Поздний звонок

***

      - Хёнджин...       Омега вздрагивает и медленно оборачивается, успевая, очевидно, "надеть" лицо. С деланным равнодушием вежливо улыбается.       - Минхо, ты напугал меня!.. Что ты там прячешься в углу? Всё в порядке, надеюсь?       - Нет. Не в порядке... Мне плохо без тебя, Джинни.       В глазах у Хёнджина лёгкая паника. Он не рассчитывал на искренность. Она сейчас неуместна. Его голос становится ледяным.       - Ты спятил, Минхо? Возьми себя в руки.       Ответочка. Кажется, именно так он тогда по телефону и спросил: Ты спятил, Джинни? В конечном счете, спятил лишь сам Ли. Спятил от запоздалого раскаяния. От утраченных возможностей. Спятил от любви.       Хёнджин уже почти ушел, но Минхо успевает схватить его за тонкое запястье в изящных золотых браслетах. Прикосновение к нежной коже обжигает. В жалобных, широко распахнутых глазах омеги мелькает испуг. Альфа с тоской замечает знакомую родинку под левым, прерывисто дышит, а его хищный взгляд сверкает молниями.       - Хёнджин, постой! Да, я спятил. Влюбился. Влюбился, как мальчишка. И понимаю теперь, что всегда был в тебя влюблён - вот как раз когда мальчишкой был, тогда и влюбился! Понял, правда, это поздно.       Взгляд Хёнджина немного смягчается. Голос становится менее звонким. Чуть хрипит, как тогда, по телефону.       - Вот именно - поздно, хён. Слишком поздно. Я пойду, отпусти, пожалуйста.       В чёрном бездонном взгляде альфы - боль и ярость, километры жуткой тоски и нерастраченной нежности.       - Не могу. Не могу отпустить тебя, Джинни. Малыш... Ты - мой. И всегда был моим.       Омега с силой вырывает изящную кисть. Браслеты легко позвякивают, столкнувшись. В его глазах больше нет тепла. Золото отливает холодным металлом.       - Не смей даже пытаться встать между мной и Бинни. Он со мной с того самого вечера. Хотя ему я не звонил, он сам узнал от родителей и сразу приехал ко мне, в ту же ночь. Держал за руку и больше не отпускал.       Свинец в груди поднимается выше, заполняя лёгкие, горло, стучит по вискам. Минхо весь взмок, но всё еще стоит на пути омеги, отрезая ему выход к дверям.       - А он знает, что ты звонил мне? С акцентом на последнее слово.       В карих глазах напротив - золотистые крапинки, а ещё - боль и презрение.       - Я - его омега, он - мой альфа. У нас нет секретов друг от друга. Он знает всё. А между мной и тобой никогда ничего не было, кроме детских игр. И не будет, Минхо. Уйди прочь с дороги.       Хёнджин отталкивает его ставшее безвольным тело и с идеально ровной спиной ускользает своей лёгкой походкой туда, где свет и музыка, где смех и веселье, где щекастая белка не сводит с него восхищённых по-мальчишечьи глаз, туда, где ждёт его любящий муж, его альфа, верный и заботливый, кто не словом, но делом доказал свою любовь. Кто с самого детства сражался за него и неизменно был рядом.       Чуть позже и Минхо незаметно проскальзывает внутрь, но через другие двери. Сразу уходит в темный коридор и спешно, под гулкий стук торопливых шагов и своего обезумевшего сердца, покидает этот праздник чужой жизни. Ловит такси и едет по ночному Сеулу, глотая непрошенные слезы, которые вдруг ливнем заливают его красивое, некогда холодное лицо.       Он не плакал с детства. Даже когда умерла любимая тётушка, не плакал. Даже когда сильно болел пару лет назад отец - не плакал. Он и не вспомнит сейчас, когда и отчего лил слёзы в последний раз. И не потому что не было поводов, а потому что много лет жил точно в скорлупе, защищённый и закрытый от мира. А сегодня с него содрали не только этот защитный панцирь, но и с мясом - кожу, обнажив тем огромную прореху в сердце. Из-за этой раны он и чувствовал себя незавершённым, недоделанным, словно, лет в тринадцать ему просто заблокировали опцию, отвечающую за эмоции. Это ощущение он поймал как раз в пору взросления, в подростковый период, когда перестал испытывать сильные чувства - он никогда не страдал по-настоящему и никогда не испытывал подлинного счастья.       