†††
Дождь заканчивается ближе к заходу солнца. Небо горит зеленовато-жёлтым цветом, таким, какое оно может быть только после сильной грозы. Тучи ещё заслоняют опускающееся светило, окрашивая всё в чудноватые закатные оттенки. Земля ещё не до конца просушилась, когда ночь наконец полностью входит в свои права. Тяжёлые тёмные облака по-прежнему мешают полной луне взойти на небосвод, из-за чего кладбище кажется ещё более пугающим, чем есть на самом деле. Одинокая фигура петляет среди крестов, огибая низкие оградки и демонстрируя идеальные топографические способности. По тому, как парень ориентируется в кромешной тьме, можно подумать, что он является хозяином этих территорий, а не постоянным гостем. Ночной посетитель в объёмной тёмной одежде находит то, что ему нужно, останавливаясь у безымянной могилы, что расположилась поодаль от других. Её памятник полуразрушен, а рядом густо порос сорняк. Было понятно, что та давно заброшена и за ней никто не ухаживает уже длительное время. Незнакомец скидывает ношу на землю, присаживаясь возле своего места для работы. Он начинает мерно очищать всё вокруг, в темноте пропалывая каждый росток, толстые корни которых легко выдёргивались из влажной почвы. Когда с уборкой было покончено, он вынул из вместительной сумки чёрное покрывало и остальные биоматериалы вместе с предметами, которые понадобятся для ритуала. К тому времени, как всё было готово для дальнейших действий, а на кладбище послышался певучий и негромкий голос, тучи наконец рассеялись, уступая место круглой луне. Будто сама Геката благословляла чернокнижника. — …прошу тебя, демон-мертвец, не ослушайся меня, приди, да поработаем… — парень с волосами цвета вороньего крыла старательно всматривается в закопчёное, испачканное застывшим воском зеркало. — Дружочек… — чей-то скрипучий голос отвлекает, когда он почти заканчивает произносить отрывистые фразы. Брюнет внимательно смотрит в угол зеркала, где нечётко отражался сгорбленный силуэт иссохшей старухи, стоящей позади него. Дряхлая кожа была натянута на кости в малейшем отсутствии даже намёка на мышцы. Редкие волосы седой занавесой падали на лицо с впалыми скулами и острой линией челюсти, а в глазницах вместо здоровых органов образовались тёмные провалы. Одежда на ней напоминала старые, полуразложившиеся тряпки. Чернокнижник ничего не ответил, не собираясь оборачиваться. — Не подскажешь, где выход? — пожилая дама не собиралась отступать, вновь задавая вопрос, но уже со слегка заметной злостью. Парень начал пристальнее вглядываться в опасную незнакомку. Заметив её почерневшие кончики пальцев, напоминающие корявые ветки, он усмехнулся. — Твоя могила, — тихим голосом, но твёрдо, — вон в той стороне. После того, как он это произнес, сущность оскалилась зловонным ртом и будто стала ещё меньше в размерах, пока окончательно не растворилась где-то в пространстве зеркальной поверхности. Парень тяжело вздохнул и потянулся к небольшому ножичку. На холодном оружии были выцарапаны крошечные символы, окропленные кровью создателя. Маг полоснул острым лезвием по среднему пальцу, а затем зажал его соседними, капая красной жидкостью на бумажную фотографию. Читка вызубренным годами практики текстом ложилась на окружающее пространство. Редкие вороны, которые сидели на кронах освещаемых полной луной деревьев, протяжно закаркали. Колдун, услышав выбивающийся из общей какофонии звуков шелест, резко наклонил голову вбок. Там, вперившись в него, горели ярко-жёлтые глаза. Чёрный зрачок был вытянут, как у змеи, а радужка то и дело вспыхивала жидким золотом. Худая, в своем цвете не уступающая ночной тьме, кошка сидела в расстоянии нескольких метров от парня. — Хозяйка пришла… Интересно стало?.. — между словами бесовской молитвы, торопливо выдыхал парень. Чистый высокий голос слышался то слишком громко, растрясающий тишину городского кладбища, то срывался на шепот, подхватываемый мягкими порывами ветра. Когда ритуал был окончен, чернокнижник накрыл зеркало красной тканью и опустил ладони на холодную рыхлую землю, коленями уже опираясь о неё. Проведя в такой позе несколько секунд, он собрался с остатками сил и поднялся на подрагивающие затёкшие ноги. Брюнет бережно сложил всю атрибутику в объёмную кожаную сумку, а затем неторопливо последовал к выходу, огибая оградки могил и каменные памятники. Каждую мышцу охватила усталость, пальцы на кончиках рук немели, покалывая фантомной болью. В голове нарастал знакомый монотонный гул, сдавливая в железной хватке виски и затылок. Возле погостных ворот черноволосый присел, вытаскивая что-то из кармана объёмной кожанки и оставляя это на земле. Он снова торопливо зашептал, прося перед уходом принять откуп за проведенный ритуал. Когда маг скрылся за пределами кладбищенской земли, кошка грациозной поступью вышла на перекресток между несколькими могилами. Её короткая шерсть лоснилась под серебряным ночным светилом, а глаза продолжали гореть благородным металлом. Она подёргивала ушами, провожая взглядом небольшой силуэт, а затем перевела его на бутылку водки, которую гость оставил ещё перед тем, как войти на территорию. Рядом с ней блестели дорогой упаковкой несколько шоколадных конфет.†††
— Вау, Чимин, привет! Парень пробормотал что-то похожее на «бляха», когда понял, что его цирк под названием «спрятаться за бокалами с коктейлями, чтобы тебя не увидели знакомые», не удался. Черноволосый, не скрывая своего равнодушия, поздоровался с небольшой компанией. Та уже была навеселе. Парни собственническими жестами приобнимали девушек, то и дело спуская ладони на обтянутые тесной тканью ягодицы. Те в ответ шутливо шлёпали их, развязно хихикая и стреляя заигрывающе из-под густо накрашенных ресниц. Чимин чувствовал грязь. Ему хотелось помыться от одного только взгляда на своих знакомых. Он не был ханжой и считал, что каждый может проводить своё время так, как считает нужным. Однако то, что вытворяли они, казалось парню медленным падением в пропасть. Хвастаться обилием секса? Тем, что принимаешь наркотики? Хвастаться своими пороками, не пытаясь осознать и уничтожить их, а только сильнее растворяться, словно в серной кислоте. Терять собственное «я», жить ради пороков? Что ж, рано или поздно это к чему-то приведёт. Абсолютной деградации, несчастью, или даже смерти. Чимин не хотел быть с ними в одной лодке. Он тоже умрёт, но по-другому. Он тоже заплатит за свои чёрные дела, но осознанно. — Хочешь к нам за столик? Мы забронировали отдельные вип-места… — Джухёк, его бывший одноклассник, настойчиво потянул парня с барного стула, кивая куда-то в сторону вип-мест. — Нет, спасибо, — Чимин вырвал ладонь из чужой хватки, делая вид, что отряхивается от чего-то прилипшего. Он замечает, что некоторым людям из компании явно это не нравится. Джухёк неловко улыбается, оборачиваясь назад, прекрасно осознавая, что кто-то из поддатых ребят может спровоцировать ещё больший конфликт. — Вы, парни, идите… Я немного поболтаю… Чимин закатил глаза и обернулся к стойке, начиная вновь потягивать едко-розовую жидкость из высокого бокала. Рядом неловко приземлилось грузное тело, обдавая Чимина алкогольными парами. Парень поморщился, ладонью начиная махать в воздухе рядом, не скрывая этого от парня. — Чими-и-ин… — Джухёк глупо улыбнулся, подпирая розовые от выпитого алкоголя щеки ладонью, щуря глаза от яркого света софитов. — Джухёк~а… — парень наконец повернул голову в его сторону, собираясь выдать всё, что было в мыслях, как бы грубо это ни прозвучало. — Мы пригласили Джей Кея, — знакомый приподнял брови и поиграл ими, как будто зная, что после этой фразы что-то значительно изменится. И ведь изменилось. Чимин замер, а затем наклонил голову, отводя взгляд в задумчивом жесте. Джей Кей — фронтмен набирающей популярность в их небольшом городке рок-группы. Парни исполняли романтичные баллады с куплетами на испанском. Парень помимо звания «лица» группы являлся именно тем, кто пел витиеватые слова на иностранном языке, звуча чисто и до мурашек сексуально. Смесь из дьявольски хорошей внешности, владения латиноамериканским языком и бешеной харизмы сделала своё дело. Чимин был по уши. Несмотря на свою патологическую нелюбовь к людям, к Джей Кею черноволосый испытывал что-то странное и будоражащее. Это случилось во время очередного раза, когда его друзья, Намджун и Хосок, потащили парня в бар. Там по воле случая и проходил концерт исполнителей очень специфического жанра. Чимина привлёк низкий, медовый голос, который своими вибрациями мог достигнуть души самого капризного слушателя. «Таким голосом бы молитвы бесовщине начитывать…» — подумал тогда чернокнижник. Это не было похоже на любовь фаната к артисту. Его изначальные чувства были вызваны лукизмом и интересом к самой личности музыканта, однако затем с навязчивыми мыслями о шикарном вокалисте стало бороться труднее. Намджун тогда шутил над этим, говоря о том, что брюнета приворожили. И Пак бы рассмеялся, если бы не ощущал в себе этой настырной, на грани с болезненным, заинтересованности к Чонгуку. Так Чимин начал ходить на каждое их выступление, высматривая Чонгука на сцене. И увидеть загадочно-притягательного парня вблизи, разгадать его секрет, было для Чимина очень заманчиво. — Как вам удалось? — парень приподнял бровь, наконец разворачиваясь к Джухёку всем корпусом, полностью заинтересованный его словами. — Хм? Ему понравилась Сонни, — парень пожал плечами, будто это само собой разумеющееся. Чимин скуксил лицо, опуская уголки рта и отворачиваясь обратно, намереваясь допить сладкий алкоголь. Не то чтобы он верил в невинность этого Джей Кея. Однако факт, что тот был связан с сомнительной компанией, где если не каждый, то каждый второй снюхивал порошок с крышки унитаза в туалете бара — оставил неприятный осадок на душе. — Да брось… Ты правда думал, что паренёк будет отказываться от шанса трахнуть симпатичную фанатку? — Джухёк потянулся к темноволосому, приобнимая его за плечи. Было забавно, что бритоголовый позволял себе такое поведение только когда они с Чимином оставались наедине. Тот прекрасно чувствовал симпатию от бывшего одноклассника. Чимин никогда не был популярным в школе