***
До забега десять минут, и они разминаются, стоя кучкой в стороне от остальных команд. Болельщики срывают голоса, свистят и машут плакатами. Они готовы к хлебу и зрелищам. До забега семь минут, и они собираются в круг, чтобы Эндрю толкнул мотивационную речь. — Каждый из нас сейчас здесь, — говорит он, — потому что однажды мы взяли и поверили в то, что сможем победить гравитацию. Мы поверили — и у нас получилось. И если мы победили даже ёбаную гравитацию, то этих ребят и подавно сделаем. Диктор объявляет готовность, и они сцепляют руки в середине круга. — Давайте покажем им, что такое Сиэтл! И руки взмывают вверх. До забега три минуты, и команды занимают свои позиции. Отправные точки — водонапорные башни. Они возвышаются за их спинами, как средневековые крепостные стены. Их башня вторая по счёту. Кевин всегда говорил, что два — его несчастливое число. До забега минута. Кевина здесь нет. Эндрю глубоко вдыхает и позволяет воздуху задержаться в лёгких. А потом негромко спрашивает: — Вы готовы? И видит только их уверенные кивки. На старт… Внимание… Бегите. Они срываются с места, и мир сжимается до построенного по крышам маршрута. У каждой команды свой стиль паркура. Периферическим зрением Эндрю видит, как они двигаются, и машинально отмечает различия. Калифорния в фиолетовых спортивных костюмах бежит так, словно они пришли на сёрфинг или йогу, а не чемпионат по паркуру. В пластике их тел очень много мягких линий, они текут сплошным потоком, сглаживая все неровности по дороге. Их прыжки короткие и невысокие, но они ловко меняют плоскости и делают упор на работу рук и пресса, превращая свои тела в стремительную фиолетовую волну. В противоположность им Техас, кажется, собирается бежать напрямик, проламывая препятствия лбами. Их стиль паркура больше напоминает драку — только дерутся они с воздухом и совершают в процессе уйму ненужных движений. Красные майки маячат на краю сознания, как навязчивое бельмо на глазу. Недостаток гибкости восполняется избытком физической силы. А Огайо… Это просто Огайо. Они настолько бешеные, что Эндрю почти считает их своими. Их тёмно-серые фигуры в капюшонах — и плевать они хотели на технику безопасности — движутся ломано и дёргано, как будто команда хочет заставить зрителей услышать хруст суставов. Когда-то раньше частью их формы были маски сипух — самых криповых птиц на свете. Теперь они сделали выбор в пользу тяжёлого грима. Основа их стратегии — цирковое мастерство и акробатика. Было бы весело провести с ними пару занятий, думает Эндрю, пока тело движется за него. Сиэтл. Белые с оранжевым футболки, чтобы привлекать взгляды. Они — солянка. Их стиль в его полном отсутствии. Осторожный высоченный Мэтт дополняется гибкой Элисон и Дэн с математически выверенными движениями. А Эндрю просто Эндрю. И его отстранённые мысли как всегда совершенно не сочетаются с движениями дикого кота из какой-нибудь саванны. Ещё один шаг, толчок и удар. Плечо обжигает глухой болью от столкновения с колонной. Мэтт оглядывается, но Эндрю даже не обращает на это внимания. Они ни разу здесь не были — паркур-ассоциация построила над крышами целый новый квартал, чтобы у всех команд были равные шансы на победу. Деревянные панели отходят одна от другой, часть конструкций неустойчива, чтобы давать эффект неожиданности и держать всех в тонусе. Препятствия появляются из ниоткуда и пропадают неизвестно куда, но карту локации Эндрю выучил наизусть: за следующим поворотом должна быть железная сетка. А значит, пора превращаться в пауков. Калифорния добралась до неё первой и начала строиться в какую-то фигуру из черлидинга. Это