***
Кажется, что сон обрывается, не успев толком начаться. Строгий режим охотника, живущего по принципу отца «чем раньше встанешь — тем больше поймаешь», давно въелся мне в кровь подобно яду, но лишь изредка, в такое утро, как это, очнувшись после особенно ярких сновидений, я сетую на то, что тело живёт по заведённым часам, просыпаясь точно в установленный срок. Ло’ак. Снова мне снился этот невыносимый младший сын вождя, и снова нам так и не удалось завершить начатое. Блять! Чёртова дисциплина, чёртовы… как же там говорил Норм? Чёртовы биоритмы, вот! Одним лёгким движением руки, совсем как вчера, гамак раскрывается, и я сажусь на коленки, потягиваясь и выпрямляя спину. В некоторых соседних коконах по-прежнему сладко спят На’ви, и я в какой-то степени даже завидую им, поскольку сама уже заснуть не смогу, и не только из-за устоявшейся привычки организма, но и по причине других физиологических потребностей. Живот приглушённо урчит, выдавая тем самым своё недовольство по поводу того, что вчера я оставила его без ужина. Запечённые тейлу, конечно, великолепны, вдобавок если съесть их в большом количестве, однако полноценный приём пищи вряд ли заменят, особенно учитывая то, что уничтожать личинки мне самозабвенно помогал Ло’ак. Когда я спускаюсь вниз, к нашему семейному гамаку, отца уже нет: он всегда поднимается ни свет ни заря, намного опережая меня, и я внутренне радуюсь тому, что пока мы не пересечёмся. Само собой, вечно у меня убегать не получится, и уже сегодня вечером, а может и того раньше, мы так или иначе столкнёмся, но пока я ещё не горю желание встречаться с ним, хотя и обида, клокотавшая в душе весь остаток вечера, постепенно идёт на убыль. Ми’иру посапывает, свернувшись калачиком в уголке, и я мельком замечаю, что в руке она сжимает уже законченное ожерелье и, как обычно, её работа выше всяких похвал. Мать сидит в центре, перебирая глубокую миску с kllpxiwll, и на моё появление реагирует удивительно спокойно — лишь кивает на традиционное приветствие в виде двух приложенных ко лбу пальцев и кивком показывает, чтобы я села рядом с ней. Я жадно веду носом, улавливая в воздухе аромат жаренного мяса, и мать усмехается краешком губ, пододвигая ко мне блюдо с аппетитно поблескивающими от жира кусочками. Недолго думая, я подцепляю один из них пальцами и тут же отправляю в рот, блаженно закатывая глаза. «Словно оргазма достигла», — как выразился бы Ло’ак. — Вы с отцом о чём-то поспорили? Ну вот, началось. Нет бы дать мне спокойно позавтракать, а потом так же спокойно позволить слинять — разве я о много прошу? Однако, в противовес своим мыслям, я решаю ответить максимально правдиво, без утайки рассказав матери всё, что меня тревожит: — Он считает, что мне стоит держаться подальше от Ло’ака. Думает, что он дурно на меня влияет. А это вовсе не так! Пускай Ло’ак иногда беспечен и не знает, когда стоит перестать трепать языком, но это совсем не делает из него плохого парня, а отец уже вбил эту дурацкую идею в голову Ми’иру, что он — никудышный во всех отношениях На’ви, да ещё и муж отвратительный. Муж, мама! Отец себе что-то напридумывал, с какого-то перепуга записал Ло’ака мне в женихи, а теперь ещё и носом воротит так, будто унюхал огромную кучу дерьма… Ой, прости! Пожалуйста, давай это… — Останется между нами, — заканчивает предложение мать и улыбается. — Но, скажи мне честно, неужели опасения отца действительно беспочвенны? — Что ты имеешь в виду? — Ло’ака. Разве ты в самом деле равнодушна к младшему сыну нашего оло’эйктана? Жар приливает к щекам, стоит мне осознать