получит то, ради чего умирал каждую из шести жизней. Кому расскажи этот бред, не поверят. Черт, как же забавно, это не у кошек девять жизней, а у Чонгука. Пора переделывать поговорку. Но если бы у генерала спросили, смог бы он дать еще раз ту священную клятву, что молвил в день своей первой смерти, если бы знал, чем это обернется — он бы без промедления ответил «да». Его сердце стоит того, чтобы за него боролись. Подходя к аудитории, альфа замер в неверии: неужели все наконец-то будет в порядке? Он ждал этого слишком долго. — Итак, — раздалось старческим басом за дверью, — поприветствуйте наших новобранцев: Ква Генсу и Чон Чонгук. Прошу, ребята, проходите, не стесняйтесь, располагайтесь, — обратился немолодой мужчина, открывая новоприбывшим альфам взор на просторную аудиторию. Честно, Чонгук даже не заметил второго человека рядом с ним, его взгляд застыл на все таком же невероятно-родном незнакомце: белобрысая кудрявая макушка все еще слишком выделялась из толпы. Генерал не смог сдержать не улыбку, точно оскал. — Нашел, — еле различимым свистом сорвалось с губ альфы. Взгляд пересекся с такими все еще невероятными ореховыми глазами. Душа вновь обрела свое сердце.