проигрышный ход: они перебросят через сетку одного, максимум двоих, а остальные будут перелезать своими силами и потеряют время. А первый подбежавший к препятствию парнишка из команды Техаса вытаскивает кусачки. Эндрю переглядывается с Дэн: дисквалификация? За поломку имущества ассоциации в ходе трюков не снимаются баллы, но за намеренную порчу — вполне. Или они собираются набрать бонусов за смекалку? В данном случае — решать жюри. Они не теряют времени на спецэффекты, а сразу начинают подъем. Сетка высокая, но сложена под наклоном, так что, взобравшись на неё, Эндрю перекидывает ноги и просто съезжает вниз. Рядом с ним приземляется Элисон, и Эндрю, обернувшись только на долю мгновения, замечает, что Техасец с кусачками запутался во втором слое сетки, а сокомандники уже его бросили и тоже лезут вверх. А сбоку капитан команды Огайо лёг на спину и подкидывает своих людей вверх толчками ног. Они взлетают, переворачиваются в воздухе и цепляются за сетку на цельном импульсе. Эндрю присвистывает и продолжает бежать — Мэтт с Дэн уже на земле, и у них нет времени на восхищение. Следующий участок пути устлан грузовыми шинами. Эндрю подпрыгивает и бросается бежать по их поверхности: его задача — глядеть под ноги. Если в такую шину провалится Мэтт, проблем будет не много, но Эндрю с его ростом, как и обеих девушек, это может задержать. Словно в ответ на это рядом раздаётся резкое ругательство — Элисон оступается и падает в шину, но Мэтт и Дэн с двух сторон ловят её за предплечья: кризис миновал. Их бешеными темпами догоняет Огайо. Целая крыша на следующем участке залита водой. В арсенале участников — плавучие острова пенопласта, шаткий мостик на сопливых досках и перекладины. Они выбирают последние, что резко сокращает выбор для других команд. Огайцы ступают на мост, и один из них проваливается в воду, наступив на подпиленную с двух сторон доску. Калифорния с переменным успехом балансирует на пенопласте и теряет двоих участников практически моментально. Техас решает не размениваться по мелочам и переправляется вплавь. К моменту, когда Эндрю спрыгивает на устойчивую поверхность, Огайо уже вытащили своего товарища и вырываются вперёд. Дэн идёт с ними ноздря в ноздрю, Техас выбирается из воды и обильно поливает всё вокруг водой, а Калифорния так и застряла в пенопласте. Предпоследнее испытание — раскачивающиеся из стороны в сторону длинные тяжёлые гири из цельных стволов деревьев, а под ними — бочки на шарнирах. Ни секунды стабильности, как и в жизни. Эндрю делает ставку на скорость — справа от него Огайо полагаются на ловкость и акробатику. Отвлёкшись на мгновение, Эндрю получает тяжёлый толчок по рёбрам от гири и тут же перестраивается в другой ряд. Потеря равновесия — непозволительная роскошь. Огайо с успехом проворачивают комбинацию. Мэтту и на тренировках тяжело давались задачи на потерю опоры. Он проезжается ногой по бочке, но перескакивает на следующую, используя гирю как точку для толчка. Элисон чувствует себя достаточно комфортно, чтобы обогнать их обоих, но Дэн в последний момент поскальзывается и падает вниз. Это неприятно, но у них нет времени останавливаться. Под бочками натянута сетка — одновременно с Дэн в неё падает один из огайцев, а сразу после — двое техасцев, оставляя за собой мокрые пятна. Все четверо — плюс девушка из Калифорнии, едва добравшаяся до бочек, — начинают взбираться по верёвочным лестницам. Эндрю резко уходит влево, уклоняется от одного бревна, но не замечает второе, и оно отбрасывает его на два ряда в бок. Удар приходится на левое плечо и ухо — оглушённый, Эндрю валится вправо и чуть не