suffocation

      Леон нервно трясёт ногой, сидя на стуле за небольшим кухонным столом в своей временной квартире. Время уже давно перевалило за четыре утра, а заснуть у него совершенно не получается из-за того, что в голове всё ещё крутятся эти мёртвые глаза и ярко-красные волосы на фоне мёртвых детей, лежащих на полу. Сердце пропускает удар. Они же этого не заслужили. У них же была целая жизнь впереди, которая могла научить их хорошим вещам, дать им столько воспоминаний, но она так страшно закончилась для их возраста. Леону из-за этого хочется вернуться во времени назад и спасти этих детей, а не бежать, спасая остальных в этой проклятой студии.       Ему казалось, что они не будут нападать на Ребекку так открыто, но он ошибся. Заметив этот странный фургон, Леон сразу же побежал к главному входу и, открыв дверь, ужаснулся, прикрывая нос и рот рукой из-за запаха крови, который смешался с запахом мочи. Мертвецы с простреленными конечностями лежали или сидели по холлу в студии, а возвышалась над ними троица из худощавых мужчин. Их глаза были залиты кровью, и в них ярко читалось лишь то, что они наслаждаются этой бойней.       Леон потратил на них довольно много времени и сил, стараясь быстрее спасти Ребекку. Она не должна была умереть после того, как рассказала про местонахождение своих родителей. Перерезав последнему живому мужчине горло со спины, Леон побежал по коридору дальше, открывая каждую дверь, но они все были заперты. Выругавшись и пнув одну из дверей, парень принял только одно решение, которое было довольно опасно, но другого выхода он и правда не видел.       Выбежав из здания, он замедлил шаг и аккуратно пробрался за фургон, наблюдая за тем, как мужчины в балаклавах перезаряжают автоматы, а самый большой из них перешагнул через раму панорамного окна и медленно подходил к Ребекке. Проверив количество пуль в магазине пистолета, он закусил губу практически до крови. Одна пуля. Вставив магазин обратно, Леон достал нож и сделал глубокий вдох, а затем выдох. Нужно сделать всё правильно, иначе он умрёт.       Им далеко до Краузера. Слишком слабые на его фоне, что довольно сильно облегчило ситуацию, потому что если Джек, как и сам Леон, тренировались бою на ножах до кровавых мозолей и изрезанных рук, то эти просто хорошо стреляли. Любой может стрелять, но не каждый осмелится смотреть своему врагу в глаза, перерезая его горло. Для этого нужно иметь безграничную смелость и силу, чтобы вырвать собственное сердце и не думать о том, что твои руки, как и разум, всё больше погружаются в кровавый океан.       Леон поднимает пистолет с последней пулей и снимает с предохранителя. Сейчас всё будет точно хорошо и они вернутся в свои квартиры. Но фраза Ребекки выбивает весь кислород из лёгких, пробуждая желание выстрелить не в голову нападающего, а ей. — Я сделаю всё, что вы захотите, — он прекрасно слышит это холодное заявление, которое просто кричит о том, что она готова легко сменить сторону, чтобы выжить.       Она готова поделиться всем, что знает, просто из-за того, что её припёрли к стенке таким образом? Тогда почему она игралась с ним, если могла это сделать раньше? Он бы обеспечил ей защиту с помощью президента и её бы никто не тронул, но она решила играть с ним. Ради чего? Этот вопрос заставляет Леона сжать челюсть и опустить пистолет, чтобы дать этой женщине умереть. Он не хочет ей помогать, потому что она готова легко сменить сторону. Идиотка, которая раздражает, но заслуживает этот чёртов шанс на доверие. — Скажешь, где твои родители, — довольно резко говорит Леон и сразу же стреляет в затылок.       