и не желал этого. Однако насильный каминг аут изменил все планы мальчика. Пак Чимин родился в неполной семье, где мама пыталась вытянуть их хотя бы в средний класс, а он сам пытался вытянуть в жизнь. Отец мальчика ушёл из семьи как только узнал, что его восемнадцатилетняя подружка залетела. К сожалению, общество слишком жестоко по отношению к молодым родителям, тем более, если это одинокие девушки. Чимина всегда возмущало то, что в процессе участвовало два человека, однако в большинстве случаев вся тяжесть падала на женщин. Осуждение, шепотки за спиной, нападки и обзывательства вроде «шлюха» — всё это досталось его матери, пока непутёвый папаша решил сбежать в другой город. Сын не получил от него ни копейки алиментов или другой материальной помощи. Из-за тяжёлой ситуации в семье Чимин старался не доставлять матери ещё больших проблем. Он усердно учился и старался не привлекать к себе лишнее внимание. Рассказать про то, что Чимина начали привлекать мужские ключицы и бёдра, вместо женских, подростку было некому. Всё изменилось, когда в его классе появился новенький. Подросток имел скуластое лицо и угловатую фигуру, что было совершенно нормально для такого возраста. Пак не уверен чем именно Юнсон смог его привлечь. Настолько, что прилежный тихий мальчик решился на отчаянный и абсолютно беспрецедентный шаг: на 14 февраля, в день всех влюблённых, подбросил в урну с признанием валентинку от своего имени. «Слабоумие и отвага», — как бы философски изрёк Намджун, услышав эту историю в десятый по счёту раз. Конечно, чуда не произошло. Чимин надеялся на благородство парня в том случае, если же он всё-таки собирается отвергнуть несчастного гея. Однако тот не только не стал держать рот закрытым, но ещё и устроил однокласснику трёпку в мужском туалете. Его компания из самых «натуральных натуралов» посоветовала Паку больше не появляться им на глаза и справлять нужду среди девочек. Для шестнадцатилетнего подростка это стало настоящей трагедией. Да и для любого взрослого, он уверен, тоже. Буллинг — это всегда страшно. Это унизительно, когда твоя одежда воняет едой из столовой, потому что школьники не гнушаются уронить на тебя поднос. Это больно, потому что тебя щипают за бока и толкают в спину в людных коридорах на переменах. Это тяжело, беззвучно плакать по ночам, смотря в потолок, чувствуя, как слёзы влажной дорожкой закатываются в уши, а щёки горят от душевной лихорадки. Старшая школа — первая попытка суицида Пак Чимина. Линия Рубикона, которую он, сам того не понимая, пересёк. В тайне от матери старшеклассник нашёл толстую верёвку и объездил весь город в поисках наименее людного места. Он не хотел травмировать кого-либо своей смертью, хотя осознавал, что это станет большим ударом для родительницы. В тяжёлых мыслях проскользало горькое «она не заслужила такого сына». В тот самый день было полнолуние. Чимин отчётливо это помнил. Луна ярче солнца освещала комнату, будучи единственной свидетельницей душевных мучений школьника. Он мысленно отсчитывал каждую минуту до того, как свет на кухне погас, а из другого конца комнаты послышалось тихое сопение мамы. Сборы, царапанье записки с извинениями для женщины, тихий хлопок двери — всё это было как в тумане. Чимин очнулся уже на месте. Могучее, добротное дерево находилось возле небольшой развилки. Ещё через несколько сотен метров находилось христианское кладбище, левее были заброшенные разрушенные дома, а напротив — огороженный пустырь со строительным мусором. Парень решительно закинул верёвку на крепкий сук в паре метров от земли, затянул её потуже, а затем начал формировать петлю. Руки тогда дрожали, будто у парня проснулся целый букет из кучи болезней, включая постабстинентный синдром и тахикардию. Когда настал тот самый момент, Чимин передумал буквально в последнюю секунду, чтобы в следующий миг тугая верёвка обжигающе стянулась на тонкой шее. Раз. Два. Три. И подросток срывается вниз с рваным вскриком, разбивая колени и ладони о землю. Разбиваясь сам. По его щекам текли злые слёзы, а лопнувшая верёвка мёртвой змеёй упала рядом. — Будь ты проклят… — Чимин ладонью провёл по влажному лбу, убирая взмокшую от холодного пота чёлку, пачкая лицо пылью и собственной кровью. Он задыхался от обиды и отчаяния, выдавливая горькое: — будь ты проклят, Юнсон… Чтобы ты покоя не знал… Чтобы ты испытал всё, что чувствую я… Будь ты проклят… Грязные слова всё срываются с языка, пока юноша не сворачивается в позу эмбриона, содрогаясь всем телом. В голове калейдоскопом все события, где из-за того самого одноклассника он подвергся нападкам и издевательствам. Образ подростка отпечатывается на внутренней стороне век, и Чимин не может думать ни о чём другом, кроме как проклятий в его сторону. Старшеклассник приходит в себя только когда первые лучи рассветного солнца целуют его мягкие щёки. На них разводы грязи и высохшие дорожки слёз. Стеклянные глаза наконец наполняются сознанием, а дыхание приходит в норму. Он поднимается с коленей, безразличным взглядом обводя порванную верёвку. Чимин обнимает себя в защитном жесте, а затем нетвёрдым шагом идёт в сторону автобусной остановки. В мыслях пусто, а тело будто чужое — все движения совершались на автопилоте. — О, Чимин~а? Ты выходил на пробежку пораньше? — мама встречает сына бодрым голосом из кухни, пока Пак скрывается в ванной комнате, — не опаздывай в школу. Я ушла. Когда прозвучала щеколда замка, он опустился по стенке двери на холодный кафель. Уткнулся лицом в колени, несколько раз глубоко вздыхая. Парень торопливо принял душ, смывая с себя тяжёлую ночь. Он переоделся в чистую форму, заботливо уложенную родительницей на кровати юноши. В школу Чимин шёл как на каторгу, ожидая свою порцию каждодневных мучений. Собственное сознание будто решило пожалеть его: он не думал о том, что произошло прежде, его не тревожили мысли и сожаления. Однако несмотря на ожидание, в учебном заведении юношу не встретили с привычными шёпотами и смешками, тычками в бока. Все были взбудоражены иным, а на Чимина даже не обратили внимание. — Ты слышал, что он?.. — Издевался над геем, а сам… — Тебе прислать те фотографии?.. — Фу, не нужно… Не хочу смотреть на пидорков… Когда Чимин перешёл порог класса, в помещении повисла тишина. Все смотрели то на одноклассника, то на понуро сидящего обидчика Чимина. Выяснению отношений помешал только вошедший учитель, а на следующей перемене подросток узнал, что кто-то сфотографировал Юнсона и его дружка. Целующихся. Прямо за школьным двором. С тех пор фокус издевательств сместился с Чимина на Юнсона. Конечно, его по прежнему остерегались, включая того самого Джухёка, который спустя несколько лет бесстыдно домогался парня. Однако теперь страдал его обидчик. Он превратился из абьюзера в жертву, породил насилием насилие. Все будто бесновались, припоминая Юнсону не только его ориентацию, но ещё и буллинг над Чимином. Тогда старшеклассник не выдержал и родители перевели парня в другую школу. А следующей ночью к парню пришли в гости. Сущность в лице маленького мальчика спрашивала, доволен ли Пак, а если да — то неплохо было бы и честь знать и оставить откуп там, где он проводил обряд. Тогда юноша снова не уснул, думая, что сошёл с ума. А ещё через год Пак Чимин стал настоящим чернокнижником. — Так что, Чимин? — Джухёк явно терял терпение, двигаясь всё ближе к парню, пытаясь всмотреться в его лицо. — Хорошо, идём. Он допил коктейль и самостоятельно слез с барного стула, кивая в сторону уже расположившейся компании. Парень не мог избавиться от тяги к музыканту и хотел окончательно покончить с ней. Если Джей Кей и в самом деле был мудаком, то он хотел бы лично удостовериться в этом. Чимин уселся за один из диванчиков, где было наименьшее количество людей, чтобы никого не касаться. Джухёк явно счёл это вызовом, потому что в следующий момент он протискивался между ним и ещё одним парнем. — А это правда, что ты занимаешься всякими фокусами? — неприятный тип с ужасным запахом спирта и кимчи изо рта глупо загоготал, посматривая на друзей рядом в поиске их поддержки. Брюнет невозмутимо потянулся к низкому столику, щипцами закидывая в бокал с бейлиз пару кусочков льда. Удовлетворенный его вкусом, Чимин вместе с напитком откинулся на кожаную мягкую спинку, закидывая ногу на ногу. Внимание Джихуна тут же прикипело к паковским аппетитным бёдрам, обтянутым латексными скинни. — Какой болтливый… Ротик у тебя хорошо работает, видно, — голос ведьмака стал сладким и обольстительным, пока он произносил эту фразу. Чимин пригубил терпкого ликёра, чуть щурясь от удовольствия. Он посматривал на разъяренного парня из-под ресниц, будто заигрывая с его яростью. — Что за… — Чимин~а… Джухёк, набравшись смелости и наглости, положил ладонь на колено Пака, будто пытаясь усмирить его. Брюнету было искренне интересно, на что тот надеялся. В следующий момент самонадеянный нахал получил сверкнувший предупреждением взгляд от Чимина. Бритоголовый тут же убрал руку, а его дружки начали подозрительно посматривать на него. — Ты что… Из этих… — всё тот же парень поморщился и отодвинулся от их диванчика, видимо, думая, что гомосексуальная ориентация передаётся воздушно-капельным путём. — Гей? — чернокнижник беспечно прервал чужое жевание соплей, — да. И Джухёк тоже, — он тут же повернулся к нервному воздыхателю, который явно уже пожалел, что позвал бывшего одноклассника за их столик, — или я что-то путаю? Чимин приподнял брови, делая наигранно-невинное выражение лица. Быть умным — вовремя прикинуться глупым. — Ха-ха, я не… — Джухёк метался, словно загнанная в клетку птица. Ситуация начала выходить из-под контроля, когда рядом послышались громкие весёлые голоса. Чимин тут же прикрыл глаза, вслушиваясь в знакомый тембр, но уже не искажённый микрофоном. По-прежнему красивый, глубиной как Марианская впадина. В словах прослеживался слабовыраженный акцент, похожий на один из латиноамериканских языков. — Всем привет, — главный вокалист группы с бархатным низким тембром и обворожительной квадратной улыбкой доброжелательно помахал компании. Джей Кей и двое остальных участников группы уселись на диванчик аккурат