напарывается на ещё одну гирю, но его за шкирку выдёргивает Мэтт. Всё его существо горит болью, но ноги уже ищут опору, находят её и несут тело дальше. Отвечая услугой на услугу, Эндрю вытягивает Мэтта за собой на конец дистанции, и они оба по железному настилу скатываются к последнему испытанию. Бег с препятствиями на открытой местности. Брёвна, гимнастические козлы, барьеры — и три площадки с флагами на возвышениях вдалеке: фиолетовые, красные, тёмно-серые и белые — с оранжевой полосой. Их задача — добраться до всех трёх своих флагов, опередив остальные команды. Получаешь третий — побеждаешь и заканчиваешь забег. У них был план, но теперь в него придётся вносить коррективы: если Дэн выпала на четвёртом этапе, в пятый она войдёт слева, с дополнительной площадки, и, соответственно, бороться будет за левый фланг. Её могла бы заменить Элисон, но она, справившись с бочками быстрее всех, уже двинулась вправо согласно изначальной стратегии и теперь пробирается через брусья наперегонки с долговязым огайцем. Эндрю и Мэтт, даже не переглядываясь, направляются к центру. Дэн мелькает слева и сразу же встраивается в гонку — за ней выскакивает техасец, а за ним огайец; калифорнийка и техасец номер два потерялись где-то по дороге. Долговязый соперник Элисон делает колесо через два препятствия сразу. Калифорния в составе одного человека тоже бросается вправо, а ещё один огайец внезапно возникает прямо у Эндрю за спиной. Мэтт в шаге от него выполняет проходку по бревну на руках — несвойственный ему риск, но он решил выбить им побольше очков за технику. Соглашаясь с ним, Эндрю с разбегу падает на колени и въезжает под барьер — наколенники скрежещут по полу, а деревянная балка мелькает в сантиметре от его лица. Огайец перемахивает через неё, фактически перепрыгивая Эндрю, но тот не собирается сдаваться. Следующее препятствие он проходит через бедуинский кувырок вперёд — киношный трюк из фильмов про супергероев; простой, но такой эффектный. Элисон хватает флаг одновременно с долговязым огайцем. Дэн опаздывает на мгновение и уступает техасцу: она приходит второй, а следом за ней — Огайо. Техас — один флаг; Огайо — два; Сиэтл — два. Эндрю чувствует прилив крови к каждой клетке своего тела: теперь всё зависит от того, кто первым доберётся до центра — они с Мэттом или их соперник в капюшоне. Центр требует самой сложной комбинации, потому что флаги в нём находятся в четырёх метрах над землёй, на первых трёх из которых нет ни одного выступа. Калифорния добирается до левого фланга и забирает флаг. Ещё один техасец не вписывается в поворот и сносит барьер всей массой тела — ему точно понадобится помощь медиков. Секундой позже его обгоняет сокомандник — и Техас забирает третий флаг справа. Калифорния — один. Техас — два. Огайо — два. Сиэтл — два. Четвёртый техасец только встраивается в центральную линию — ему их уже не догнать. Десять шагов до вышки, восемь, шесть… Огайец в последний момент тормозит — его заносит, а подстраховки нет. Мэтт вырывается вперёд. Калифорния берёт второй флаг, но до центра им тоже не добежать. Огайо — два. Сиэтл — два. Огайец прыгает на козла, чтобы дать себе разбег, а Эндрю козёл не нужен — кроме этого, двухметрового и сентиментального. Он наступает на сцепленные в замок ладони Мэтта, отталкивается ногой… и взлетает. Огайо — два. Сиэтл — два. Эндрю хватается за край вышки и подтягивает ноги. Огайец делает то же самое, но с другой стороны, и они оба тянутся к флагам… Тянутся, пока один из них не побеждает. Гудок. Забег окончен. Долгое мгновение тишины — и толпа болельщиков начинает реветь, потому что видит остановившийся на табло таймер. Толпа болельщиков в белом и оранжевом. Сиэтл — три, Огайо — три. Сиэтл побеждает с отрывом в секунду. Эндрю выдыхает смешок, окончательно взбирается на вышку и наконец-то позволяет себе обмякнуть: победили. Огайец тяжело садится на край и вытирает пот ладонью — чёрный грим смазывается. — А я ведь здесь родился, — говорит он и вдруг улыбается. — Спасибо за гонку, Сиэтл. — Желаю выйти в тройку, — искренне говорит Эндрю и жмёт протянутую руку. Где-то над его головой, на трибунах, мелькает знакомый силуэт.***