Ему всё равно на её выбор, потому что сейчас он поставил её перед фактом. Она должна сказать, где именно её родители находятся в Испании, иначе он сам выстрелит ей в живот, а потом в лоб — чтоб наверняка. Леон опускает пистолет и вздыхает, стирая со своего лица кровь, надеясь, что сделал правильный выбор, но в очередной раз, к сожалению, ошибся. Ребекка и правда ничего не почувствовала в этот момент, кроме страха за себя, а внутри Леона — разрушение и ожесточённая война со своим прошлым.       Она всё больше напоминает ему отца, который реагировал так же, когда видел мёртвые тела на улице. Скалился, словно дикий зверь, и трепал по голове, повторяя, что они сами в этом виноваты, а потом добавлял: «Малыш, если не будешь слушать меня, то будешь на их месте». Это его проклятое «малыш», которое отдавалась глухой болью в сердце и желанием спрятаться где-то далеко, чтоб не нашли. Оно не ласкало слух, давая понять, что он любимый и желанный ребёнок, нет — это было угрозой немного меньше, чем «щенок» или имя.       Отец просто называл так мать, когда насиловал, пока Леон прятался под кроватью и пытался этого не слышать. Он помнил их до сих пор: «Малыш, как жаль, что я не могу разорвать твою глотку своим грязным членом», «Малыш, твоя пизда явно повидала кучу мужиков» и его коронная, которая заставляла просыпаться в холодном поту и со слезами на глазах: «Если этот щенок будет похож на тебя, малыш, то он заменит тебя». Он смог избежать участи, которую обещал отец, но отголоски влияли на него всю его недолгую жизнь.       Эти фразы слишком давно выжгли на его кожи гнойные раны, которые доставляли каждый раз всё больше боли и проблем. Каждый раз Леон выслушивал жалобы на то, что он молчалив и холоден в плане секса от своей первой девушки, а от последующих предпочитал уходить. Они всё равно никогда не поймут, что мысленно он ассоциировал себя с ним в эти моменты, когда пытался сказать хоть что-то. Да и начинать с ними этот разговор, чтобы объяснить ситуацию — гиблое дело, которое закончится лишь заплаканными глазами и отвратительными словами о том, что он такой сильный.       Он не сильный, а слабый, и привык это скрывать за сотней дверей с бесконечным количеством замков, чтобы не ощущать всю ту боль, что может принести человек, которому он доверится. Но если доверятся ему, то Леон дойдёт до конца и сделает всё, чтобы сохранить эту надежду на то, что он хороший человек. Он заслуживает этого доверия, похвалы и любви, которая, наверное, его сможет исцелить когда-нибудь, если постарается.       Леон трёт ладонями лицо и встаёт со стула, подходя к окну и высматривая Ребекку, которая тоже почему-то не спит. Об этом ему говорит горящий в квартире свет, и он надеется, что её мучает совесть хоть немного. Быстро натянув футболку и выбежав из квартиры, он перебегает дорогу и сразу же открывает дверь ключами, которые ему дала Ребекка. Дождавшись лифт, Леон заходит и переводит дыхание после бега, пытаясь подобрать в своей голове слова на тему того, что он говорил и знал, что она всё-таки человек.       Позвонив в дверной звонок и услышав в двери напротив шуршание, он поправляет футболку. Дверь открывает заспанная Ребекка с недовольным выражением лица и с немым вопросом о том, что он здесь делает в такое время. — Вам не спится, мистер Кеннеди? — потирая пальцами глаза, спрашивает Ребекка. — Свет горит, — Леон указывает пальцем на горящую люстру. — Думал, что ты тоже не спишь. — Уже нет, — Ребекка отпускает дверную ручку и возвращается обратно в квартиру. — Подожди на кухне, а я умоюсь, хорошо?       