услышанное. Великая Мать, это что, настолько заметно? А другие тоже догадываются? А сам Ло’ак? В курсе ли он, что является постоянным гостем моих влажных снов, а в реальности я стараюсь ловить каждое его движение, каждое слово, какой бы хернёй оно не было? — Откровенно говоря, я не могу тебе винить. То есть, ты же не могла не обратить внимание на его плечи? А ключицы? А его руки… Это же просто дар Эйвы! Такие сильные, такие жилистые, и пять пальцев на ладони их совсем не портят. Про ягодицы я вообще молчу… Но, разумеется, для меня лучшим мужчиной на свете навсегда останется твой отец, — быстро добавляет мать, заметив мой «это-что-сейчас-за-нахуй-было» взгляд. Нет, без шуток, моя мать сейчас на полном серьёзе обсуждала, какое у Ло’ака великолепное тело? Это не иллюзия, не слуховые галлюцинации, я не накурилась и весь наш разговор не игра моего больного воображения? Куда катится этот мир! Одно радует — отцу не удалось промыть ей мозги, а значит по крайней мере один союзник, с её-то внезапным открывшимся отношением к Ло’аку, у меня имеется. — А-ага, конечно, я так и поняла. Ну, спасибо за еду, — облизываю покрытые жиром пальцы, — мне уже пора! Столько дел, просто тьма! Там надо кое-что доделать, здесь помочь, туда успеть, в общем, до вечера не ждите. Сегодня охота не входит в мои планы, поэтому лук и стрелы остаются сиротливо лежать в сторонке, дожидаясь своего часа. Вместо них я перекидываю через плечо уже ставшую родной сумку со всевозможными травами, — как любит повторять мать, на всякий случай, — а к поясу набедренной повязки прикрепляю маленький мешочек, наполненный только что выхваченными из миски львиными ягодами. Тоже на всякий случай, а то вдруг желудок опять взбунтуется. — Хайрани! Я оборачиваюсь, уже приготовившись спрыгнуть с гамака на ветку. — Отец любит тебя и желает только добра, ты ведь это знаешь. Коротко вздыхаю. — Знаю, и поэтому сержусь.***
— Я что-то не догоняю, а где все? Полянка посреди леса, негласно служащая для детей вождя и их друзей (то бишь меня, Паука и, возможно, ещё нескольких избранных, о которых я была не в курсе) чем-то вроде пункта сбора, была совершенно пуста, если не считать Ло’ака, который, собственно, и притащил меня сюда, безостановочно талдыча о каком-то сюрпризе. Или это и был сюрприз? Мол, посмотри, Хайрани, какая тут красота, когда никто не орёт, не плачет, и не угрожает трахнуть, пока обидчик будет спать. — Папа послал Нетейама по каким-то суперважным делам, Кири сама изъявила желания собрать для бабушки трав для отваров, Паук увязался с ней, ну, а Тук всё ещё сладко дрыхнет, и, попробуй я разбудить её, то тут же получил бы по башке от мамы, а голова мне всё ещё нужна. — Ой ли? — притворно удивляюсь я. — А как же! Между прочим, парни с мозгами считаются самыми сексуальными. У людей даже такая поговорка есть, что мужчина — всему голова. — Охотно верю, только ты не забывай, что головка тоже очень важна. Ло’ак бесстыдно ухмыляется, поигрывая бровями. — О, будь уверена, Рани, с ней у меня полный порядок. Может быть, в один прекрасный день я вас даже познакомлю. Это было бы чудесно. Мужчины Оматикайя по праву считаются отличными воинами: среди них и непревзойдённые лучники, и наездники икранов, не уступающие своим мастерством охотникам из клана Тайранги, а во время войны с Небесными Людьми многие из них освоили железные палки, называемые «автоматами», нанося сокрушительные удары по врагам их же оружием. Главным же оружием Ло’ака, несмотря на всю его сообразительность и хитрость, был юмор. Удивительно, сколько раз он помогал ему выходить