напротив Чимина и Джихуна. К рок-звезде тут же подсела Сонни — симпатичная кореянка со светлыми волосами и приятной фигурой. Пак никогда не имел чего-то плохого в её сторону. Воспитанный матерью-одиночкой, он всегда вставал на сторону женщин, сопереживал им и восхищался ими. Но не любил так, как принято в обществе. Любовники тут же склонились ближе друг к другу, тихо о чём-то переговариваясь. Пак соврёт, если скажет, что его ничего не кольнуло. Словно где-то существовала кукла вуду ведьмака, в которую некто мерно втыкал иголку за иголкой. Чимин действительно изменился. Со своей школьной поры, с того времени, как забитый юноша ментально и физически вырос в уверенного в себе парня, прошло много трансформаций. Его посвящение в таинство магии, кардинально изменившаяся внешность, внимание со стороны людей и желание его компании. Вместе с уверенностью в себе выросли и пороки, которые ведьмак старался спрятать где-то глубоко в подсознании. Агрессия и вспыльчивость, упрямство, собственничество — всё это обладало разрушительной силой, которая сметала всё на своём пути в попытках выплеснуться наружу. В его квартире вещи нередко разбивались о стены в попытках унять глухую ярость колдуна, а партнёры менялись с определённой частотой, попросту не выдерживая тяжёлого характера Чимина. «Но где бы ты был сейчас, если бы не твоё упрямство», — Намджун любил повторять эту фразу, и Пак был искренне благодарен своему другу за это, особенно в депрессивные периоды, когда не помогали самые мощные транквилизаторы. То, что Джей Кей ему понравился, — аксиома. Это не требовало доказательств. Чимин хотел его себе. Или в себе. Пока что он не находил особой разницы. Брюнет наклонил голову, внимательно осматривая артиста перед собой. Притягательная внешность: дьяволикий, с правильными чертами и белозубой улыбкой. Кожа его отливала бронзовым загаром, словно тот Аполлон, спустившийся с небес, а густые волосы чёрными блестящими завитками опускались на плечи. Полностью рассмотреть мощную шею не представлялось возможным из-за дорогого пиджака, накинутого прямо на голый торс. Широкий разворот плеч приятно контрастировал с узкой талией, а длинные ноги музыкант тут же растянул под столиком. Джей Кей определённо был не парнем или юношей. Он был мужчиной. Когда тот отстранился от девушки, что-то заблестело между лацканов шикарной одежды. Рассмотрев получше, Чимин понял — это был католический крест из серебра с мельчайшими гранулами какого-то драгоценного камня, которые то и создавали призывный блеск. «Люцифер с христианским крестом на шее», — тут же подумал брюнет, не сдерживая восхищённого смешка. Острый, блестящий отражениями софитов, взгляд тут же нашёл Чимина. Мужчина задержался на его бёдрах, пока поволока удовольствия от увиденного медленно застилала сознание. Когда они, наконец, столкнулись глазами, невидимое томное напряжение будто лопнуло, грязными брызгами разлетаясь во все стороны. В отражении такой же тьмы, как и у него самого, Чимин видел свои собственные желания. Порочные, те, в которых ведьмак бысстыдно седлал самого Сатану в лице мужчины напротив, сжимая его член в себе так сильно и хорошо, как Иисус не сжимал ладони помилованных грешников, выводя их из Ада. Было заметно, что компания почувствовала заминку между двумя людьми, сидящих напротив. Голоса стали тише, пока окончательно не исчезли среди музыки. — Ты не представил нас, — от голоса вокалиста у парня дрожало внутри каждый раз как в первый, а прибавить к этому горящий взгляд… Чимин был готов испустить душу прямо в этом проклятом клубе. Джухёк, который в этой компании взял роль негласного лидера, нервно забормотал. Недовольство бритоголового было понятно — Пак динамил его вот уже несколько месяцев, а увидев незаурядного музыканта — растаял, как пломбир на солнце. — Пак Чимин, мой… — парень сделал небольшой акцент на этом слове, прежде чем продолжить: –… друг. Джей Кея, я думаю, представлять никому не нуж… — Можешь звать меня Чонгук, — было слышно, что интонационно тот обращается лишь к Чимину. Колдун на это благосклонно кивнул и прикрыл глаза, переводя дыхание и празднуя очередную небольшую победу. Штурмом ведь берут города, а людей нужно брать шаг за шагом. Сонни с недоумением и некоторой обидой посмотрела на Чонгука, пока Джухёк сверлил взглядом Чимина. Чернокнижника эта ситуация пробирала на смех. Любовный квадрат, в котором он неволей очутился, смахивал на основу какой-то дешёвой дорамы. — Отличный концерт сегодня был, — кто-то попытался разрядить атмосферу, вкинув в диалог первое, что пришло в голову. — Спасибо, — тот же самый вокалист попытался поддержать собеседника, — меня, кстати, зовут Тэхён. Парень потянул красивую ладонь в сторону Пака, на что тот с удовольствием пожал её. Чернокнижника заинтересовали символы, вытатуированные на светлой коже длинных фаланг пальцев. — Ого? Это скандинавские руны? — глаза Тэхёна блеснули довольством. Он кивнул и похлопал рядом с собой на диванчике, приглашая к себе. — Знаешь их? Чимин с удовольствием пересел под сразу два прожигающих взгляда, один из которых ощущался как котёл с кипящим маслом для грешника. Теперь его никто не лапал и не зажимал в угол, рядом с Тэхёном парень чувствовал себя намного комфортнее, хоть и был знаком с ним всего несколько минут. А ещё Чонгук сидел прямо на соседнем месте, от чего они время от времени касались друг друга локтями. И даже от этого что-то внутри Чимина искрило и трещало, словно он одна из тех самых свеч на его ритуалах. — У меня есть друг, — Чимин с интересом вертел ладонь, рассматривая узоры со всех сторон, — он практикует руническую магию. Не уверен, что именно скандинавскую. Тэхён бросил быстрый взгляд на Чонгука, который не отводил глаз от интересного мальчишки рядом. — Ого. А ты сам? Тоже что-то практикуешь? — парень аккуратно высвободил свою руку, теперь перехватывая чиминову ладонь, рассматривая многочисленные перстни с самыми разными камнями. Брюнет стрельнул взглядом в мужчину, встречаясь с его, вновь и вновь обжигаясь о беснующийся где-то на дне огонь, тут же переводя глаза ниже, явственно рассматривая религиозный атрибут. — Я чернокнижник, — непринуждённый голос никак не мог выдать внутреннего любопытства к реакции Чонгука, — читаю молитвы бесовщине, оставляю им водку на кладбищах, чтобы нужный мальчик влюбился в нужную девочку. Ну или чтобы кто-то сгинул в могилу. Тэхён кинул тихое «вау», ни капельки не удивившись и не поставив способности Чимина под сомнение. Парню очень понравилась такая реакция, потому что в большинстве случаев он готовился защищать свой род занятий. Люди саркастично шутили над ними и пихали неуместные вопросы, поэтому он в принципе старался не распространяться об этой информации, предпочитая отмалчиваться. Однако исполнителю баллад почему-то хотелось открыться, проболтать с ним всю ночь, познакомить с Хосоком, который бы точно обрадовался объяснить тому запутанный мир древних знаков. — У меня тоже есть пара надписей. Чонгук намеренно обратил внимание Чимина на себя, окончательно забывая про свою спутницу. Паку было бы искренне жаль эту девушку, если бы его изначальная цель не состояла именно в этом. Тэхён отпустил миниатюрную ладонь ведьмака, а тот полностью развернулся к Чонгуку. Мужчина уже поднялся с диванчика, откидывая полы пиджака в стороны. Он встал аккурат напротив ведьмака, неторопливо стягивая лишний предмет гардероба, оголяя атлетический торс. Кожа его напоминала бронзовые слитки. Кое-где показывались созвездия родинок, а возле v-образной линии виднелся бледный неглубокий шрам. На роскошном теле навсегда были выцарапаны целые тексты из какого-то произведения, буквы которых напоминали парню латинский язык. Чимин потёк. Прямо перед его лицом находилось настоящее произведение искусства. Смотреть, но не трогать. Брюнет не был уверен, что сдержится в своём желании осквернить такую икону. Он чувствовал, как во рту собралась слюна, словно он чревоугодник, перед которым в третьем кругу ада разложили целые гастрономические пиры. С каждым мгновением ведьмак ощущал всё бо́льшую тягу, желание провести с этим богом смерти хотя бы одну ночь. И он видел ответное желание во взгляде сверху. В такой позе Чимин ощущал себя ещё меньше, чем он есть на самом деле. Чонгук не унижал его и не пытался подавить, он лишь бросал вызов. «Прыгнешь со мной в преисподню?» — читалось в накалёном между ними воздухе. И Чимин падал спиной вперёд. Он потянулся к желанному телу, проводя кончиками пальцев по всему торсу. Парень касался каждой буквы, повторяя чернильные текста, ощущая, как под подушечками напрягались литые мышцы. Чернокнижник вёл к изящно украшенному кресту, ногтями слегка царапая выступающие на нём драгоценные камушки. Он посмотрел на лицо Чонгука из-под ресниц, будто флиртуя с горящим возбуждением того, и, не отводя взгляда, медленно опустил ладонь вниз. Музыкант понял, что тот задумал, только когда проворные пальчики почти забрались под кромку его классических брюк. Чонгук тут же перехватил тонкую кисть, на что получил тихий дразнящий смех, патокой разливающийся в ушах. Так ли звучат птицы в раю? Или, может, так смеются порочные суккубы, заманивая невинных слабых людей в свои сети разврата? Мужчина был не против попасть в одну из них. Туда, где бы его встретил такой прекрасный черноволосый дьяволёнок. — На каком это языке? Что означают? Чимин наконец смог утолить своё любопытство, краем глаза замечая горящий ревностью и злостью взгляд Джухёка. Он искренне не понимал такой реакции от парня, которому ничего не обещал и никогда не давал каких-либо надежд. Может воздыхатель и думал, что это сексуально, но у Пака это всё вызывало внутри лишь неподдельное раздражение и желание оборвать с этим человеком все связи. Тэхён учтиво пересел на место Чонгука, пока тот натягивал пиджак обратно. Мужчина уселся рядом с ведьмаком, соприкасаясь с ним бёдрами. После представления компания уже мало обращала на них внимание, видимо, смирившись со странным поведением как участника рок-группы, так и чёрного мага. — Это строки из «Божественной комедии» у Данте, — Люцифер с крестиком на шее вытянул руку и несколько