Сердце леса

Му Цин в его одежде. Му Цин сидит рядом с ним. Му Цин улыбается и отпускает очередную ехидную ремарку относительно умственных способностей Фэн Синя. Улыбается. Красивый. Какой же он красивый. Му Цин. Му Цин. Му Цин. Да что же такое происходит? Почему Фэн Синь не может перестать о нем думать? Даже Цзянь Лань заметила. Сказала, что он будто и не с ней, будто где-то в другом месте. А он и был в другом месте. Жил от ночи до ночи, когда бежал с восторгом на встречу к своему оленю. Который так и встречал его оленем в половине случаев. Приходилось его отчитывать и требовать перекинуться. Хорошо, что Фэн Синь всегда носил с собой комплект запасной одежды, в который можно было нарядить друга. Который подчеркивал его тонкую талию, широкие плечи и длинные ноги. Му Цин после возвращал их, выстиранные и пахнущие хвоей, как бы Фэн Синь не уговаривал его оставить одежду себе. В какой-то момент у них, кажется, образовалась новая динамика. Зря Фэн Синь волновался, что им будет сложно, когда выяснилось, что Му Цин умеет разговаривать и ходить на двух ногах. Они препирались, Му Цин вредничал и пытался бодаться, носил оленью кожу, сидел рядом с ним. Очень близко. Так, что можно было почувствовать тепло его тела. Отшатывался, если они случайно соприкасались, но разрешал чесать себя и гладить по загривку в оленьей форме. Разговаривали. Му Цин много знал. О лесе, об истории города. Травил охотничьи байки, которые подслушал где-то за годы своей жизни. У него был острый ум, отличная память, отвратительное чувство юмора и невероятная, неземная улыбка. Разве можно было быть мыслями где-то еще, когда был Му Цин. Цзянь Лань он, конечно, так не сказал. Она была его невестой и наверняка обиделась бы. Друг или не друг, а девушки не любят, когда они не на первом месте. Она, конечно, была на первом месте, у них в конце концов свадьба и целая долгая и счастливая совместная жизнь впереди. Правда, он бы не смог ей это доказать. Потому что Му Цин… Фэн Синь вздохнул. Он медленно брел по проторенной дорожке к поляне, где обычно встречался со своим иногда мохнатым другом. Охота на легендарного оленя, чья кровь могла исцелить любую болезнь, все еще продолжалась, поэтому приходилось постоянно оглядываться и убеждаться, что за ним никто не следует. Лес расступился, открывая вид на журчащую речку, прозрачную россыпь снега поверх пожухшей травы и тонкого высокого молодого человека, залитого лунным светом. Тяжелые блестящие волосы бликовали ослепительной белизной, глубокие тени подчеркивали острые скулы и изящный изгиб губ. Му Цин сидел на берегу и внимательно вглядывался в воду. Что он там ищет в такой темноте? Фэн Синь, медленно и целенаправленно наступая на мелкие ветки, чтобы не испугать своим появлением компаньона, двинулся к реке. Широкая сильная спина, по которой разлилась увесистая ткань мантии, напряглась, но больше никаких признаков узнавания Му Цин не подал. В ночи дно мелкой речушки выглядело черным, высмотреть там хоть что-то казалось невозможным. Фэн Синь встал рядом и попытался понять, что именно ищет его друг внизу. Ничего. Журчание и легкая рябь на поверхности. — Му Цин? — шепотом спросил он. Му Цин ничего не ответил, только махнул рукой, подзывая Фэн Синя к себе. На дне покрытой едва подмерзшей корочкой льда плыла одинокая рыбешка. Мелкие переливающиеся чешуйки голубого цвета мерцали в свете луны, создавая поистине завораживающее зрелище. — Зимой, — тихо прошептал Фэн Синь вглядываясь в воду. — Зимой, — подтвердил Му Цин. — Они обычно впадают в спячку к этому времени, теплолюбивые они. Фэн Синь повернулся и вгляделся в до каждой черточки знакомое лицо. Он любовался Му Цином так часто, что выучил его наизусть. В мелкой складочке между бровей пряталась удивленная внимательность, его другу действительно