из щекотливых ситуаций, что во время битвы, что сейчас, в мирной жизни. Против его острого языка не мог устоять никто: ни соперники, ни друзья, которые, казалось, давно уже переняли страсть Ло’ака к пошлым шуточкам. К последним относилась и я. Не найдясь, что ему ответить, я лишь фыркнула, вырывая ладонь из хватки юноши, и скрещиваю руки на груди. Выгляжу ли я достаточно недовольно, чтобы скрыть смущение? Будем считать, что да. — В общем, смотри, что у меня есть! Ло’ак с величайшим воодушевлением размахивает над головой прямоугольной пластиной, поблескивающей на солнце, словно только что обнаруженным кладом. И как я не заметила её раньше, пока всю дорогу следовала за младшим сыном вождя? «Всё потому, что ты пялилась на его задницу!» — ехидно смеётся голос голове, и я не нахожу, что ему возразить. — Это… планшет, да? — порывшись в голове, вспоминаю я название странной штуковины. — Именно так! Я одолжил его у Норма и Макса, пока они были заняты. — Ага, то есть спиздил. — Одолжил, — настойчиво повторяет Ло’ак. — Если бы я его спиздил, они бы свой планшет больше никогда не увидели, но я же его потом верну. Юноша садится на траву, облокачиваясь спиной о ствол раскидистого дерева, и с чрезвычайно озабоченным видом начинает водить пальцем по плоской поверхности. — Ты что-то ищешь? — спрашиваю я, присаживаясь рядышком. На экране то и дело мелькают различные картинки, которые под шустрым пальцем Ло’ака сменяются так быстро, что я толком не успеваю их разглядеть. Единственное, что их объединяет — изображение людей, преимущественно мужчин и женщин, то сжимающих друг друга в объятиях, то целующихся, то просто стоящих рядом. Может быть, это человеческие обряды? Если это так, то юноша, видно, решил познакомить меня с земными обитателями поближе, о чём я давно просила, демонстрируя прямо-таки изумительную память, что было ему совершенно не свойственно. — Вот! — торжество читается на лице друга, когда он внезапно перестаёт тыкать в планшет и протягивает его мне. — Выбирай! — Что выбирать? — Фильм! — в голосе Ло’ака слышится возбуждение, но не то, которое заставляет местечко между ног стремительно намокать. Больше похоже на ребёнка, которого родители пообещали впервые прокатить на икране. — Это величайшее изобретение человечества, которое способствует не только расширению кругозора, но и укреплению взаимоотношений. Так что выбирай тщательней, Рани, ибо от твоего выбора зависит весь дальнейший настрой. На сей раз мне предоставляется возможность рассмотреть картинки более тщательно, и я с большим интересом погружаюсь в их изучение. Почти сразу моё внимание привлекает одна. Как и на прочих, на ней — людская пара: высокий темнокожий юноша прижимает к себе миловидную девушку, чьи каштановые волосы волнами струятся по плечам. Цвета на картинке нежные, успокаивающие, а внизу, как и на других иллюстрациях, я замечаю надпись. К счастью, благодаря длительному общению с семьёй вождя и человеческими учёными, я смогла неплохо овладеть английским языком, так что слова понимаю без труда. «Между пламенных звёзд, — читаю про себя. — Лауреат множества премий, получивший всеобщее признание как среди критиков, так и зрителей. Удивительная история о любви, верности и жертвенности, которая заставит ваши сердца трепетать… Хм, а здорово звучит!» Дыхание слегка спирает, когда Ло’ак пододвигается ближе, соприкасаясь своим бедром с моим, но я стараюсь не подавать вида, что такое простое действие меня смутило. Наверное, ему тоже любопытна эта человеческая безделушка, а я её всю заграбастала себе. Или же он просто