Коленно-локтевой шанс

— Скажи честно — ты хочешь трахнуть моего брата? Я давлюсь тейлу и усиленно бью себя по груди кулаком, переводя ошарашенный взгляд заслезившихся глаз на Ло’ака. Моя возможная преждевременная кончина, судя по всему, совершенно не волнует младшего сына вождя, испытующе пялившегося на меня в ожидании ответа. Наконец, я проглатываю застывший в горле кусок и делаю глубокий вдох. Нетейам те Сули Тсэйк’итан, без всяких сомнений, горяч и притягателен настолько, насколько это возможно в принципе. Обычно одного его жаркого взгляда хватает, чтобы одна женская половина деревни в считанные секунды достигла оргазма, пока другая половина давится слюнями, рассматривая широкую спину и вылепленные словно самой Эйвой поджатые ягодицы. Чего таить, я и сама порой заглядываюсь на его мощную шею и шесть кубиков пресса на животе, однако делаю это скорее в целях сравнения, нежели в надежде увидеть Нетейама во влажных снах. Для этого я использую образ его младшего брата, который прямо сейчас сидит передо мной на траве, скрестив ноги, и желает узнать, а не мечтаю ли я утайкой завалить Нетейама. — А ты не хочешь переспать с моей сестрой? Не хочет. Это ясно по взлетевшим человеческим бровям и скривившимся губам, на которых я невольно задерживаю взгляд. — Я что, похож на любителя малолетних? — с видом оскорбленной девицы спрашивает Ло’ак. Странный вопрос, учитывая то, что до Охоты Грёз Ми’иру остаётся каких-то три месяца. Как только сестра пройдёт обряд, она будет считаться не только полноценным членом клана, но и взрослой женщиной, которая может найти пару и создать семью. Я лично знаю нескольких на’ви, которые давно положили глаз на Ми’иру, но Ло’ак явно не входил в их число. Не сказать, что я осудила бы его в противном случае, но укол ревности ощутила бы точно: как бы мне не хотелось этого признавать, но младшая сестра превосходит меня во многом. Она лучше поёт, лучше танцует, отлично разбирается в целебных травах и мастерит изумительные украшения, вызывающие зависть со стороны девушек Оматикайя. По крайней мере, я хотя бы лучше выслеживаю дичь и всегда попадаю в цель. Ну, почти всегда. — Нет, но ты похож на придурка. Будешь тейлу? Не убирая выражение величайшей обиды с лица, Ло’ак берёт целую горсть личинок с блюда и запихивает их в рот целиком, начиная активно работать челюстями. Великая Мать, и вот в этого брызжущего слюной На’ви, дующегося по малейшему поводу, меня угораздило влюбиться? Но ведь не зря говорят, что у Эйвы всё предопределено. Быть может, таков её великий замысел? Ло’ак громко рыгает, и эхо от сего утробного звука разносится по всему лесу. Нет, пожалуй, богиня просто смеётся надо мной. — Хайрани, я серьёзно: ты бы хотела, чтобы Нетейам познакомил тебя со своим маленьким дружком? — С Пауком я уже знакома, спасибо. — Твою мать, Рани! — Ло’ак резко выбрасывает руку вперёд, будто собирается меня ударить, но я одним движением перехватываю конечность и тяну юношу на себя. Ему не удаётся удержать равновесие, и в итоге он начинает неуклонно падать на меня, но я не даю этому произойти. Как бы мне не хотелось ощутить жар Ло’ака так близко, что между ног непременно образовалось бы озерцо, сейчас явно не то время и место, чтобы дать волю своим извращённым фантазиям. Я быстро откатываюсь чуть в сторону, одной рукой продолжая держать юношу за запястье, а вторую ловко завожу ему за спину и что есть силы давлю на лопатки. Ло’ак может и хороший воин, но против гравитации бессилен даже он, так что в следующий момент лицо младшего сына вождя впечатывается в землю, а я перехватываю его вторую руку и завожу ему за спину, резво усаживаясь юноше на поясницу. Да уж, похоже одну из своих влажных мечт я всё-таки осуществила. — Ну что, могучий охотник, сдаешься? Ло’ак издаёт какие-то нечленораздельные звуки, среди которых я с огромным трудом разбираю