нравилось наблюдать за отбившейся от косяка рыбой. Длинные шелковистые пряди разметались по плечам, челка падала на щеки, закрывая часть обзора. Не задумываясь о том, что делает, Фэн Синь потянулся и заправил прядь за ухо: хотелось рассмотреть освещенное луной лицо лучше, поймать каждый нюанс сосредоточенного выражения. — Фэн Синь? — Му Цин повернулся и склонил голову набок. Накрыло чувством дежавю. Он уже делал так, и получил тогда точно такую же реакцию. Озадаченную и словно ищущую что-то в нем. В прошлый раз Фэн Синь смутился и придумал какую-то нелепую отговорку, но теперь все было иначе. Ему же не нужно оправдываться для того, чтобы коснуться своего хорошего друга, правда? — Просто захотелось. — Уверенный в своей позиции кивнул головой Фэн Синь. — Захотелось? — Му Цин ухмыльнулся и поднял одну бровь. Снова насмехался. Стало неловко. А может быть, трогать его можно было только оленем? Может быть, Фэн Синь чего-то не понимал в своем собеседнике? Может быть?.. Тонкая изящная ладонь потянула его за хвост. — Эй, ты что творишь?! — возмутился Фэн Синь и шарахнулся в сторону. — Просто захотелось, — с усмешкой передразнил Му Цин. — Я же тебя за патлы твои длиннющие не таскал! — Фэн Синь встал над Му Цином и скрестил руки на груди. — Зачем к хвосту лезешь? Му Цин неприятно хихикнул и тоже поднялся на ноги. — Тебе же можно, значит и мне можно. — Я тебе! — рыкнул Фэн Синь и, ловко извернувшись, нырнул Му Цину за спину. Потянул за шелковистые пряди так сильно, что голова противника дернулась назад. Му Цин зашипел и резко развернулся, и ринулся на противника. Тонкая длинная заколка слетела с темных угольно-черных волос и поскакала по подмерзшей земле. Роскошный темный водопад разлился по широким изящным плечам. Фэн Синь замер, открыв рот, завороженный зрелищем. — Му Цин, я… С воинственным кличем Му Цин врезался Фэн Синю в груди, и они оба, неловко взмахнув руками и поскальзываясь на тонкой корочке льда, рухнули в реку, спугнув заблудившуюся в зимней ночи рыбешку, которой любовался Му Цин. Холодно. Ледяной журчащий поток пропитывал даже нижние слои одежды, посылая волны дрожи вдоль позвоночника. Конечности быстро начали неметь, тяжелая ткань тянула вниз. Загривка неожиданно коснулось что-то теплое. Слабый источник, но почти обжигающий в сравнении с речной водой. Резким движением, потащило вверх, натягивая воротник мантии и заставляя закашляться. — Ты совсем из ума выжил что ли? — перед носом возникло лицо Му Цина. Злющее и испуганное в равной мере. — Я? А что я? — не остался в долгу Фэн Синь, откашливаясь и быстро приходя в себя. — Это ты на меня налетел со всей дури, что я должен был сделать? — Ты должен был удержаться на ногах, а не считать ворон, как растерянная барышня! — красивое рассерженное лицо снова оказалось слишком близко. Обычно бледная кожа окрасилась ярким румянцем, по щекам стекали тонкие струйки воды с челки. Темные пряди липли к шее и лбу, делая Му Цина похожим на рассерженную промокшую кошку. Милым. Все еще нереально прекрасным. Словно в тумане, загипнотизированный приглушенным светом луны и желанием дрожащего тела найти источник тепла, Фэн Синь подался вперед, прижимаясь к гибкому телу, затянутому в его, Фэн Синя, одежду. Недовольный изгиб рта превратился в удивленное «о», но дожидаться осознанной реакции не хотелось. Холодные губы накрыли чужие, Му Цин дернулся в объятиях и сдавленно застонал. После секундного замешательства обвил руками талию Фэн Синя и, резко выдохнув, включился в процесс. Сладко, томно, неловко, словно это было впервые для них обоих. Они дрожали, то ли от пронизывающего зимнего холода, замораживающего влажную одежду, то ли от напряжения и страха отстраниться, разбить хрупкость момента, необходимости столкнуться с последствиями. Му Цин пришел в себя первым. Узкие