Оттого и казалось ему всегда, что лишь детство у него было действительно ярким, живым, абсолютно радостным, наполненным тёплым светом. Однако, теперь Минхо понимает: тот свет шёл от одного конкретного мальчишки-омеги, который звонко смеялся и обнимал его худенькими ручками, который капризно надувал пухлые губки и доверчиво улыбался ему всякий раз, мило склоняя личико, не боясь открыть собственных чувств, и всегда выбирал его. Выбирал его до тех пор, пока однажды не получил отказ.       В такой простой просьбе - всего лишь приехать. Ли ведь слышал по голосу, что омега в отчаянии. Недаром же этот хриплый робкий шепот мучает его теперь во снах. Что ему стоило встать, наплевав на скучную вечеринку и нелюбимую девчонку, поймать такси и поехать в чёртов Кандонгу? Ну, минут сорок езды же по ночному городу! Хотя бы просто дружбы ради. Помочь человеку, с которым вместе рос, с которым провёл шесть лучших летних каникул в жизни, чей смех всегда поднимал настроение, кто так щедро дарил тепло своего сердечка, в чьих карих, в золотых крапинках, глазах, он видел лишь обожание и да - любовь. Светлую, чистую, детскую, но такую подлинную безусловную любовь, которую он пил тогда бездумно словно глупый фавн амброзию - божественный нектар, и оставшись без которой годами жил в пустоте, не понимая того, но в каждом дне, в каждом объятии, в каждом взгляде напротив бессознательно искал этот свет. Искал - и не находил...       И лишь сегодня, на том промозглом балконе, он снова ощутил их - слабые отголоски этой светлой любви, спрятанные где-то глубоко-глубоко под смятением и болью, под презрением и разочарованием. Эта та любовь, которой не дано уже случится. Или все-таки дано?       Минхо, умывшись слезами, одиноко курит на своем балконе. Фешенебельная квартира, которую ему предоставляет компания, с просторной застеклённой лоджией, сегодня темна, он нигде не включил свет. Выйдя из такси, Ли успел купить сигареты и теперь вдыхает никотиновый дым, глядя на спящий квартал. Далёкие неоновые вывески косоглазо мигают, словно смеясь над ним, потешаясь над его потерей.        Вот именно - поздно, хён. Слишком поздно... Хрипло шептали любимые губы, а любимые золотистые глаза смотрели так холодно, но...       Но нельзя путать любовь с благодарностью. Хёнджин любит его. Любил - по крайней мере. Каких-то три года назад в порыве горестного смятения, когда обнажается самая суть человека, душа омеги рвалась к нему, звала именно его - своего альфу. Тот проклятый ночной звонок. Лучше бы Минхо и вовсе не брал трубку. Всё было бы проще. Не было бы чувства вины. И этой утраты.       Один телефонный звонок... Такой поздний, такой неожиданный, такой неуместный тогда. А теперь кажется - самым важным событием, а всё, что окружало его - забылось и стерлось в памяти за ненадобностью. Друзья, подружка, вечеринка...       Смириться и жить дальше?       Бороться и добиваться?       Минхо не знает. Он просто курит, глядя в свое искажённое отражение в тёмном стекле.       Он будет ждать... Нельзя путать любовь с благодарностью. Хёнджин когда-нибудь поймет это. И позвонит. Однажды в ночи Минхо снова услышит его хриплый взволнованный голос. И обязательно приедет. В этот раз - который может и не наступит никогда! - но если наступит, он приедет, в любое время, в любое место, хоть в другую страну, хоть на другую планету!.. Он дождётся своего омегу, потому что жить без него больше не может. Он приедет и будет рядом. Больше не отпустит. И никому не отдаст.              Хёнджин - его омега. И Минхо даст ему сколько угодно времени, чтобы тот понял это. Пусть на это уйдут годы жизни и океаны потраченных впустую возможностей быть счастливыми вместе...       Ли дождётся его звонка... Обязательно дождётся.