Юбилей Боровских

В зале становилось все шумнее, народ громко смеялся над злободневными анекдотами, приплясывал под модное диско, выходил на улицу, чтобы подышать свежим осенним воздухом. Калугина молча курила, допивая остатки вина в бокале и не замечая ротации сотрудников. Пепел с ее сигареты падал на пол и обреченно затухал. Она прослушала даже хохот всего зала, прогремевший, после того как Бубликов язвительно бросил Шуре: - Не хочешь пуститься в пляс с живым мертвецом? Калугина очнулась, только услышав обращенный к ней голос бухгалтера Гали: - Простите, Людмила Прокофьевна. Вам звонили из министерства. «Как из министерства? Рабочий день ведь уже давно закончился», – озадачилась Людмила, однако поспешила в свой кабинет. Дирекция пустовала; в тот вечер она напоминала оранжерею, так как рабочие, заклеивавшие окна, убрали цветы с подоконников и расставили их по центральным столам. Здесь было совсем тихо, музыка играла где-то вдалеке, напоминая о царившем по соседству веселье. Калугина подошла к телефону и набрала номер министра – никто не брал трубку. Она позвонила еще раз – вновь гудки и тишина.  Калугина обошла помещение, рассеянно поднимая случайные предметы и кладя их обратно на то же место. Одиночество, всегда подстерегавшее ее в кабинете, стало тяготить еще сильнее. Ей казалось, что она уже не способна влюбиться, что жестокосердие ее внешней оболочки смогло проникнуть и внутрь. Даже признанные красавцы вроде Самохвалова оставляли ее равнодушной. Как этот, на первый взгляд невзрачный, старший статистик смог перевернуть ее закостенелый мир вверх дном, проникнуть в ее суть, куда не было доступа никому?  Тело Людмилы не могло избавиться от воспоминаний о его прикосновениях; воображение вдруг нарисовало, как его руки дотрагиваются не только до ее талии, но и до ягодиц, постепенно соскальзывают ниже, между бедер… Она одернулась, не позволив себе предаться праздным мечтаниям, и быстро зашагала по кабинету. Вдруг открылась дверь, и вошел Новосельцев. Калугина вздрогнула, ее сердце лихорадочно забилось. - Вы меня напугали, что же Вы без стука?  - Людмила Прокофьевна… – произнес Анатолий, подойдя к ней. Она успела заметить, как сверкают его глаза, как решительны его движения. Однако при приближении к Людмиле он замедлился и остановился в двух шагах от нее. - Что вы хотели, товарищ Новосельцев? – Людмила сама не поняла, почему в ее речь вернулась напускная строгость. Выдержка, не подводившая ее в течение многих лет, позволяла сохранять внешнюю неприступность, при том, что подсознание то ли ликовало, то ли било тревогу. «Сейчас? Но я не готова, я некрасиво одета, не накрашена.  Я не могу быть ему интересна»,  –  думала Людмила. - Я искал Вас,  –  сказал Анатолий, не сводя с нее изучающего взгляда. - Да? По какому вопросу? – голос Калугиной все-таки немного задрожал, хотя холодные, бездушные слова сами собой слетали с губ. Она отвернулась от Новосельцева и принялась листать какую-то папку. Буквы и цифры расплывались перед глазами, а пальцы потряхивало так, словно она ехала в автобусе по ухабистой дороге. Внезапно Калугина почувствовала на себе руки Новосельцева: они обняли ее за плечи, затем медленно спустились по шершавой ткани ее массивного пиджака и остановились, сцепившись в тугой замОк вокруг ее талии. Она почувствовала его взволнованное дыхание рядом с ухом и не успела опомниться, как его ласкающие губы оказались на шее и предплечье, заставив содрогнуться всю ее миниатюрную фигуру. Папка сама собой вылетела из ее рук, с глухим стуком ударившись об пол. Какая неслыханная дерзость – приставать к ней в ее собственном кабинете… и какое долгожданное счастье! Людмила могла высвободиться из объятий Анатолия, но не хотела. Ее тело, которое так давно никто не согревал, подчинялось его рукам, обволакивавшим ее и сулившим такой сладкий и желанный плен. Людмила закрыла глаза и откинулась назад, фактически позволив себе опереться на Анатолия. А ведь считанные минуты назад она оплакивала его исчезновение, тщетно убеждая себя в том, что так и должно было случиться и людям нельзя верить. - Людмила Прокофьевна… Дорогая Людмила Прокофьевна…  – шептал Анатолий, вновь переместивший ладони на ее плечи, то нежно поглаживая их, то темпераментно сжимая. Его губы оставляли влажные следы на ее бледной, моментально