изящные ладони уперлись Фэн Синю в грудь и мягко, но настойчиво оттолкнули. — Нет, Фэн Синь, — хрипло и тише, чем обычно, сказал он. — Мы не можем. — Почему нет? — из чистого духа противоречия, понимая, что это спор приведет ни к чему, но не желая сдаваться, нахмурился Фэн Синь. Он еще не совсем осознавал, что именно только что произошло, как это назвать, и что теперь с этим делать. С друзьями же не целуются? Или целуются? Это же обычно зарезервировано для жен. А женами могут быть только женщины, как Цзянь Лань. А тут… Му Цин. — Потому что ты женишься через два месяца, Фэн Синь. — Красивое лицо исказилось, словно Му Цину было больно это говорить. — Но я ведь… — Фэн Синь понял, что ответить на это ему нечего. И правда ведь свадьба через два месяца, а Цзянь Лань, наверное, не оценит, если он будет целоваться со своим другом среди леса. — Иди домой, Фэн Синь, — тихо, но уверенно сказал Му Цин. — Тебя там ждут. Он развернулся и, хлюпая высокими сапогами из оленьей кожи, выбрался из реки и, отряхнувшись по-оленьи, направился в лес. Хотелось остановить его. Крикнуть вслед, как он дорог, как Фэн Синь уже совсем не помнит, каково это — жить без ночных встреч в лесу — как Му Цин, наверное, простудится, если сейчас же не снимет мокрое, как Фэн Синь будет по нему скучать-скучать-скучать. Слова не шли, в голове был полный бардак, картина мира рушилась на глазах, а дома ждала Цзянь Лань. Все еще родная и близкая, но не Му Цин. Еле выкарабкавшись на берег, Фэн Синь выжал мантию, вылил воду из сапог и, полный тяжелых дум и горького непонимания, побрел в сторону поместья. Спросить совета было не у кого, а самому разобраться с такой головоломкой казалось задачей непосильной. Может быть, пора было съездить повидаться с Се Лянем. *** Шестое полнолуние по счету в одиночестве. Не то, чтобы Му Цин активно их считал, само как-то получалось. Интересно, а сколько их он провел в компании неугомонного, задорного, пусть и не очень смекалистого человека? Наверное, больше пятидесяти. Достаточно ли это для того, чтобы заметить, когда шум и гомон исчезают? Для того, чтобы начать тосковать по чьему-то присутствию? Для того, чтобы день за днем приходить на одну и ту же поляну в надежде, что сегодня тут будет громко? Правильного ответа Му Цин не знал, но собственное поведение и необычные для его размеренной, тихой жизни в лесу порывы говорили о том, что достаточно. Достаточно для того, чтобы заметить, достаточно для того, чтобы чувствовать себя странно оставленным и странно обделенным. Он понимал, что любые люди — явление временное: они приходят и уходят раз в столетие. Это было в теории. Раньше ему не доводилось подпускать одного из них настолько близко, поэтому то, что происходило с ним сейчас, оказалось удивительным и неприятным открытием. Нужно было сразу предполагать, что Фэн Синь обзаведется семьей и исчезнет, занятый своим человеческими проблемами и переживаниями. Правда сложно было догадаться, что произойдет все именно так: среди ночи, в ледяной реке, после странного, неожиданного поцелуя. Поцелуй. Такое случалось с Му Цином впервые. Он был знаком с человеческой культурой достаточно хорошо, чтобы понимать, что именно это значит, и как его трактовать. Раньше ему никогда не хотелось поцеловать кого-то. Да и в этот раз он бы не подумал о такой возможности, если бы Фэн Синь не сделал это первым. В тот день самым удивительным для Му Цина стал тот факт, что он ответил. Что было в нем что-то хотевшее и поощрявшее такое развитие событий. Теперь, шесть лун спустя он осознавал, что назревало все это давно, он просто не распознал признаки сразу. А когда распознал, было уже поздно: Фэн Синь больше не возвращался. Наверное, оно и к лучшему. У людей считается дурным тоном целоваться с кем-то кроме невесты за два месяца до