парочку английских ругательств, а после переворачивает лицо на щёку, отплёвываясь от грязи и травы. — Тренировки с Карнуком не прошли зря, а? — спрашивает юноша, кося глаза так, чтобы увидеть меня. Я решаю сжалиться над Ло’аком и наклоняюсь к самому его уху, невольно опаляя его дыханием. На такое, казалось бы, незатейливое действие, поджатое тело подо мной пробивает мелкая дрожь, а на щеках самого Ло’ака я замечаю едва проступивший румянец. Опа, интересненько выходит. Значит, как спрашивать про потрахульки с Нетейамом — это мы запросто, но стоит самому оказаться в щекотливой ситуации, так мы стесняемся? Я весело хмыкаю, и тело Ло’ака снова содрогается, но на сей раз не от смущения, а от недовольства. — Ну и что ты смеешься? — бурчит юноша, предпринимая безуспешную попытку вырваться из моего захвата. — Да вот думает, насиловать ли твою бренную тушку или оставить это занятие зверям. Я резко разворачиваюсь, встречаясь с озорными карими глазами. Паук, человеческий парнишка, ставший среди На’ви почти своим, подмигивает мне, а после с очевидным наслаждением переводит взгляд на распластавшегося подо мной Ло’ака. Этих двоих связывают тесные, можно сказать даже братские узы, и как любой уважающий себя старший брат (а Паук нередко кичится тем, что появился на свет почти на два года раньше Ло’ака), парень просто не может отказать себе в удовольствии посмеяться над младшим сыном вождя. — Ах ты, мелкий… Ло’ак опять дёргается, и на этот раз я ослабляю хватку, позволяя ему скинуть меня на траву. Юноша резво подскакивает, демонстрируя прямо-таки чудеса скорости, но я успеваю заметить выпуклость на его набедренной повязке. Паук тоже это видит и параллельно с попытками не оказаться придушенным лучшим другом, пытающемуся схватить юркого человечка, заливисто хохочет, неприлично тыча пальцем в выпирающий бугорок. — Вот это я понимаю! — Паук умело оббегает Ло’ака по дуге, оказываясь у него за спиной, и дёргает за хвост. Ло’ак шипит, и я почти сочувствую ему, учитывая то, насколько наши хвосты, а в особенности их кончики, чувствительны. — Стоило девчонке о тебя потереться, как ты уже готов, бро? Как же ты выдержишь полноценный раунд… Я подпираю щёку кулаком, наблюдая за недосхваткой двух недобратьев без особого интереса. Уже успела привыкнуть и к их пошлому чувству юмора, к которому у меня за время, проведённое вместе, выработался стойкий иммунитет, и к их постоянным стычкам по самым незначительным поводам. Как говорится, если Паук с Ло’аком не поспорят, можно считать, что день прожит зря. Ло’ак внезапно путается в собственных ногах, пытаясь ухватить кружащего вокруг него человечка, и до нелепого смешно размахивает руками, — пытается удержать равновесие, — плюхается на землю грузным talioang . В голове тут же всплывают слова отца, что младшему сыну оло’эйктана было бы неплохо поработать над координацией, а то будет очень обидно, если он свалится с икрана или грохнется с ветки прямо в пасть palulukan . Да и стрельбе из лука надо бы уделить побольше времени, а то негоже сыну вождя попадать в цель только со второй попытки. Вот Нетейам никогда не мажет, даже с закрытыми глазами, так чем он, Ло’ак, хуже? Да ничем. Абсолютно. В голове у меня медленно складывается пазл, и если поначалу я восприняла вопрос Ло’ака как очередную шутку или дразнилку, то теперь начинаю понимать. Зависть — ужасное чувство. Оно способно затмить разум и наполнить душу злобой, может поставить против лучшего друга или толкнуть на куда более страшные поступки. Зависть нужно искоренить, вырвать с корнем, как сорняк, но удаётся это далеко не всем, а точнее — почти никому. Каждый из нас хотя бы раз в жизни испытывал это чувство. Исключениями не являемся ни я, ни мать с отцом, ни Ми’иру. Ни Ло’ак. Трудно не заметить, что в сравнении с Нетейамом Ло’ак часто оказывается отодвинутым на второй план. Напрямую