покрывавшейся мурашками коже. Сколько было этих поцелуев… уже десятки на шее, ключицах, щеках…  Наконец, Людмила обернулась и подняла глаза: они переливались, как горный хрусталь. В них не осталось ничего от прежней строгой начальницы, в голове которой было место одним лишь цифрам. Более того, в этих глазах было появился новый, незнакомый Анатолию до тех пор блеск. Он обнял ее и сначала ласково, едва заметно, дотронулся до ее губ, а затем пылко углубил поцелуй. Его руки обвили ее спину, сминая бесформенный коричневый пиджак. Бумаги на письменном столе всколыхнулись, хотя в кабинете не было и намека на ветер. Людмила, очнувшись от приятного шока, положила ладони на грудь Анатолия.  Затем она медленно провела правой рукой по его скулам и подбородку, охваченная таившимся внутри стремлением дарить ему ласку. Отпали последние сомнения – он наклонился к ней, заставив стол пошатнуться, и поцеловал еще более страстно. Людмила умирала от восторга, когда Анатолий посасывал ее губы, когда дотрагивался языком до ее языка, позволяя убедиться в том, что его намерения далеко не невинны. Она не осознавала, как сама собой отвечает на поцелуй, как с волнением касается его шеи и торса. Капкан его рук, обнимающих ее талию и спину – теперь уже значительно крепче, чем во время танца – вызывал в Людмиле трепет с головы до пят. После стольких лет усердного труда, гнетущего одиночества и беспросветного разочарования в людях – она заслужила эту любовь! Спустя пару минут влюбленные немного отстранились друг от друга, прерывисто дыша. В воздухе по-прежнему висела некоторая неловкость, вызванная привычной обстановкой ее кабинета и безумными взглядами, в которых недвусмысленно читалось, насколько долго они держали в себе все, что выплеснулось за последние минуты. - Я понимаю, у меня дети…  –  зашептал Анатолий, поглаживая ее лицо и заставляя его следовать направлению движения его пальцев. – И Вы директор, а я… кто я? Но я бы все на свете отдал за то, чтобы… - Что Вы?! – слова Людмилы, прерывая его, словно донеслись из самых недр ее души. – Какое это имеет значение?   Новая волна страсти накрыла их обоих с двойной силой. Анатолий стянул с Людмилы некрасивый пиджак и усадил ее на стол прямо на груду бумаг. Теперь он стал на шаг ближе к женственному телу, контуры которого все это время пытался разглядеть под уродливой одеждой и сквозь щелку между пуговицами голубой блузки. Он покрыл поцелуями ее шею, немного щекоча, и решился прикоснуться к груди, слегка надавив на нее ладонями. Людмила едва не вскрикнула от горячего импульса, отдавшего разрядом в низ живота. - Анато… Толя! – почти простонала она.  –  Так ведь нельзя. Нас увидят, услышат, меня уволят… Что мы творим? - Мы в очередной раз обсуждаем мой никудышный отчет, – сказал Анатолий, иронично улыбаясь. – Никому и в голову не придет сюда заявиться. Я запру дверь. - Будьте добры. Он с трудом переселил себя, чтобы прерваться и удалиться на несколько секунд. Когда Анатолий запирал дверь, Людмила вдруг испугалась, что он уйдет, а она останется сидеть на краешке стола, взлохмаченная, в помятой блузке, вынужденная довольствоваться лишь внезапными поцелуями. Ох, этого ей хотелось бы меньше всего на свете! Однако Анатолий тут же вернулся и вновь впился в ее губы, начал судорожно расстегивать блузку, обнажая белое хлопчатобумажное белье. Блузка отправилась на пол, а пальцы с третьей попытки справились с непослушными крючками бюстгальтера. Людмила напрасно переживала, что любимому не понравятся ее формы. Она отметила восторженный мужской взгляд, устремленный на грудь и не позволявший усомниться в том, насколько привлекательной она для него выглядела. Анатолий трепетно накрыл руками ее прелести и еле слышно произнес: - Моя красавица… Он ласкал и целовал грудь, соскучившуюся по мужским губам, время от времени втягивая ртом розовые соски и доводя Людмилу до глубоких стонов. Ее левая рука рефлекторно сжимала и разжимала край стола. Несмотря на наслаждение, Калугина все еще чувствовала себя немного дискомфортно, боясь, что кто-то застанет ее врасплох полуголую на рабочем столе в объятиях собственного подчиненного.  - Пойдемте туда, прошу, – Людмила направилась к пустующему столу в глубине кабинета, за которым она совсем недавно безутешно рыдала. Это место казалось ей островком удобства и безопасности. Анатолий последовал за ней, параллельно сбросив на пол свой пиджак. Людмила присела на стол, стряхнула с ног давно вышедшие из моды туфли и запустила руки под его рубашку-поло, проводя пальцами вдоль торса. Она с удовольствием нащупала мускулы на его плечах: результат регулярных занятий гимнастикой, привитых отцом-военным. Анатолий запрокинул голову, подавляя в себе возглас и жадно хватая ртом воздух. Он совсем отвык от женской ласки, а уж лицезрение ее почти раздетой, отдающейся ему и все горячее дарящей ему поцелуи и нежные прикосновения, было сравнимо с переживаниями во время запуска космической ракеты. Совместными усилиями Анатолий был освобожден от рубашки – и вот они, полуобнаженные, нетерпеливо дышат, прижимаются друг к другу, вновь открывая для себя мир удовольствий.   Движения Людмилы становились все более смелыми, тело все охотнее выгибалось, поддаваясь натиску любимого мужчины. Оказывается, можно было просто быть самой собой, чтобы доставить ему наслаждение, и ее неискушенность в сексе не играла никакой роли. - Мой милый, – тихо повторяла она, целуя плечи и грудь Анатолия и физически ощущая его возбуждение внизу живота. Он сходил с ума от женственных интонаций ее не похожего ни на кого голоса и позволял рукам касаться ее ягодиц и постепенно соскальзывать ниже, между бедер. Каким-то магическим способом Анатолий интуитивно угадывал, как и где дотрагиваться, чтобы заставить Людмилу балансировать на самом краю, отделявшем ее от пика блаженства.  Наконец Анатолий ненадолго оторвался от нее и, расстегнув ремень, спустил брюки. Людмила замерла, ее подбородок задрожал, а лицо заполыхало. Она мысленно поблагодарила Анатолия за то, что он быстрее подавил в себе смущение и приступил к главному: аккуратно приподнял ее юбку, спустил колготки и красноречиво мокрое нижнее белье, развел руками бедра. Людмиле показалось, что стук ее сердца начал раздаваться где-то в районе ушей; она не смогла сдержать стон блаженства, в конце концов почувствовав его внутри.  В зале заседаний все шло своим чередом: Бубликов приплясывал с очаровательной темноволосой Валей, чьи алые губы не давали ему покоя, Шура уверяла присутствующих, что собранные на похороны деньги пойдут на грядущий юбилей Карлена Семеновича, Верочка картинно строила глазки и Самохвалову, и вчерашнему студенту Володе из отдела общепита, чтобы нанести по мужу двойной удар. Невозможно было представить, что в считанных метрах от них, в кабинете директора, происходило столь интимное и искреннее действо: Новосельцев вонзался в Калугину на большой скорости, заставляя стол ударяться об стену. Возможно, этот стук имел шансы привлечь чье-то внимание, но новоиспеченных любовников это уже не волновало. Его руки бесстыдно исследовали ее, ее пальцы блуждали по нему, страстно надавливая на каждый участок тела, встречавшийся на их пути. Анатолий не чувствовал себя ни на йоту уставшим: наоборот, заново проснувшаяся мужская энергия и гордость обладания Людмилой, придавали ему огромных сил. Калугина то закатывала глаза, томно вздыхая, то смотрела на него умоляющим взглядом. Да, такой Юра ее точно не видел! И не увидит. Он подтянул Людмилу к себе поближе, позволив ей обхватить его ногами, и вошел еще глубже. Отпустив руки, Анатолий дотронулся до ее клитора в надежде усилить ее ощущения –  реакция последовала незамедлительно: - Толя, что ты со мной делаешь? Толя… Они продолжили, безотрывно глядя друг другу в глаза. Им не нужны были дополнительные стимулы извне: то, что это происходило здесь и сейчас, именно с ними, само по себе невероятно опьяняло. В паре шагов от финала Анатолий перевернул Людмилу на живот. Она прислонилась обнаженной грудью к прохладной деревянной поверхности, не остудившей ее пыла. Разве можно было вообразить, что здесь ее, распластанную и пригвожденную к столу, будут снова превращать в женщину?  Через пару мгновений испытанное до той минуты наслаждение усилилось в разы. Стимуляция была такой оглушающе сильной, что Людмила, забыв обо всем, застонала во весь голос, а Анатолий, чьи ощущения были схожими, практически завыл, осознавая, что не сможет долго сдерживаться. Однако этого и не потребовалось: благодаря нескольким толчкам его пениса разум Людмилы помутнел, а тело задергалось от долгожданного оргазма. Ее руки, хаотично теребившие стол, в одну секунду замерли как вкопанные.  