Звёзды среди зёрен

      — Ты совсем не тот, что прежде, Ларак, — сказал пожилой легионер. — Был простой парень, может, чересчур серьезный, но выпить с тобой по кружечке эля всегда было приятно. Теперь же у тебя вид, будто ты сама Элисиф Прекрасная — а осанка-то, осанка! — Солдат хлопнул орка по спине и расхохотался. — Зазнался ты, парень. Скоро и на старых друзей не взглянешь.       — Я вождь, потому и веду себя так. А что касается старых друзей, уж тебя-то, Галвар, я не забуду.       — Ну, тогда за нашу дружбу, вождь! — кружки звонко чокнулись, и мёд потек по подбородкам.       Орочья крепость Мор Казгур редко принимала гостей. Даже этим вечером вождь Ларак пустил в Длинный дом только двух пришлых: торговца, с которым вёл дела, и Галвара Хромого из охраны каравана. Остальные ночевали в лагере вне стен.       Торговец привез из Солитьюда мешки соли и хлебной муки, рулоны ткани и богатую утварь, а главное — несколько бочонков доброго пряного вина. Вождь Ларак предложил ему шкуры, выделанную оленью кожу, острые орочьи клинки и надёжные доспехи. Весь день вождь и торговец осматривали товар, приценивались и громко спорили. Наконец, пожав руки и отсчитав септимы, сели праздновать. Ели мясо, запеченное на вертеле до румяной корочки, а запивали густым мёдом и элем.       Вождь Ларак опустошил кружку до дна, закусил кислым яблоком и оглядел сидящих за столом. Все ли пьют и едят досыта? Все ли рады дорогим гостям? Но увы, кое-кому пиршество пришлось не по душе. Его жены, гордая Баграк и сильная Шуфтарз, смотрели на Галвара с открытой враждебностью. Чужак сидел за их столом, пил их мёд и насмехался над их вождем! Но что поделать, очень уж Ларак уважал бывшего командира. За время службы в Легионе этот невысокий норд, ростом среднему орку по плечо, стал ему вторым отцом. Он научил Ларака сохранять спокойствие во время битвы и видеть слабые места противника, держать удар и отбиваться — словом, всей военной мудрости. Завтра Ларак расскажет жёнам, как ходил с ним в разведку под Брумой, и они поймут.       За столом сидели и дети вождя: Олур поглощал баранину, а Бограк расспрашивала торговца о дальних землях. Сын и дочь успели вымахать в рослых могучих орков, отцу под стать. Ларак хотел познакомить с ними Галвара, но тот рьяно налегал на мёд да приговаривал:       — Хорошо у тебя: и такая скотина, и эдакая, и огород, и кузня. Отрадно видеть! Одного только не пойму: почто тебе две жены? — хохотнул он. — С ними же хлопот не оберёшься.       Шуфтарз фыркнула, а Баграк положила руку на рукоять кинжала. Вождь бросил на них грозный взгляд и сменил тему.       — Ну а ты, Галвар? Сильных ли сыновей родила тебе жена?       Легионер обмакнул хлеб в мясной подливе и отправил в рот.       — Дети? Нет, спасибо. Ты же знаешь, я привык к походной жизни. Лучше выпьем, вождь, за наших братьев: за Хорнвира-Весельчака, за Моррена…       — За Снильфа Старшего!       — И за него, бедолагу. Словом, за всех, кого забрала Великая война.       Они выпили, и в этот раз мёд показался горьким, словно запах паслена над могилами.       Скоро в окно заглянула луна, и пир стал подходить к концу. Торговец разомлел от эля и задремал за столом. Олур облокотился на спинку стула, поглаживая сытый живот, и с прищуром косился на недоеденный окорок. Шарамф, шаманка племени, затянула старую орочью песню о легендарном герое Эммеге гро-Кайре, благородном, но обманутом. Её хрипловатый голос наполнил залы Длинного дома.       Галвар Хромой слушал орочью песню вместе со всеми, но слышал в ней что-то свое. Глаза его были печальны, седая борода всклочена, морщинистая рука мелко подрагивала. Был воин, каких поискать, а стал никому не нужным калекой. Вождь Ларак удрученно покачал головой.       — Заглядывай ко мне почаще, Галвар.       Старый командир подмигнул ему и снова приложился к кружке.       Глядя на него, Лараку вспомнились годы службы в Легионе. Как они шли на войну, пряча страх смерти глубоко в сердцах. Лараку было проще: он орк, и потому не боялся смерти. Среди орков не принято доживать до седин. Но с каждым погибшим соратником в сердце Ларака прорастал другой страх — ничего не оставить после себя. Он видел, как это случилось с Хорнвиром, с Морреном, даже со Снильфом. Вот они были — и вот их будто бы никогда и не существовало. Слабый след их жизней стёрся слишком быстро. Ларак вспомнил, как это мучило его раньше, и предложил последний тост за вечер:       — За Малаката, творца Закона!