этого, конечно, никто не говорит, да и сам Ло’ак постоянно делает вид, что до липового превозношения брата ему как до одного места, но в редкие моменты он, сам того не осознавая, выдаёт свои истинные мысли, пусть и в виде каверзных вопросов и шутеек. Проблема в том, что я, хоть и знаю Ло’ака всю свою жизнь, пока не научилась распознавать, когда этому На’ви со стрелой в заднице просто приспичит пошутить, а когда ему требуется совершенно серьёзный и осмысленный ответ. От дальнейших размышлений меня отвлекает громкий вскрик, как если бы какая-нибудь особенно впечатлительная представительница прекрасного пола наткнулась на большого жука, однако, подняв взгляд, вместо перетрусившей девицы я вижу лишь Ло’ака, схватившего, наконец, Паука, за щиколотки. Победа, правда, сомнительная, учитывая то, что ноги человеческого паренька обвивают шею Ло’ака в удушающем приёме, так что ещё большой вопрос, кто кого поймал. — Хайрани! — окликает меня Паук. — Это твой шанс! Воспользуйся им, пока он не… Снова визг, и на этот раз несуществующая девчонка явно встретилась с целым роем zize , а Паук, лягнув Ло’ака пяткой в грудь, быстро откатился на несколько метров в сторону, шипя и потирая икру, на которой расцветал, наливаясь отвратительным сине-фиолетовым, громадный синяк. Ло’ак явно не рассчитал силу, когда щипал своего приятеля, впрочем, сдержанность никогда не была его сильной стороной и кто, как ни Паук, знал это особенно хорошо. — Очень больно? — спрашиваю я, поднимаясь с насиженного места, и направляюсь в сторону пострадавшего, на ходу доставая из перекинутой через плечо сумки целебные травы. Можно с уверенностью сказать, что сейчас во мне говорит дочь целителя, ибо окажись травма несерьёзной или не искази лицо Паука гримаса боли, я бы точно осталась в стороне, продолжая нежиться в тени деревьев и поедать тейлу. Однако Паук явно не преувеличивал, продолжая потирать опухшую икру, поэтому я, подумав секунду, извлекаю на свет несколько листьев paywll. Пальцы сразу становятся липкими от выделяемой листьями слизи, похожей на желе, но это ощущение совсем не противное. Наоборот, кожу приятно обволакивает, как если бы я окунула руку в тёплую воду, и это чувство дарит удивительное успокоение. — А сама как думаешь? — недовольно бурчит Паук, но листья принимает с благодарностью, сразу прикладывая их к синяку. По лицу парня скользит тень облегчения, когда боль понемногу утихает, а вот рожа Ло’ака не выражает такого умиротворения. — Эй, между прочим, тут я пострадавшая сторона! — восклицает Ло’ак, разводя руки в стороны и всем своим видом показывая, какой он бедный-несчастный. Ну ни дать ни взять аngtsìk , обитающее на Пандоре, оставшийся без пары в брачный сезон. — С хера ли ты обхаживаешь этого зверёныша, который меня чуть не придушил? — Ну ты ведь остался жив, — резонно замечаю я. — Да и потом, что ты от меня хочешь? Чтобы я отшлёпала Паука по попе, как маленького? — Эй, а вот этого не надо! Оставьте свои игрища при себе, пожалуйста. И, к слову, если рука у тебя такая же тяжёлая, как у Ло’ака, то, боюсь, одними целебными травами тут не поможешь, а я хочу сохранить свою задницу. — Неужто для будущей жёнушки? — спрашиваю я, играя бровными дугами. Сам Ло’ак нередко повторял этот жест, особенно после очередной неприличной шутки, и я переняла его, ровно как и похабное чувство юмора. — А как же! — поддерживает игру человечек. — Просто представьте: мы с моей ненаглядной страстно целуемся, потом неспеша перемещаемся в горизонтальное положение, стягиваем с друг друга повязки, и тут вместо восхитительных ягодиц она видит какое-то месиво! Хайрани, ты же девушка? Я внимательно осматриваю себя с ног до головы, особенно задерживаясь на скрытой под топом груди, после чего серьёзно киваю. — Воооот. Тебе бы пришёлся по душе мужик без шикарной жопы? — Если ты намекаешь на Ло’ака, то