Леон кивает и сразу же заходит на кухню, осторожно прикрывая за собой входную дверь. Сев на стул, переплетает руки на груди и мысленно успокаивает себя, отгоняя мысли о том, что всё это довольно неловко выглядит. Он впервые за эти дни увидел её настолько уязвимой и спокойной, скорее всего. Даже не стала язвить ему, когда дверь открыла, а сразу же ушла. Но да — выглядело бы довольно комично, как девушка с растрёпанным высоким хвостом, гигантскими шортами и в футболке будет его соблазнять и язвить. Леон не сдерживает смешок и, поворачивая голову в сторону, встречается с уставшим взглядом Ребекки. — Зачем пришёл? — девушка отходит к холодильнику и достаёт оттуда бутылку с алкоголем. — Сама просила иногда заглядывать. — Но не, — Ребекка чуть наклоняется вперёд и переводит взгляд на часы, которые висят над барной стойкой, — в пять же утра. — Решил пораньше зайти, — Леон закатывает глаза и ухмыляется. — Потом же опять скажешь, что забыл. — У тебя хорошее настроение, — Ребекка делает пару глотков из горла и выдыхает. — Как прошло с копами? — Обычно, — флегматично отвечает Ребекка и садится на второй барный стул напротив Леона. — Выдвинули обвинения? — Нет, просто допрашивали пять часов о том, что произошло, — Ребекка закатывает глаза. — Ты же меня сам ждал напротив участка. — Ладно.       Леон выдыхает и, опираясь локтями о стол, прикрывает глаза, стараясь насладиться этой тишиной, которая не давит, заставляя вставить хоть какое-нибудь слово, а успокаивает и приятно обволакивает тело, шепча о том, что тут можно остановиться и передохнуть. Даже дыхание Ребекки и стук бутылки об стол не напрягают, а дополняют эту картину. Наверное, им стоит встречаться в такое время, пока эта женщина не оделась в свои противные рубашки и брюки, не нацепила на себя маску холодной суки, которая раздражает. В таком состоянии она ему больше напоминает человека. — Тебе стоит быть такой чаще, — вяло тянет Леон, не скрывая усмешки на губах. — М? — Ребекка переводит на него взгляд и старательно делает вид, что не замечает, как он практически засыпает за столом. — Какой? — Нормальной, — Леон потирает глаза и опускает голову на сгиб локтя. — Мечтай. Это была одноразовая акция. — Выбираю «один плюс один», — Леон гладит затылок рукой. — Возьми ещё стакан и пей из него. — Почему? — Ребекка тихо встаёт со стула и берёт с посудной сушилки стакан. — Из горла пьют только алкоголики. — Откуда знаешь? — она возвращается назад и наливает уже в стакан виски. — Отец так часто делал.       Леон начинает дышать более размеренно и спокойно, изредка дёргая рукой, пока проваливается в сон. Ребекка наблюдает за этой картиной, делая маленькие глотки из стакана, чтобы не наполнить его снова и не разбудить человека напротив. — Хорошо, что он давно умер, — тихо говорит девушка куда-то в пустоту, зная, что её фразу никто не услышит.       Наверное, это магия пяти утра, когда каждый уязвим настолько сильно, что можно наговорить много всего лишнего, а потом стыдиться каждой фразы и кричать, что «Это всё враньё!» Он такого не мог сказать. Ребекка усмехается и аккуратно ставит стакан на холодный стол, подмечая, что этот парень слишком уязвим во время сна. Словно ребёнок, который после долгой и насыщенной прогулки вернулся домой и уснул прямо за ужином, рассказывая, как погулял.       Где-то внутри себя Ребекка мысленно умоляет Леона, чтобы он больше не приходил к ней и не разбрасывался такими фразами, потому что однажды она сделает ему больно его же фактами из жизни. Сейчас у неё нет этого желания, но как только пробьёт десять утра, она станет собой. Обрастёт сотней иголок и лишится того человеческого, которое ещё живёт в ней по ночам. Ребекка хотела бы остаться такой навсегда, но тогда будет слишком больно, а разбитое сердце в сотый раз из-за такой мелочи собрать будет ещё сложнее.       Этот разговор она, к сожалению, не сможет забыть, но и использовать как-то против Леона не горит желанием. Это будет акция, которую он хотел, но только в этот раз. Тихо достав из шкафа одеяло, Ребекка подходит к Леону и укрывает, сдерживая в себе желание погладить его голову, чтобы не снились кошмары. Выпив остатки виски, девушка бросает тихое: «Спокойной ночи, мистер Леон Кеннеди» и уходит в сторону кровати, не издавая шума.

