suffocation

      Леон выбивает дверь ногой и, опустив ладонь на кисть Ребекки, крепко её сжимает. Быстрым шагом подходит к лестнице, стараясь игнорировать собственные мысли о том, что они не смогут отсюда сбежать, и тяжёлое из-за усталости дыхание за спиной. Чёрт, она выдохлась из-за такой мелочи. Он бегло смотрит вниз, а затем по сторонам, прислушиваясь к любому лишнему звуку, который поможет ему узнать об опасности, что вскоре придёт сюда.       Всё должно было быть иначе. Они должны были спокойно закончить с поисками и уехать обратно в квартиру Ребекки, где он бы ходил кругами и делал недовольные и едкие замечания на тему того, что они зря ездили и он отсидел свой зад, пока сидел в этой ужасной машине. Всё должно было быть именно так, и никак иначе.       Чёрт. Леон слышит отдалённый звук разбивающейся вазы и несколько тяжёлых шагов, которые идут прямиком к ним. Сделав глубокий вдох, он крепче сжимает чужую руку и быстро спускается по лестнице, толкая Ребекку вперёд к двери и отпуская её. Девушка падает вперёд на колени и кривится от боли, пытаясь побыстрее встать и открыть дверь, но когда у неё это получается, она видит, как заражённые поворачивают свои головы и начинают идти в их сторону.       Ребекка громко хлопает дверью и сгибается практически вдвое, сжимая пальцами больные колени, и закрывает глаза, подавляя истерический смех. Это полный провал, где она не может контролировать ситуацию от слова совсем. Она пытается успокоить себя, считая в голове от одного до десяти. Всё будет хорошо, если она успокоится и начнёт думать рационально, пытаясь предугадать всё до самых мелочей.       У неё получается это довольно скверно, потому что такого в принципе не должно было быть, да и мысли не могут собраться воедино из-за этой ситуации. Она чувствует, как из-под ног вместе с полом уходит и драгоценное время, приближая неизбежное всё ближе и ближе. Отец же всегда говорил и клялся в том, что их дом будет самой надёжной крепостью без вирусов и документов с их исследованиями. Что тогда за чертовщина здесь происходит? Почему он вообще подумал о том, чтобы обмануть её с матерью? — Скажи, что у тебя есть план, — хрипит Ребекка, приоткрывая один глаз. — Да, но он тебе не понравится, — предупреждает Леон, убирая магазин обратно в оружие. — Бежать. — Чёрт, — смеётся Ребекка и проводит тыльной стороной ладони по лбу, — бросишь меня в такой ситуации? — Нет, — честно отвечает Леон и присаживается на корточки перед девушкой, — мы сможем сбежать вместе, если ты ответишь на мои вопросы, — Ребекка кивает и открывает глаза. — Сколько здесь людей работает? — Двадцать. — Есть другой выход? — Да, их несколько, но они уже, скорее всего, перекрыты. — Где они? — Леон слабо сжимает плечо Ребекки, стараясь её успокоить, потому что от этих ответов зависит и его жизнь тоже. — В столовой, но придётся идти в сторону, где до этого жил весь персонал. Через гостиную, и там будет выход в сад, — Ребекка проходит языком по сухим губам, — но тогда придётся делать круг вокруг дома, чтобы подойти к выходу за территорию. — Так, хорошо, молодец, — Леон встаёт и кладёт руку на макушку Ребекки. — Главное, чтобы ты была спокойна, и у нас всё получится. Хорошо помнишь план дома? — Идеально, — грустно ухмыляется девушка, и тут до неё наконец-то доходит. — Мы можем выбраться через мою комнату или кабинет отца. — Что? — Леон непонимающе смотрит на Ребекку. — О чём ты сейчас говоришь? — Рядом с окном в моей комнате, — девушка снимает туфли и затягивает хвост сильнее, — есть лестница, а в кабине отца есть заряженный револьвер. — Где твоя комната? — Леон слышит шум всё ближе и ближе. — Блять… Ребекка шумно выдыхает и скидывает на пол чёрный пиджак, молясь о том, чтобы она смогла добежать хотя бы до комнаты и не упасть по дороге. Она резко открывает входную дверь и, схватив руку Леона, тянет его обратно наверх по лестнице, внимательно разглядывая каждую ступеньку, чтобы не упасть. Они бегут в сторону кабинета, но тут Ребекка поворачивает налево и забегает в другой коридор, стараясь не оглядываться назад, потому что слышит приближение заражённых.       