***
Со смерти Иоанна прошло уже два месяца, и за это время в Стэйси тоже что-то погибло. Известие о смерти брата и побеге помощника Хадсон, заставило Иакова держать его в ежовых рукавицах с удвоенной силой. Это был совершенно иной вид угнетения, отличный от того, что происходило в клетках снаружи. Он не отходил от Иакова, кроме как для тренировок или опорожнения собственного желудка, что теперь, к счастью, ему было разрешено делать в приличного вида туалете, но даже тогда Иаков находился в пределах слышимости. Готовый в любое время ворваться внутрь и вернуть Стэйси туда, куда ему только захочется. В остальном он превратился в тень Иакова, таскающегося за ним по пятам, как требующий внимания щеночек. Иаков даёт ему небольшие поручения, чтобы он был занят хоть чем-то, когда не был занят тренировками. С блокнотом в руке — будто грёбаный организатор — он вёл записи о других заключённых, о прибытии и отбытии различных грузовиков с припасами, о том сколько оружия и ящиков с боеприпасами люди Иакова привозят или вывозят. Небольшие детали полезные Иакову, но которые значат для Стэйси всё, без дополнительных деталей эту головоломку собрать было невозможно. Он надеялся изучить Иакова и его людей, узнать, что они делают или не делают, надеясь использовать эту информацию при побеге, но Иаков всегда ведёт себя непредсказуемо, не попадая ни в один составленный график. То ли для того, чтобы сбить Стэйси с толку, то ли оттого, что из-за помощника шерифа у него развилась паранойя, Стэйси не знает, пытаясь соединить детали воедино, все грёбаные детали, но безрезультатно. Иногда он наносит на лицо Иакова крем для бритья, запрокидывая чужую голову и держа возле туго натянутой кожи горла остро заточенную бритву. Лезвие возле горла Иакова, возле его лица, и Стэйси хочет быть достаточно сильным, чтобы перерезать ублюдку горло, хочет искупаться в хлещущей из артерии крови, втирая её в кожу, словно это предупредит всех остальных никогда больше с ним не связываться. Вонзать лезвие в его глазницы снова и снова, ударять в лицевые мышцы, чувствуя, как желание продолжать биением сердца отдаётся в груди, тук-тук-тук. Но он недостаточно силён. Стэйси слаб. Он уже усвоил этот урок. Слабый слабый слабый Иаков с ленцой наблюдает за тем, как тот ухаживает за ним, заставляя прислуживать себе стоя сбоку, а не сзади, чтобы следить было легче. Его пульс никогда не подскакивает, дыхание не сбивается, даже когда Стэйси случайно поворачивает бритву трясущимися от постоянной усталости, удушающего страха и не отступающего голода руками. Кровь отливает от лица Стэйси так быстро, что кружится голова. О боже, боже. На шее Иакова, чуть левее кадыка, появляется тонкий порез. С распахнутыми от ужаса глазами Стэйси наблюдал, как словно в замедленной съёмке на повреждённой коже выступают капельки крови, стекая по чужой шее. А после впитываются в ворот его футболки цвета хаки, уже испачканной в крови какого-то бедолаги. Чью ещё кровь можно добавить к коллекции пятен крови на одежде Иакова? Стэйси почти обделался. Иаков продолжал наблюдать за ним, слегка прищурившись, как кот, лежащий на солнышке. Он вальяжно развалился в своём кресле, расставив ноги настолько широко, насколько это вообще было возможно, закинул одну руку за спину, а другую положив на собственную промежность, слегка запрокинув голову назад. Ветер, дующий из открытого окна, трепал его волосы, а стоило облакам пробежать дальше по небу, луч солнечного света озарил его силуэт, бликуя на влажных розовых губах и покрытом пеной горле с капельками крови. Мозолистыми пальцами одной из своих широких ладоней он дотронулся до раны из-за чего те стали липкими и покрытыми ярко-алым. Он разглядывал их, как ребёнок жука, ползущего по дороге, а затем, переведя взгляд на Стэйси, медленно втянул пальцы в рот до самого основания, не прерывая зрительного контакта. Его пристальный взгляд сверлил в Стэйси дыры, и бежать было некуда, невозможно было спрятаться от волка, смотрящего на добычу. Пухлые губы, розовый язык, покрытый красным. Когда он выдыхает, Стэйси улавливает запах железа. Внутренности Стэйси стискивает ледяной кулак, но он просто не может позволить себе выблевать то немногое, что ему дали съесть за последний день, поэтому он просто судорожно сглатывает, снова, и снова, и снова. Горло дёргается от скопившейся во рту слюны. Опасная бритва падает из рук, но он не чувствует, как та отскакивает от ботинка, не слышит, как она со звоном падает на землю. Взгляд его затуманен подступающей чернотой, и он задаётся вопросом, накажет ли его Иаков сильнее или же меньше, если он наделает в штаны и потеряет сознание. Вероятно, этот ублюдок почувствует себя польщённым, а потом всё равно повалит его на землю, сломав несколько рёбер, может, нос и руку, посмевшую ранить его. — С-с-сэр, я… я не… мне т-так жаль, боже, прос… — Стэйси вскинул трясущиеся руки перед лицом. Выставленные ладони — демонстрация мирных намерений, которой его научили ещё в полиции, будто есть хоть минимальный шанс успокоить этот сошедший с рельс поезд. Он сделал шаг