боится, что я могу ненароком её сломать, вот и крутится рядом, чтобы потом не отдуваться перед Нормом и Максом. Вполне разумное объяснение, верно? Хвост Ло’ака невесомо скользит по моей спине, задевая позвонки, а рука накрывает коленку. Нежный шёпот терзает ухо: — Ну что, выбрала? И вот что он, чёрт возьми творит? Соблазняет или, как всегда, играется? Ох, будь я парнем, у меня бы давно встало! Так, спокойно, спокойно. Главное — не идти у него на поводу. Если Ло’ак и впрямь решил поразвлечься, нельзя показать ему, что я клюнула на удочку. Нужно приложить все усилия, чтобы этот раунд остался за мной. — Да, — максимально равнодушно произношу я. — Вот эту. Не глядя, нажимаю на первую попавшуюся картинку, и лишь после решаю посмотреть, а куда я, собственно, тыкнула. «Отчаянные любовники ХХХ» — гласит заголовок, а на картинке изображена светловолосая девушка с тонюсенькой черной тряпочкой на промежности и с такой большой грудью, что в ней можно хранить запасы провизии. Любопытно, как же она с такими-то буферами бегает? Ло’ак скользит взглядом по изображению и его лицо вытягивается. — Ты уверена, что хочешь посмотреть это? Его интонация заставляет меня занервничать. А что, собственно, не так? Картинка как картинка, разве что девушка на ней несколько отличается от представителей женского пола, которые были среди дружественных На’ви учёных. И, конечно, я ни за что не поверю, что Ло’ака смутила её нагота. Да по сравнению с человеческими девицами наши женщины вообще обнажёнными ходят! — Если тебе не нравится мой выбор, можешь сам подобрать фильм, я не против. — Нет-нет! — хвост Ло’ак мотается туда-сюда. — Твоё слово для меня закон. Как скажешь, так и будет. — Мда, а когда я в прошлом месяце просила тебя помочь мне с рыбалкой, ты проспал, а потом клялся, что подвернул лодыжку, — ворчу я и интуитивно нажимаю на зелёную стрелочку посередине экрана. Несколько секунд видео грузится, прежде чем откуда-то изнутри планшета начинает доноситься музыка. Первым же делом я отмечаю, что она какая-то… странная, что ли? Не похожа ни на мелодию от наших музыкальных инструментов, ни на любые другие звуки, которые издавали приборы людей. Помнится, однажды на праздник Норм принёс с собой деревянную овальную штуку, которую гордо именовал «скрипкой», и сыграл так проникновенно, что, готова поспорить, растопил сердца нескольких особенно сентиментальных На’ви. Эта же музыка вызывает стойкую ассоциацию с похмельем. Вроде бы весёленькая, а всё равно чувство такое, будто бы в уши залили жидкую смолу, и она медленно стекает к самому мозгу, окутывая его противной плёнкой. И избавиться от этого чувства никак нельзя, ибо тогда придётся признать, что мой выбор — полная хрень, а такую роскошь перед Ло’аком я позволить не могу. На экране появляется та самая пышногрудая девушка с картинки. Она распласталась на кровати в очень странной позе: руки сложены за головой, а ноги широко раздвинуты, так что можно легко разглядеть её лоно, практически не скрытое под полупрозрачной тканью трусиков. Я озадаченно чешу нос. С одной стороны, поза очень откровенная, но с другой, может быть у людей так принято спать? В конце концов, я никогда не подглядывала за спящими учёными, а о человеческих привычках знаю чертовски мало, да и только о самых основных. Я уже открываю рот, чтобы спросить у Ло’ака его мнение на этот счёт, однако останавливаюсь, заметив его выражение лица. Юноша явно ощущает себя не в своей тарелке, его взгляд бегает из стороны в сторону, словно нарочно избегая происходящее на планшете, где в кадре появляется новый