Сердце бешено стучит, и дышать становится тяжелее; Ребекка зажмуривает глаза на секунду, надеясь, что хотя бы сердце на мгновение успокоится и даст ей добежать до комнаты. Им осталось ещё немного, совсем чуть-чуть до её комнаты, где она провела всё своё детство. Она указывает пальцем на самую дальнюю дверь и замедляется, понимая, что сил на дальнейший бег уже не хватает.       Леон останавливается и закидывает её на плечо одним резким движением, чувствуя тяжёлое и горячее дыхание на позвоночнике. Он выбивает дверь ногой и, скинув Ребекку на кровать, сразу начинает блокировать вход шкафом, не обращая внимания на то, что за ним что-то находилось. Времени на это совершенно не было, но с каждым движением когда-то спрятанная картина наклонялась всё больше и больше.       Забаррикадировав выход шкафом, Леон облокачивается на стену и пытается отдышаться, чтобы продолжить этот забег со смертью. Он вздрагивает от неожиданности, когда слышит, как на пол что-то упало с довольно громким звуком, и переводит взгляд на Ребекку, которая приподнимается на локтях, пытаясь привести дыхание в норму.       Её глаза расширяются, когда она опускает взгляд на пол и, тяжело дыша, сползает с кровати, подползая к довольно большому холсту. Внутри неё всё переворачивается, когда она понимает, что именно упало. Сев на колени, Ребекка пытается поднять картину, стараясь скрыть панику в своих глазах. Её спасение и секрет никто не должен видеть. Её спасение и секрет — это то, что принадлежит только ей, и никому больше. Она не может оставить их здесь. — У нас нет на это времени, Ребекка, — Леон вытирает лоб от пота и аккуратно подхватывает пальцами локоть Ребекки. — Я не могу, — её губы дрожат, — не могу… — Нам нужно уходить.       Леон не церемонится и в этот раз хватает локоть Ребекки, оттягивая её назад. Холст вновь падает в их сторону, но парень просто выставляет руку вперёд и, останавливая его, внимательно смотрит на девушку, пытаясь понять причину её бегающих глаз. Он хмурится и поворачивает голову в сторону холста, подавляя нервный смешок. Всё становится более запутанным, чем Леон ранее предполагал, потому что с картины на него смотрит он сам из девяносто восьмого и улыбается так ярко, как он только мог в то время.       Слишком много вопросов сразу же всплывают в его голове, но вместо того, чтобы озвучить их, Леон отталкивает картину обратно к стене, крепко сжимая локоть Ребекки. Он потом со всем обязательно разберётся, а сейчас нужно уходить отсюда. Потому что за дверью звуки становятся всё отчётливее и агрессивнее. Как только он подходит к окну и выбивает его локтем, выглядывает на улицу, стараясь увидеть хоть кого-то. — Никого, — констатирует данный факт Леон и, перекинув ногу через окно, выбирается наружу. — Ты идёшь? — Да, — хрипит Ребекка, сжимая оконную раму с остатками стекла.       Она ненавидит себя, когда в последний раз смотрит на холст, и отворачивается. Она ненавидит себя, когда чувствует, что стекло впивается в кожу. Она ненавидит себя, когда перекидывает ногу через раму и выбирается наружу. Она ненавидит себя, когда спускается вниз по деревянной лестнице, оставляя небольшой кровавый след. Она ненавидит себя, когда чувствует траву под босыми ногами. Она ненавидит себя, когда понимает, что вся её жизнь разрушилась окончательно. Она ненавидит себя так сильно, что хочет остановиться и сдаться.       