назад, отчаянно пытаясь увеличить расстояние между ними, но тут же наткнулся на радиатор, прикреплённый к стене, ударяясь о него. Звон в ушах и лёд в венах. Он больше не чувствует ничего из этого, не в силах заглушить стук крови в перепуганном заячьем сердечке. Он в ловушке, в ловушке, о боже, БОЖЕ — Вернись на место и закончи грёбаную работу, — голос Иакова низкий, ровный, почти мёртвый — он не кричит, и почему-то это ещё хуже. С криком Стэйси мог бы справиться, но холодная отстранённость была предвестником грядущего дерьма. Однако Стэйси знал достаточно, чтобы не начать умолять. На его глазах выступили слёзы, и он осторожно оттолкнулся от радиатора, ноги с трясущимися коленями подкашивались, будто у новорождённого жеребёнка. Когда он наклонился, чтобы поднять упавший инструмент, его пальцы дрожали так сильно, что он уронил его снова, не замечая, как лезвие царапнуло между большим и указательным пальцем. Сверху раздалась насмешка и, прежде чем Стэйси успел уловить шорох из-за гула крови в ушах, ботинок Иакова вдавил его пальцы в бетонный пол. С губ Стэйси сорвался вскрик, но он знал, что не стоит даже пытаться высвободить руку. Этот урок он усвоил. Урок, урок, урок. — Возьми, — пауза. — Грёбаную, — ещё одна. — Бритву, — с каждым словом он надавливал ботинком всё сильнее и сильнее, пока Стэйси не пронзил укол страха, что пальцы могут просто сломаться под этим натиском, боль распространялась вверх через ладонь к центру запястья, куда указывал нос военного ботинка Иакова. Если тот сломает ему пальцы, он не сможет закончить задание — это будет означать тренировки в течение нескольких дней, погружение в гипнотическую песню и приход в сознание в комнате, наполненной мёртвыми бойцами Сопротивления, с липкой кровью, застывающей на руках и пистолете. Его лицо. — Я достаточно ясно выразился? Стэйси яростно кивнул головой, от волнения едва не ударяясь носом о бетонный пол. Подавляя сопротивление собственного тела, пока не оказывается практически лежащим на полу, податливым и бесхребетным. Если бы он мог развернуться и подставить Иакову свой живот, своё горло, он бы так и сделал, и эта мысль обожгла Стэйси, словно кислота. Слёзы затуманивали взгляд, но он не плакал, несколько раз сглатывая, чтобы прогнать першение из горла. Слабый, слабый, слабый — Д-да, сэр, простите, сэр… — А теперь замолчи, — прошипел Иаков, постепенно убирая ногу с чужой руки. Стэйси оставался на полу, низко опустив корпус, пока Иаков снова не сел. Слуга, кланяющийся в пол, пока его господин не изволит вернуться на трон. Он силой воли оставлял руки неподвижными, где-то глубоко внутри находя достаточно разумности, чтобы заставить конечности подчиниться. Острый край бритвы, всё ещё влажный от крема и крови Иакова, покрытый красно-розовой пеной. Долю секунды Стэйси смотрел на лезвие в своих руках, на этого предателя, на возможного союзника. Перевернул к солнцу, смотря, как оно блестит. Но он слабый. Стэйси вернулся на своё место возле Иакова, приближаясь медленными, размеренными шагами, как к испуганному животному, не поворачиваясь спиной. Но Иаков никогда не боялся, никогда не приходил в замешательство. Он наблюдал за Стэйси, пока тот не прижался к нему, а затем перевёл взгляд в окно, оглядывая горы за пределами своих владений. Стэйси смыл кровь и пену с бритвы в маленьком металлическом тазике, стоящем на столе рядом. Очистил лезвие снова, будто последних прошедших минут никогда и не было. Он поднёс лезвие к горлу Иакова, осторожно проводя вверх и снова оставляя след. После нескольких минут напряжённого молчания — иногда Стэйси задерживал дыхание, пока от нехватки кислорода не начинала кружиться голова — он находился в одном шаге от завершения, когда Иаков заговорил. — Если это повторится ещё раз, я убью тебя, — просто сказал он, всё ещё наблюдая, как ветер колышет траву снаружи. Тон снова ровный, будто они ведут простую беседу, будто он этакий завсегдатай парикмахерской Стэйси. — Я понятно выражаюсь?***
Стэйси спит на койке, находящейся всего в дюйме от земли, в комнате Иакова. На полу виднелось пятно, где кровь Иакова после того Инцидента с Бритьём (грёбаными заглавными буквами, Пратт) въелась в цементный пол. Когда Стэйси ложился, оно находилось практически на уровне глаз. Иаков держит его прикованным наручниками к батарее. Как собаку на поводке во дворе. Место, которое он натёр до крови в первую пару дней металлическим браслетом давно зажило, оставляя светло-розовые шрамы. Проще всего спать на спине, закинув руки за голову, и пусть раньше он никогда так не спал — предпочитал на животе, скрестив руки под головой, а в идеале голышом — Стэйси много чего не делал до гор Уайттейл. Сама раскладушка была не слишком большой. На ней лежали только колючее грязно-белое одеяло и единственная смятая подушка, пожелтевшая от времени и использования. Плотная оливкового цвета ткань койки скрипит под уменьшающимся с каждым днём весом Стэйси. Но даже это было практически хоромами по сравнению с грязной отвратительной землёй снаружи. Технически эта комната была этаким командным пунктом Иакова, но