раз щёлкнул пальцами, кивая персоналу. Стафф тут же засуетился, а через несколько мгновений официант принёс несколько порций куба либре. Чонгук произнес тихое «благодарю», оставляя на пустом подносе несколько больших купюр, ради которых Чимину нужно было ночевать на кладбище пару суток подряд, делая приворот за приворотом. — Значит, католик с текстами на теле о том, что человек — первый виновный в своих грехах? А как же «всё благое от бога, а греховное от лукавого»? — парень принял коктейль, принимаясь помешивать его металлической трубочкой. — Не слышал такого выражения, — Чонгук пожимает плечами, раздвигая бёдра шире и пристально рассматривая лицо Чимина, — я слышал «человек предполагает, а бог располагает». Ну или «на бога надейся, а сам не плошай». Брюнет с внутренним смехом подумал о том, что мужчина разве что забыл сказать нечто вроде «добро пожаловать», устраиваясь в такой позе. — А ты точно читал Библию? — Пак усмехнулся, наклоняя голову, видя таких же пляшущих чертят в глазах напротив. — Ни единой странички, — без стеснения выдал Джей Кей, отпивая холодный алкоголь. — Оно и видно, — они оба едва сдерживали смех. — Но ты-то, судя по всему, проводишь службы в церкви каждое воскресенье, а ещё в костюме кролика раздаёшь конфеты детям на Пасху? — Как ты можешь… — Чимин в наигранном поражении прикрыл рот ладошкой, а затем потянулся руками к голове, двумя пальцами приделывая к ней «рога» и шевеля ими, словно изображая чертёнка, –… вообще-то, в костюме козы! — при этом маг засветил крупные татуировки в виде пентаграмм на внутренней стороне предплечий. Чонгук, видя такие недвусмысленные рисунки и жесты, вкупе со словами чернокнижника, не выдержал и гулко расхохотался, откидывая голову назад. Парень, довольный собой, лишь закатил глаза, пытаясь сдержать улыбку. Он облизал распухшие от низких температур губы, замечая, как мужчина рядом тут же цепляется за этот жест. Ведьмак мысленно ухмыльнулся и поймал трубочку, тут же обхватывая её мягкими половинками, а затем посасывая сладкую жидкость. — Ты красивый. Похож на того, кому не нужен приворот для того, чтобы все сворачивали шеи вслед, — Чонгук наклоняется ближе к его лицу, шепча последнюю фразу прямо на ушко, пуская табун мурашек. Это прозвучало неожиданно и ожидаемо одновременно. Брюнет щурится, превращая глаза в полумесяцы, разморенный алкоголем и похвалой. Он поворачивается в сторону мужчины, никак не помогая ему увеличить дистанцию, а, скорее, наоборот. Их носы почти соприкасаются, и Чимин чувствует запах ментолового геля после бритья, рома с лаймом, а ещё отголоски ладана. Последний напоминает благовония, которыми обычно окуривают церкви. Из-за такого невольного сравнения чернокнижник вновь усмехается. — Спасибо. Мне приятно, — он чуть отстраняется, чтобы отложить коктейль, а затем с интересом продолжает: — так значит, испанский? Звучит очень интересно. Долго изучал? — Всю жизнь, — Чонгук отводит взгляд, будто бы раздумывая над чем-то. Когда Чимин кидает вопросительный взгляд, мужчина поясняет: — я вырос на Кубе. — Ого? Брюнет здо́рово удивляется, на что Чонгук лишь добродушно усмехается, пожимая плечами. — Мои приёмные родители эмигрировали из Испании на Кубу, а там уже усыновили меня. Испанский — мой родной язык, я его носитель. Я, скорее, не так хорошо знаю корейский, по сравнению с испанским. Чимин действительно был впечатлён. — И что же тебя привлекло в Корее? Почему решил остаться тут? — Это моя родина. Пусть я не совсем обычный кореец, пусть у меня немного иной менталитет. Но я люблю свою страну. И Кубу я люблю тоже, однако немного в ином смысле. Парень с интересом слушал неторопливую речь Чонгука, искренне заинтересованный его жизненной историей. Его всегда цепляли нити людских судеб, тем более, таких интересных, как у мужчины. — Это правда так странно. Для меня это звучит невероятно, потому что я толком нигде не был, кроме Сеула и Пусана, но в остальном… В остальном чувствуется как вайб какой-нибудь латиноамериканской песни, знаешь? — Много секса и танцев на пляже, закаты у моря, уличная острая еда, ром и кола?.. — В принципе, после секса можно было и закончи… — Хэй, Чимин? Брюнет выразительно закатил глаза, услышав настойчивый голос бывшего одноклассника. Джухёк явно был не в самом адекватном состоянии. От него несло алкоголем и приторной сладостью, как будто за тот период, пока Чонгук и Чимин разговаривали, он успел скурить пару косячков. — Да, Джухёк? — Потанцуешь со мной? — Я не хочу, — брюнет встал с насиженного места, не желая быть тем, кого бритоголовый будет пытаться подавить. — Тогда просто выйдем поболтать, — парень навязчиво обхватил чиминово запястье, потянув его на себя. — Я. Не хочу. В голосе чернокнижника прорезалась звенящая сталь, которую тут же заметил бедовый ухажёр. Явное сопротивление и отказ Чимина, казалось, действовали на него как красная тряпка на быка. — Нет, мы выйдем. К сожалению или счастью, парень не обладал большой комплекцией, будучи от природы достаточно маленьким и легким, несмотря на пухлые щёки и широкие бёдра. Именно поэтому ублюдку удалось с лёгкостью взять Чимина под локоть и почти поволочь за собой, пока его дружки из компании молча наблюдали за этим. Почти отчаявшийся Пак приготовился ужом выворачиваться из-под грубых ладоней, когда его талию обхватили с противоположной стороны в железной хватке. Джухёк просто не смог тащить его дальше, если, конечно, не хотел остаться с чужой рукой в его собственных. — У тебя какие-то проблемы, Джухёк~а? — Чонгук специально употребил неформальный суффикс, подчёркивая то, что в этих отношениях бритоголовый был намного ниже рангом и младше по возрасту. Мужчина держал Чимина крепко, сжимая в ладони тонкую талию, подушечками пальцев касаясь обнажённого живота под объёмным свитером. Брюнет, несмотря на ситуацию, тут же смутился, втягивая мягкие мышцы и подаваясь ближе к музыканту, ощущая себя с ним в большей безопасности. — Чонгук… Хён… Ты, конечно, мой друг… Но я очень прошу не лезть тебя не в своё дело. И не к своему парню, — наглости у отбитого напрочь паренька действительно было не занимать, но не столько это напугало Чимина, сколько вспыхнувший обещающей расправой взгляд Чонгука. Они были почти на виду у всего бара. Джей Кей — медийная личность, хоть и не такая популярная. Скандал, а тем более, драка с одним из посетителей могла здорово подпортить ему репутацию. И Чимин прекрасно это понимал, а поэтому выбрал меньшее из зол, перебив Чонгука прежде, чем тот открыл рот. — Идём, — он с неохотой и внутренним недовольным воплем скинул руку черноволосого со своего тела, а затем уже сам потянул Джухёка за собой. — Чимин? — Чонгук явно был обеспокоен сложившейся ситуацией, но и сам понимал, что не может перейти черту. Вечная несвобода была платой за популярность и любовь к деньгам. — Всё будет хорошо, — Чимин как мог успокоил мужчину и подошедшего к нему Тэхёна, — мы поговорим и я вернусь. Он дождался нерешительного кивка, а затем снова потянул бывшего одноклассника за собой. Тот послушной собачкой плёлся рядом, ровно до тех пор, пока они не очутились на заднем дворе бара. Там Пак тут же был грубо прижат к грязной кирпичной спине. — Вот мы и остались наедине, да? Неужели думал, что я буду с тобой возиться, после того, как ты полвечера флиртовал с этим придурком? Тон Джухёка заметно изменился, напоминая самому Чимину то, как менялись маньяки в приступах своей агрессии и желании новых жертв. Его нешуточно затрясло. — Джухёк, ты не в себе… — О, правда? Да, схожу с ума по тебе. А может, ты меня приворожил, а? Может, наколдовал что-то своими маленькими милыми ручками, и вот я тут, не могу думать ни о ком, кроме тебя? — парень положил ладонь на челюсть чернокнижника, сильно зажимая её фалангами пальцев, отчего на коже, скорее всего, останутся маленькие синяки. Брюнет прикрыл глаза, приподнимая подбородок, не выдавая ничем свой низкий болевой порог. Он терпеливо слушал бредовые пьяные мысли парня, словно давал ему ещё один шанс, прежде чем случится что-то поистине плохое. Парень тихо заговорил с ним, как будто с психически нездоровым, не провоцируя на очередной срыв: — Хэй, Джухёк? — он открыл глаза и добавил напускной нежности, ощущая себя актёром без оскара, — я не знаю, почему это происходит. Я не знаю, правда. Но я никогда не давал тебе никаких надежд и не проявлял инициативы. Я ничего тебе не обещал. Разве не так? Пьяная пелена словно на миг исчезла из глаз агрессивного парня напротив, но после этого он лишь натужно выдохнул и сжал пальцы сильнее. Чимин, кажется, мог физически прочувствовать, как лопаются маленькие капилляры и под эпидермисом наливается фиолетовым. — Ты прав, Чимин, — бритоголовый ослабил хватку, замечая, как напряжён брюнет, а затем наклонился к нему, проводя носом по мягкой щеке, будто одурманенный, собирая запах чернокнижника, — Чимин, Чимин… Ты прав, но я не могу тебя отпустить. Видеть, как ты флиртуешь с этим мудаком… Делаешь с ним то, что мне никогда не позволял… Даже в школе… — Но ты никогда не проявлял ко мне внимание в школе, Джухёк, — парень оцепенел, ощущая широкую ладонь на внутренней стороне своего бедра. Со странной заторможенной реакцией он чувствовал, как чужие пальцы накрывают его ширинку, начиная настойчиво дёргать за собачку молнии. — Нас бы затравили. Сожрали, как Джихуна и его недопарня… — Да, и вместо этого ты выбрал смотреть, как гнобят только меня. Чимин, наконец, нашёл силы для того, чтобы перехватить руку домогателя, тут же выдергивая подбородок из резкой хватки. Он понял, что ничего не добьётся простым разговором, а значит, нужно было действовать грубыми методами. — Меня купали в туалетном бачке, пока ты стоял в сторонке тогда. Меня пытались унизить сейчас, пока ты так же не вмешивался. Знаешь, в чём наше отличие? — колдун встретился с озлобленным взглядом, выплёвывая яростное: — я смог принять себя и побороть страх осуждения, а ты нет. Ты до сих пор прячешь себя от друзей, не в силах признаться, что любишь трахать мальчиков в их милые задницы. Что ты можешь мне дать? Отношения в тайне от всех? Оправдания собственной слабости? Я давно перерос это, а ты