Ребекка стоит напротив лестницы и крепко сжимает деревянную перегородку, смотря на окно своей комнаты. Воспоминания разрывают не только голову, но и сердце, которое всё ещё продолжает быстро биться и болеть, требуя, чтобы она выплакала целое море. Она же правда была хорошей и делала всё, что от неё требовали: терпела, запоминала, скрывала секреты и жила по указам семьи, если не смотреть на выбор профессии. Но что она получила за это? Ничего, кроме того, что отобрали последнее, делающее её обычным человеком.       Осмотревшись вокруг, Леон аккуратно, стараясь в этот раз не навредить, отцепляет пальцы Ребекки от перегородки и, сжимая её ладонь, ведёт к ограждению. Он не оборачивается, чувствуя мелкую дрожь и холодную руку в своей горячей и обжигающей до самых потаённых уголков души. Оглянувшись последний раз на дом и на разбитую вдребезги Ребекку на фоне, Леон подсаживает её, чтобы она зацепилась и смогла хотя бы присесть на ограждение. Когда у неё это получается с пятой попытки, он сам довольно быстро забирается наверх и спрыгивает.       Повернувшись к девушке, он вытягивает руки в её сторону, чтобы она спрыгнула и не поранилась. Ребекка сразу же прыгает и, чувствуя руки на своей талии и под коленями, впивается ногтями в шею Леона, стараясь подавить приступ тошноты из-за такого прикосновения. Он шипит и отпускает её на землю, сразу же переводя взгляд на ноги Ребекки. — Стой, — он вытягивает ладонь перед её лицом и присаживается на колено, развязывая шнурки на своих берцах. — Зачем ты это делаешь? — шёпотом спрашивает Ребекка, пряча руки за спиной и поджимая пальцы на ногах. — Ты можешь пораниться, если будешь вести машину в таком виде, — не поднимая голову, спокойно отвечает Леон. — Да и это же всё из-за… — Почему ты не спрашиваешь про картину, которую увидел? — перебивает и наклоняет голову вбок. — Если спрошу, ответишь? — Скорее всего. — Да или нет, Ребекка, — Леон поднимает голову. — Да, — девушка прикрывает глаза, сжимая кисть за своей спиной, — отвечу на любой твой вопрос. — Почему ты нарисовала меня? — он кладёт локоть на колено и, чуть помотав головой, задаёт другой вопрос: — Нет, не так… Почему ты мне раньше не сказала, что знаешь меня? — Ты очень сильно изменился с того времени, — спокойно отвечает Ребекка. — У меня была только размазанная фотография с камер, но она помогла мне вернуться к жизни. Я поняла это в тот момент, когда увидела, как ты спишь, но мне нужно было убедиться. Ещё один вопрос. — Что? — Задай мне ещё один вопрос, — уже требует Ребекка, опуская голову. — Быстрее, пока я не передумала. — Хорошо, — кивает Леон, — ты знаешь о событиях в Раккун-Сити? — Да. Я знаю абсолютно всё, что там произошло, — язык начинает заплетаться, но Ребекка не останавливается, — кто виноват, что там исследовали и тех, кто попадал на камеры. Ещё вопрос. — Почему ты меня нарисовала? — Леон встаёт и, смотря на Ребекку сверху вниз, сжимает её плечи. — Почему ты всё это время не говорила мне всё прямо? Если я сейчас задам вопрос о твоих родителях, что тогда будет? — Я не могла рисовать тогда из-за одного случая, — девушка поджимает губы и поднимает кулак, оттопыривая большой палец. — Твоя фотография мне помогла, потому что ты был более жалким на моём фоне, да и я думала, что ты мёртв, — указательный палец, — если расскажу всё, то умру, — средний, — я больше не отвечу на твои вопросы. — Ладно, — ладони Леона скользят вниз до локтей, — могу задать последний вопрос? — Задавай. — Ты знала, что в этом доме не было никаких документов?       