на самом деле Иакову самому придётся здесь спать, чтобы эта комната стала его спальней. На кровать он скидывал вещи, свою куртку, ботинки или винтовку, но редко использовал её чтобы пытаться поспать. Ключевое слово здесь: «пытаться». Иаков носит военную форму с тиснением: «И. Сид» на груди, так что чтобы догадаться, в чём кроется корень его проблем, гением быть не нужно. Ему снятся кошмары, когда ему всё-таки удаётся уснуть, ворочаясь и бормоча во сне. Отдавая приказы и давая утвердительные ответы невидимому начальству. Сражаясь с воспоминаниями в своей голове, ударяя воздух вокруг себя, иногда врезаясь кулаком в стену, к которой прижата его кровать, пока костяшки пальцев не окрашиваются кровью. Спит он, если это вообще можно назвать сном, максимум три часа, прежде чем просыпается. Садится на кровати, выглядя измотанным, и ставит ноги на пол, пока обнажённая, покрытая шрамами грудь вздымается и опускается, колыша металлические жетоны. В лунном свете, льющемся в комнату, Стэйси с трудом мог разглядеть, насколько измождённым он выглядел. Мешки под глазами и лёгкая седина на висках. Шрамы разной давности на груди, некоторые из которых были настолько старыми, что казались серебристыми при правильном освещении. Другие же, такие как «ГНЕВ», вырезанный над правой ключицей, и «ГОРДЫНЯ» вдоль рёбер, выглядели довольно свежими. «ПОХОТЬ» чуть выше пояса штанов, прямо как у Иосифа. Его кошмары отражали груз прожитых лет, но единственным, кто это видел — был Стэйси. К тому времени, как всходило солнце, Иаков выпивал столько кофеина, что у скаковой лошади будучи на его месте случился бы сердечный приступ, и выглядел, как новенький. Стэйси наблюдал за ним в те ночи, когда он пытался уснуть, когда его тело поддавалось одной их самых низменных человеческих потребностей, а после было отвергнуто демонами, бушующими в голове. Повышенная бдительность лишала Стэйси возможности крепко спать, и он просыпался, как только Иаков начинал метаться по кровати, что обычно происходило стоило каштановым волосам коснуться подушки. После этого уснуть он не мог, остро ощущая, как Иаков мерит шагами комнату. Он всегда был настороже, готовый ко всему и в любой момент, но быть таким на протяжении суток невероятно утомительно. Он понятия не имел, как Иакову такое удаётся, и нечто похожее на жалость шевелилось, вырастая, где-то внутри. И тут же вызывало отвращение, сопоставимое только с постыдным порывом, который он испытывал всякий раз, когда Иаков хвалил его, Стэйси тщетно пытался избавиться ото всех эмоций, пока его либо не спасут, либо он не умрёт. Иаков после своих кошмаров немного дезориентирован, и это единственный раз, когда Стэйси видит властителя своей личной преисподней сбитым с толку. В обычно невозмутимом образе Иакова появилась частичка человечности. Он встал на слегка подкашивающиеся ноги и подошёл к окну, упершись грубыми руками в подоконник и склонив голову. Стэйси видел, как блеснули на свету жетоны, висящие на его шее. СИД ИАКОВ 672-07-6438 ГРУППА КРОВИ — ПЕРВАЯ ОТРИЦАТЕЛЬНАЯ ХРИСТИАНИН Пока Стэйси наблюдает за ним, ни один из них не произносит ни слова, Иаков никогда не смотрит на Стэйси сверху-вниз, даже когда он лежит так близко. Стэйси знал — Иаков понимает, что за ним наблюдают. Это видно по тому, как дёргается кадык на его горле, как сжимаются его кулаки на поверхности одеяла — интуиция говорит добыче, что хищник рядом, предупреждает о присутствии. Он был рад, что Иаков никогда не обращал на него внимания в такие ночи. Стэйси не знал, что делал бы, заметь Иаков в его глазах хоть какую-нибудь эмоцию помимо страха.***
Другие мужчины часто свистели ему вслед, подвывая подобно волкам, о, смотрите-ка, а вот и маленькая сучка Иакова, интересно, как он обхаживает его член, наверное, всё на что годен этот жалкий маленький педик, посмотрите на эти губы — ими только член сосать, дай и нам распробовать, сладкий, мы же все здесь семья. Они хватали его за задницу, когда Иаков смотрел, хватали, когда он стоял к ним спиной. Они наблюдали за ним с голодом и злобой в глазах, и хотя все во Вратах Эдема дали обет безбрачия, большинство из них сделали это, скрестив пальцы за спиной. В такие моменты Стэйси испытывал облегчение от того, что Иаков никогда не позволял ему отходить далеко. В эти дни Стэйси держится ближе, почти соприкасаясь с ним плечом, и этот крошечный факт не ускользает от внимания Иакова. Ничто не ускользает от Иакова Сида. Особенно, если это касается Стэйси.***