действующий персонаж — рослый, коренастый мужчина, с такой густой растительностью на груди, что сначала я приняла его волосы за диковинного мохнатого зверька. — Люк, это ты? — вопрошает женщина, приподнимаясь на локтях, и смотрит на гостя мутным взглядом из-под невероятно длинных ресниц. — Да, детка, — Люк в несколько шагов оказывается у кровати, буквально набрасываясь на лежащую блондинку. Та протяжно стонет, выгибаясь и разводя свои длинные ноги ещё шире, так что я начинаю всерьёз опасаться, что ещё чуть-чуть и её просто разорвёт на части. — Давай как следует повеселимся, пока твой муженёк вкалывает на работе. В мгновение ока Люк стягивает с себя штаны и это происходит настолько быстро, что сравнимо с внезапной атакой Небесных людей. Вот уж правда скорострел! Однако прежде, чем я успеваю в полной мере удивиться его скорости, экран целиком занимает, покрытый пульсирующими венами и выступившей смазкой, большущий, просто огромный для человека член. Я издаю сдавленный писк, когда этот исполин, сравнимый с достоинством титанотерия, начинает агрессивно проникать во влагалище девушки под её безудержные всхлипы и стоны. — Великая Мать, он же её порвёт! — шепчу я, с нескрываемым ужасом смотря на то, как на несколько секунд Люк перестаёт таранить тело блондинки, но потом резко переворачивает её на живот, ставя на колени, и начинает снова двигать тазом, набирая амплитуду. — Не порвёт, — едва шевелит губами Ло’ак. — Прости, я не расслышала… — Я сказал, что он её не порвёт! — крик юноши разносится по округе, заставляя меня прижать уши к голове и опасливо оглядеться. На самом деле, волноваться особо не о чём: что охотники, что собиратели обычно рыщут в других местах, но от чего-то мне всё равно становится не по себе. — Боже, Люк, я сейчас кончу! Да, скорее всего именно от этого. — Кончай, Хлоя, позволь своему папочке заполнить тебя до краёв! — мужчина из фильма делает несколько последних толчков, прежде чем его густая сперма брызгает во все стороны, пачкая простыни и одеяло, а я инстинктивно зажмуриваюсь, словно его семя может попасть и на меня. Бррр, от одной только этой мысли меня тянет блевать. — Давай-ка остановимся на этом, — избегая зрительного контакта, Ло’ак забирает из моих одеревеневших пальцев планшет, ставя злополучное видео на паузу. Мельком замечаю, что Ло’ак остановил кино на третьей минуте из сорока пяти. Мамочки, только не говорите мне, что этот разврат продолжался бы всё оставшееся время! Какого хрена, человечество?! Снимать настолько интимный процесс во всех подробностях, а потом выставлять это на всеобщее обозрение? Нет, серьёзно, люди. Что. Это. Была. За. Хуйня? Видимо, мой вопрос был достаточно отчётливо написан на лице, чтобы Ло’ак понял его без слов. Юноша ещё больше тушуется, нервно пожёвывая нижнюю губу, и будто бы с отвращением откладывает планшет подальше от себя. Хотя, говоря на чистоту, человеческая штуковина тут не причём. Нет, люди, безусловно, ещё те больные ублюдки (как выяснилось, не только в плане желания уничтожить наш дом и поработить весь народ), но и я дала маху, заставив себя продолжить просмотр этой херни. Кажется, я ещё долго не смогу избавиться от картинки гигантского человеческого пениса в голове. Вот вроде бы всё, что естественно — то не безобразно, да и общее строение нашего организма, включая половые органы, по словам Макса, очень схоже, однако ж предложи мне учёные стереть память, я бы без раздумий согласилась. Правда, по-моему, такую машину они пока не изобрели, а жаль. Тогда, может быть, стоит воспользоваться старой доброй