Ребекка бегает глазами по земле и ботинкам, стараясь придумать более правдоподобный ответ, который может быть похожим на правду на все сто процентов. Леон не даёт ей сосредоточиться, надавливая большими пальцами на вены и своим тяжёлым дыханием, опаляющим макушку. Он уже понял, но где-то внутри него всё горит и разрушается, потому что она всё знала и даже не отрицает этого, сохраняя молчание. Неужели он вновь совершил эту ошибку, когда поверил женщине, которую встретил на миссии?       И на этот раз осознание намного больнее. Он оправдывал Ребекку и верил, что она лучше, чем Ада хотя бы в этом. Ему и правда стоило тогда пойти, извиниться и работать с ней, а не терять время здесь. Чёрт. Леон отходит на несколько шагов назад и трёт пальцами переносицу, стараясь придумать повод или хотя бы что-то, что поможет ему найти Аду в этот раз. — Документы всегда были рядом с тобой, — разочарованно отвечает Ребекка и несколько раз бьёт указательным пальцем по виску, — они в моей голове. Хочешь спросить что-то ещё? — она поднимает голову и улыбается так разочарованно, грустно и до боли в сердце фальшиво. — Ты мне доверяешь? — Нет.       Леон разочарованно кивает и, осмотревшись, замечает силуэт машины Ребекки, которая стоит довольно далеко от них. Если пойдёт сама, то может повредить себе что-нибудь, но если он начнёт переобувать её тут, то она упадёт и точно что-то сломает. Худая и хрупкая же до ужаса, которая даже питаться нормально не может. Щёлкнув пальцами, Леон подходит ближе к Ребекке и, разворачиваясь к ней спиной, присаживается на корточки.       Он смотрит на неё через плечо и изгибает бровь — мол, кого она ждёт. Ребекка лишь презрительно цокает языком и, немного выждав, аккуратно забирается на его спину и крепко обхватывает шею, недовольно выдыхая в его ухо. Леон встаёт и немного подкидывает Ребекку, аккуратно подхватывая её под колени. — Ребекка, — шипит Леон, чувствуя, как от чужого дыхания у него начинает потеть ухо, — ещё раз так сделаешь, и я кину тебя в кусты. — Тогда уехать отсюда не сможешь, — разочарованно выдыхает девушка, поднимая голову вверх, рассматривая ночное небо. — Или ты украдёшь чужую машину? — Я просто на время её возьму. — Конечно, — Ребекка наклоняется немного назад, — а потом вернуть не сможешь. — Эй! — Леон немного тянет назад из-за её действий. — Не делай так. — Знаешь, ты первый, кто меня так несёт, — она поднимает одну руку вверх. — Хочешь, чтобы я влюбилась в тебя? — Ты всё ещё не в моём вкусе, — он самодовольно хмыкает, — да и я тебе утром не нравился. Уже передумать успела? — Нет, — Ребекка прижимается ближе, укладывая свой подбородок на его макушку, — просто ты такой язвительный до ужаса, что тебе язык надо отрезать. — Вот это заявление, — смеётся Леон, подкидывая Ребекку.       Девушка сильнее впивается в его плечи, заставляя недовольно зашипеть от боли. Будучи удовлетворённой собственными действиями, Ребекка вновь поднимает голову, рассматривая ночное небо. Если раньше она смотрела на него всегда в моменты всепоглощающих и разрывающих грусти и ненависти, сжигающих всё на своём пути, включая её саму, то сейчас, в момент какого-то неизвестного спокойствия, Ребекка ощущает себя почти живой, покачивая ногами навесу. Будто она снова ребёнок и сидит на качелях, пытаясь дотянуться до солнца.       Вот только сейчас она уже взрослая и пытается дотянуться до луны или хотя бы звёзд, чтобы схватить их, сильно сжать в кулак и, раскрыв ладонь, посмотреть на рассыпающие горячие искры, которые будут больно царапать и обжигать. Ребекка опускает взгляд вниз, рассматривая волосы Леона, которые из-за лунного света отдают серебром. Интересно, сможет ли он в конце стать её луной, которая спрячет и уничтожит всё, что с ней связано?       