даже не хочешь начать расти. После пламенной речи Чимин развернулся и собрался войти обратно в помещение, покончив с этим разговором раз и навсегда. Однако сильная рука не дала ему сдвинуться к двери, снова хватая за кисть брюнета, отчего тот почти озверел: — Хватит! Меня! Трогать! — его карие глаза яростно блестели, пока он высвобождал свою руку. — Я буду трогать тебя тогда, когда захочу, ясно, тварь?! И что ты сделаешь?! Пожалуешься своей шлюховатой мёртвой мамаше? Она придёт ко мне в ночные кошмары? Чимин замер. Он бегающими глазами осматривал некогда приятное лицо, сейчас же казавшееся самым уродливым на свете. Брюнет выдохнул, прикрывая глаза на пару секунд. Он наклонил голову, а затем вновь посмотрел на Джухёка, который, видимо, понял, что перешёл черту. Красная линия горела красноречивым «ты, мразь, пожалеешь об этом». — Что тут происходит? Откуда-то со стороны выхода послышались голоса Тэхёна и Чонгука. Те, видимо, пришли всё-таки проведать их двоих. — Ты сдохнешь. Сдохнешь в муках за эти слова, — Чимин смотрел прямо в глаза напротив, твёрдым голосом произнося эти слова, ощущая, как ярость кипит в каждой жилке, — тебе даже сны не понадобятся для кошмаров. Будешь видеть кошмары наяву. Он с наслаждением плюнул в исказившееся гневом лицо Джухёка, тут же налетая на него с кулаками, словно фурия. Брюнет успел отхватить пару ударов в живот прежде, чем его оттащил Тэхён, а с уродом, который оскорбил мать Чимина, тихо заговорил Чонгук, настойчиво прося успокоиться. Агрессия, которая завладела сознанием чернокнижника, будто нашептывала ему о том, что этот ублюдок не заслуживает такого обращения, такого спокойного тона. Какого чёрта этот Джей Кей до сих пор мило возится с ним? Пак оттолкнул от себя руки вокалиста, в последний раз кидая взгляд в сторону дышащего, как бык, Джухёка. Чонгук рядом выглядел как пример умиротворения и спокойствия, подавлял своим авторитетом. Он покинул их общество, торопливо огибая здание, не желая заходить даже за своей сумкой, что осталась где-то на просторах бара. В приступе неконтролируемой агрессии парень зашмыгал носом, ловя первое попавшееся такси. Уже в машине он дал волю эмоциям, содрогаясь в рыданиях и падая в бездну воспоминаний о смерти единственного человека в его жизни, который любил Чимина просто за то, что тот существовал. Мама завяла. Высохла и стала почти прозрачной. Рак съел женщину изнутри, превращая из самой сильной и упорной личности, которая никогда не пасовала перед трудностями, в тело, которое умело только болеть. И смотря на неё, Чимин не знал, что хуже. Умереть от несчастного случая, но в расцвете сил, или же смотреть на себя в зеркало и понимать, что ты слабеешь с каждым днём, часом, минутой. Он всегда думал, что запомнит её такой, как на могильном фото — улыбчивой и бойкой, любящей громко смеяться, громко греметь посудой по утрам, громко жить. На самом деле, из его семьи в два человека, кажется, что жила только она. Заслужила. Заслужила продолжать жить. Не Чимин, который пытался несколько раз покончить с собой. Конечно, это безумно сильно ударило по нему. Так сильно, что он не приходил в себя около двух месяцев, и ещё полгода был в какой-то прострации. Тогда он выбросил все иконы со святыми в подъездный мусоропровод, выбросил всё, что напоминало о боге, а в церкви на похоронах даже не стал креститься и разговаривать со священником, навсегда отрекаясь от этого эгрегора. Даже если бог существовал, то Чимин больше не хотел быть его приспешником. Он достойно проводил свою маму и без традиционных обрядов, пережил горевание, как и полагается. Но отныне не придавал католицизму и любой другой христианской религии большого смысла и почитания. Тогда, как ни странно, именно мёртвые вытащили его в мир живых, работа с тёмной магией «назло» вынудила продолжать жить. А там подоспели и Намджун с Хосоком, будучи неравнодушными коллегами Чимина на одной из его подработок. Они стали его единственными друзьями за всю жизнь. Намджун был учтив и никогда не спрашивал что-то сам, дожидаясь, пока Пак сам придёт и расскажет то, что считает нужным, за что последний его очень ценил. А Хосок… Хосок сам увлекался руничеством, работая с формулами и знаками, прекрасно понимая самого Чимина. Однако воспоминания о маме до сих пор подрывали чернокнижника. Выбивали почву из-под ног, вызывая целый ураган эмоций, с которыми Пак, к сожалению, не мог справиться. По приезде домой он несколько часов провёл в душе, смывая с себя чужие прикосновения и слова. Слёзы на лице смешивались с проточной водой, от чего нельзя было точно определить, сколько же времени он проплакал. Пока, видимо, не выдохся окончательно, укладываясь в развороченную ещё с утра постель, чтобы тут же уснуть беспокойным сном.†††
–… А как же «если тебя ударили по правой щеке — подставь левую»? Намджун с интересом всматривался в действия Чимина, тут же отвлекаясь на вскрик за раковиной, где Хосок чистил овощи для будущей пасты. — Я предпочитаю «если на тебя посмели поднять руку — сломай её». Можно ли простить врага? Бог простит, моя задача — организовать их встречу. Чернокнижник мерно сплетал две тонкие чёрные свечи, то и дело отвлекаясь на записи в своей тетради. — Я обрезался из-за ваших негативных ритуалов, — Хосок скуксил лицо, промывая палец, перекладывая помытую зелень свободной рукой на сушилку. — Ты обрезался, потому что Чимин не умеет точить ножи, — Намджун встал из-за стойки и подошёл к другу, чтобы помочь ему с готовкой. — О, там много? Поделишься? — Чимин привстал на стуле, заглядывая в сторону хёна. Увидев паникующего от вида крови Хосока, он закатил глаза и положил свечи на пергаментный лист, — сейчас принесу пластырь. Уже будучи в ванной, Пак вытащил органайзер-аптечку, тут же находя в нём пачку с одноразовыми пластинами телесных наклеек. Пальцы самого чернокнижника давно были в незаживающих порезах, поэтому он не видел смысла пользоваться ими. Но для друзей, которые часто ночевали у него, всегда запасался с лихвой. Не успел Чимин положить лекарства обратно на полку за зеркалом, как в кармане домашних брюк завибрировал телефон. Он вытащил потрёпанный самсунг, с любопытством вглядываясь в экран, где высвечивался неизвестный входящий вызов. — Может, кто-то передал? Клиенты в основном находили колдуна по соцсетям, но у некоторых из них действительно был и номер Чимина, поэтому вполне вероятно, что звонили по работе. — Я слушаю, — Чимин затолкнул аптечку, выходя из ванной, вслушиваясь в шорохи на той стороне трубки. Спустя несколько секунд послышался знакомый откуда-то голос: — Привет, Лорд Фаркуад. Или лучше будет Чёрная Золушка? — Какого чёрта… Чимин нахмурился и вновь посмотрел на вспыхнувший экран, где отчитывались секунды вызова. Он снова прислонил телефон к уху, переспрашивая: — Кто это, бляха? — Как насчёт свидания в обмен на твою туфельку? Ну, то есть, сумочку? В голове чернокнижника тут же возникли образы того, как он уходит из бара, забыв свои вещи где-то на просторах заведения. Он был рад слышать Чонгука, несмотря на то, что злость по отношению к Джухёку не улеглась. Спустя время парень понял, что Чонгук сделал лучше, разняв их, а не подливая масла в огонь. С придурком он разберётся позже и сам. — Ах, Чонгук. Кстати, смотрел, что там? Чимин прошёл на кухню, зажимая телефон между плечом и ухом, кинул пластырь на стол. Намджун и Хосок, до этого перепиравшиеся о чём-то, с интересом посмотрели на чернокнижника. Хосок подошёл к стойке и начал шуршать бумажной обёрткой, из-за чего Пак страшными глазами посмотрел на него. Парень в ответ продемонстрировал средний палец, на котором кровоточила рана. — Нет, мама учила не лазить в чужих вещах, — у Чонгука на фоне слышались чьи-то мужские голоса, в одном из которых Чимин смутно узнавал Тэхёна. — Зря. Бинты могут завонять. Музыкант замолчал, пока колдун вынимал розовое вино из холодильника. — Какие бинты? — в конце концов спрашивает Чонгук, судя по звукам, спускаясь по лестнице. — С покойников, — непринуждённо ответил Чимин. Намджун и Хосок переглянулись, скрывая понимающие улыбки. Повисла ещё одна пауза. — Ты шутишь. Чонгук, как понял брюнет по вжикнувшей молнии и шороху, проверял содержимое той самой сумки. — Дева Мария, ты не шутишь… Вот… — мужчина замолчал, видимо, не желая ронять достоинство матерными выражениями и быть джентльменом до конца. Колдун, решившись пожалеть психику человеку, с которым он собирался как минимум переспать, продолжил уже более мягким голосом, посматривая на ворчащих друзей: — Привези её. Я утилизирую правильно. Если, конечно, не хочешь, чтобы у тебя завелась какая-нибудь сущность, воспользовавшись таким дружелюбием. — Ох, так это всего лишь попытка пригласить меня сразу к тебе домой? Судя по всему, Чонгук действительно быстро брал себя в руки даже в самых необычных ситуациях. Чимина здорово подкупала эта черта характера. В конце концов, неуравновешенный холерик в доме может быть только один. — Да. Приезжай. С тобой ещё Тэхён? — в трубке тут же послышались помехи и скрежетание, а затем сразу же весёлый глубокий голос вокалиста: — Привет, детка! Мы думали, что в доме Чонгука сдохла крыса или, знаешь, один из его мстительных бывших насрал под плинтус… — музыкант, чей телефон бессовестно окупировал Тэхён, возмущённо заговорил что-то на испанском. У Чимина перехватило дыхание, а когда до него дошёл смысл слов знакомого, он громко захохотал, –… да-да, тебе смешно, а на сумку мы даже не подумали. Отсмеявшись, Чимин покачал головой, ощущая себя немного пристыженно: — Я не подумал, что кто-то позаботится о ней и заберёт себе на передержку… Что ж… В качестве извинения могу я пригласить вас обоих на ужин? — брюнет обернулся к друзьям, задавая им немой вопрос, на который те одновременно кивнули. — Оу… Эм… — мужчина явно замялся, — я, конечно, не против таких экспериментов, но насчёт Чонгука не уверен. Горячий кубинский нрав, знаешь, повышенное чувство собственничества… — Тэхён~щи, я про дружеский ужин. Со мной еще двое человек, поэтому… — Чимин прервал мужчину прежде, чем услышать от него что-то, что не следует. Он с трудом сдерживал в голосе улыбку, услышав неловкую