палкой? Выколю себе глаза — и нет проблем! Хотя… образ-то в сознании уже отпечатался. Вот зараза! — Послушай, — Ло’ак прочищает горло, стараясь говорить ясно и уверенно, но голос его всё равно подводит. — Я не думал… То есть, я не хотел, чтобы тебе было так неловко. — Мне? Неловко? Да не в жизнь! — Ага, Хайрани, так он тебе и поверил. — Просто я слегка растерялась от подобной откровенности, вот и всё. Не ожидала, что люди так… раскованы во время брачных ритуалов. Ло’ак с нажимом проводит рукой по лицу, словно пытается содрать с него кожу. Переводит взгляд на небо. Интересно, что он пытается там отыскать? Звёзды? Икранов? Средство для амнезии? В таком случае, может и мне стоит поглазеть на синеву, вдруг поможет. — Понимаешь, — этот разговор явно даётся юноше с большим трудом, — есть на Земле такая штука, называется «порно». — Порно, — перекатываю я на языке новое слово, — Порно! — весело. — Порно, — грустно. — Порно! — гневно. — Так, а ну хватит! — в одну секунду ладонь Ло’ака оказывается прижата к моему рту. Ещё одно «выполнено» в копилку моих влажных фантазий. — Прошу тебя, только не повторяй это слово при детях и взрослых, особенно — при моём отце. Иначе у него могут возникнуть нежелательные вопросы… Уяснила? Мне остаётся только кивнуть, и лишь тогда юноша убирает свою руку. Глушу стон разочарования — всё-таки его прикосновение к губам, даже в столь неромантичном жесте, вызывает в животе знакомый трепет. — Но всё-таки какое необычное слово, — судя по взгляду Ло’ака, он быстро начинает жалеть, что не вставил мне в рот кляп. — Насколько я помню, прадед моего прадеда носил похожее имя. Порнок, кажется. Или Порноай? — Великая Мать, за что мне всё это?! — младший сын вождя очень комично, но, судя по всему, на полном серьёзе возводит руки к небу, словно Эйва на самом деле обитает там и сейчас непременно спустится, дабы выслушать мольбы своего верного последователя. — Я ведь просто хотел посмотреть с тобой фильм, уговорил Нетейама и остальных свалить куда подальше, чтобы мы остались наедине… — Подожди, как это «уговорил»? — не врубаюсь я. — Сам же сказал, что у Нетейама срочные дела, да и у Кири с Пауком тоже. Так, минуточку! Остаться… наедине? Смутить Ло’ака — задача сама по себе сложная, поскольку обычно именно он выступает в роли раздражающего фактора и заставляет кровь неистово приливать к щекам. Так что ещё недавно я и помыслить не могла, что этого языкастого юношу можно довести до состояния спелого плода, но вот он, сидит совсем рядышком, нервно дёргая хвостом, и светит на весь лес своей фиолетовой мордахой, как будто налакался кавы. Интересно, а награда мне за такое достижение полагается? — Ло’ак, — дотрагиваюсь до его плеча, но он по-прежнему не желает смотреть на меня. — Ло’ак! Если ты сейчас продолжишь пародировать дерево, то я обижусь и уйду! Удивительно, но это срабатывает. Юноша, наконец, удостаивает меня своим вниманием, однако всё так же молчит. Мне становится резко не по себе: чтобы Ло’ак, да держал язык за зубами? Остановите планету, я сойду. — Если ты сейчас меня ударишь, я всё пойму, — он придвигается ко мне быстрее, чем я успеваю осознать сказанное. — Что ты… В тот миг, когда Ло’ак прижимается ко мне своими губами, утягивая в мой первый неопытный поцелуй, мир вдруг перестаёт существовать, сжимаясь до одной маленькой точки, а потом взрывается буйством красок и звуков. Новые, неизведанные ощущения накрывают меня с головой, и наивная девочка внутри пищит от восторга, пока взрослая дылда, то есть я, сидит неподвижной глыбой, так до конца и не осознав, что всё