Леон открывает дверцу около водительского сидения и, развернувшись, опускается на корточки, давая Ребекке сесть. Она самодовольно хмыкает, когда он поворачивается к ней, и пытается развернуться, но её останавливает рука Леона. Сохраняя молчание, снимает с себя ботинки и, аккуратно взяв щиколотку Ребекки в ладонь, выжидающе смотрит на неё. Ребекка сглатывает, но просовывает ногу в довольно большой для неё ботинок, позволяя сделать то же самое и со второй ногой. — Вот и всё, — парень встаёт и скрещивает руки на груди. — Удобно? — Наверное, — скользнув языком по внутренней стороне щеки, отвечает Ребекка и усаживается более удобно. — Всё ещё мне не доверяешь? — Нет, — натягивая дежурную улыбку, девушка закрывает дверцу.       Вдохнув холодного воздуха, Леон съёживается от осознания того, что всё это время был в водолазке с коротким рукавом, и переводит взгляд на Ребекку, которая сидит в рубашке и брюках. Если он не заболеет из-за такой погоды, то она, скорее всего, да. И именно от этих мыслей ему хочется взорваться и сбежать куда-нибудь далеко, ведь за ней никто не будет приглядывать, кроме него. Он облокачивается на машину ладонями и, закрыв глаза, опускает голову. Ему надо будет возиться с больной. Чёрт.       Ребекка стучит костяшкой по окну, привлекая внимание Леона, и просит его взглядом скорее сесть в машину. Он делает это довольно быстро, но, сев на пассажирское сидение, сразу же отворачивается, не сдерживая разочарованный вздох, наполненный вселенской грустью. — Что опять случилось? — спрашивает Ребекка, нервно стуча пальцем по рулю. — Ты заболеешь и будешь ещё более невыносимой. — И всё? — поворачивается она, изогнув бровь. — Это всё, что тебя беспокоит? — Нет, — Леон смотрит в зеркало заднего вида, почесав пальцем нос. — Если в доме твоего отца ничего не было изначально про исследования, то должно быть что-то в офисе, верно? — Я не собираюсь ехать в офис отца до выставки, — честно отвечает девушка, закидывая руку за сидение Леона и выезжая с парковочного места. — Или тебе нужно прямо сейчас туда? — Не волнуешься за своих родителей? — Леон сжимает челюсть, отворачиваясь к окну. — Не думала, что они могут быть мертвы? — Они не могут умереть так просто. — Если они… — Нет, — довольно резко перебивает Ребекка, сжимая руль одной рукой, — они не могут умереть. — Почему ты так уверена в этом? — Мои родители с того света восстанут, если надо будет в очередной раз доказать, что моё существование и деньги — это их заслуга. Да и они довольно своенравные, понимаешь? — она закуривает. — Однажды, когда я впервые за долгое время прогуляла школу, они целую неделю после уроков заставляли проходить один и тот же материал, который был в тот день. — Это странно, — кивает Леон. — Когда я прогулял уроки, чтобы поиграть в баскетбол, воспитатель отчитывал меня три часа, говоря, — парень поправляет невидимые очки и делает голос выше, — «Ты понимаешь, что теряешь важные знания? Они тебе могут понадобиться в будущем, а ты так просто ушёл с них». — Что за такие важные предметы ты тогда прогулял? — Препарирование лягушки на биологии и Шекспира, — Леон прикрывает глаза, стараясь не рассмеяться из-за воспоминания. — И я долгое время жду, когда на одном задании смогу цитировать Шекспира и препарировать лягушку параллельно. А ты что прогуляла? — Высшая математика, экономическая теория, психология и латынь. — Это тебе сколько лет было? — Четырнадцать. — Тц, — Леон цокает языком и отворачивается, — у тебя была странная школа. — Знаю, — Ребекка вздыхает и выкидывает окурок в окно, — это была закрытая школа-интернат. — Как тогда узнали о твоём прогуле? — Не знаю, — она пожимает плечами, — наверное, из-за того, что я просто вышла за пределы школы через главные ворота. — Так не сбегают. — Скажи это, когда мне снова будет четырнадцать. — Договорились. Когда мне исполнится шестнадцать, жди у своей школы для богатых, — в шутку бросает Леон, не смотря на Ребекку. — Обязательно буду ждать, — грустно усмехается девушка.       