Эндрю сползает с вышки и оказывается в эпицентре бушующей радости. Мэтт сгребает его в охапку, где-то под боком в эйфории вопит Элисон, Дэн уже накричалась и стискивает всех в объятиях. Эндрю утыкается кому-то в плечо лбом. Всё, что он чувствует — облегчение. — Хорошо сработано, — говорит он, и команда встречает это дружным счастливым рёвом. Они теперь в тройке лидеров — вместе с победителями других забегов. Жюри сравнит между собой их показатели — раз уж с Огайо такая мизерная разница, им могут дать третье место, если они обгонят кого-то ещё. Результаты они узнают завтра, а пока Эндрю собирается выспаться. — Троянцы взяли второе, — говорит Дэн по дороге к душевым, сверяясь со сводкой новостей. — Их обогнал Детройт… Чёрт, и парень из Оклахомы сбил Джереми со снаряда. У него, кажется, вывих руки. Эндрю морщится и мысленно крепит к холодильнику записку о том, что Джереми надо позвонить — заодно посмотрит их забег в записи. Пока они мылись и приводили себя в порядок, стали известны результаты последней четвёрки: на удивление, победила Флорида — какие-то новенькие ребята из Пальметто, почти подростки. На них никто не ставил, и куча болельщиков Западной Вирджинии потеряла деньги. Случается ведь. А потом Эндрю выходит на улицу, пока Мэтт не поймал его за шкирку и не потащил праздновать. Ему хочется пройтись, а лучше пробежаться. День клонится к вечеру и шевелит волосы тёплым ветром. Это последний день весны. А потом, среди снующих туда-сюда довольных и не очень болельщиков, вымотанных участников, продавцов закусок, журналистов… конечно. Он ведь не мог его не встретить. Нил стоит в трёх шагах от него. Толпа обтекает их обоих, почти не задевая. Удивительно. Как будто для остальных людей они не существуют — и, соответственно, не мешают движению. Нил молчит. Он не знает, имеет ли право что-то говорить. И ведь он даже не представляет… он даже не представляет. — Я думал, ты не придёшь, — говорит Эндрю. Нил поджимает губы. — Прости. — Нет, — качает головой Эндрю, — не надо. Я не злюсь. «По крайней мере, не на тебя», — остаётся висеть в воздухе. Эндрю на него не злится — потому что Нил не виноват. Очередная дурацкая правда жизни: гадко, тошно, но виноваты в этом сразу все. А значит, получается, не виноват никто — кроме мудозвонов из мафии. Вот они, похоже, виноваты во всех грёбаных проблемах мира: от ножей с гравировкой до мёртвых родителей и детей в подвалах. — Я рад, что ты пришёл, — говорит Эндрю. И это тоже правда. Нил смотрит на него лучащимися светом глазами, и Эндрю чувствует, как отступает напряжение, как проходит головная боль и расслабляются плечи. А ведь когда-то он сам сказал Нилу, что о его скованные мышцы можно сломать палец. Не так уж и давно это было. Нил делает шаг ему навстречу и нерешительно замирает в движении. — Это было так красиво, — шепчет он. Эндрю усмехается и тоже делает шаг. — Что, внимательно смотрел? Нил так на него глядит, что у Эндрю подгибаются ноги. Этот взгляд должен быть вне закона во всех цивилизованных странах мира. Он слишком… близко. Слишком ярко. Слишком остро. — Да. Очень