свадьбы. Му Цин мог это понять. Он бы тоже не хотел, чтобы дорогой ему человек целовался с кем-то еще. К сожалению, его желания в данный момент значения не имели: человеку — человечья жизнь. Жена, дети, поместье и охота по выходным. Му Цин вздохнул и поднялся с бревна, на котором сидел. Стоило прекращать приходить сюда каждый день: Фэн Синь скорее всего уже и думать забыл о каком-то там духе леса. У людей был удивительно короткая память. При мысли о том, что Фэн Синь мог забыть о нем, накатывала волна раздражения. Даже у людей считалось дурным тоном целоваться, а потом исчезать. На полгода или навсегда. Недовольно фыркнув, Му Цин направился к краю поляны. Больше он сюда не придет, сколько можно ждать у моря погоды, когда никакой благодарности он за это не дождется все равно. Треск веток и тихое шуршание вырвали его из дум и заставили развернуться, приняв защитную стойку. Звуки становились громче, кто-то приближался. На Му Цина все еще охотились, но, конечно же, не могли знать, что у него была человеческая форма. Впрочем, опираться на ощущение мнимой безопасности не стоило, в лесу всякого хватало. Спустя пару минут на поляну, сгорбившись и опустив голову, вышел тот, кого Му Цин ждал все это время. Правда не в таком виде. Неаккуратно застегнутая мантия, осунувшееся лицо, темные круги под глазами. Фэн Синь был бледной тенью себя самого примерно полгода назад. — Фэн Синь? — Му Цин медленно и осторожно подошел ближе. Раздражение на блудного человека сменилось волнением. Что-то произошло? Ореховые глаза вскинулись на него с отчаянной надеждой. — Му Цин — едва слышный шепот, что-то похожее на всхлип и вздох одновременно. — Му Цин. Фэн Синь, спотыкаясь и поскальзываясь с весенней грязи почти бегом бросился к нему. Упал на колени, уткнулся головой в бедро и… расплакался. Горько и надрывно. Му Цин растерянно моргнул и застыл. Он понятия не имел, что делать в такой ситуации, и как на нее реагировать. Легонько похлопал его по макушке и нахмурился. Кажется, Фэн Синь воспринял это, как поощрение продолжать, потому что он крепко обхватил его руками за талию и развылся еще отчаяннее. Ну совсем уж дикая ситуация. А что бы на месте Му Цина сделал среднестатистический человек? Попытался утешить, наверное? Может быть?.. Тонкая ладонь осторожно скользнула по мягким каштановым волосам, поглаживая и вытягивая спутанные пряди из неаккуратного хвоста. Прошлась по плечам и загривку. Снова и снова, пока горькие рыдания не сошли тихо на нет. Пока они не остались вдвоем в тишине ночного леса, в обнимку, прижимаясь друг к другу. Му Цина тихо душило чувство беспомощности. Фэн Синю было плохо, он был близким и дорогим, а Му Цин понятия не имел, что с этим делать, как помочь. — Что случилось? — наконец тихо решился спросить он. — Цзянь Лань… умирает, — хрипло прошептал в ответ Фэн Синь. — Умирает? — не то с удивлением, не то с недоверием уточнил Му Цин. — Да. Она беременна, — Фэн Синь поднял на него красные заплаканные глаза и, видимо, для того чтобы звучало убедительно, потряс Му Цина, держась за его талию. — Понимаешь, беременна. У нас должен быть ребенок скоро. А она умирает! Му Цин моргнул. Если бы умирал сам Фэн Синь, он бы расстроился, поэтому печаль собеседника была ему понятна. — Что-то не так с беременностью? — тихо спросил Му Цин. — Нет! В том-то и дело, что нет! — Фэн Синь вскочил и начал метаться по поляне, как лев в клетке. — Все было хорошо. Свадьба, переезд, начало беременности. А потом… — он сделал паузу и нахмурился так, словно произносить следующие слова ему было больно. — Поветрие ликов. Я думал, что нас не коснется, думал, что худшее, что произошло — охота на тебя, и мы нашли решение. А теперь вот… теперь я сам… Фэн Синь застыл и посмотрел на Му Цина, закусив губу. Нет! Не может такого быть! Вдоль