спешу тебя огорчить: он мне нравится что с задницей, что без. Тишина. Медленно накатывающееся осознание. Твою ж…! Судя по вытянувшемуся лицу Паука, такого ответа он точно не ожидал. Признаться честно, я тоже, а вот мой язык решил по-своему. Сначала делаем, потом думаем. Умница, Хайрани, просто молодчина! Столько времени ломала голову над тем, как признаться понравившемуся парню в чувствах, а в итоге всё пошло по одному месту. В прямом смысле. Затянувшуюся паузу прерывает Ло’ак. Хотя как прерывает: издаёт громкий звук, похожий на икоту, и несколько раз распахивает и закрывает рот, как рыба. Даже странно, что такой острый на язык На’ви не может толком ничего сказать. Неужели мой ответ настолько его поразил? Если так, то не знаю, стоит ли мне рыдать от счастья или от стыда, с учётом того, чем вызвана эта заминка. Наконец Ло’ак выдаёт: — Так… Тебе нравится моя задница? Узнаю, узнаю старого доброго Ло’ака! Только вот как лучше ответить на вопрос? Согласиться и ко всему прочему добавить, что я уже больше года пускаю слюни на его ягодицы? Громкий вскрик умирающего syaksyuk , раздавшийся прямо над ухом, неприятно бьёт по барабанным перепонкам, и я перевожу недовольный взгляд на Паука, свернувшегося в три погибели на земле, пока неконтролируемая дрожь сотрясает всё его тело. Наверное, стоит поблагодарить его за то, что он перетянул всё внимание Ло’ака на себя, избавив меня от необходимости комментировать седалище младшего сына вождя. — Я очень надеюсь, что сейчас ты страдаешь от невыносимой боли, а не ржёшь надо мной, иначе, клянусь Эйвой, тебе не поздоровится! Когда Паук, наконец, поднимает голову, я замечаю скопившуюся в уголках его глаз влагу и успеваю всерьёз встревожиться, что слова Ло’ака оказались правдивы, однако широкая улыбка человечка сводит все опасения на нет. Во всяком случае, я не знаю существ, которые бы улыбались при недомогании. Если только они, конечно, не конченные мазохисты, а Паук, вроде как, в их рядах не состоял. — Серьёзно, бро? — парень делает вид, что вытирает якобы навернувшиеся слёзы. — Серьёзно? Ты сейчас реально спросил у девушки, по душе ли ей твоя филейная часть? А чего сразу про хер не узнал? А то как-то неловко выйдет, если твой стручок для Хайрани слишком мал! Бро? Ты чего? Ээээй, а ну убери нож! Ло’ак? Ло’ааааа… Ах ты ж бля! Паук подскакивает с земли быстрее, чем я успеваю сделать что-либо в принципе, и мне остаётся лишь наблюдать, как человечек, сверкая пятками (как будто и не корчился от боли совсем недавно!), несётся в сторону поселения, видимо рассчитывая на то, что младший сын вождя не будет линчевать его в присутствии других На’ви — всё-таки Ло’аку нужно поддерживать образ защитника деревни и благоразумного воина, и вряд ли он прибавит себе очков, размахивая ножом налево и направо. Вместо того, чтобы понаблюдать за развязкой этого представления, я решаю уделить внимание куда более важным вещам. Например, доесть оставшихся тейлу или порефлексировать на тему того, какой иногда я бываю дурой. Надеюсь, погоня за Пауком достаточно утомит Ло’ака, чтобы он думать забыл о своих вопросах. Ага, теперь уж о двух. — Эй, Рани! — Ло’ак смотрит прямо на меня: глаза горят, ноздри раздуваются, сжатый в руке охотничий нож опасно поблёскивает на свету, и у меня в голове проскакивает мысль, а не решился ли юноша, упустив добычу в лице своего человеческого дружка, переключится на меня. — Не забывай, о чём мы говорили! Я буду ждать оба ответа. На оба вопроса. Не знаю, успевает ли Ло’ак заметить мой ошарашенный взгляд, потому как, не дождавшись никакой реакции, он тут же разворачивается и уносится прочь, уже через несколько секунд превращаясь в размытое голубое пятно. Да уж, не позавидуешь Пауку, когда такой скорострел сел на хвост — фиг теперь от него отцепится. И от меня, судя по всему, тоже.                               