внимательно. Между ними шаг. Один шаг. И он искрится, как не вовремя разорвавшийся фейерверк. Кровь, блёстки, чьи-то крики, оглушительный грохот — всё это в несчастных сорока сантиметрах между их телами. Вокруг них толпа, а Эндрю слышит, как Нил дышит, и это кажется ему самым громким звуком во вселенной. — Я сейчас живу рядом, — говорит Нил. И всё решено. Они пробираются сквозь толпу — Нил тащит его за рукав толстовки, касаясь пальцами запястья, и мир вокруг размывается в акварель. Люди не издают ни звука — Эндрю так кажется, хотя на самом деле они громкие, бесконечно громкие, и им удаётся прорываются сквозь них к обшарпанной серой многоэтажке. Эндрю смотрит только на силуэт Нила, маячащий перед ним в едва ощутимой дымке. Асфальт расцветает мокрыми точками — начинается дождь. Минут через пять они врываются на первый этаж, и Нил проводит Эндрю через длинный узкий коридор с тёмными обшарпанными стенами. Эндрю кажется, что они в глотке огромного змея, и он вот-вот их проглотит, переварит, растворит, а потом темноту разрывает резкий свет — разъезжаются двери лифта. Нил быстро смотрит вверх — Эндрю, проследив за его взглядом, замечает люк эвакуационного выхода. Диким зверям всегда нужен путь к отступлению, они не терпят замкнутых пространств. — Да или нет? — Да. Эндрю подаётся вперёд и прижимает его к стене. Никакой он не Маленький принц. Они оба — дикие лисы. Эндрю не замечает, что лифт останавливается. Они целуются, пока Нил спиной выводит его на этаж, когда на ощупь вставляет ключ в замочную скважину. Когда дверь открывается, Эндрю почти падает назад, притупленно смеётся, замечает отголоски смеха только постфактум и ловит новый поцелуй на своей шее. У Нила крошечная однушка — коридор, ванная метр на метр, шкаф-купе, неудобно расположенный прямо за дверью, кровать под окном… Это убежище, а не жильё, номер в дешёвом отеле… Но эти мысли пропадают, как только они падают на кровать. — А если мафия считает, что ты мёртв? — тяжело дыша спрашивает Эндрю. — Это невозможно проверить. — Да, но вдруг так и есть? — он медленно опускается к его уху и шепчет: — Вдруг ты свободен? Нил сглатывает. Он смотрит в потолок глазами в расфокусе, и Эндрю кажется, что в них отражается каждый уголок мира, в котором он ещё не успел побывать. — Что бы ты сделал, если бы они оставили тебя в покое? И за окном начинается ливень. Нил закрывает глаза и едва слышно стонет, когда поцелуй Эндрю мажет его по ключице. Он так нежно держит его за волосы, что Эндрю теряется в пространстве. — Я бы поехал в какой-нибудь очень маленький город, — неровным голосом говорит Нил и резко прерывается, чтобы втянуть воздух сквозь зубы, реагируя на пальцы Эндрю у себя на животе. — Просто как… турист… Эндрю слушает, но не останавливается. Он чувствует, как Нил подаётся ему навстречу, как руки скользят по его шее и спине, прямо над линией позвоночника. Его пробирает приятная дрожь. — Я бы получил образование, — шепчет Нил и целует его, — я бы… ходил в кино… Короткая вспышка на мгновение озаряет комнату — и за окном в водных потоках раздаётся первый гром. Нил вздрагивает. Эндрю чувствует его движение всей поверхностью кожи и ныряет вперёд, к нему, чтобы взять на себя часть сжавшего его плечи импульса. — Я бы гулял по набережной — выдыхает Нил ему в волосы, — ходил на выставки… ездил на автобусах до конечной… Он впивается пальцами в его загривок и так мягко стонет, что Эндрю почти видит звёзды. Они снимают друг с друга толстовки и футболки, и Эндрю замирает, увидев шрамы. — Т-ш-ш-ш, — предостерегает Нил и, зажмурившись, качает головой. Не спрашивай. А Эндрю и не