тишину на проводе. — Оу. Знаешь, я передаю трубку Джей Кею. Он смотрит так, будто собирается засунуть все вонючие покойниками бинты прямо мне в жопу. Ревнует, похоже, — тут же прозвучал смачный шлепок, а затем телефоном завладел его законный владелец: — мы приедем. Сегодня? К скольки? — Через пару часов. У нас сливочная паста и розовое вино, но к ужину мы собирались взять что-то ещё из алкоголя. Возьмёте на ваше усмотрение? Они договорились о встрече и всё время до приезда друзья выпытывали у Чимина, что же за специальные гости должны подоспеть. Тот лишь кидал загадочное «сами увидите», а когда на пороге появились участники их любимой группы, глазами пообещали чернокнижнику долгой и жестокой расправы. — Добро пожаловать. Брюнет закрыл дверь за молодыми людьми, замечая ещё одного. Тот был ниже, чем товарищи по группе. Судя по тому, что в составе кроме вокалистов значился гитарист, отличающийся не особой любовью к толпам людей, Мин Юнги собственной персоной решил посетить скромную квартиру Чимина. — Юнги решил присоединиться… — Тэхён заметил любопытный взгляд брюнета. — Всем привет, — Мин стянул кепку и кожанку, пожимая руку чернокнижнику, а затем и смутившемуся Хосоку. Чимин знал, что Чон имеет слабость к таким маленьким тихим мальчикам. «Ты знаешь, именно у худого тихони на самом деле самый огромный чл…» — они действительно однажды разговаривали об этом. Намджун сразу же, как те появились, бросился к Джей Кею. А заметив мембера, что плевал на все ивенты и фан-встречи, которого не могли поймать на концертах и афтепати, но приехавшего на их скромный ужин, и вовсе чуть ли не схватился за голову. Пока гости и его друзья знакомились, Чимин юркнул к Чонгуку, подхватывая собственную сумку. Он послал красивому мужчине воздушный поцелуй, как бы шутливо благодаря за то, что тот довёз его в целости и сохранности. — Сейчас подойду, помыть руки можно тут, — по пути на балкон через коридор парень заодно проводил музыканта до ванной, щёлкнув светом. — Благодарю… Уже в застеклённом небольшом помещении Чимин положил сумку в отдельный ящик. Тут хранились почти все его атрибуты для ритуалов и обрядов — от свечей до мини-версии алтаря. Канделябры, множество холщовых мешочков с камнями и самыми различными биоматериалами, подвешенные травы… Какофония ароматов и в принципе атмосфера для любого постороннего могла показаться странной и некомфортной, поэтому даже друзья лишний раз не лазили сюда. — Eres muy hermoso. Пак вздрагивает, когда слышит тихий голос мужчины. Он выдыхает и оборачивается, плотно закрывая пластиковую дверь. — Ты знал, что испанский очень схож с латынью? А католики богу читают молитвы именно на этом языке. Так же, как и я бесовщине. Чимин неторопливо подходит к Чонгуку, чуть задирая голову для того, чтобы заглянуть ему в глаза. Мужчина выглядел как всегда шикарно — шёлковая рубашка чёрного цвета была заправлена в чёрные же брюки. Волосы влажными волнами обрамляли загорелое лицо, а губы блестели цитрусовой гигиеничкой, запах которой чувствовался даже на таком расстоянии. Роскошный в своей простоте. — Это значит?.. — Чонгук сокращает расстояние перед ними и неторопливо тянется ладонью к лицу Чимина. Убирает выбившиеся из укладки пряди с глаз чернокнижника, кончиками пальцев ведёт вниз. Едва касается бледных синяков на челюсти, оставшихся после вчерашнего «разговора» с Джухёком. Желваки его сжимаются, а в глазах начинают сверкать грозовые молнии, — он ударил тебя до того, как ты полез в драку? — Это значит, что я вполне понимаю твои сладкие комплименты. И да, не только ударил, но ещё и пытался залезть в ширинку. Именно поэтому и полез. Чимин — безумец. Бросается в эпицентр бури, бросает ей вызов, зная, что та поглотит его в мгновение ока. И у непогоды мужская ладонь. Она ласкает глупое лицо, водит по нему, а брюнету только и остаётся, что чёрным котом напрашиваться на поглаживания, млеть от нежных касаний. — Почему не сказал? Я бы вообще не разговаривал с ним, — густые брови хмурятся, из-за чего на лбу образуется неглубокая морщина. — Я сам могу постоять за себя, — парирует Чимин. — Я знаю. Я видел. Они оба замолкают. Чимин как можно тише выдыхает, когда Чонгук оставляет его лицо в покое. Из кухни слышится громкий голос Тэхёна и звук открывания бутылки с алкоголем: — Эй, любовники? Как насчёт присоединиться к нам, убогим? Так и скажите, что не хотите накрывать на стол. Пак улыбается, качая головой, пока его гость с такой же улыбкой тянет обратно в цивилизацию из тёмного коридора и склада с ведьминскими штучками. — Он всегда такой?.. — Тэхён? Оу, не всегда. Но в большинстве своем — да. Он хороший человек. И друг. Чонгук пропускает Чимина в просторную кухню, где хозяин сразу же принимается помогать с закусками. Мужчина встаёт позади, ненавязчиво помогая передать ту или иную вещь. Когда все, наконец, усаживаются, фужеры звенят с первым тостом. — Спасибо за приятную компанию, — шумный вокалист кивает Хосоку и Намджуну, с которыми они быстро нашли общий язык, — очаровательному хозяину, интерес к которому смог выдворить даже самого упорного домоседа, — тут Тэхён стреляет глазами в Чимина, а затем смеётся над закатанными глазами Юнги, — ну, и, конечно, нашему водителю, который сегодня, кстати, не пьёт… Чонгук согласно качает головой и приподнимает брови, демонстрируя всем стакан с апельсиновым соком, делая выражение лица вроде «что ж, это моя участь». — Оу, тебе точно комфортно? Я могу тоже не пить, если хочешь… — Чимин наклоняется к нему, но из-за шума и разговоров компании музыкант всё равно не слышит фразы. В конце концов мужчина не выдерживает и сильной рукой двигает стул вместе с чернокнижником ближе, из-за чего теперь они тесно прижимаются друг к другу, но по крайней мере в хорошей зоне слышимости. Чимин может думать только о том, как этой же рукой Чонгук будет придушивать его во время оргазма. — Я говорю, что могу не пить вместе с тобой, чтобы ты чувствовал себя достаточно комфортно… Как только между ними снова начинает возникать эта искрящаяся интимная близость, в неё тут же влезает сидящий рядом Хосок: — Ты вылакал половину бутылки Каберне ещё до того, как они приехали, Чимин… –… чтобы ты тридцать раз в туалет по кругу ходил, аминь… — с милейшей улыбкой закончил фразу чернокнижник, отвлекаясь на своего друга, который подарил тому такую же улыбку. — Я тоже люблю тебя. У нас закончилась кола, вы можете сходить до супермаркета на углу, если хотите, — три бутылки с тёмной газировкой разных брендов красноречиво смотрели на них с кухонного гарнитура, но Чонгук и Чимин с небывалым энтузиазмом приняли предложение друга. Мужчина придержал двери для брюнета, когда тот выходил из квартиры и подъезда, а затем, вместо ожидаемого маршрута до угла, свернул на парковку, шаловливо блестя глазами. — Хочешь предложить мне сбежать? — Чимин так же хитро улыбнулся, уже усаживаясь в кожаный тёмный салон большой иномарки. — O, mi chico luna, с тобой хоть на край света, — Чонгук заводит машину и трогается назад, выруливая со стоянки, посматривая на своего спутника. Чёрные волосы Чимина и в правду освещала луна, из-за чего вокруг его головы создавался светлый нимб, словно то божество, сошедшее с картин Фортуни или Пикассо. — Ах, так значит, сначала заманиваешь своими испанскими речами, а наутро любовники настолько оскорблены равнодушием, что вполне вероятен сценарий, где они срут под плинтус твоей спальни? — парень ощущает, как падает в сети симпатии к невероятному мужчине рядом, а поэтому пытается перевести разговор в другое русло. Пока что он хочет ограничиться сексом, а там можно будет и подумать. Чернокнижник, несмотря на свой непростой характер, не был тем, кто бы мог часто менять партнёров. Это они уходили от него, а не он от них. Про Чонгука же он знал достаточно, чтобы сложить собственное впечатление: влюбчивый и полигамный. За вечер его интерес мог измениться несколько раз, как это и случилось вчера. Начал с приятной блондинки, увязался за загадочным чернокнижником, а закончил вообще неизвестно с кем. Чимину не нужны были душевные травмы в том случае, если его пока что неприступное сердце решит сдаться без боя. — Начнём с того, что ни один любовник не ночевал в моей спальне, — Чонгук будто слышал мысли брюнета и пытался обелить своё имя, — единственный, кто может, lo siento, насрать под плинтус моей спальни — это Тэхён. Пак не выдерживает и тихо смеётся, откидываясь на спинку пассажирского сидения. За окнами пролетает весь ночной трафик, пока они не проезжают в спальный район, где машин и билбордов с яркой рекламой значительно меньше. — Куда мы едем? Чимин с любопытством рассматривает двухэтажные таунхаусы приятного кофейного цвета. — Ну, у тебя в гостях я был, мне показалось справедливым, если ты теперь побудешь у меня, — мужчина произносит это шутливым тоном, но в то же время внимательно следит за реакцией собеседника, чтобы заметить малейшую тень дискомфорта. Чернокнижника трогает. Для него действительно большое значение имеет умение мужчин принимать слово «нет» за решение, достойно выносить отказ. И он, почему-то, был уверен — стоит ему попросить Чонгука сейчас развернуться и поехать обратно в чиминово логово, тот не раздумывая это сделает. Но дело в том, что Чимин не хочет. — Тут комфортно. Небольшие дома с общим стилем были расположены плотно друг к другу. На первом этаже, как понял Пак, находился гараж, гостиная, что выходила на внутренний дворик, и ещё одна большая комната. А наверху парочка спален и красивые террасы, которые хозяева украшали по собственным желанию и фантазии. Возле одного из таких и остановился Чонгук, чтобы автоматическая дверь по сигналу впустила черный внедорожник внутрь. — Я очень щепетильно отношусь к выбору жилья. Долго планировал переезд и жил либо у друзей, либо в номерах отелей. Теперь этот дом — моя отдушина. Хозяин ведёт его в самые недры холостяцкой берлоги, пока Чимин с интересом оглядывает интерьер. Было видно, что мужчина и правда старался над оформлением, над тем, чтобы ощущать себя хорошо в собственном жилище. Здесь он, видимо, творил. Приезжал не только ночевать, но и работал, отдыхал с друзьями, оставался