***

Дома я обнаруживаю Ми’иру на её привычном месте — у очага, подле которого разложены всевозможные камешки, перья, и бусины. Сестра сосредоточено мастерит новое ожерелье, по привычке высунув кончик языка, и, прибывая в каком-то своём мире, совершенно не обращает внимание на моё появление, хотя мне хочется верить, что всё дело в моей бесшумной походке прирождённого охотника. Губы сами собой расползаются в хищной улыбке. Старшая сестра ведь просто не может упустить шанс посмеяться над младшей, верно? Я осторожно опускаю сумку с травами на плетённый пол, чтобы не мешалась. Дальше дело остаётся за малым: преодолеть меньше десятка шагов, замереть, когда Ми’иру неожиданно дёргает головой, без единого звука приблизиться к самому её ушку и…! — Готовь свою сладкую попку, детка, — произношу я максимально хриплым голосом, стараясь подражать злодеям (кажется, их называют мафиози?) из человеческих фильмов. Сестра пронзительно вскрикивает и едва не подпрыгивает на месте, вцепляясь пальцами в незаконченное украшение. Жестоко? Возможно. В следующий раз нужно обязательно прихватить из леса какого-нибудь особенно уродливого жука, вот тогда ор поднимется! Мысленно делаю себе пометку, безостановочно гогоча, и заваливаюсь на пол, обхватив живот руками. Ничего не могу с собой поделать, и даже осуждающий взгляд Ми’иру, которому под силу пристыдить всех юнцов Оматикайи, на меня не действует. — Это было очень глупо, Хайрани! — тоном разочарованного взрослого молвит сестра, но от её интонации мне становится ещё смешнее, так что в животе и боку уже начинает неприятно покалывать. Приходится несколько раз легонько хлопнуть себя по щекам, чтобы более-менее прийти в себя. Сев, я устраиваюсь позади Ми’иру, аккуратно приобнимая её за плечи, стараясь более не мешать её работе. Сестра недовольно дёргает плечами, пытаясь скинуть мои загребущие ладони, но я не поддаюсь, лишь утыкаюсь кончиком носа в её мягкую щёку и в сотый раз шепчу извинения, обещая, что больше так не буду. — Ещё как будешь, — в сотый раз бурчит Ми’иру, уже смирившись, что в плане розыгрышей я себе никогда не изменю. Она, наконец, прекращает попытки выскользнуть из моих объятий, и я позволяю себе опустить подбородок ей на плечо, с искренним восхищением наблюдая, как ловкими движениями пальцев Ми’иру вплетает в ожерелье камешки и перья, чередуя их с разноцветными бусинами, как без особых усилий завязывает самые сложные узелки, и как мастерски орудует костяной иглой, когда возникает необходимость крепко пришить определённый элемент. Сказать честно, я до сих пор не понимаю, по какой причине сестра избрала путь воина. С такими выдающимися умениями Ми’иру легко могла стать лучшей рукодельницей клана, но вместо этого предпочла проходить смертельно опасные испытания, навроде Икнимайи или только предстоящего Унильтарона. Я невесомо провожу пальцами по предплечью Ми’иру, где под кожаным браслетом скрывается длинный рубец, оставленный когтём её духовного брата. Да, тогда, несколько месяцев назад, Ми’иру успешно оседлала своего икрана, но я никогда не забуду вид её открытой раны, из которой, не останавливаясь, струилась кровь, пока сестрой не занялась лично тсахик. Даже отец, один из самых опытных охотников в Оматикайе, чьё хладнокровие высоко ценилось соклановцами, не смог скрыть своего беспокойства, что уж говорить о матери… — Ты чем-то обеспокоена, — Ми’иру не спрашивает — констатирует факт. — Разве? — я плавно перетекаю сестре под бок, чтобы она имела какую-никакую возможность видеть меня. — И с чего ты так решила? — Когда твоя голова занята тяжёлыми мыслями, ты всегда замираешь в одном положении и почти не двигаешься, уставившись в одну точку, а твой хвост в это время живёт своей жизнью. А ещё дышишь ты так загнанно, словно после бега. — Или после секса, — говорю я, усилием воли пытаясь заставить хвост перестать мельтешить из стороны в сторону, раз он так предательски выдаёт моё настроение. Не сказать, что слова сестры стали для меня откровением — скорее уж очередным напоминанием, что свои чувства я скрываю не так хорошо, как хотелось бы. — Какой ужас, Хайрани! Хорошо, что мама с папой тебя не слышат, особенно последний, иначе бы ты точно получила по губам. Даю хвост на отсечение, что этих словечек ты понабралась у