Она знает, что этого никогда не произойдёт в этой жизни или какой-нибудь другой. Они изначально слишком разные из-за своих семей и взглядов на жизнь, которые даже по случайным обстоятельствам не смогут пересечься. Они — две параллельные прямые в прошлом, настоящем и будущем. Просто идут к одной цели, но разными способами. Леон хочет выполнить задание, а Ребекка — вернуть свою спокойную жизнь. Чтобы достичь этого результата, им двоим просто нужно разобраться с тем, что создало эту проблему.       Они могут даже разговаривать сутками, если будет потребность, но, когда они придут к цели, то просто разойдутся, тихо развернувшись и возвращаясь в привычную жизнь. Ребекка будет рисовать и преподавать, стараясь побороть себя в некоторых моментах, найдёт постоянные или временные отношения и будет топить своё одиночество в алкоголе. Леон же будет решать чужие проблемы, мечтать об отношениях и бороться.       Если же они останутся вместе, то что их ждёт в будущем, кроме вечных ссор и драк? Яркие моменты, когда они спокойно разговаривают, или то, как Леон, пытаясь вызвать хоть какую-то эмоцию у Ребекки, расскажет, что вновь встретил Аду? Они убьют друг друга. Уничтожат и втопчут в грязь, потому что будут доказывать не только самим себе, но и друг другу, что сильнее, злее и страшнее. Их судьба вместе довольно трагична, потому что они сломанные и никому не нужные.       Но Ребекка всегда будет помнить его самые красивые в мире серые глаза, наполненные болью, злостью и жаждой крови. Его прикосновения, которые не вызывали у неё приступ удушья и желания забиться в угол. Его голос, который отдавал холодом и злостью, когда он говорил о том, что ей стоит лучше питаться, перестать курить и пить. Как он с лицом победителя выкидывал её сигареты и повторял, что она не в его вкусе. Ребекка будет помнить обо всём хорошем не из-за своей памяти, а из-за того, что ей этого хочется. Впервые за столько лет она сама хочет всё запомнить, зная, что Леон через время всё обязательно забудет.       Она будет хранить это всё в своей голове одна, надеясь, что в старости найдёт его в кресле в каком-нибудь доме престарелых и всё расскажет. И обязательно добавит, что Леон научил её сбегать из школы, когда они были детьми, чтобы хоть где-то их обещание стало горькой правдой.       Вот только она не знает, что Леон тоже будет её помнить. Её ярко-красные волосы в высоком хвосте или неаккуратной косичке для сна. Её тонкие и испачканные в краске руки, которые рисуют и не могут остановиться, словно от этого зависит её жизнь. Её язвительные комментарии на всё, что он говорит. Она всегда ему отвечает прямо. Её спящее лицо, когда она дышит рвано, чуть открыв рот, и ворочается, сбрасывая с себя одеяло.       Он не начинает в неё влюбляться или любить, а просто живёт с ней, поправляя подушку и укрывая одеялом, когда она спит; делая кофе, когда она рисует; принося ей стакан воды, когда будит её утром. Он не любит её, как и она его. Просыпаясь поздно ночью и сдерживая себя, чтобы не погладить его светлые волосы, когда он кривится из-за плохого сна; пытаясь нарисовать в точности его глаза, принимая ванну; не требуя с него приготовить рыбу, когда он в первый раз скривился из-за запаха и вида.       Они просто «случайные соседи», которые скоро вернутся к началу.