происходящее — реально. Ло’ак понимает моё бездействие по-своему. Отстраняется, встревоженно заглядывая в глаза, и загнанно дышит. Зрачки у него расширены и полностью заполняют золотую радужку, оставляя немного желтизны лишь у самых краёв. — Ты в порядке? Я чуть ли не хнычу. В порядке ли я? И он ещё смеет задавать такие вопросы, когда столько раз являлся ко мне в эротических снах и постоянно дразнил своими выходками, а сейчас стоит святую простоту? Нет уж, теперь, когда все ограничения сняты, и можно не бояться касаться его так, как я давно мечтала, я возьму своё сполна. — Эйва, какой же ты дурак, — накрываю щёки Ло’ака ладонями, чувствуя обжигающий жар кожи, и, не давая ему опомнится, целую. У меня нет ни опыта, ни знаний, ни определённых навыков, если таковые вообще имеются, но я вкладываю в этот поцелуй всю себя, всю свою искренность и желание, надеясь, что юноша сможет их почувствовать. И довольно улыбаюсь прямо в чужие губы, когда Ло’ак отвечает мне с той же отдачей, не колеблясь больше ни секунды. Без тени сомнения притягивает меня к себе за талию, усаживая на бёдра, и я с восторгом чувствую его жар, который всё ещё скрыт под тканью повязки. Ненадолго. Моя рука скользит вниз, задевая вставший сосок Ло’ака. Его обрывистый стон заставляет меня предвкушающе улыбнуться, и в следующий раз я обязательно уделю груди юноши больше внимания, но сейчас моя цель находится ниже, пульсирует и ждёт, когда же я освобожу её из плена ткани. — Никогда бы не подумал, что ты будешь такой активной, — шепчет мне Ло’ак в основание шеи, оставляя укус и тут же зализывая это место, словно извиняется за причинённую боль. Глупый, он даже не догадывается, что таким незатейливым действием чуть не заставил меня достичь оргазма. Это была бы величайшая потеря — кончить раньше, чем увидеть, как доходит до пика этот соблазнительный На’ви. И всё-таки сексуальная неопытность давала о себе знать. Там, где я, казалось бы, действую осторожно и с опаской, боясь сделать что-нибудь не так, Ло’ак идёт напролом, срывая все ограничения. Он не медлит, в отличие от меня, поглаживающей вставший член через повязку, а жадно берёт своё, удивительным образом сочетая обжигающую страсть с нежностью. Его руки везде, блуждают по моему телу, сжимают бёдра, поглаживают грудь и проводят пальцами вдоль позвоночника, пока губы терзают мои собственные. О, Эйва, я не выдержу! Это слишком, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Не стерпеть. Я больше не могу терпеть! Узелок на набедренной повязке Ло’ака никак не хочет поддаваться, и я чуть ли не рычу от бессилия. Юноша отстраняется, напоследок укусив меня за нижнюю губу, но, вопреки моим ожиданиям, не выглядит разочарованным. Его губы, полные и красивые, расползаются в клыкастой улыбке, и уже в следующее мгновение я обнаруживаю себя стоящей на четвереньках, упёршись локтями в мягкую траву, а сзади наваливается пышущее восхитительным жаром тело, и хриплый голос из моего сна шепчет, чтобы я всё предоставила ему. — Забавно, — Ло’ак позволяет себе тихий смешок, пока одним ловким (и где только научился?) движением стягивает с меня повязку, тут же отбрасывая ненужный элемент в сторону. — Кажется, ещё вчера я вот так лежал под тобой, а уже сегодня мы поменялись ролями. Тебе нравится такое положение, Рани? В голове такая каша, что я даже не могу связать два слова, хотя, казалось бы, чего проще, но как-то не располагает вся эта ситуация к разговору, так ещё эта поза… Я не могу видеть Ло’ака, но вот он может разглядеть меня в полной мере, чем сейчас и занимается. Я буквально чувствую