***

      Наутро вождь решил лично проводить караван в дорогу. Пожелав торговцу доброго пути, он подошел к Галвару Хромому. Они пожали руки. Доведётся ли встретиться вновь?       — Жаль, что ты не орк. Ты мог бы стать вождем.       Галвар усмехнулся.       — Я солдат. Моя единственная забота — не умереть самому и не позволить умереть братьям по оружию. И других забот мне не надо.       Усмешка вышла слишком уж вымученной. «Не вини себя в их гибели, друг» — чуть не сказал Ларак, но вовремя одумался. Кто он такой, чтобы учить жизни старого командира? Только рану бередить… Орк помрачнел и серьезно кивнул:       — Рад, что такие люди в строю.       Галвар нацепил шлем на седые волосы и оседлал коня. Караван тронулся в путь.       Повозки медленно удалялись, оставляя за собой пыльный след. Вождь провожал их взглядом. Много лет назад он вернулся в Мор Казгур вместе с одним из таких торговых караванов. Ларак хорошо помнил тот день: небо было ясным и безмятежным, повозки тихо поскрипывали, солнечные лучи плясали на отполированном навершии его меча.       Тем же днём юный Ларак вызвал своего отца на поединок.       Таков был орочий обычай: вести племя должен сильнейший, и на смену пожилому вождю должен прийти молодой. Убивая на войне, Ларак не раз видел, как в последние мгновения жизни глаза врага расширялись до двух немых криков в прорезях пробитого шлема. Но глаза отца смотрели спокойно и твёрдо, даже когда меч сына пронзил его сердце. Старый орк тихо выдохнул и ушел, как по осени пожелтевший лист отрывается от ветки и медленно опускается на землю.       Ларак ещё не видел, чтобы так умирали. Смерть отца стала для него откровением.       Во время службы в Легионе он слышал байки о колдунах и некромантах, совершающих жуткие ритуалы и жертвоприношения в поисках вечной жизни. Вернувшись домой, в орочью крепость, он нашёл нечто большее. Ларак заглянул в глаза отца и узнал: смерть ничего не значит. Ни одному клинку неподвластно обратить в прах всё то, что было дорого при жизни. Его дом, его племя, его деяния продолжат существовать, а на смену придёт новый вождь. Это была традиция, древний орочий уклад жизни, который он понял — не на словах, а всем своим существом, — только став вождем. Ларак видел в этом бессмертие — подлинное, задуманное Малакатом, намного более ценное, чем годы, выцарапанные из рук богов с помощью грязной магии.       Этим ясным утром Ларак как никогда любил жизнь, любил чувствовать себя сильным, любил жён и сладость мёда во рту. Но когда-нибудь он сразится с сыном и вместе с титулом вождя передаст ему откровение о главном законе Малаката, а после с лёгким сердцем оторвётся от дерева — только для того, чтобы на его месте распустился новый побег.       — Ты прав, Галвар, — улыбнулся Ларак. — Я совсем не тот, что прежде.