————————————

      Ребекка открывает глаза из-за постороннего шума и, недовольно приподнимаясь на локтях, смотрит на хмурого Леона, который пьёт кофе и нервно трясёт ногой. Стакан всё ещё стоит на столе, а одеяло аккуратно сложено на диване. Она не ожидала, что её безработная жизнь начнётся с такого раздражающего утра. Сузив глаза, пытаясь высмотреть время на часах, Ребекка с досадой встаёт с кровати и плетётся в ванну, стараясь делать вид, что в этой квартире нет никого, кроме неё. — Я пойду с тобой в участок, — Леон чешет указательным пальцем висок и прикрывает глаза. — Лучше вернитесь в свою квартиру, мистер Кеннеди, — подмечает Ребекка и хлопает дверью в ванную комнату. — Просил же так не называть! — чуть прикрикивает Леон, резко поднявшись с барного стула и уперев руки в холодный стол.       Леон выдыхает и запускает пальцы в волосы, стараясь хоть немного успокоить свою паранойю и сердце. Он просто устал от мыслей, которые постоянно меняются в его голове из-за каждого поступка Ребекки. Если она делает что-то хорошее или показывает свою «человеческую» сторону, то он начинает сомневаться в себе и в том, что она плохой человек. Если же она язвит или провоцирует, то он спокойно это принимает и хочет выбить это из её полумёртвого тела. Чего же именно хочет сам Леон? Убить или поверить?       Леон ковыряет ногтем заусенец на большом пальце и нервно кусает губы, стараясь привести свои мысли в фантомный порядок. Если он её сейчас убьёт, то провалит миссию, но сейчас шанс на такой шаг слишком хороший и манящий. Просто выбить дверь в ванную комнату, схватить её за волосы на затылке и разбить голову о раковину. Леон поворачивает голову в сторону ванной комнаты и встаёт со своего места, медленным шагом подходя к двери. Всё же закончится, если он просто дёрнет эту ручку. Ему нужно только три минуты и сорок секунд на это действие.       За дверью всё становится тихо, и Леон опускает пустой взгляд вниз, замечая через маленькую дверную щель, что тень стоит прямиком напротив двери. Если он сейчас откроет эту проклятую дверь, то сможет задушить и услышать звук её ломающейся шеи.       Голова ужасно раскалывается из-за этих мыслей, которые одновременно царапают окровавленными ногтями горло, заставляя задыхаться и скалиться, повторяя про себя, что всё это галлюцинации. Леон же пытался быть в её присутствии хорошим и терпеливым, скрывая свои желания, а она, эта безумная женщина, не оценила этого. Её можно просто убить, и всё будет хорошо. Но почему эти мысли вообще посещают его так резко и неожиданно?.. Как они вообще появились? Из-за чего?       Дрожащей рукой Леон аккуратно открывает дверь и делает шаг вперёд, опуская взгляд на Ребекку. Точно — она ему напоминает фарфоровую куклу из детства, которую он украл когда-то давно для девочки, которая ему нравилась. Бледная кожа, большие стеклянные серые глаза с густыми чёрными ресницами и бледные губы. Раздражает. — Хотите принять со мной ванну, мистер Кеннеди? — ухмыляется Ребекка, поправляя чёлку ногтями.       Леон медленно моргает, приходя в себя и возвращая контроль над собственными мыслями. — У меня болит голова, — потирая шею, отвечает Леон. — Где у тебя аптечка? — Не пользуюсь таким, — Ребекка пожимает плечами и отворачивается, включая кран. — Еды нет, аптечки тоже, — Леон скрещивает руки на груди. — Это точно твоя квартира? — Я не умею готовить, да и проблем со здоровьем у меня нет, — флегматично отвечает Ребекка и умывает лицо холодной водой. — Ещё вопросы? — Где твои родители? — Леон закатывает глаза и, замечая недовольный взгляд в отражении, поднимает руки вверх. — Ладно, сильно испугалась из-за вчерашнего? — Я же говорила, что нет, — она разворачивается, упираясь ладонями в край раковины. — Что-то ещё? — Да, — кивает Леон, стараясь подобрать в своей голове более правильные слова для такого предложения, но вместо этого говорит довольно резко: — Я перееду к тебе. — Нет.       Когда Ребекка пытается выйти из ванной, Леон довольно резко хватает её за локоть и разворачивает лицом к себе, смотря на неё сверху вниз. Почему она не может хотя бы сейчас с ним согласиться и успокоить свой скотский характер? — У тебя капилляры лопнули, — Ребекка аккуратно и ласково касается щеки Леона, а затем холодно добавляет: — Проваливай из моего дома.       Леон хватает тонкую кисть и сжимает со своей силы, притягивая к себе тело девушки довольно близко. Он жадно всматривается в лицо, искаженное от боли, и глаза, которые не отражают ничего, кроме презрения и жажды убийства. Чёрт, ему это всё-таки не показалось вчера, как он думал ранее. Она ничем не отличается от тех людей, что он встречал ранее, кроме одной вещи — это её память, которая может решить множество проблем, навалившихся на его голову из-за Испании.       Леон будет играть по её жестоким правилам и победит, не обращая внимания на побитое тело ребёнка, которое забилось в углу и просит о прощении, помощи и любви. Он уничтожит всё, что встанет на его пути сейчас, но одержит победу над этой женщиной и уйдёт на пенсию. Леон выбрал свой путь к свету в этот раз.