позвоночника прокатилась волна холодной дрожи. Не веря в происходящее, Му Цин сделал шаг назад. Теперь Фэн Синь сам что? Втерся в доверие, полез целоваться для того, чтобы предать и… — Убить? Ты хочешь меня убить? — прорычал он и сделал еще один шаг назад. — Не бывать этому! — Я… что? — лицо Фэн Синя удивленно вытянулось, и он замер на месте, выглядя ошарашенным, но заметить это Му Цин уже не смог. — Я так и знал, что вам, людям, доверять нельзя! Думал, что ты другой! Думал, что особенный! Думал, что к тебе можно привязаться! А ты! — Му Цин фыркнул и повел плечами. — Оказался таким же, как и все остальные! Вы, люди — сплошное разочарование! Убирайся отсюда, я не дам себя убить! — А ну заткнись! — рявкнул Фэн Синь и угрожающе пошел в его сторону. Пришлось сделать еще шаг назад. — Какой же ты ублюдок, Му Цин! Да как тебе такое вообще в голову пришло! Это ты меня обвиняешь в предательстве? Я! Я! Тяжелый кулак врезался в дерево на пути. В воздухе запахло кровью. — Я пришел к тебе, как к другу! Думал, что ты поймешь, как мне херово! Как меня ломает! У меня жена и нерожденный ребенок умирают! А ты, эгоистичная тварь, тут же одеяло на себя перетянул! Убивать его тут, смотрите-ка пытаются! Если бы я хотел тебя убить, я бы не ныл тут на коленях перед тобой! — А что? Что еще я должен был подумать? — оскалился в ответ Му Цин. Он, может быть, и понимал обоснование собеседника, но остановиться уже не мог. Злость и обида застилали глаза. — Как я должен был отреагировать? Ты, мать твою, полез ко мне целоваться, как будто, мы с тобой что-то большее, чем друзья, потом исчез на полгода, словно и не было меня в твоей жизни, а теперь приходишь ни с того ни с сего и воешь, что твоя беременная жена умирает! — Какой же ты мудак, Му Цин! Да как ты вообще посмел сказать мне такое в глаза!.. — Фэн Синь продолжал разоряться, но слушать его никто уже не стал. Дрожащими руками Му Цин похлопал по карманам. По счастливому стечению обстоятельств он сегодня был в городе, где купил небольшую склянку с экстрактом из его любимых трав для ароматизации. Найдя бутылек, он откупорил пробку и резким дерганым движением вытряхнул содержимое на землю. Зачерпнул воды из реки, чтобы сполоснуть его, вытащил из-за пояса кинжал, который ему в свое время притащил Фэн Синь «на всякий случай, а то ходят тут всякие по лесу», и полоснул по запястью по возмущенные крики однажды близкого человека. Золотые капли тяжелыми гроздьями падали на стеклянное дно, заполняя емкость доверху. — Эй, ты что творишь? — наконец, заметил его представление Фэн Синь. — Вот. Возьми. Этого хватит, чтобы твоя ненаглядная прожила долгую и счастливую жизнь. — Му Цин сунул ему в руки переливающуюся драгоценную кровь и быстро отошел. — И больше не смей появляться здесь, я не хочу тебя видеть. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Му Цин бросился в лес, перекидываясь на ходу в оленя и в клочья разрывая подаренную когда-то в прошлом одежду. Переднюю ногу нещадно саднило — мокрая трава только добавляла боли, хлеща еще не закрывшуюся рану — золото брызгало во все стороны, мерцающими бликами оставаясь на траве и кустах. Му Цину было все равно. Он скакал через боль, обиду, разочарование и ощущение, что его предали. Впервые за его долгое и размеренное существование он четко понимал, что такое — любить кого-то, кто навсегда отдан не ему, кого придется либо делить, либо отпустить. Истории в человеческих книгах заиграли новыми красками, будь они неладны, и что теперь делать с собой, со своими чувствами и страданиями, понятия Му Цин не имел. Где-то в стороне раздался шорох, на который он сразу и не обратил внимания, погруженный в свои раздирающие на части душу метания; затем лай собак, а следом оглушающий выстрел. Му Цина все еще искали, за Му Цином все еще охотились.