Насильно мил не будешь

Рабочая смена уже закончилась, но он наврал жене о вынужденной задержке, так что до утра не хватится. Место выбрал довольно далёкое от завода, мужики сюда даже поссать не сунутся — можно сделать всё спокойно. Если бы не дрожащие руки, задолбавшиеся битый час намыливать верёвку и теперь едва способные хвататься за табурет, который Виктор пытался поставить ровно под висящей с потолка конструкцией, когда-то служившей для помещения в качестве лампочки, выкрученной явно ещё при Сталине. -Покурить, что ли, напоследок? Ай похуй, мужики найдут — пусть берут, мне на том свете не надо вовек будет. Ну что ж… Давай, Вить, прекратим мучения. Голос словно звучал со стороны, настолько Михалыч не узнавал себя. Седой в свои пятьдесят с небольшим, чудом не заработавший инфаркт… Хотя чудом ли? Да и было бы для него плохим исходом, дай он дуба от оторвавшегося тромба? Нет, совсем нет. Так проблема рассосалась бы ещё раньше. Увы, он жив. Пока ещё. Посмотрев на прибитые к хлипкой стенке письма — если можно так назвать наскоро вырванные листы тетради, согнутые пополам — мужчина шмыгнул носом и вытер рукавом подступающие слёзы. Три штуки, Зине и детям. Лишь бы её удар не хватил, кому тогда оставаться с детьми? Тёще Виктор никогда не доверял: скверная баба, взглядом убьёт, на него вечно верещала «ты погубил мою дочь, вышла бы за сына олигарха — жили бы ща припеваюче, он за ней года три бегал, пока ты с ним не подрался, окаянный…». То-то она обрадуется, узнав об его кончине. -Пора. Перед смертью не надышишься. Посмеиваясь над своими же словами, Виктор добавил: -Я и при жизни не особо дышал. Чем, по-вашему, надо было — аммиаком да соляркой? Тело насосалась так, что хоть нефть качай! Помру, найдут потом археологи — авось в нефтяную скважину превращусь тогда, будут меня арабские шейхи да олигархи качать. Красота. Вставая на табурет и надевая петлю на шею, приободрившийся возможным перспективам следующей жизни, он как можно туже затянул верёвку и, зажмурившись, прыгнул… Треск, шум — обвалившаяся с потолка побелка и облака пыли накрыли упавшего на пол Михалыча с головой. Закашлявшись, ничего не понимающий мужчина попытался протереть глаза, хрипя: -Какого, мать его, хера?! Причина несостоявшегося удушения уныло покачивало обрывком верёвки, обвивающей вырванную из потолка часть провода. Мда, столь тяжёлую человечью тушку сия конструкция не выдержала. Этого стоило ожидать. Нахмурившись, снимающий с шеи петлю Михалыч в ярости пнул табурет, успевший опрокинуться, о чём пожалел и схватился за ушибленную ногу. Даже сейчас не отпускают! Неужто Преисподней нравится наблюдать за его муками, раз не позволяют второй раз умереть? -То тогда станок не запустился вовремя, то теперь петля… Да видал я вас в гробу и в белых тапках! Пойду с крыши прыгать! С досадой махнув рукой, Михалыч поспешил покинуть своё несостоявшееся пристанище и засеменил в сторону завода. Иначе при его всё ещё ноющих ногах и приступах кашля не выходило. — Надеюсь, этого пидора здесь нет… Обходя пропускной пункт, где охранник видел уже третий сон, Михалыч известными далеко не всем путями преодолевал этаж за этажом. Пусть он здесь работал не так долго, как его коллеги, всё же он хорошо узнал это место, когда перед проверкой их гоняли по всему заводу в поисках малейших проблем для быстрого устранения. Он помнил, как лично менял сгнившие доски на лестнице, как закрашивал ржавщину на перильных решётках и в перерывах обсуждал с мужиками бесполезность проверок, в ответ выслушивая типичное «при твоём-то правлении здесь лучше не бывало, но ты хоть домой отпускал