Три месяца и некоторые перемены выбивают Стэйси из колеи надежд. Он фыркнул при мысли о надежде. У него не было ничего кроме металлического браслета по ночам, постоянного страха и отвращения к самому себе слабому, слабому, слабому. Он прячет лицо за блокнотом, когда Иаков поднимает взгляд от стола и вопросительно вскидывает бровь. — Что смешного, Персик? Поделись со мной, — сказал Иаков. Он сцепил перед собой длинные крупные пальцы и наклонился, будто делясь каким-то секретом. «Я никогда отсюда не выберусь», — хочет сказать он, практически обезумев от собственного горя. — Ничего, сэр. Ничего такого, — тихо ответил Стэйси. Он слегка покачал головой так, что чёрные волосы — намного длиннее, чем были три месяца — целых три месяца — назад, скрыли его глаза, и это было единственной защитой, на которую он способен. Иаков откинулся назад, скрестив руки на груди и расставив ноги под столом. — У нас появились секреты, Персик? Оставляя в неведении, ты ранишь мои чувства, — он надул свои ярко-розовые губы, опустив брови, пока в холодных голубых глазах мерцала притворная обида, прежде чем из его груди вырвался звук. Стэйси потребовалась секунда, чтобы понять, что это был смех. Раньше он слышал, как Иаков усмехается, видел, как его губы кривились в жестокой ухмылке, когда он заводил музыкальную шкатулку, только ты, только ты, только ты. Но искренний смех? Стэйси даже не был уверен, что тот на это способен. — Ах, Персик, расслабься, чёрт возьми. Сегодня такой прекрасный день, я только что получил известия о том, что твоя драгоценная Помощник прогуливается по Пути. Птички поют и всё такое. Когда ты веселился в последний раз? — он встряхнул левой рукой, слегка задирая рукав и смотря на часы. — Я бы сказал, примерно… три месяца назад? Или уже почти четыре? Чертовски долгое пребывание в «каса де Иаков», а? Три с небольшим, три с небольшим. — Я задал тебе вопрос, — произнёс Иаков так тихо. Во рту в мгновение ока стало сухо, как в пустыне, и Стэйси непроизвольно облизал губы. Открыв рот, он щёлкнул им, снова закрывая. Как кукла-чревовещатель, со спины которой, прямо в грудной клетке, находилась рука Иакова. — На какой вопрос Вы хотели бы получить ответ? Сэр. Он идиот, просто невероятный. Уголки губ Иакова приподнялись. Он изучает его, водя голубыми глазами вверх-вниз по телу Стэйси. Тот так сильно похудел, что его форма больше не подходит по фигуре, поэтому ему приходится носить джинсы на размер меньше. Он думает, что раньше они, вероятно, принадлежали бойцу из Сопротивления, которого он убил своими руками, поэтому старается не слишком об этом задумываться. Верхняя же половина его тела была укутана в один из белоснежных свитеров, которые принято носить у эдемщиков, с соответствующим их вере крестом. Внезапно Иаков встал, и Стэйси пришлось приложить все силы, чтобы не отпрянуть назад. Со вспышкой усталости в глазах и копной тёмно-рыжих волос Иаков оказывается почти вплотную к телу Стэйси, так близко, что можно почувствовать запах его пота, недавно выпитого кофе и дезодоранта, который он предпочитает. Их пальцы соприкасаются, а носы военных ботинок Иакова прижимаются к чёрным форменным ботинкам Стэйси — единственная вещь, что осталась от его прежней жизни. — На любой из них, — выдохнул Иаков практически в губы Стэйси, обдавая тёплым влажным воздухом. — Будь хорошим мальчиком и просвети меня. Он стоит перед Иаковом, словно вросший в пол, но всё ещё дрожащий. Иаков просто не мог не заметить его дрожи, его слабости. Стэйси отчаянно вглядывался в его лицо, ища намёк на то, что это, чёрт побери, такое. хороший мальчик, хороший мальчик, будь хорошим мальчиком Всё его тело пело, вторя этим словам. Хороший мальчик, хороший мальчик, будь хорошим мальчиком. Стэйси испытывал отвращение к самому себе, но разум был больше не в силах прислушиваться к его мнению. Сейчас он дрожал особенно сильно, слегка покачиваясь, а после и вовсе схватился за запястье Иакова для устойчивости, потому что его тело прямо сейчас работало на грёбаном автопилоте. Он открывает рот, чтобы сказать одному Богу известно что, когда в дверь комнаты Иакова стучат. Стэйси в мгновение ока отлетел от него к подоконнику, упираясь в поверхность руками, как делает Иаков по ночам. Его грудь вздымалась, пока он пытался набирать полные лёгкие воздуха и смотреть куда угодно, только не на Иакова. Тот лишь фыркнул и сказал пришедшему войти. За окном высоко в горах виднелся белохвостый олень с удовольствием жующий окружающую растительность. Его уши дёргаются, а затем он поднимает голову. Кажется, будто он встречает взгляд Стэйси, смотря понимающе, как умеют только животные. Он моргает, снова дёрнув ушами, а затем опускает голову.***
Почти четыре месяца миновало, когда приходят новости. Младший помощник шерифа — грёбаный Ангел. Их бункер заходится весельем. Контрабандный алкоголь передаётся по кругу. Мужчины смеются, распевая песни, и покачиваются, обнявшись. Это радостное событие. А мир Стэйси рушится в одночасье. С балкона своей комнаты Иаков сообщал новости, вещая в громкоговоритель. Стэйси покачивался возле него, чувствуя вскипевшие в глазах слёзы. — Я хотел бы быть первым, кто сообщит вам, что Рук, как её зовёт Сопротивление, теперь является частью нашей семьи. Вера и её Блажь заручились поддержкой Помощника, и мы рады приветствовать её в нашем деле. Я знаю, что у Отца есть особые правила касательно алкоголя и других, хах, увеселительных занятий, но это праздник, чёрт возьми. Наслаждайтесь, но знайте меру. Нам предстоит много работы. Зрение Стэйси то появляется, то мутится. Он осознает, что его тело движется, но не понимает куда и почему. Солнце больше не светит в лицо, и краем уха