наедине с собой и собственными мыслями. То, что Паку была предоставлена честь познакомиться с этой частью жизни артиста, — заставляло бедное сердце уже мчаться наперегонки к чужому, крича при этом что-то вроде «ну вот, я принадлежу тебе спустя сутки знакомства, не против?». С другой же стороны, Чонгук сказал о том, что этот жест — аналогичный, как и со стороны Чимина. Значит, беспокоиться было не о чем. — Мы можем подняться на мансардный этаж. Там много окон прямо на крыше, — Чонгук расстегнул манжеты на рубашке, кивая парню в сторону добротной лестницы из красного дерева, — а луна сегодня красивая. Можем посмотреть. Хочешь? — Покажешь мне вселенную, м? — Чимин внимательно следил за каждым жестом мужчины. Заметив, как тот бросает на него быстрый взгляд, чтобы убедиться, что верно понял намек чернокнижника, он ухмыляется. Музыкант, принимая правила игры, улыбается и протягивает ладонь навстречу чужой, словно приглашая на танцы под лунными бликами: — Я устрою для тебя персональную экскурсию. Чимин соглашается. Чонгук не обманывает. Брюнет даже застывает на мгновение, когда видит множество окон, через которые на них смотрят частички Вселенной. А дальше… глаза в глаза, касания кожей о кожу, дыхание одно на двоих. Все звёзды в одном взгляде, обещающем незабываемую ночь. Уже не обязательно поднимать голову, чтобы увидеть космос. Когда они, освещенные только ночным светилом и мириадами звёзд, добираются до кровати, Чимин аккуратно толкает Чонгука на хрустящие хлопком простыни. Тот послушно усаживается, опираясь о локоть, наклоняясь чуть назад, пожирая глазами каждое движение своего чёрного кота. Брюнет облизывает фантомно горящие губы, а затем мягкой поступью отходит назад, попадая под серебряные лучи. Он начинает стягивать с себя объёмный свитер в крупную вязку, обнажая тонкие ключицы, а затем и точёные молочные плечи. Нежность кожи была заметна даже с такого расстояния, а из-за подобного ракурса словно подсвечивалась изнутри. Когда к ногам Чимина опускается ненужный предмет гардероба, Чонгук может, наконец, рассмотреть многочисленные татуировки. Брюнет оборачивается спиной к воздыхателю, демонстрируя выступающие позвонки, обнимает себя в изящном жесте, склоняя голову набок. Чёрный водопад из волос прикрывает его лицо, пока он щурится, явственно ощущая горящий взгляд сзади. А Чонгук заворожен так, что лишний вдох — лишний. Он не хочет тратить энергию ни на что другое, кроме как на созерцание. Называя парня «лунным мальчиком», он даже предположить не мог, что у того на спине буквально вытатуированны все фазы покровительницы Гекаты. Мужчина, не отрывая взгляда, пятерней зачесывает мешающие пряди волос назад, а затем поднимается со своего места. Он бесшумно подходит к живому произведению искусства. Чонгук сглатывает и опускает голову, чтобы нежно поцеловать беззащитную тонкую шею, пустив тысячу мурашек, ощущая, как содрогается чужое тело. Чонгук переместился на плечи, начиная целовать каждый сантиметр, губами прокладывая путь от одного к другому. Подушечками пальцев музыкант коснулся самой верхней татуировки, повторяя астрономический рисунок. — С… Серповидная Луна, — голос Чимина срывающийся, на грани с шёпотом, потому что местечко между лопатками, где сейчас трогает любовник, одно из самых чувствительных во всём теле. А тот уже ниже, на следующем, будто в вопросительном жесте вновь обводит ореолы чернил, вынуждая продолжить: — Первая Четверть… Чонгук в удовлетворении ведёт дальше, на этот раз надавливая на полностью закрашенный чёрным позвонок, от чего Чимин выгибается. — Полнолуние… Предпоследний рисунок и дрожащий, словно осина на ветру, чернокнижник. — Последняя четверть… Когда пальцы мужчины нежно обводят поясницу, дотрагиваясь до заключительной татуировки, парень слышит биение своего сердца где-то в висках. Внизу живота предательски тянет, а инстинктивно ему хочется податься назад, под ладонь, потереться ягодицами о чужой твёрдый пах. Он еле выдавливает, пока его тело полностью капитулирует: — Бальзамическая Луна. Чонгук большой ложкой прижимается к голой спине Чимина, накрывая его руки своими, полностью пряча в своих объятиях. Брюнет готов застонать от разочарования, потому что вместо шёлка рубашки ему хочется ощутить обнажённую кожу. Они стоят так несколько мгновений, чтобы в следующее музыкант аккуратно потянулся к ширинке партнёра, растягивая её вместе с тонким ремешком. Брюки чёрной тряпкой спадают туда же, где ранее уже устроился свитер. Мужчина широкой подрагивающей ладонью ведёт по объёмным мягким бёдрам, выдыхая удивлённое: — Ты… — Без белья?.. — невинное хихиканье маленького чернокнижника действует на него, как валериана на кота, — я предполагал такой исход… — Что ж, — Чонгук целует его в мягкие волосы, а затем тянет к кровати, — тогда расхлёбывай последствия. На удивление Чимина, мужчина переворачивает его обнажённое тело лицом к многочисленным подушкам, вынуждая прогнуться в коленно-локтевой позе, да к тому же не ложится рядом, а устраивается где-то сзади. Парень чувствует, как любовник укладывает ладони на его мягкие половинки, раздвигая их. А когда он осознает, что влажные мазки рядом с сжавшейся дырочкой — это бесстыдный язык его любовника, остаётся только в удовольствии закатить глаза, глуша жалобное хныканье в постельном белье. От наволочки пахнет Чонгуком. В спальне пахнет Чонгуком. Кажется, что ещё секунда, и Чимин сам будет пахнуть Чонгуком, будто тот помечал его таким образом. Мужчина не теряет времени, но и не торопится. Он то покрывает нежную кожу собственной влагой, мокро и шумно вылизывая каждый миллиметр, то втягивает покрасневший сфинктер, посасывая его. Музыкант старательно ест своего маленького лунного мальчика, ладонью находя уже твёрдый член, распределяя предэякулянт по всему стволу, медленно надрачивая. А когда Чимин ощущает, как тот ввинчивает напряжённый язык внутрь, то тут же вскрикивает от удовольствия, сжимая бёдра в болезненной судороге. Чонгук макает розовый кончик ещё пару раз, тут же облизывая дырочку движениями вверх-вниз. Слюна обильно стекает меж ягодиц, проскальзывая вниз, чтобы мужчина тут же опустился вслед, широко слизывая влажную дорожку. Чимина ломает. Он выгибается до хруста в позвонках и больше не в силах сдерживать звонкие стоны, на что Чонгук только ухмыляется: — А я думал, что мне придётся выбивать их из тебя. Будь громким, mi luna. Я хочу слышать, что тебе приятно. Тут некого стесняться. Мужчина сцеживает ещё немного слюны прямо на маленькую красную дырочку, тут же принимаясь начисто её вылизывать, то и дело оставляя громкие смущающие поцелуи. Чимин скулит и мяучит, подаваясь назад, насаживаясь задницей на язык и лицо музыканта, на что тот только усерднее лижет, создавая абсолютно мокрые и пошлые звуки на всю спальню, с энтузиазмом поедая своего любовника. Это безумие приостанавливается, когда брюнет, грудью распластавшись на простынях, выстреливает жемчужной струёй прямо на ладонь мужчины. — Подожди, Чонгук… Подожди… Член и дырочка яростно пульсируют в невероятной чувствительности. Чимин не успевает отстраниться прежде, чем всё тело простреливает одновременно болью и наслаждением: Чонгук зубами задевает сфинктер. Громкий вскрик заглушает добродушный медовый смех. Парень дрожащим месивом опускается на простыни, восстанавливая дыхание и краем глаза следя за действиями Чонгука. Тот стягивает с себя рубашку и брюки, а затем обнаженным проходит к навесной полке, откуда выуживает смазку и несколько презервативов. Он замечает вожделенный взгляд Чимина и вновь улыбается, чтобы опуститься к нему на кровать. Мужчина подхватывает под подбородок личико любовника, а затем накрывает искусанные губы в настойчивом глубоком поцелуе. Брюнет ощущает свой вкус на чужих устах и думает об этом всем как об абсолютном безумстве. И всё равно падает в него, отвечает на поцелуй с не меньшей пылкостью, кусается и посасывает, сплетаясь языками. Чимин с громким влажным звуком отрывается от вкусного рта Чонгука и седлает его крепкие бедра, на этот раз оказываясь сверху. Ладонями ведёт по сильному торсу, сходя с ума от того, насколько гармонично их тела смотрятся вместе. При желании музыкант может сломать гуттаперчевый и хрупкий стан маленькой ведьмы, однако лишь выцеловывает и блестит глазами. Чонгук смотрит на него восхищённо, опуская набугрившиеся мускулами руки на пухлые ягодицы партнёра, сжимает их и выдыхает в каком-то сногсшибающем любовном порыве: — Ты имеешь преимущество перед всеми звёздами вселенной. С тёмными волосами и тёмными глазами, занимаясь грязными делами, сияешь чище и ярче, чем Сириус. Господь милостивый… Чимин ощущает себя эйфорично. Вылизанный, лежащий под светом неисчислимого количества небесных тел, благосклонно принимающий красивейшие комплименты, которые он только слышал в свою сторону. — Думаешь, он сейчас тоже видит меня?.. Чернокнижник лукаво улыбается, видя вмиг потемневшие глаза мужчины. Сегодня на нём нет крестика, из-за чего брюнет сначала расстроенно дует губы, но потом усмехается и тянется к груди Чонгука. На том самом местечке, где должен быть крестик, он ногтём вычерчивает вертикальную линию, что сразу наливается красным. Останавливается внизу, чтобы прочертить горизонтальную, образуя перевернутый крест, но в последний момент передумывает и всё же рисует наверху. — …так и быть, пусть наслаждается зрелищем, как я отсасываю твой шикарный член, старый извращенец… Он шепчет отчётливо, а затем спускается вниз под гортанный стон Чонгука. — Мы будем гореть в аду… Чимин смеётся, а затем парой пальцев касается подрагивающей головки члена. На ней обильно блестит природная смазка, из-за чего он мгновенно пачкается. Брюнет отстраняет пальцы обратно, а за ними тянется густая ниточка, которую он тут же обрывает своим длинным язычком. Член у мужчины красивый. В меру толстый и крупный, с витиеватыми тёмно-голубыми венами, наливающийся бордовым от слишком сильного возбуждения. У Чимина вновь слюна во рту собирается. Он думает о том, как приятно будет ощущать его тяжесть во рту, как приятно будет ощущать его внутри, как тот будет давить на комочек нервов и вытрахивать из ведьмака