этот опаляющий взгляд, и надеюсь, что увиденное юноше нравится, иначе до конца жизни буду себя корить, что моя вздёрнутая задница оказалась недостаточно хороша. Все переживания разом испаряются, когда Ло’ак, уже избавившись от стесняющих его тряпок, прижимается ко мне, проходясь поцелуями по покрывшейся мурашками коже спины, а его член скользит между моих ног, потираясь и пачкая внутреннюю сторону бёдер предсеменем. Ох ты ж! Даже не узрев его воочию, я уже представляю, насколько по размеру он превосходит мои ожидания. Но, это ведь хорошо, верно? Как там говориться… чем больше, тем лучше? — Расслабься, Рани, — зараза, что же ты творишь своим сексуальным голосом? — Я не войду в тебя сейчас. Я хочу заниматься с тобой сексом долго, неспеша, чтобы ты полностью ощутила меня, а я — тебя. Хочу чувствовать тебя, зная, что не нужно никуда бежать, что нам никто не помешает. Хочу сделать тебя своей раз и навсегда… Раскалённый член Ло’ака трётся о мои половые губы, пачкается в моей смазке, только лишь усиливая скольжение, и я кусаю костяшки пальцев, пытаясь сдержать уже не стоны — крики, пропитанные острым наслаждением. В какой-то момент юноша давит мне на поясницу, заставляя ещё больше отклячить задницу, и его движения ускоряются, становятся дерзкими, точными, ненасытными. По телу прокатывается первая дрожь — предвестница оргазма, и я было тянусь вниз, желая помочь себе достигнуть финала, но сын вождя неожиданно перехватывает мою руку, прижимая обратно к земле, и сам дотрагивается до моего чувствительного бугорка, от чего я вздрагиваю, а потом и вовсе проскальзывает внутрь на одну фалангу, начиная поглаживать чувствительные стеночки изнутри. Каких-то жалких секунд мне хватает на то, чтобы дойти до пика, и я протяжно стону, поскольку сдерживаться больше не вижу смысла — кончив сразу же после меня, Ло’ак своим рыком и так оповестил всю округу, что здесь, на поляне, творятся жуткие непотребства. Впрочем, вряд ли парочка совокупляющихся подростков представляла интерес для кого-то, кроме извращенцев, а раз два главных развратника Оматикайи как раз и были основными действующими лицами, то и переживать не стоило, верно? Я обессиленно падаю на живот и успеваю почувствовать укол разочарования, когда Ло’ак, всё так же загнанно дыша, отстраняется от меня, но юноша сразу же заваливается рядом на траву лицом ко мне и сыто улыбается. Его ладонь накрывает моё бедро, начиная невесомо поглаживать самыми кончиками пальцев, и, к своему стыду, я понимаю, что вновь начинаю возбуждаться. Великая Мать, мне что, и правда нужно так мало? — Знаешь, — Ло’ак лениво потягивается, а после придвигается ко мне ближе, так что наши носы почти соприкасаются, — а ведь тебе необязательно было соблазнять меня, чтобы ответить на простой вопрос. Нет, я, конечно, совсем не против, но… — Ты о чём вообще? — мой мозг после крышесносного оргазма отключился и так пока и не вернулся в строй, так что всё сказанное я воспринимаю через призму. Хочется спать. Глаза Ло’ака хитро сверкают. — О Нетейаме. Так бы и сказала, что хочешь трахнуть не его, а меня, а то я весь извёлся, знаешь ли. Не очень приятно дрочить на девчонку, подозревая, что она пускает слюни на твоего брата. Хотя нет, дрочить всё-таки приятно, однако же… Сама не замечая, я соскальзываю в сон под пошлую ерунду юноши, которая, на удивление, действует не хуже, чем колыбельная матери в детстве. Возможно, всё дело не в том, что говорит Ло’ак, а в том, что он делал со мной до этого, но его голос звучит удивительно успокаивающе. Ничуть не хуже, чем сексуальный баритон.