он смутно слышит звук закрывающейся двери. Два щелчка замков с промежутком в несколько секунд. В ушах звенит, словно Иаков завёл музыкальную шкатулку, но песни нет. Ничего нет. — Тшш, — шепчет Иаков, снова обдавая дыханием его лицо. Тёплые, сухие ладони обхватывают его лицо. Большие пальцы касаются щёк Стэйси, а затем скользят вниз, обводя влажные губы. Слёзы. Стэйси плачет. Раньше ему каждый раз удавалось сдержать их, но сейчас… сейчас… Это конец, да? — Тшш, Стэйси. Шш. Теперь она дома, где ей самое место. Словно ты всегда был рядом, так? И это первый раз за четыре месяца, когда он слышит своё имя. Иногда его звали помощник шерифа, иногда Пратт, иногда Персик, но никогда Стэйси. Дамба разрушилась. Грудь Стэйси вздымалась от рыданий, сотрясающих тело, оплакивающих его подругу, его собственный рассудок, его надежду. Колени вмиг ослабели, позволяя ему упасть на пол, даже не замечая удара и жжения содранной на коленях кожи, которые непременно должны были за этим последовать. Иаков опустился на пол вслед за ним, хотя и с гораздо большим самообладанием. Грациозно поджав под себя длинные ноги, он сел на пятки, притянув Стэйси прямо к себе на колени. Придвинув Стэйси вплотную к себе, он прикасался к его лицу и шее. А после поднёс пальцы к собственным губам, в полной мере ощущая вкус своей маленькой победы. — Она останется с Верой, а ты… ты останешься со мной. Ты мой, верно, Стэйси? — прошептал Иаков, покрывая поцелуями влажное от слёз лицо. Его голос был таким мягким и благоговейным, каким Стэйси ещё никогда его не слышал. — Ну же, Стэйси. Это твой дом, ты мой. Скажи это. Какой у него был выбор? У него больше и нет ничего, а его последняя надежда на спасение где-то в районе грёбаного Хенбейна сошла с ума от Блажи. Он слаб, слишком слаб, чтобы освободиться, связан невидимыми путами и слишком запутался, чтобы отличать верх от низа. Он потерян во многих смыслах. — Э-это мой дом, — прохрипел он, крепко зажмурив глаза. Слёзы рвались наружу вместе с остатками сопротивления, и он вздрогнул, когда почувствовал, как губы Иакова — его язык — собирают их. — Я твой. Возле него раздалось рычание, и Стэйси успел лишь открыть глаза, прежде чем Иаков опрокинул его на спину, укладывая на пол. Он не противился. Инстинктивно раздвинув ноги, чтобы освободить место Иакову. Иаков всегда был крупнее его, выше, сильнее и мускулистее, но для Стэйси это ещё никогда не было столь очевидно, как сейчас. Рядом с Иаковом, вдавливающим его в пол, он выглядел совсем крошечным. Иаков заслонял собой весь свет, сжигая Стэйси своим теплом. — Теперь ты часть семьи. Я тебя не отпущу, — говорит Иаков. Их лбы прижаты друг к другу, и слегка подтолкнув нос Стэйси своим, он заставляет его посмотреть в свои глаза. Звук, который вырывается у него, стоит их взглядам встретиться — первобытный, гортанный, словно его насильно, против воли вырвали из груди Иакова, и он бросается вперёд, чтобы разорвать Стэйси своими зубами, сминая губы. Во рту разливается кровь, принадлежащая им обоим. Сами их сущности на каком-то низменном уровне слились воедино, становясь неразрывными. Стэйси ощущает вкус на языке, а затем с трудом сглатывает. Иаков целует его так, словно хочет поглотить целиком, как большой злой волк. Его язык во рту Стэйси, одна ладонь в волосах, а другая обхватила его горло, сжимая, отпуская, сжимая, отпуская. Он двигал бёдрами вперёд, подталкивая Стэйси вверх, пока его ноги не обхватили талию Иакова, скрестив лодыжки за его спиной. Бунтующая его часть кричала Стэйси, чтобы он сопротивлялся, делал всё что угодно, только не это. Твёрдый член Иакова прижимался к нему, вдавливая в пол, и это должно было вызывать отторжение вкупе с желанием содрать с себя кожу, а после схватить мачете, висящее на поясе Иакова и прикончить их обоих. Всё было так и в то же время иначе. Стэйси оторвался от чужих губ, отвернув лицо. Он прерывисто дышал, пока по лицу продолжали стекать слёзы. Губы Иакова в мгновение ока прижались к его шее, широко проводя по коже влажным языком. — Ты был таким хорошим мальчиком, Стэйси, — шептал Иаков, поглаживая его по голове, а после спускаясь нежными прикосновениями на щёку. — Таким сильным. Будь он проклят, будь он проклят, будь он проклят. Тело Стэйси вторило его словам, даже когда очередной всхлип сорвался с его губ. Грудь сдавливало словно тисками, а пальцы бессильно царапали пол. Сквозь звуки собственного отчаяния Стэйси мог разобрать песни и радостные возгласы. — Не сопротивляйся мне, — уговаривал он. Неистовые поцелуи касались его подбородка. — Ты больше не можешь позволять себе быть моим врагом. Я всё, что у тебя осталось, — его зубы впились в горло Стэйси, оставляя следы на нежной плоти, словно клеймо, выставленное на всеобщее обозрение. Словно право собственности на жалкую жизнь Стэйси. маленькая сучка Иакова Он должен был знать, что ему никогда не удастся сбежать из гор Уайттейл живым. Иаков ткнулся в него носом, задевая бородой щетину, и это так странно, поразительно интимно, что Стэйси приятно ошеломлён. Напоминает его бывших любовников, и хотя некоторые из