рваные стоны. От пролетающих картинок становится ещё жарче, чем раньше, словно он и в самом деле медленно погружается в ад. Однако если в преисподне ему тоже дадут принять в себя такой орган, то он готов самостоятельно прыгнуть в бездну. Парень наклоняется ниже, нежно выцеловывая крепкий ствол от головки до поджавшихся яичек, а затем повторяет линии вен, оставляя влажные дорожки. Он тянется обратно к головке и широко открывает рот, высовывая язык. Чимин опускает ладонь на основание члена и несколько раз мелко шлёпает кончиком о влажную мягкость, ей же потирается об уретру, извернувшись, стимулирует чувствительное отверстие. — Maldita sea!.. — чонгуков испанский как ещё одно произведение искусства, которому Чимин поклонялся бы до конца своей жизни. — Ты так возбуждающе ругаешься… Поругай меня? После этой фразы, сказанной невинным голосом, парень опускается ртом на горячий орган. Он слышит чонгуков вздох, а затем ощущает ладонь в своих волосах, которые запутываются в чёрных прядях на макушке, оттягивая их. От ощущения покалывания любовник закатывает глаза, глубже насаживаясь на твёрдый член, беря около половины длины, ритмично двигая головой. Парень помогает себе ладонью, водя ею по основанию, а затем заглатывает, что совпадает с громким голосом музыканта: — ¡Dios! Eres el hijo del diablo… Чимин лишь сосёт усерднее, а когда в лихорадном шёпоте Чонгука слышит тихое «la puta», вспыхивает всем телом и скулит, отдавая вибрацией по всему члену. — Нравится, когда тебя называют нехорошими словами, ага? Мужчина, больше не в силах сдерживаться, отстраняет партнёра от мокрого члена, а затем тянет обратно на свои бёдра. — Да, пожалуйста, да… Чимин просяще скулит, облизывая уголки губ, где ещё осталась смешавшаяся с его собственной слюной смазка. Ведёт пальцами по подбородку, собирая натёкшую влагу, а затем просовывает их в рот, тщательно посасывая, при этом не отрывая взгляда от горящих дьявольским пламенем глаз Чонгука. — Такой нуждающийся… Сначала показываешь себя независимым и дерзким, а потом выпрашиваешь мой член, дрожа от того, что я называю тебя шлюшкой? Чимин роняет голову на сильную грудь, ощущая, как в носу свербит от подступающих слёз, а дырочка сжимается от желания почувствовать в себе хоть что-нибудь. Чонгук тянется за смазкой, выдавливая на и так влажный член обильное количество жидкости, тут же проезжаясь им между мягких половинок, стимулируя дырочку, но не входя внутрь. — Я ненавижу тебя… Я ненавижу тебя… Чонгук берёт парня за горло, поднимая обратно, вынуждая смотреть себе в глаза неотрывно. Кислород в лёгких Чимина медленно кончается, а мужчина лишь сжимает руку сильнее, не давая сделать новый вдох. — Ты без ума от меня, — его голос твёрдый и не терпящий возражений. И ему же вторит крик любовника, когда Чимин, наконец-то, чувствует толкающийся в него член. Парень пытается расслабиться, рвано вдыхая, ухватывается за кисть мужчины, расцарапывая её до крови. Чонгук убирает руку, вместо этого укладывая конечность на пухлые ягодицы, которые подрагивают от быстрых толчков. Бёдра шлёпаются о бёдра, создавая громкие влажные звуки. Брюнет думает о том, что всё в бесконечность раз лучше, чем он представлял. Из глаз брызжут слёзы удовольствия, а сам он пытается подмахивать партнёру, капризно мяуча: — Я хочу… Я хочу сам… Я хочу сам, Чонгук! Мужчина только смеётся, замедляясь, делая ещё пару тягучих толчков прежде, чем Чимин возьмёт всё в свои руки. Чернокнижник отводит душу, упираясь ладошками в литую грудь, оставляя красные полосы после своих ногтей. Он выгибается в пояснице, а затем начинает медленно двигаться вперёд-назад, покачиваясь, как на волнах. У него ещё не было такого идеального секс-партнёра. Чимин никогда не отдавался процессу настолько глубоко, никогда не глотал слёзы от слишком сильного напряжения. То, что сейчас между ними происходит, — чистейшей воды безумие. Чонгук не выдерживает и толкается навстречу, тут же попадая по простате, из-за чего Чимин сотрясается в дрожащем стоне и жмурится. Он психует и наслаждается одновременно, огонь внутри требует высвобождения. Брюнет срывается на рык и находит лицо своего личного дьявола, который в этот момент смотрит дразняще. Ему хочется стереть эту ухмылку с богемного лица и Чимин сам не понимает, как замахивается и оставляет обжигающую пощёчину, что оглушающе звучит в разряженном сексом и звёздами воздухе. Они оба замирают. Оба не могут поверить в то, что произошло. Чимин дышит тяжело, в испуге бегает глазами по лицу напротив, пока Чонгук прикрывает глаза, делая несколько глубоких вздохов. В следующую секунду в спальне слышится громкий вскрик. Брюнет оказывается распластанным на развороченных простынях. Внешне спокойный, но с беснующимся пожаром в глазах, Чонгук устраивается сверху, вставая на колени. Он медленно надрачивает стоящий колом член, а затем берёт чужие лодыжки, закидывая их на свои широкие плечи, двигает тело партнёра ближе к своему. Ягодицы прижимаются к торсу, а измученная дырочка оказывается аккурат напротив члена. Мужчина вновь толкается внутрь, ощущая, как жадная задница Чимина почти всасывает его ствол, плотным кольцом растягиваясь вокруг. — Eres magnífico… Брюнет выдыхает тихие «ах, ах, ах», когда черноволосый попадает прямо по простате. Он закидывает руки за голову и выгибается, прижимаясь как можно теснее к горячему телу. Чернокнижник ощущает перекатывающиеся мышцы шеи и плеч своими лодыжками, поджимая пальчики ног от удовольствия. Он перестаёт понимать испанский, латынь, он перестаёт понимать что происходит и забывает как его зовут, пока Чонгук мерно вытрахивает из него остатки разума. — Чонгук… Чонгук~и… Пожалуйста… — Что, amar? Скажи, что мне сделать… Чонгук почти задыхается, увеличивая темп, не в силах больше держать себя в руках. По его вискам скатываются влажные дорожки, волосы, мокрые от пота, завиваются в полумесяцы, то и дело падая на глаза. — Поцелуй меня… Прошу, поцелуй… Чимин скулит, словно щенок, а спустя несколько секунд ощущает чужие губы на своих, потому что мужчина сейчас скорее умрёт, чем ослушается своего личного божества. Чонгук прижимается всем телом к чужому, накрывая собой, пока пухлые бёдра опоясывают его, а лодыжки скрещиваются на пояснице. Он чувствует, как любовник закидывает руки ему на шею, прижимаясь каждым миллиметром, царапает плечи от яркой стимуляции члена меж мягкого живота и твердого торса. Толчки становятся быстрее, он больше не выходит из Чимина полностью, взбивая природную и естественную смазку в бесстыдном белёсом коктейле. Парень, не выдерживая бесконечного удовольствия, кончает, пачкая их обоих, протяжно постанывая прямо в чужой рот. Чонгук широким мазком облизывает его губы, а затем опускается ниже, утыкаясь в шею, начиная беспорядочно выцеловывать её и покусывать. Кое-где кожа тут же наливается бордовым, обещая наутро следы, которые не заживут ещё пару дней точно. Чимин жмурится, всё ещё плача от того, как член таранит чувствительную после второго оргазма дырочку. Он зарывается ладонью в густые отросшие волосы на затылке, позволяя метить себя, начиная горячо шептать: — Вот так, Чонгуки… Такой сильный мужчина… Кончишь в меня, м? Дашь мне свою сперму? Чонгук совершает ещё парочку размашистых толчков, прижимаясь как можно теснее, с натужным стоном заливая дырочку белым. Он осторожно проталкивает жидкость глубже, как будто пытается закупорить Чимина, чтобы тот не потерял ни капли. Они оба пытаются восстановить сбитое к чёрту дыхание, ощущают быстрое сердцебиение друг друга. Прижимаются друг к другу в замысловатом сплетении тел, освещаемые Луной, как свидетельницей их ночного безумия. Ни один из них ранее не чувствовал ничего похожего с другими партнёрами. То, как взрывался Чимин, то, как тушил его Чонгук, тут же поджигая. Они подходили друг другу, словно инь и ян. Они могли обмануть разум, но не тело и сердце.†††
Чимин просыпается из-за настойчивого лучика солнца, который, судя по всему, пытался выжечь ему глаза, устав нежно целовать в щёки. Он тихо стонет и зарывается в одеяло. Пододеяльник пахнет цитрусом и сладостью, напоминая благовония-антидепрессанты, что хранились на балконе у чернокнижника. На этом моменте парень понимает, что это не может быть его комнатой хотя бы потому, что его тюль была тяжёлой и тёмной, не пропускающей ни единого солнечного луча по утрам. Он открывает заспанные глаза, тут же потирая их ладонями. От движений чувствуется небольшая боль. Она не приносит сильного дискомфорта, но и приятного в ней мало. Когда Чимин понимает, где именно та ощущается сильнее всего, воспоминания прошедшей ночи прокручиваются фотоплёнкой. Пухлые бледные губы растягиваются в довольной ухмылке, а он сам наконец с удовольствием потягивается, понимая, где сейчас находится. Вторая половина кровати пуста, но внизу слышится тихий голос и шум шкворчащей еды, запах которой теперь можно уловить даже в спальне. Чимин выпутывается из одеяла и опускает босые пятки на медовый паркет. Рядом уже заботливо лежит пара тапочек, а на стуле сложена и его, и сменная одежда. Парень одевается неторопливо, помня о том, как Чонгук пытался разбудить его и уговорить сходить в душ. Судя по свежести и своей, и постельного белья, мужчина сделал всё сам: помыл полусонного, ничего не соображающего любовника, сменил постельное, а с утра встал пораньше и подготовил комфортную для чернокнижника одежду. Такая забота и внимание заставляли сердце Чимина сходить с ума. Брюнет ещё немного посидел в комнате, рассматривая приятный глазу интерьер, а затем всё же решился спуститься вниз. Он прошёл по коридору, цепляясь глазами за картины на стенах. Заметив приоткрытую дверь туалета, парень перестроил маршрут, шмыгая туда. Чимин торопливо справил нужду, облегчённо вздыхая. Он помыл руки и лицо под краном, принюхиваясь к приятному запаху парфюмерного мыла, а затем посмотрел в отражение большого зеркала. Сердце чернокнижника пропустило удар. Парень не знает, что напугало его больше: обилие фиолетовых засосов, которые абсолютно не скрывает широкая серая футболка, или зелёные светящиеся глаза, что смотрят ему в затылок убийственным, кровожадным взглядом.