собирался. Он только опускает к ним лицо и целует каждый по очереди: длинный и рваный, со слегка блестящей кожей — от ремня; ряд коротких и плотных, но беспорядочных — похоже, от плётки. Эндрю душит бессильная злоба на тех, кто это сделал, и нежность, выливающаяся за край, к каждому сантиметру его бледной, слегка раскрашенной веснушками кожи. — Я не знал, что у тебя веснушки, — говорит Эндрю, и Нил смеётся, смеётся, смеётся… У него огромный ожог на грудной клетке, белёсый шрам через весь торс, а на дельтовидной мышце тёмный кружок с набухшими краями. Когда Эндрю догадывается, что это след от пули, что-то у него в животе скручивается тугим мокрым канатом. Как случилось, что он впервые оказался так близко? После всех лет дружбы с улицей, после баров, переулков с подворотнями и рек алкоголя… А Нил во всём этом просто потому, что ему не повезло. Эндрю касается шрама кончиком носа. Он ужасно боится его сломать. А Нил ловит его подбородок одним пальцем и поднимает так, чтобы они встретились взглядами. А другим пальцем медленно проводит вниз от носа до губ. Эндрю помнит, что это значит. Одежда предмет за предметом падает на пол, несчастная кровать испускает истошные скрипы от каждого их движения, но Эндрю слышит только дыхание Нила — и немного своё. У них один воздух на двоих. Одно пространство, наэлектризованное до боли. Словно в ответ на эту мысль комнату заливает светом — и небо расчерчивает молния. Силуэт Нила в этом секундном зареве кажется призрачным. Эндрю не видит его лица — только радужки глаз, на мгновение расслоившиеся на коричневый с голубым, а не просто карий. Он весь — только контур. Он пустит его ближе? — Я бы… устроился на работу… — в промежутках между вдохами и поцелуями шепчет Нил, и конец фразы тонет в громовых раскатах. Я бы брал овощи на рынке. Завёл бы пса из приюта. Оплачивал бы проездные. Знакомился с людьми. Пробежал марафон. Начал носить не только удобную обувь. Снял хорошую квартиру. Пошёл в бассейн. Нашёл друзей. Научился отличать хороший кофе от плохого. Стоял в очередях. Читал. Ужинал в ресторанах. Ходил в ярких вещах. Купил что-нибудь, что не поместится в поясную сумку. Перестал воровать. Я бы просто жил. Нил говорит, а его дыхание сбивается, и воздуха не хватает, и мысли путаются, это видно, и Эндрю такой же, с таким же сбитым дыханием и кашей в голове; Нил говорит всё быстрее, его голос срывается на верхах, а Эндрю срывает стоны с его губ и слушает, слушает, слушает… А за окном гроза. Такой грозы давно не видел этот город. Потом, когда они, раскрасневшиеся и растрёпанные, приводят себя в порядок, Эндрю впервые чувствует холод от неплотно закрытого окна. Они поднимают одежду с пола. Кажется, у Нила в гардеробе нет ничего, что было бы предназначено для сна: он так и ложится в футболке и джинсах, и Эндрю следует его примеру. Я половине пятого утра у него отчаянно завибрирует телефон. Эндрю на мгновение проснётся, но после даже об этом не вспомнит. Он спишет всё на спам-рассылку и машинально отключит звук. Ну кто в здравом уме пишет людям в пять утра? Рене. Рене пишет. И звонит ему четыре раза, но он, конечно, не берёт трубку. Эндрю, где ты? У меня новая информация, ответь как можно скорее Пожалуйста, скажи, что ты не с Нилом Если ты с Нилом, СРОЧНО БЕГИ***
Посреди ночи Нил поднимает голову с подушки и долго, внимательно смотрит на дверь, как лис — в глубину дикого леса. Эндрю просыпается от его движения, берёт Нила за запястье и в полудрёме оставляет на нём поцелуи. Нил ложится назад, но его взгляд ещё долго висит в разреженном воздухе этой крошечной комнаты. И не зря. Утром в неё ворвётся мафия.