них, возможно, могли бы связать его, удерживая на месте, ни мужчины, ни женщины не держали его в плену и не пытали в течение четырёх месяцев. — Впусти меня, — отчаянно произнёс Иаков, касаясь прерывистым дыханием кожи Стэйси и по-прежнему уверенно прижимаясь бёдрами. — Впусти меня, впусти меня, впусти меня. Что он и сделал. Да поможет ему Бог, он не в силах отказать. Он ведь никогда не выберется отсюда, да? Стэйси снова повернулся лицом к Иакову, и тот слегка развернулся, застывая. Их поцелуй был настойчивым и напористым, словно Иаков пытается забраться ему под кожу, щёлкая зубами и толкаясь языком. Он издаёт так много звуков, голодных и требовательных, готовых взять своё любыми возможными способами. Голова Стэйси идёт кругом от этого нового аспекта их отношений — отношений, чёрт возьми — от этой силы. Посмотрите, как отчаянно большой и сильный Иаков Сид нуждается в ком-то столь неприметном, как Стэйси Пратт. Все всегда говорили, что Иоанн был болтуном, Иоанн был драматургом. Но Иаков Сид не менее драматичен. Используя слова, как оружие подобно ножам, кулакам и винтовкам. И никто не любил звука своего собственного голоса больше, чем Иаков, который говорил и говорил, произнося замысловатые речи, как павлин, хвастающийся прекрасным оперением. Чёрт возьми, часть его программы пыток — песня из грёбаных пятидесятых. Возможно, Стэйси и проиграл последнюю раздачу, но эта новая оказалась столь же интересной, сколь и хреновой. И выхода не было. Выживание незамутнённое и простое находится прямо перед глазами, и теперь он знает, как его обеспечить. Он снова отстраняется, и Иаков протестующе прижимается к его щеке. Рука Стэйси дрожит, когда он подносит её к волосам Иакова, удивительно мягким и упругим прядям между его пальцами. Иаков сжал его руку, пристально смотря в лицо, голубые глаза лихорадочно блестели. «Прости меня», — Стэйси не обращался ни к кому конкретно — ни к Рук, ни к округу Хоуп, ни к самому себе. Последняя слезинка скатилась из уголка его глаза, и взгляд Стэйси, наконец, прояснился. — Трахни меня, Иаков, — прошептал он. Мир словно сузился только до них двоих. Ни песен празднества, ни радостных возгласов. Ни Бога. Только их животная возня на полу, только губы, зубы и язык Иакова, вкупе с отчаянными стонами желания. Как и множество раз до этого, язык у него во рту, рука, расстёгивающая джинсы. И это знакомая для Стэйси территория. В этом Стэйси знаток. Иаков будет принадлежать ему в той же степени, в какой Стэйси принадлежит Иакову. Уж он об этом позаботится. Око за око. Стэйси бросает в бой всё, что умеет, проводит ногтями по ткани на его спине, вскидывает бёдра вверх, потираясь своим членом о его. Очередной сдавленный звук Иакова, и Стэйси задирает его рубашку вверх, вытаскивая из-за пояса штанов, отчаянно желая провести ногтями по обнажённой коже, чувствуя, как та рвётся, кровоточа под кончиками его пальцев. От первого же толчка Иаков едва не взвыл во всё горло, прижимаясь бёдрами к Стэйси, и с каждым новым движением подталкивая его дальше по полу. Он делает это снова и снова, и в конце концов кончики пальцев становятся влажными от крови. В мгновение ока Иаков поднял его, неся словно тряпичную куклу, этакий пещерный человек с честно заслуженной добычей. Он пружинит на жёстком матрасе, ударяясь локтем о стену. Винтовка Иакова, до этого лежащая в изножье, с грохотом падает на пол. Иаков оставил её там, начиная стягивать одежду, и из его горла вырывается разочарованный стон, когда пряжка ремня отказывается слушаться. Спустя долю секунды на его руку ложится чужая тёплая ладонь, и Иаков восхищённо наблюдает, как быстро и эффективно Стэйси щёлкает пряжкой его ремня, расстёгивая ширинку. На нём нет нижнего белья, и из расстёгнутых джинсов выглядывают тёмно-каштановые волосы, что тянутся выше по плоскому, подтянутому животу, покрытому шрамами и отметинами, такими же, как его лицо и руки. — Сними чёртову одежду, — шипит Иаков, скидывая рубашку, а затем и джинсы, наступая на пятки, чтобы сбросить ботинки. Он кидает их за спину, позволяя Стэйси наблюдать, как те подпрыгнули, приземляясь на его койке. Эффект, который он оказывает на Иакова, вызывает волну головокружения, блажь, разливающуюся по венам, сейчас вся скупая похвала Иакова была только для него. Тело Стэйси горело от одного осознания, заставляя кровь прилить к коже покрывающейся испариной, горело для человека, который зовёт себя вестником Пророка, и чьи прикосновения обжигали подобно самому сладкому проклятию. Пока он раздевался, Иаков рылся в прикроватной тумбочке. Стэйси догадывался о предполагаемой цели его поисков, но, кажется, в тумбочке ничего не было, потому что Иаков тихо чертыхнулся себе под нос, кидая взгляд на Стэйси, и встал на ноги. Иаков состоял из сплошных крепких мышц и притягивающих взгляд шрамов: бледные паутинки от разорвавшихся гранат и ожогов, на нём было так много ожогов. Химические и обычные ожоги покрывали практически каждый дюйм верхней половины тела Иакова, иногда это были большие, иногда маленькие участки красной сморщенной кожи. Шрамы от ножевых и