пораньше!». Да уж, как много рабочему люду нынче надо для счастья. Вот он, просторный и ветреный уголок. Забытые Бог знает кем строительные материалы, бесконечная сажа и паутина — когда в последний раз сюда ступала нога рабочего? Даже отчаянно жаждущий покурить или уединиться с поварихой мужик предпочтёт рабочий туалет, чем это. Видимо, теперь Виктор был больше тенью прежнего себя, чем человеком, раз ему нравился столь своеобразный вид. -Михалыч! Ты чего?! От резкого вскрика и топота ног по лестнице вздрогнувший Михалыч в пару шагов добежал до края и, вставая к тому спиной, заорал: -Только посмей подойти — прыгну! Мне нечего терять! -Михалыч, давай поговорим, чего ты сразу… -Замолчи, гомосек чёртов, всё ты мне прекрасно рассказал, аж на две жизни хватит! Иван, уже поднявшийся к Михалычу, при виде усача, готового вот-вот прыгнуть, встал на колени и, глотая слёзы, надрывно запричитал: -Не покидай меня, Михалыч! Жизни без тебя не вижу, куда ты — туда и я! -Да не пизди, в аду для каждого свой котёл есть! До Страшного Суда тебя б не видеть! -Прошу, уйти от края! Я… Запинаясь, с покрасневшим и вспотевшим лицом, Дулин не сводил взгляда с Виктора и говорил: -Я тебе свою должность уступлю, направляй меня куда хочешь потом! Хоть в Соликамский, хоть в Шайтанский завод отправляй! Да хоть в Чебоксары уеду дворником, Мега Молл подметать! Только не помирай, Михалыч! Виктор замешкался. Он ненавидел Ивана всем сердцем. Дай ему кто в руки пистолет — выстрелил бы в гада без помех. И всё же, надежда на то, что где-то внутри этого неотёсанного долбоящера ещё остались крохи прежнего Дулина, с кем он на обеде обсуждал в курилке очередные новости или заводские будни, тускло обдала выгоревшую дотла душу простого российского мужика. Однако он лишь покачал головой и сердито спросил: -Другие знают, что мы здесь? -Нет, Михалыч. Я даже телефон с собой не захватил, пока за тобой шёл. -А чего ты за мной увязался, гомосятина?! -Заметил, как ты сюда полез, и перепугался дюже. Знаешь, всю ночь мне снилось… Завёл шарманку. Сколько раз Михалыч слушал его бредни?! Почему он продолжает терпеть это, будучи в шаге от избавления? -Бегу я за тобой, а ты на лестнице, в красных труселях и с петлёй на шее, манишь меня в ночи, манишь, кричишь «нахлобучишь меня в последний раз? Тела моего пряного успей отведать, пока тёплый!» — в холодном поту проснулся, веришь? Как знал, вещий сон был! -Да я скорей в мясорубку прыгну, чем тебе отдамся! Пошёл ты…отсюда! И, замечая, как Дулин встаёт с колен, перекрестился и шагнул назад. Полёт, обдающий тело оглушающими потоками воздуха, уносил его от угасающего: -Михалыч!!! Но Виктор лишь закрыл глаза и улыбнулся, готовясь к предстоящему небытию… В один рывок садясь на кровати, Михалыч, ничего не понимая, учащённо дышал. Ночь, он в своей двушке, рядом безмятежно храпит Зина, заведённый будильник, стоящий на тумбочке по стойке смирно, показывал два часа ночи. -Тьфу ты, блин, и приснится же такое. Без тапочек, наплевав на отсутствие домашних штанов, он как есть в трусах-семейках пошёл на кухню, где отпил из чайника воды и, достав из верхних ящиков зажигалку, поспешил на балкон. Маленький огонёк коснулся зажатой в зубах сигареты. Смог, обдавая нутро удушливым царапаньем, притупил ужас, всё ещё отдающий в висках ритмичным гулом. Лишь теперь он вспомнил, что перевёлся в другой район и поменял все документы после того, как посеял свой паспорт на прошлом производстве. На новом месте Виктор не успел обзавестись товарищами, в лицо его особо никто не помнил — Дулин не отыскал бы его при всём своём желании. По крайней мере, пока.