Ло’ака! — Причём тут Ло’ак? — выходит резче, чем мне хотелось бы, но уж слишком мне не по душе неприязнь, с которой Ми’иру говорит о моём друге/объекте влажных мечтаний. — Да притом! Хайрани, ты проводишь с этим парнем слишком много времени, и он, очевидно, подаёт тебе дурной пример: постоянно лезет, куда не просят, игнорирует приказы, бесится, будто ему три года, а от его пошлых фразочек просто вянут уши! Никак не могу взять в толк, почему он тебе так нравится. Я бы поняла, сблизься ты с Нетейамом, но Ло’ак… Я криво ухмыляюсь краешком губ. И здесь всё по-прежнему! Вечные оды Нетейаму, золотому дитя, чьё рождение было благословлено самой Эйвой. Не могу сказать, что я имела что-то против первенца вождя, — в конце концов, не восхищаться им действительно было трудно, — однако постоянное принижение на его фоне Ло’ака меня неистово раздражало. Не знаю уж, было ли дело в моей обострённой жажде справедливости, или же проникнувшись к Ло’аку чувствами я начала воспринимать любое оскорбление в его сторону в штыки. Вспоминаю горячее, податливое тело, к которому имела сегодня честь прижаться, и сглатываю вязкую слюну. Мда, пожалуй, второй вариант ближе к истине. — Да и папе он не особо нравится, — продолжает сестра, поглядывая на меня краем глаза. Ожерелье в её руках закончено уже наполовину, но оно более меня не интересует, а вот то, что она скажет дальше — вполне. Хотя, какое-никакое представление я уже имею. — Он говорит, что у Ло’ака есть все задатки стать великим воином, но он раз за разом демонстрирует свою незрелость и безответственность. Так что вряд ли такой как Ло’ак может стать хорошим мужем — во всяком случае, в ближайшее время. Должна признать — такого поворота я не ожидала, потому первую минуту сижу молча, пытаясь обдумать сказанное. Внутренний голос вопит, что неспроста, ой как неспроста Ми’иру затеяла этот разговор. Конечно, мы ни раз обсуждали симпатичных парней, но, чтобы сначала записать кого-то из них мне в женихи, а потом сразу же вычеркнуть из списка по причине негодности — такое происходит впервые. Ко всему прочему, я замечаю, что и самой сестре неловко от этого разговора, а потому в голове сразу же возникает догадка. И, ох, лучше бы я оказалась неправа! — Это отец попросил провести со мной профилактическую беседу? Ми’иру даже не нужно отвечать — бегающий взгляд и налившиеся кровью щёки говорят громче любых слов. А мне вдруг становится невероятно тошно. Да, Ло’ак далеко неидеален, у него много недостатков и комплексов, которые он тщательно скрывает, но неужели это делает его в глазах отца настолько отталкивающим, что он решил проконтролировать меня через сестру? Неужели он настолько не доверяет мне? — Хайрани, я… — Я спать, — поднимаюсь, игнорируя извиняющийся взгляд Ми’иру, и с разбега запрыгиваю на толстую ветку, крепко цепляясь пальцами ног за гладкую кору. — Постой, но как же ужин? Родители должны вот-вот вернуться… Ещё один повод отправиться на боковую пораньше. На мать мне было обижаться не за что, и на мгновение я даже почувствовала укол совести, представив, как ей будет грустно от того, что я решила не присутствовать на вечерней трапезе, но потом в голове возник образ отца, и я начала взбираться вверх по веткам с удвоенной силой. Пусть он сколько хочет пытается влиять на меня через окружающих и предпринимает попытки остановить от совершения «ошибок», мне плевать. Я — охотник Оматикайя, я с первого раза прошла Икнимайю и пережила Охоту Грёз, в конце концов, я участвовала в войне против Небесных Людей и прикрывала спины своих соклановцев! Разве я заслужила то, чтобы меня устами отца поучала родная младшая сестра?! Я осторожно спрыгиваю в пустующий гамак, который легонько покачивается от моих движений. Как известно, спать отдельно от семьи у нас не принято, но у меня имеется весомый повод для обиды, а одна-единственная ночь не подле родителей не должна вызвать осуждение. Хотя плевать, даже если меня начнут порицать. Переживу, не в первой. Одно прикосновение — и гамак сворачивается, подобно кокону, надёжно скрывая меня от мира. Откуда-то извне доносятся крики икранов и голоса других На’ви, поются песни и возносятся молитвы Эйве, громко смеются дети. Я закрываю глаза и медленно проваливаюсь в сон, оставляя тревоги на потом. Завтра. Всё завтра.