пулевых ранений на плечах, пояснице, спине. Гобелен его собственного гнева. Но самым удивительным — больше, чем его шрамы, подтянутое тело, подрагивающий крупный член и крепкие мышцы задницы, когда он направлялся к своему столу, чтобы порыться в ящиках — были веснушки. Да поможет ему Бог — веснушки. И Стэйси хотел узнать, какие они на вкус. Стэйси когда-то даже задумывался о том, есть ли они у Иакова — веснушки бывают же у всех рыжих, верно? — но они были повсюду, некоторые заметно бугрились под шрамами, другие были нетронуты — яркие, рыжие, как и его волосы. На груди, под жёсткими волосками, спускаясь вниз по мышцам плоского подтянутого живота. Вдоль верхней части бёдер, сбегая по ногам и поднимаясь по спине. Его плечи, Боже, его плечи с перекатывающимися мышцами, когда он издал довольный звук, найдя бутылку в ящике стола. Его плечи полностью покрыты веснушками. Темными и едва заметными, собравшимися возле шеи и спускающихся вниз по рукам. Чёрт, они были даже на его ногах. Иаков поднял флакон, чтобы Стэйси мог его рассмотреть, медленно помахивая им взад-вперёд, насмехаясь. Он крался обратно к кровати, непристойно покачивая бёдрами, а его член подпрыгивал с каждым шагом, он был похож на волка вожака, собирающегося спариться со своей самкой. Тепло разлилось внизу живота Стэйси, член подрагивал на животе, истекая смазкой. Он поддерживает зрительный контакт, лаская свой член и непроизвольно раздвигая ноги. Закончив хвастаться, как павлин своими перьями, Иаков оказался на нём в одно стремительное движение. Смазка небрежно потекла по груди Стэйси, и как раз в тот момент, когда он заметил, насколько она холодная, внутри него шевельнулись пальцы, влажные, холодные и настойчивые. — Впусти меня, — снова прошептал Иаков, тяжело дыша в голень Стэйси, наклоняя лицо вниз, чтобы наблюдать, как его собственные пальцы сначала один, потом два, и в конечном итоге три проникали в тело Стэйси. Слишком сильно, слишком быстро, прошло так много времени с тех пор, как к Стэйси прикасались в подобном ключе, но он мог справиться с болью, пока у них была смазка. Если бы садистская сторона Иакова распространялась даже на секс, если бы он попробовал войти на сухую или просто смазав его вход слюной, он бы разорвал Стэйси напополам. Он думает, что эта боль — его покаяние. Зажмурившись, Стэйси стонет, как шлюха, которой, по сути, он и был для Иакова, шире раздвигая ноги, он обхватил левой рукой бедро Иакова, впуская его пальцы глубже. Втягивая его в свою собственную маленькую паутину. Он собирается сделать этот секс самым лучшим из всех, который когда-либо был у Иакова, заставив его возвращаться снова и снова. Вклиниться в жизнь Иакова и построить там свою собственную крепость. Заставить Иакова кончить, почувствовать себя лучше, чем от любой влажной киски или тугой задницы. Он будет таким хорошим, что ничто и никогда больше его не тронет. — Трахни меня, Иаков, трахни меня, трахни меня, трахни меня. Покажи, что я твой, Иаков. Пальцы Иакова с непристойным звуком покинули тело Стэйси, и на секунду он улыбнулся ему сверху своей дьявольской усмешкой. Поэтому Стэйси закатил глаза и обхватил его член, размазывая смазку вверх и вниз по стволу, потирая ладонью чувствительную головку. Ещё никогда прежде Стэйси не был таким смелым в присутствии Иакова, и это на долю секунды пугает того, прежде чем его охватывает трепет. Видеть, как твоя жертва всё время плачет, подчиняясь, со временем может наскучить, но когда Иаков быстро вскидывает задницу Стэйси, практически сгибая его пополам, на мгновение ему становится ясно, что это всё меньше и меньше походило на противостояние хищника и жертвы. Он прижал головку члена к дырочке Стэйси, потирая по краю и смотря на реакцию на чужом лице. На его скулах выступил румянец, лоб покрылся испариной, а тёмные волосы влажными завитками прилипли к коже. Большие оленьи карие глаза заводили всё больше, такие же остекленевшие и лихорадочные, как у Иакова. Блаженные. Первый толчок обжёг болью, неумолимый и не дающий времени отдышаться и прийти в себя, выбивая остатки сил, пока не остаётся только Иаков, Иаков, Иаков и его вспыхивающие лихорадочным блеском глаза. Кончиками окровавленных пальцев Стэйси вцепился в задницу Иакова, заставляя того войти глубже и сильнее. Войдя внутрь, Иаков становится ещё более красноречив. — Я трахну тебя так сильно, что все узнают, что ты принадлежишь мне. Моя маленькая сучка, чёрт, чёрт, — Иаков перенёс вес своего тела на левую руку возле лица Стэйси, правой обхватив его спину и входя резкими толчками. Кровать врезалась изголовьем в стену в такт его толчкам, а жетоны позвякивали, ударяясь о их тела. Стэйси потянул Иакова вниз за цепочку, сжимая в кулаке, пока та не начинает впиваться в чужую шею, и вгрызается зубами в губы Иакова. Когда они отрываются друг от друга, чтобы глотнуть воздуха, Иаков обдаёт влажным дыханием висок Стэйси. Рассеянно прижимается губами к его коже снова и снова, зарывается лицом во влажные волосы, будто грёбаный зверь. — Я залью тебя своей спермой так, что ты сможешь ощущать её вкус ещё