Людмила очнулась в сладкой неге, подаренной благодарным телом. Знакомый стол, привычный подоконник, отдаленный гул – все это сложилось в ее сознании в яркий калейдоскоп новой жизни. Она почувствовала сверху вес Анатолия и, окрыленная, позволила себе в полной мере проникнуться всей глубиной своего почти неприличного счастья. Людмила прислушалась к его дыханию, уловила легкое шевеление его рук, липкость его вспотевшей кожи – да, он здесь, он настоящий, принадлежащий только ей! - Толя…  – сказала она практически одними губами. Полностью опустошенный Анатолий, встрепенувшись, слез, позволив Людмиле лечь на спину. В его движениях не осталось и намека на неуклюжесть, а глаза загорались от одного взгляда на нее. Он наклонился и потянулся к ее губам, однако голоса, внезапно раздавшиеся за дверью заставили его обернуться. - Тссс! – Анатолий прильнул к Людмиле, закрыв ладонью ее рот. Приподнявшись, они сели в обнимку. Их голые тела словно приклеились друг к другу, сердца громко бились в унисон. Людмила прислонилась головой к груди Анатолия: она на удивление почувствовала абсолютное безразличие к тому, что происходило за пределами кабинета. Какие-то женские голоса тараторили совершенно неразборчиво; удалось расслышать только обрывки фраз: «наверно, ушла» и «понятия не имею». Через пару минут шум за дверью стих. - Она не ушла,  – улыбнулась Анатолию Людмила. – Она… крутит роман со своим подчиненным. - Ах, какая развратница! Немедленно на ковер к министру,  –  полушепотом ответил Анатолий и, поцеловав в губы, запустил пальцы в ее короткие волосы, давно не знавшие укладки. Людмила опустила глаза, подавив смешок. - Скажи, это же ты подговорил Галю послать меня в кабинет? Мм? Кто была эта соблазнительная, игриво облизывающая губы женщина, чьи руки обвивали его, а грудь манила, требуя поцелуев?  - Да. И мне нисколько не стыдно. Ни за что не стыдно.   Любой бы чувствовал превосходство, овладев своей начальницей в ее собственном кабинете, однако эйфория Анатолия была не связана со сменой их ролей: он просто был счастлив, что эта женщина принадлежала ему. - Ах, какой развратник, – одним своим кокетливым тоном Людмила возбудила Анатолия так, что он снова начал ласкать ее. Впрочем, обстоятельства вынудили его вовремя остановиться: - Я бы хотел побыть с тобой. Я бы хотел еще много раз… любимая.  Она застыла, желая ущипнуть себя и убедиться, что ей не послышалось. - Но мне надо к детям. Уже давно надо к детям, – с досадой сказал Анатолий, взглянув на часы, остававшиеся у него на руке во время близости. – Давай встретимся завтра.  - Завтра вечером, у меня дома,  – предложила Людмила. «Ты даже не представляешь, какой сюрприз я тебе приготовлю»,  – в памяти сразу всплыло воздушное платье, с таким трудом подобранное благодаря знакомствам. «Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю», – думал Новосельцев, одеваясь и украдкой наблюдая за тем, как она натягивает нижнее белье и застегивает валявшуюся под письменным столом блузку.   Выходя из здания, Новосельцев пропустил мимо ушей оклики нескольких коллег, стоявших у дверей.  Он не сразу обратил внимание и на осенний дождь, стучавший по московским крышам. Лишь спустя минуты, осознав, что капли барабанят по его плащу, он встал посреди улицы и поднял голову. Раздраженным прохожим пришлось обходить чудака, беззаботно подставившего лицо лившемуся с неба потоку воды.    Когда Калугина вернулась в зал заседания, немногочисленные сотрудники, все еще активно отмечавшие юбилей, были поражены произошедшей в ней перемене. Людмила будто светилась изнутри, взгляд с поволокой был направлен мимо людей и предметов, с лица не сходила таинственная улыбка. Старые очки, прибавлявшие возраст, куда-то исчезли. Большинство решило, что на директора подействовал алкоголь, только внимательная Верочка подметила, что голубая блузка была помята, а на колготках внизу виднелась небольшая стрелка. Но даже она не заподозрила, что дело зашло так далеко.  - Людмила Прокофьевна, а Вас Тамара Владимировна с Галей искали… - Я была в своем кабинете, – с невозмутимым видом ответила Калугина, скрестив руки на груди. – Вы стучались? - Нет, но… - Надо было стучаться, – немного жеманно сказала Людмила и лукаво улыбнулась. Никто не заметил в ее глазах торжествующий блеск.