несколько дней. Трахну тебя так хорошо, что ты не сможешь ни сидеть, ни ходить без ощущения моего члена внутри тебя. Иаков слегка опустил бёдра Стэйси. — Давай, трахни свой кулак, будь хорошим мальчиком. Я хочу, чтобы ты кончил с моим членом внутри. Стэйси подчинился, потому что ему отчаянно хотелось кончить, потому что Иаков продолжал водить головкой своего члена вверх-вниз по его простате, потому что если он не сделает этого в ближайшее время, то умрёт. Его ладони были влажными от пота, прошло так много времени с тех пор, как он прикасался к себе таким образом, это было ещё до округа Хоуп, до Врат Эдема и до всей этой херни. Он не продержится долго, прикасаясь к себе, но если он правильно разыграет эту карту, то сможет прожить чуточку дольше. Из горла Стэйси вырывались крики. Позже ему будет чертовски больно, Иаков двигался, как машина, не сбавляя темпа, словно пытался продолбить Стэйси насквозь. Словно он уже не внутри него, словно он не поселился в его голове четыре месяца назад. — Мне привести сюда Рук, тебе бы понравилось, а? Заставить её смотреть, как я буду трахать тебя. Показать ей, какая ты маленькая шлюшка, чёрт возьми. — О Боже, Боже. — Хочешь пригласить Иосифа посмотреть? Я не особо — угх чёрт — увлекаюсь таким, но приведи я с собой хоть всю свою стаю, кого это волнует? Все они смогут почувствовать запах моей спермы, вытекающей из тебя, так пусть, чёрт возьми, смотрят. — Я сейчас кончу, — проскулил Стэйси, и как только слова слетели с его губ, Иаков прижался к ним в поцелуе, проводя языком по зубам. А затем, совершенно внезапно, мир окрасился в ослепительный белый. Он отстранился от Иакова, судорожно вздрагивая, а губы его распахнулись в беззвучном крике, когда он излился на их животы и собственный кулак, выдаивая последние капли удовольствия. Силы в мгновение ока покинули его, и он был даже рад, что Иаков держит его в руках, потому что он, чёрт побери, не чувствует собственных ног. Оргазм Стэйси и судорожное сжатие мышц заставили Иакова закатить глаза. Он трахал его снова и снова, подталкивая Стэйси вверх по кровати, а саму кровать всё ближе к стене. Иаков смутно слышал хруст осыпающейся на под штукатурки, своё прерывистое дыхание и крики Стэйси из-за толчков, каждый раз прицельно попадающих по простате. — Скажи это ещё раз, — прошипел Иаков. Стэйси даже не пришлось задумываться над ответом. — Я твой, — выдохнул он, с силой сдавливая внутри член Иакова. Зубы впились в шею Стэйси, заставляя скулить от боли, когда лопается кожа. Кровь заливала рот Иакова, пока он толкался, изливаясь глубоко внутри Стэйси. На языке чувствовались мёд и соль, а в воздухе витал тяжёлый мускусный аромат. Иаков качнул бёдрами ещё пару раз, а затем, содрогаясь, замер. Капли пота, собравшиеся на лбу, стекали по его носу и падали на вздымающуюся грудь Стэйси. С титаническими усилиями Иаков вытащил свой обмякший член и плюхнулся на кровать рядом со Стэйси, абсолютно вымотанный. Глаза его были закрытыми, пока он переводил дыхание. Динамика их сил изменилась, Иаков мог ощущать, как она накалялась между ними. Своими действиями он открыл настоящий ящик Пандоры, и чёрт его побери, если от этой мысли не закипает кровь в жилах. Во рту стоял вкус крови Стэйси — опьяняющий и солоновато-сладкий. — Чёрт, — фыркнул он. — Чёрт, — согласился Стэйси.***
Некоторое время спустя Стэйси проснулся. Он по-прежнему был голым и таким измученным, но каждая мышца его тела всё ещё пела от удовольствия. Он лежал на животе и смутно осознавал три вещи. Во-первых, он не в наручниках и лежал не на своей койке. Во-вторых, он всё ещё находился в постели Иакова. В-третьих, Иаков тоже по-прежнему лежал в своей постели, и хотя он ещё не ворочался, у него совершенно очевидно назревали первые признаки кошмаров. Небо за окном было чёрным, как смоль, и когда глаза Стэйси привыкли к темноте, он увидел полную луну, висящую высоко в небе и окутывающую горы своей белизной. Цветом Блажи. Стэйси осознал и четвёртую вещь. Когда они отключились после какого-то грёбаного животного траха, день ещё не подошёл к концу, тогда на часах не было и пяти вечера. Даже вымотанный Стэйси довольно чутко спит, но проснулся он только сейчас, далеко за полночь, а это значит, что всё это время Иаков спал рядом. — Хах, — выдохнул Стэйси. Он придвинулся к Иакову так близко, как только осмелился, разглядывая шрамы и веснушки на его спине. Которую теперь пересекали ещё и красные припухшие следы от его ногтей. Стэйси прижал ладонь между чужими лопатками, лёгким, словно пёрышко, прикосновением выводя успокаивающие круги. Он почти ждал, что Иаков ударит его локтем в лицо, всё ещё находясь в плену собственного кошмара. Или проснётся, приказывая Стэйси вернуться на свою койку, и снова приковывая его наручниками к батарее, не давая даже толком одеться. Чего он не ожидал, так этого сильной сотрясающей всё тело дрожи. И того, что Иаков сильнее прижмётся к Стэйси, продолжая спать, всё ещё видя сны, но уже чуть менее беспокойные. — Хах, — снова выдохнул Стэйси, устраиваясь поудобнее, чтобы смотреть, как спит Иаков. Шах и мат.